***
С утра ситуация не изменилась. Ричард все равно пришел к нему, сияя изогнутой улыбкой, и сообщил, что Гэвин теперь в полной его власти. Ну, точнее это звучало дословно «я ваш напарник», но Рид счел по-своему. И, к своей чести, он не орал так, как, например, орал Андерсон. Он гордо и храбро кивнул этому плевку судьбы и сделал вид, что принял и понял все. Легкость после вчерашнего задержания до сих пор не выветрилась, а Гэвин даже успел неплохо отоспаться, а хорошее настроение — не такой уж и частый гость. Портить его какими-то пластмассками — скажете тоже. Ближе к середине дня Фрэнк попробовал встать на крыло — кривовато, но пролетел по всему отделу. Однако засев на столе кого-то из коллег Гэвина, прямо сказал, что обратно не полетит. Тому пришлось вставать со своего места и забирать переоценившую свои силы птицу. Именно поэтому он оказался там. Небольшая ниша, где никто не ходит в спокойное время: там шкаф с тяжелым и серьезным оружием, для штурма или задержания большой группы людей. И тем более Рид не ожидал увидеть в этом месте кого-то. Особенно Коннора, у этой машины вообще-то не было привычки слоняться по всему участку без дела, а к работе своей он подходил ответственно. А потом Гэвин увидел. Там, в руках андроида, маленькая птица-пересмешник, Коннор осторожно держал ладони, на которых сидела пташка, а Гэвин медленно осознавал. Ни у кого в отделе больше не было птиц. И у андроида на руках сидел его собственный деймон. Деймон для андроида. Фрэнк щелкнул клювом, одним коротким звуком выражая все эмоции. Гэвин делает неосторожный шаг, задевает плечом стену, и ткань пиджака громко шуршит по неровной краске. Коннор вскидывает голову, затравленно глядя на Рида, а пересмешник юркает под воротник его одежды, прячась там. Все это заняло пару секунд — а потом Коннор опустил голову. Плечи как-то подозрительно дрогнули, диод взорвался красными и желтыми вспышками настолько интенсивно, что Гэвину показалось, словно лампочка горела не двумя разными цветами, а одним, рыжим. Коннор продолжал молчать, как партизан, даже не предпринимая попыток объясниться или оправдаться. Возможно, понимал, что именно этого Гэвин не потерпит. Он был напуган, понял Гэвин. Напуган до такой степени, что даже с места сдвинуться не мог. И Гэвин, пожалуй, тоже сильно нервничал. Деймон у Коннора буквально с треском ломал вообще все, к чему Рид привык, но тот этого пока не осознавал. Он понимал это головой, но осознание еще не появилось. Такие вещи приходят сильно позже. Сейчас же Риду было очевидно, что он не имел права уйти просто так. Он не мог развернуться, закрыть глаза и забыть обо всем. Это было бы не только чертовски, чертовски плохо по отношению к Коннору — данная мысль, пожалуй, не так сильно волновала, — это не давало ответов ни на один вопрос. Деймон. У андроида. Деймон. Вторая половина души человека. Для андроида, у которого есть человеческая душа. Поэтому Гэвин открыл высохший рот и хрипло спросил единственное, на что имел право: — Как его зовут? Шок почти карикатурно вырисовался на правильном лице андроида, из-под воротника показался самый кончик клюва. — Даниэль, — сбивчиво проговорил Коннор, пока птица перебиралась обратно на плечо. — Я назвал его Даниэлем. За именем явно стояла какая-то история, но Гэвин не хотел в этом разбираться. Гэвин просто кивнул ему и быстро вернулся на рабочее место. И уже там, когда вокруг никого не было, когда он сидел совершенно один в отделе, — кажется, остальные ушли на обед, — Гэвин со стуком положил голову на стол. — Как это произошло, Фрэнк? — тихо спросил у деймона Гэвин. — Не имею понятия, — пустельга взъерошил перья: ему это тоже не нравилось. Что-то было такое… неправильное, ломающее, когда давно взрощенные убеждения разбивались о какую-то мелочь. Гэвин чувствовал себя принцессой на горошине. Десятки матрасов, десятки принципов и уверенностей. Андроиды — машины. Андроиды — ненастоящие люди. И вот. Деймон — горошина, пробивавшая по Гэвину даже сквозь все принятые понятия. Он мог бы не обращать внимания, но эта горошина оставляла на теле синяки, на которые так просто не закрыть глаза. — О, детектив, боюсь вас разочаровывать, но перерыв закончился. Конечно, Ричард нашел его именно в таком положении, сгорбленного и неплохо напуганного приходящим волнами осознанием. Гэвин поднял взгляд и осмотрел робота с головы до ног, и, будь