Треугольник

Их треугольник устойчив, хоть и не замкнут. Гото Косей любит Юри-чан, Юри-чан любит Тацуми. Сердце и разум Тацуми же принадлежат, кажется, только футболу. И, в общем-то, Косей уже и не против. И почти не болит в груди, когда украдкой она позволяет себе наблюдать за Тацуми, когда тот не видит ничего, кроме зелени поля и тактически схем, и необычно робкая улыбка делает ее милое лицо невообразимо красивым. А после Юри улыбается и Косею, и сама не замечая, хватается за его руку, когда нервничает. Если ей надо - он всегда будет рядом. Нет, не болит. Болит же, когда однажды он застает их в комнате Тацуми: его руки под ее кофточкой, ее пальцы путаются в его вечно растрепанных прядях. Когда они оборачиваются, у Юри-чан губы распухшие, глаза словно пьяные и счастливые. Лампа на потолке мигает и потрескивает. Спиной она опирается об стену, словно ноги не держат. Глядит на него почему-то виновато, и от этого только хуже. Тацуми молчит, и едва ли кто-то однажды поймет что творится в его голове. Косей с улыбкой пожимает плечами и делает себе заметку, что завтра надо вызвать электрика. И долго-долго курит (хотя обычно нет), сидя на корточках, возле машины: в одиночество дома почему-то совсем возвращаться не хочется. Потому что он знает, что ему сегодня приснится. Походку Тацуми, слегка неровную из-за травмы, торопливую, он узнает, не открывая глаз. С трудом тот присаживается рядом и молчит - и от молчания этого Косея вдруг накрывает. - Какого черта тебе здесь надо, сволочь! - рычит он сквозь сигарету в зубах и вздергивает за воротник Тацуми на ноги. - Если в штанах горит, - шипит Косей, - Скажи только, сходим в какой-нибудь бар на Роппонги и подберем девку какую захочешь. Или если лень оторвать задницу, скажи, я сам тебе вызову, даже за счет клуба. Но если Юри-чан тебе не нужна, мучить ее не смей. Усмешка на лице Тацуми отчего-то становится горькой. - Мне нужна Юри-чан. - достает он еще одну сигарету из пачки в кармане Косея, подкуривает от его огонька. - Но ей-то от меня нужно больше. Очередное дурацкое объяснение в стиле Тацуми, которое Косей не может понять. И не хочет, наверно. Может напиться бы, да в одиночку не хочется. Но много позже однажды они напиваются - два трудоголика, которых дома никто не ждет, и один, который и так уже дома, под Новый Год, когда клубное здание становится пустым и словно неживым. У Тацуми в комнате как всегда бардак, и есть бутылка отличного виски прямиком из-за моря. Как подростки они хватают крепкое и обжигающее прямо из горла, заедая найденным печеньем из огромной сумки Юри-чан. Втроем они смеются над байками Тацуми, беззаботно болтают, и рядом с двумя самыми близкими людьми ледяной узел в груди Косея понемногу развязывается. Мигающая лампа на потолке, которую так и не заменили, вздрагивает и гаснет. Бледный свет фонаря пятном выхватывает худую ладонь Тацуми на колене Юри под строгой юбкой. Ему почти даже не больно. С искренней - почти - улыбкой Косей и прощается. А за окном в густой зимней темноте бушует метель. - Куда собрался, Гото? - хрипловато смеется Тацуми. - Тебе же нельзя за руль. Тени пляшут на его лице, делая похожим на безумца. Впрочем, таким он и был - уж Гото знал лучше многих. Косей мотает головой, отодвигается, пытается сбежать, пока не поздно, что-то бормочет про такси. Но маленькая, горячая ладонь Юри-чан сжимает его пальцы, и словно сломавшись, он опускается обратно на пол. Опрокинутая бутылка катится по полу, разливая остатки. Ковролин пахнет виски, мягкие волосы Юри пахнут виски и губы тоже, когда Косей в первый раз ее целует, осторожно и нежно. Она же маленькая и хрупкая, как ребенок, кричат и бьются внутри остатки совести. Больше всего он хочет, чтобы Тацуми сейчас сломал ему челюсть и выкинул отсюда на улицу. Без штанов - потому что брюки Косея уже валяются где-то в углу, рядом с майкой Тацуми и чулком и трусиками Юри. А чертов Тацуми зарывается лицом в ее шею, острые ключицы, без жалости оставляя засосы на светлой, тонкой коже. Одна ладонь Юри - в его волосах, другой она цепляется за шею Косея, словно тонет. Она тихо стонет, плотно сжимая веки. Поцелуи ее распухших губ достаются то одному, то второму, и в общем жарком сумасшествии Косей уже не успевает себя ненавидеть. Чуть-чуть позже. А сейчас, пока Тацуми целует ее живот и спускается ниже, разводя в стороны острые колени, Косей бережно ласкает ее маленькую грудь с торчащими сосками. Лежа головой на его коленях, Юри выгибается и беззвучно кричит. Бледный свет фонаря освещает ее лицо с горящими щеками и капельками пота на лбу. Если этого она хотела, то пусть так будет. Ему не приходится выбирать, Тацуми решает все сам, уступая ему. Его присутствие не мешает, хотя ощущается постоянно - дыханием, ласками, от которых тело Юри вздрагивает и ее бедра еще сильнее обхватывают Косея. Потом они меняются, и уже Косей смотрит, как на худых лопатках Тацуми от ее ногтей остаются красные полосы. Втроем - даже когда вдвоем, и понемногу это становится уже понятным и правильным. Как будто по другому быть и не может. Юри вырубается первой. В комнате холодной, но ей между ними двумя тепло. Холод гонит остатки хмеля из головы, и Гото пустыми глазами глядит в темноту за окном. Подольше бы не светало. - Завязывай себя грызть. - хрипло шепчет Тацуми. Гото качает головой, но тот только усмехается. - Что я тебя не знаю. Гото с трудом шевелит губами. - Что ты с нами сделал, Тацуми... Тот морщится и осторожно целует Юри в растрепанную макушку. - Ты ей нужен не меньше. А пока есть игра, я никогда не смогу быть ее полностью, так как она хочет. Зато ты, Гото, можешь, и с тобой я готов делиться.Так хорошо получается. - в темноте невидно, но Тацуми улыбается. - Так Юри-чан хорошо. И мне. Всем хорошо, Гото. Подлый прием, но Гото действительно хорошо. Наверное, он должен бы ревновать, но ревновать к Тацуми не получается. Все же он находит в себе сил стянуть с кровати теплое одеяло. - Сумасшедший. - бурчит он, укрывая крепко спящую Юри. С другой от него стороны остается изрядный кусок одеяла - Футбольный болван. Для Тацуми тепла тоже остается достаточно.