Улыбка, которая не улыбается

Югири знала, что это сон, потому что майор её не спас. Вокруг снова и снова вырастали огромные человеческие фигуры — до отвращения чёткие и реальные, только глаза и рты у них были тёмные, насквозь гнилые и до жути страшные. Их становилось больше и больше, и все твердили — эспер… ненормальная… чудовище… чудовище… К этому девочка привыкла, привыкла давно, но всё равно было обидно и страшно до слёз. Чем сильнее Югири боялась их, тем сильнее Югири ненавидела, и сила вырывалась из-под слабенького контроля и накрывала людей с головой. Югири зажмурилась, а потом заставила себя распахнуть глаза. Это сон — нет ни майора, ни Момотаро, ни даже новенького. Никого нет, а на самом деле они всегда рядом. Слёзы катились из глаз, хотелось закричать, но люди (чудовища?) растаяли и превратились в темноту, темнота — в её каюту на «Катастрофе», с уютной тумбочкой и слабо горящим ночником. Сев на постели и свесив босые ноги, девочка протёрла глаза кулаками. Слёзы настоящие, обида настоящая, враги приснились. Пятно света вокруг лампы самым краешком касалось Момотаро — пушистый защитник спал мёртвым сном, правда, смешно подрыгивал задней лапкой, будто играл с кем-то в футбол. Югири тихонько хихикнула и легко спрыгнула на пол. Потом перевернула одеяло, с деловитым видом натянула какую-то кофточку поверх ночнушки — подарок нее-сан, — и выбежала за дверь. В коридоре оказалось очень ярко, и она неуверенно остановилась, жмурясь. Глаза болели от слёз, а тут ещё и свет. Подождав немного, Югири вприпрыжку пошла вперёд — майор может быть где угодно, но нее-сан часто находила его в той большой каюте, значит, и Югири найдёт. На «Катастрофе» не было страшно — здесь светло, тепло, сухо и весело, и даже если ты бежишь одна по пустому коридору, это не пугает! Югири не знала, почему, но здесь ей было хорошо. А снаружи — плохо, даже если с ребятами. Слишком много нормальных вокруг, и все смотрят косо, затравленно и зло.  — Шоса? В первую минуту Югири немного испугалась его. Майор был там, где она искала, только он её не заметил, сидя в высоком кресле и напряжённо глядя перед собой. Девочка решила не мешать и немного потопталась на пороге; такое лицо у него было перед боем, или когда кто-то делал что-то нехорошее. Кто-то с корабля, но ведь сейчас ночь и никакой угрозы нет.  — Шоса, — шёпотом позвала Югири, вцепившись пальчиками в край ночнушки. Она боится людей, а не майора. Всё хорошо.  — О, ты не спишь? — заметив её, майор улыбнулся и медленно выпрямился, затем похлопал ладонью по коленям: — Иди ко мне. Плохой сон? Югири знала, что он никогда её не выгонит, но всё равно обрадовалась и облегчённо выдохнула, забираясь на довольно высокое для неё местечко. Длинные и сухие пальцы ласково погладили её по голове — можно говорить.  — Люди, — начала девочка и запнулась. Стало страшно и грустно, снова, как во сне. — Злые… Не хотят, чтобы я жила.  — Это их проблемы, Югири. И так со всеми эсперами, — он смотрел куда-то вдаль, не на неё, но ладонь оставил на голове — Югири так было уютнее. — Люди всегда были жестокими, и они становятся только хуже… Что-то ещё?  — Чудовище, — совсем тихо добавила Югири. — Я.  — Не ты, — мягко поправил майор. — Чудовищ люди выдумывают сами, мы для них — всего лишь отражение их собственных страхов. У нас якобы нет прав, и этим они прикрывают свои зверства… Обычно он выбирал слова попроще, когда говорил с ней. Девочка деловито кивнула. Она ничего не поняла, но шоса явно думал о чём-то важном, что она поймёт, только когда вырастет. Когда вырастет…  — Шоса?  — Да, Югири?  — Если я не чудовище, я тоже вырасту? Недоумение и лёгкий смешок:  — Конечно, почему ты спрашиваешь?  — Я хочу, — разгорелась Югири, поёрзав на его колене, — я хочу понять, почему. Почему они злые… на меня. И почему так смотрят, говорят такие слова. Когда я вырасту… — Майор слушал молча: она никогда столько не говорила. — Когда я вырасту, вы будете рядом, шоса? Очень странно, но Момотаро тоже говорил, что майора трудно понимать. Почему он не обрадовался? Югири представляла это так — она становится выше, потом сильнее, потом красивее, носит платья и брюки, как у Момиджи-нее-сан, и умеет высоко-высоко летать, как Маги-сан. Югири — взрослая, и она помогает тем людям, которые всегда помогали ей. И, конечно, в первую очередь — помогает майору! Шоса ответил не сразу, долго и проницательно разглядывая её лицо. Югири слегка покраснела, но не отвернулась: майор не страшный, это люди злые и боятся его, потому что сами во всём виноваты. Он хотел было что-то сказать, потом передумал и снова улыбнулся, но это была не та улыбка, с которой он обычно встречает Югири. Другая, девочке было трудно объяснить. Горечь… Как если скушать кусочек перца в супе. Или увидеть что-то неприятное. Была бы она взрослой, подобрала бы слова. Улыбка, которая не улыбается.  — Конечно, — очень тихо сказал майор и крепко обнял её за плечи. — Я буду рядом, Югири. Она не выдержала и засмеялась, звонко и весело, потому что всё было хорошо. Сны приходят и уходят, людей на корабле нет и не появится, и Югири будет расти! Расти и становиться умнее и сильнее, чтобы потом, через много-много лет, шоса был рядом и гордился ею. Югири заснула в объятиях ставшего родным человека с улыбкой на лице. Дождавшись, пока она задышит ровно и тихо, Хёбу выдохнул и поджал губы, откидываясь в кресле и долго глядя в одну точку, до самого утра.