Ричард человеком, он наверняка смутился бы. Но вот кто-кто, а Ричард — машина до материнских плат своих титановых костей. Гэвин даже как-то разочарованно хмыкнул. Где Ричард — прямой, эмоционально придерживающийся лишь одной тактики, нескончаемой и не всегда уместной иронии, и где Коннор — живой, по-человечески гибкий в поведении, каждая эмоция — на диоде или на лице. Коннор заслуживал деймона. Ричард, наверное, не заслужил бы никогда. — Разберусь сам, железяка, — впервые по-настоящему невежливо и грубо ответил Рид. — Следи за собой. — Как скажете, детектив, — губы изогнулись в усмешке, а Ричард сел за свое место. Гэвину было сложно теперь работать, Ричард казался ему сломанным. Неправильным. Хотя это именно Коннор — ошибка, именно в Конноре ожило что-то такое, что послужило подспорьем для появления деймона. Какой умник придумал сделать их такими одинаковыми? Гэвин смотрел в лицо Ричарда, а видел перед собой исказившиеся в порченой самоуверенности черты Коннора. Весь оставшийся день Рид поглядывал на оригинал: андроид сидел рядом с Андерсоном, а его деймон где-то очень хорошо прятался. А вечером его выловил Хэнк у самого участка и с силой припечатал к кирпичной стене, да так, что Рид стукнулся головой о кладку, а Фрэнк неаккуратно свалился с плеча, с трудом приземлившись на асфальт. Где его и прижал к земле Сумо. — Если хоть кто-нибудь… — угрожающе начал Андерсон, и Гэвин сразу же понял, о чем шла речь. — Не находишь, что у меня за сегодня уже была сотня возможностей поделиться этим радостным событием со всем участком? — прошипел, перебив, Рид. Хэнк продержал его еще пару секунд, а потом отпустил, принимая слова за обещание. Сумо отошел на пару шагов назад, отпуская пустельгу. Гэвин поднял Фрэнка, позволяя ему забраться на облюбованное плечо, и развернулся, собираясь продолжить путь домой. Хэнк не стал ему препятствовать. Он просто посмотрел тому вслед и бросил в спину усталое, но очень значимое: — Теперь ты должен понимать. И, да. Гэвин понимал. Понимал настолько хорошо, что по приходе домой вместо обычного душа и ужина, вместо привычного футбола перед сном на седьмом канале, вместо крепкого и здорового сна — напился. Напился вдрызг, в полный ноль. Пятница, говорил себе Гэвин. В пятницу можно немного выпить. Для здоровья. И плевать он хотел, что такое количество алкоголя нельзя назвать здоровым. И на то, что завтра весь день голова будет чугунная, он тоже плевать хотел. Он вспоминал рассерженное лицо Андерсона и немного мечтательное — Коннора и в пьяном угаре верил, что начинает понимать, откуда у андроида деймон.***
Новость про деймонов у андроидов все-таки проскочила в прессу и СМИ почти через месяц. Это, конечно, не Гэвинова вина, и тем более не вина Коннора или Хэнка. Просто у некоторых андроидов начинали появляться деймоны. И это не прошло бесследно. Вообще-то об этом трубила вся Америка, особенно когда предводитель андроидов Маркус заявился на встречу с прессой, а вместе с ним в телестудию медленно вошел огромный ярко-рыжий тигр. Еще две недели Коннор прятал пересмешника в рукавах да в воротнике, словно фокусник голубей, но и его деймон все-таки обрел известность. Рид сам видел, как восхищалась Тина и как доверчиво прыгала птица по ее пальцам. А Ричард… что ж. Ричард изгалялся весь месяц, каждый новый день вываливая неприкрытый сарказм и черную насмешку, и Рид распалялся почти что каждый раз, Гэвин бесился. Ричард задевал что-то такое, что задевал раньше двоюродный брат. Колкой фразой, справедливой, но излишне жестокой насмешкой. У них даже глаза были похожи: прозрачные, почти бесцветные, только у Ричарда они уходили в серизну, а у Элайджи были до голубизны водянисты. Гэвину не удалось нормально начать общаться с ним — будто что-то мешало, Ричард начинал выстраивать вокруг себя стену из иронии каждый раз, когда тот обращался к андроиду, и Гэвин не мог это терпеть. Пожалуй, единственный день, когда они нормально общались, — это тот самый первый. Пока Гэвин был слишком измотан, чтобы огрызаться, и просто старался не принимать манеру общения навязанного Фаулером напарника близко к сердцу, а Ричард еще не до конца выучил, чем же именно можно выбесить Гэвина до сжатых кулаков. — Ты вообще девиант? — как-то в пылу спора рыкнул Рид. — А у вас есть повод сомневаться, детектив? — Ричард выгнул бровь и мимолетно улыбнулся. Глаза остались холодными. — У