Размен

Стив Роджерс разменивает себя на людей, красивые истории и их концы. – Слушай, а ты бы смог завязать со всем этим геройством и, как Клинт, уйти на пенсию? – как-то спрашивает Вдова, спотыкаясь глазами об испачканный копотью и порохом щит в ногах Первого Мстителя. Тот хмурится, судорожно проводит ладонью по волосам и говорит почти уверенно, старательно избегая цепкого взгляда Романовой. – Смеешься? Нельзя сбегать от своего предназначения, прикрываясь надуманными предлогами, Нат. – Просто признай, что ты отдаешь все за ничего. Капитан многозначительно усмехается, но молчит. – Ты никому ничего не должен, Стивенс, а потому, перестань бесцельно отдаваться миру. – она поднимается и натужно шепчет. – В конце-то концов, позвони наконец той девушке. Наташа огибает его и уходит. Уходит, почти не замечая того, как сталь голубых глаз плавится в печи ее фраз, разящих куда-то под ребра; уходит с содроганием, почти не цепляясь за то, как от стойкого солдата остается тот тщедушный паренек из Бруклина, который с детским упорством, наперебой, горланит о справедливости. Она так и не научилась уходить по-другому. А Стив Роджерс продолжает разменивать свои старые принципы на ненавистные, для Романовой, добродетели. Наташа Романова разменивает себя на жалкие воспоминания и красивый конец, чтобы потом можно было рассказать. – Мне кажется, ты упиваешься своей болью, – заявил как-то Стив, вытаскивая Вдову из очередной передряги, по привычке, на руках. – О чем ты? – она непонимающе вскидывает бровь и сжимает челюсти сильнее: то ли от острой боли в раскуроченном боку, то ли от простой истины, так некстати сорвавшейся с уст Роджерса. – Не юли, Романова. Заново вскрывая свои старые раны, ты далеко не уедешь. В конце-то концов, ни у тебя одной тонны разочарований за спиной. Или ты думаешь, что каждый раз собирая грудью пули, сможешь найти дивное искупление своей жизни? Стив смотрит остро, вперед, по обыкновению, и, по обыкновению, говорит прямо, да так, чтобы потом нутро разрывало от ядерных бомб самобичевания, вперемешку с отчаянием. Наташа почти не подает виду, лишь опускает рыжую голову ниже и смыкает так внезапно опустевшие кобальтовые очи, закоулками сознания поражаясь проницательности Капитана. Она сгорает и смеется. – Будет, что рассказать остальным, а?.. Роджерс резко останавливается, сильнее сжимая плечи и ноги женщины. – Я готов разделить твою агонию. Просто перестань искать геройской смерти, чтобы увековечить себя в сказках о Мстителях. Наташа впервые не знает, что ответить и впервые хочет стиснуть кого-то в благодарных объятьях, дабы обличить себя. Но вместо этого, глотая кровавые слюни и захлебываясь в жиже из собственных страданий, цедит: – Не бери на себя слишком много, Роджерс. Стив улыбается, вдыхает в себя странную смесь корицы, крови и пороха, восстанавливая былую сталь лазурных глаз. Романова же, позволяет себе тлеть в остатках боли и тела Капитана; невольно расслабляется в его руках, чтобы прикоснуться к мысли: будь они обычными, возможно, у них что-то да получилось. Стивенс всегда разит точно в цель. Наташа Романова начинает считать, что жалкие воспоминания не обнимут, не поцелуют, не скажут, что ты обязан жить. А продавать себя на рассказы слишком не предусмотрительно с ее стороны. Стив Роджерс разменивает истину на горькую ложь. Обычно, у Наташи глаза коршуна, улыбка до ужаса саркастичная, а поза неуместно властная; вот только сегодня почему-то надет взгляд загнанного зверя, привычный изгиб губ ломается от догм, а стан до смешного сутул. Стив, по глупости, списывает все на приевшиеся игрища. – Ты все же позвонил той девице? Прости, не помню, как ее зовут. – Да, – Роджерс нагло врет в миловидное лицо Романовой, ломая пальцы за спиной, зачем-то надеясь, что шпионка раскусит его детские увиливания. Она видит. Видит и как-то обреченно принимает правила игры. Во всяком случае, Капитану так кажется. – И как оно? По-старинке, свидание в парке или за чашечкой кофе? – в голосе женщины «кладези добродетели» чудится слабина. – Я еще не решил, мы просто говорили, – его колотит от лжи, его режет от слепящей истины, которая – бельмо на глазу. – Вот оно как. Я рада, Стив, – Романова улыбается почти искренне, почти облегченно и под нос говорит что-то на русском. Капитан чувствует тошнотворный привкус тщедушного мальца из Бруклина, который пытается угодить всем и, в конечном итоге, как бы не было больно признавать, выходит сухим из воды. Почти сухим, украдкой проносится в больной голове и, на мгновение, Стив ненавидит Вдову и обстоятельства за то, что его язык начал учиться неумело врать. Наташа молчит вечность, как ему кажется, а потом, что есть сил, сжимая локоть, обтянутый кожей куртки, накрывает сухими губами его обветренную щеку. – Не упусти синицу, – срывается на выдохе куда-то в волевой побродок. Он тонет в пучине своего эскапизма, наблюдая где-то из-под колпака за тем, как Романова порывается уйти. Реальность больно хлещет по щекам. – Нат!.. Пламень волос всегда излишне отрезвляюще действует на морскую лазурь. – Если я скажу, что хотел пригласить именно тебя в парк, по старинке, или в кафе, каким был бы твой ответ? Наташа теперь только палкой копошится в углях, только более уверенно покрывает мазью старые раны и затыкает себя перед рассказами о геройских эпосах. Она стирает кобальт глаз и горько усмехается. – Я отвечу, что ты итак достаточно разделил мою агонию, Стив, а потому, тебе незачем прыгать выше своей головы. Романова рвано качает головой, перебирает онемевшими ногами, скрываясь, оставляя аромат корицы и пороха. Стивенс покрывается плесенью. Стив Роджерс, с присущим упорством, разменивает боль на пустоту. Наташа Романова и Стив Роджерс бездумно кидают будущую жизнь на островки существования. Черная Вдова продолжает собирать грудью пули, предназначенные для Капитана Америки, без мыслей о сказках про Мстителей и желания поведать приторно-геройскую историю. Первый мститель продолжает биться за красочные истории и вязкую ложь, чаще обычного сжимая тело шпионки в крепких объятьях. Они стойко разменивают себя, как смятую прозу, как дешевую историю на коррозию в кобальтовой стали глаз, на мученическую тень усмешки в кончиках губ, на неестественно сгорбившуюся осанку; как обычно, разменивая друг друга на красивые истории и их концы. Стив Роджерс и Наташа Романова покорно подстраиваются под этот размен жизни.