них хотя бы есть разные эмоции, а не одна зацикленная, — рявкнул Рид, заканчивая разговор. А потом появились деймоны. Ричард как-то притих на пару дней, накопил, видимо, яда побольше. И вылил на Гэвина буквально ушат неуместных насмешек. Будто старался не просто отыграться на Гэвине. Будто что-то его расстроило, и он пытался почистить наполнившуюся темными переживаниями душу. Гэвин долгое время был уверен, что никогда себе не простит того, что полез с ним драться. Но Ричард прошелся по его внешнему виду, прошелся по пятому стаканчику кофе за вечер, прошелся по помятой рубашке и синякам под глазами, по неверно заполненному отчету. А потом втянул в это Фрэнка, завуалированно назвав птицу — курицей, а деймонов вообще — бесполезным придатком. Когда кулак проехался по жесткой скуле, сдирая псевдоскин и пачкаясь в тириуме, Рид четко осознал, что зря вообще в это влип. Проще было бы промолчать, но горячая кровь и уязвленная гордость — и, боже, как эта машина вообще смел трогать его деймона?! — дали о себе знать. Они были на улице, но прохладный ночной воздух никак не остужал разгневанного Рида. И, честно, Гэвин даже предположить не мог, как и когда именно его рука, схватившая Ричарда за горло, вместо того чтобы стиснуть — притянула машину ближе. И почему вообще, вместо того чтобы оттолкнуть, Ричард прислонился ближе и сжал Гэвина в подобии объятья, таком крепком, что куртка тихо затрещала. Пластиком не отдавало. У Ричарда был чертовски похожий на человеческий рот, чересчур гибкий, но при этом практически гладкий язык, жесткие и острые зубы. И Рид не понимал, как вообще так получилось, что они с андроидом вместо хорошей и правильной потасовки — в которой он точно проиграл бы этой машине для убийств — целовались на заднем дворе центрального полицейского участка. Руку с горла он так и не убрал, второй ладонью выкручивал волосы андроиду, когда как тот просто сдавливал пальцы на боках до синяков и прижимал предплечьем позвоночник. Хлопнула дверь, как гром среди ясного неба, кто-то вышел из участка покурить, и Рид отскочил, с трудом вырвавшись из хватки. Позже совместным с Фрэнком мозговым штурмом было решено к андроиду больше не приближаться. И не отвечать больше на подколки. И не вспоминать, как правильно лежали чужие руки на талии и как приятно чужой язык вылизывал его рот. Нет, нет и нет. Спокойное время, Гэвин просто сделался глух ко всему, что говорил Ричард, уворачивался от всех попыток физического контакта и, в общем-то, делал вид, что андроида для него не существует. А потом по отделу открыто начал летать пересмешник, а Ричард словно с цепи сорвался. Причем доставалось теперь не только привыкшему Гэвину, но еще и почему-то Коннору. — Успокой своего андроида, Рид, — недобро попросил Хэнк, пока улыбающийся, но явно расстроенный Коннор пытался отбиться от словесной атаки Ричарда. Гэвин хотел послать Андерсона в пешее эротическое, но в какой-то момент передумал. Он просто посмотрел на выражение лица Ричарда и неожиданно понял. — Эй, железяка! — крикнул через весь отдел Рид. Андроиды повернулись синхронно. Немного затравленный, но осуждающий взгляд Коннора Рид пропустил: он смотрел на Ричарда, а вовсе не на Андерсонову куклу. — Да, ты, эволюционировавший тостер, — Рид для убедительности поманил рукой. — Ну-ка иди сюда. Раньше Ричард ни за что не исполнил бы такой откровенный приказ, раньше он попытался бы все вывернуть так, чтобы это Риду самому пришлось к нему подходить, просто назло. Сейчас он моментально бросил перепалку с Коннором и быстрым шагом направился к позвавшему его Риду. — Вы что-то хотели, детектив? — зацепившись за него глазами, спросил андроид. — Еще как, — фыркнул в ответ Гэвин. — Смотри, какое дело, железяка. Не все готовы терпеть твою образовавшуюся зависть, которая в тебе перебраживается в говно, что ты выливаешь на все вокруг. Гэвин для убедительности тыкнул в грудь андроиду пальцем. Ричард даже не нахмурился — это было странное выражение лица, наполовину раздражение, наполовину дикий, почти маниакальный интерес. — Ясно? — уточнил Рид, так и не дождавшись ответной реакции. — Конечно, — не меняя ни позы, ни выражения лица, ответил андроид. После разговора никому, даже самому Риду, от андроида не доставалось никаких оскорблений. Ричард учился на своих ошибках — на то он и продвинутая модель, — и больше он не выказывал никакого интереса ни к Коннору, ни к его деймону. А потом Рид начал замечать, что взгляд, которым Ричард провожал пролетающего рядом пересмешника, из злобного медленно начал превращаться в какой-то… тоскливый? Да, тоскливый. Ричард смотрел на птицу с плохо спрятанной завистью, но теперь эта зависть, ранее обращенная яростью на Коннора и Гэвина, обратилась вовнутрь самого Ричарда, став грустью и каким-то надрывом. И если первые несколько дней Гэвин как-то задушенно радовался, то потом уже стало не до радости. Андроид, конечно, выполнял все, на что был запрограммирован, но сам сделался мрачным и абсолютно безэмоциональным. Коннор пытался с ним говорить, правда пытался. Рид видел, как наполнялись печалью глаза Коннора каждый раз, когда Ричард обходил его стороной и не внимал ни к обращениям, ни к просьбам. Риду пришлось это сделать самому. Он выловил андроида вечером, буквально силком запихнул в машину. Это не было сложно: теперь все, что касалось напрямую Гэвина, для Ричарда было словно бы слишком важно. Он становился мягким, как пластилин, если Гэвин трогал его и направлял, он исполнял все, о чем тот просил, — а Гэвин просил исключительно редко. Ричард молчал, пока Гэвин угрюмо вез его в свой дом. Последний тоже молчал, но только для того, чтобы не дать себе передумать и не высадить андроида ко всем чертям прямо на обочине. С ним было сложно, но Рид больше не мог видеть, как тот пожирал себя изнутри. Это вызывало какое-то чувство неправильности происходящего. — Выметайся, — притормозив у своего дома, сказал Рид. Андроид послушно вышел. Гэвин закрыл машину, затащил его в дом — и так в темноте коридора и застыл, наблюдая желтый круг на виске Ричарда. Фрэнк слетел с его плеча, подсознательно зная, что сейчас будет, и скрылся в кухне, на своей присаде. — Упрямый пластиковый контейнер, вот ты кто, Ричард, — буркнул Гэвин. И потянулся к губам андроида. Ричард ответил моментально. С тихим рыком перехватил чужие пальцы, зубами оттянул нижнюю губу и прижался так, что не отлепишь. Уже в спальне, когда вся одежда одними стараниями андроида слетела с Гэвина, Ричард впервые посмотрел ему в глаза за весь этот день. Тяжелое желание — странно видеть это в андроиде, сам Ричард не раздевался. Он смазано объяснил это тем, что ему, как андроиду, не нужна разрядка и что необходимых для этого органов у него нет. Достаточно одних прикосновений Гэвина и к Гэвину. Не то чтобы Рид правда удовлетворился этим ответом, но думать резко стало слишком сложно. Ричард вылизывал каждый дюйм его тела, прижимался носом и лбом к ребрам, целовал нежную кожу у подмышек, почти непрерывно издавая какие-то короткие синтетические звуки, напоминающие стоны. Одними руками и ртом Ричард доводил того до исступления, а самому Риду казалось, что он плавится под импульсивными, но осторожными движениями андроида. И когда Ричард размашисто довел его до оргазма — Гэвин стонал громче, чем раньше позволял себе в постели. Ричард остался с ним, обнимая всю ночь напролет, находясь в режиме сна. Гэвин не чувствовал этого, нет, он провалился в сон почти сразу же, успев только насладиться ощущением теплого мокрого полотенца, когда Ричард обтирал его и чистил.***
Что-то мягкое щекотало под носом, и Гэвин чихнул, моментально просыпаясь. Ричард обнимал его со спины, прижавшись лбом между лопаток. Синее медленное мигание диода указывало на то, что Ричард находится в состоянии андроидской полудремы — программа медитативно преобразовывала всю полученную за день информацию, пока андроид лежал в отключке. Гэвин через плечо глянул на Ричарда и ухмыльнулся. Кошмар, конечно. В одной постели с андроидом. Рядом что-то завозилось. Рид резко повернул голову обратно к подушке, готовый то ли обороняться, то ли быстро будить андроида. И застыл. Едва умещаясь на остальной части кровати, положив голову на край Гэвиновой подушки, на матрасе спал большущий черный волк. И никакого сомнения, кому он принадлежит, у Гэвина не было. И, да, скорее всего, нестабильный молодой деймон поменяется еще десятки раз, но волк отлично характеризовал Ричарда. И то, что он сейчас лежал здесь, рядом, говорило Гэвину только об одном. О том, что Ричард наконец отпустил себя, выпутался из сетей программы и зависти — и просто позволил себе полюбить кого-то. А Гэвин оказался прав: только сильное и искреннее чувство позволяет андроиду обрести свою половину души.