Увечье к лицу твоему

      Рыжий юноша в предвкушении возвращался домой, поднимая пыль за собой, несясь по сухой почве. По его лицу ручьями стекал пот, а привычно надетая поверх кофты теплая накидка из волчьей шкуры была завязана на поясе, едва удерживаясь на бедрах.       — Матушка! — Атрей прибежал к родному дому, и, запыхавшись, уперся руками в колени от усталости. — Я все сделал, как ты велела. Теперь можно взять его? — протараторив на одном дыхании, мальчишка с огнем в глазах взглянул на мать.       — Все листья сложил в нужный бункер?       — Да! Совершенно все! — немедля ответил сын, отчего Фэй повеселела, не сдержав хитрой улыбки. Пауза после ответа мальчика затянулась, в приятной летней тишине звучала только одышка ребенка и легкий ленивый шелест листвы во дворе.       — Так могу я,— перевел дыхание Атрей, сглатывая скопившуюся слюну, — могу взять его?       — Да, — прозвучал долгожданный для мальчика ответ. Мать вальяжно поднялась со скамьи, украшенной изысканной резьбой: — Но для начала сходи к ручью да умойся. — Фэй подошла к мальчику и заботливо пригладила его красные волосы, прилипшие от пота ко лбу.       Ее руки показались такими холодными после полного забот утра, но ребенок не дрогнул, когда пальцы коснулись его гладкой щеки, шутливо оттягивая в сторону кожу. Мальчик разочарованно зыркнул на Фэй и недовольно скривился, опуская голову вниз, отчего капелька пота с носа сорвалась и бесшумно впиталась в темное дерево.       — Как только будешь чист, я... — начала Фэй, но была бессовестно прервана своим чадом.       — Но до ручья ведь так далеко! — мальчишка нетерпеливо посмотрел на стол, где лежал лук, призывающий к себе своей плавной формой. Прерывисто выдохнув, юноша со скоротечной обидой буркнул: — Ладно… Я скоро.       Атрей рванул с места так быстро, что руки женщины по инерции двинулись в его сторону, соскользнув с родных плеч, и после легко опустились по швам платья.       — Не к спеху, дорогой! — крикнула Фэй сыну вдогонку.       Мальчик же бездумно бежал к ручью, снимая попутно неудобную накидку, и скидывая заодно свою излюбленную кофту, насыщенный синий цвет которой уже давно выцвел. Обычно он старался более бережно относиться к своей одежде ради мамы, но, когда в доме ждали его самые первые в жизни личные лук и стрелы, он не мог заставить себя следовать всем правилам аккуратности, что были давно заучены пару лет назад под давлением женщины.       Фэй любила порядок и чистоту, Атрей был неуклюжим растяпой; он пачкал все, всегда и везде, нередко вызывая нравоучительные лекции у матери за очередную оплошность.       Мальчишка и сейчас подбежал крайне неопрятно к краю берега, где начинался обрыв, и сразу окунул в прохладу голову, как только подобрался к воде. Кристально чистая родниковая вода быстро остудила горячую кровь юнца, заставляя того вынырнуть. Холодный ручей контрастировал с душным воздухом жаркого лета, из-за чего мальчик пару раз стушевался перед погружением. Маленькие руки упирались в рыхлую землю, опрокидывая вниз сухие куски грязи, что бесследно пропадали в стихийном потоке.       — Б-р-р! Холодна! — окунулся Атрей последний раз, посчитав это полноценным умыванием, и с счастьем на лице побежал обратно, ополоснув напоследок руки и стряхнув скопившиеся капли с коротких волос.       Истоптанная тропинка извилисто вела его к дому, где ждал подарок. Атрей уже видел недовольный взгляд матери, когда приближался к родной халупе: он ведь не подобрал свою опрокинутую одежду… Но она подождет, да и ведь её все равно стирать нужно.       — Не злись, — бодро попросил Атрей, с опаской подходя к вставшей у прохода Фэй, — я все принесу и выстираю, честно! — он посмотрел на нее полными надежд глазами, голубыми, как самые чистые льды в океане. Точно такие же глаза имела и сама великанша, но иногда ей было жаль, что сыну не достался цвет радужки Кратоса: так бы она могла находить в нем хоть что-то похожее от покинувшего их мужчины.       Только память могла помочь в ее безутешных печалях, нападавших, как правило, по вечерам, когда лучи солнца в Мидгарде создавали неуловимую атмосферу, а чересчур активный сын от усталости затихал, позволяя матери погрузиться в раздумья.       Женщина быстро вздохнула, пытаясь припомнить глаза любимого, и грустно усмехнулась. Мальчишка, впрочем, воспринял это как прощение и подбежал к сундуку со своей одеждой, открывая тяжелую скрипучую крышку ларца.       Атрей взял первую попавшуюся кофту и небрежно сменил ее. На участках тела, где осталась вода, ткань неприятно прилипла к телу и окрасилась в более темный оттенок. Оставив ящик открытым, юноша встал напротив лука и невесомо прошелся пальцами по изгибу тонкого темного дерева. Цельный рекурсивный лук смотрелся грациозно, отшлифованные плечи так и манили к себе, чтобы их погладили. Рукоять чем-то отличалась от прежних маминых луков, но мальчик не придал этому значения. Прицел был отделан шкуркой норки, а тетива была сделана из надежного конского волоса, который юноша сразу признал.       Он не мог сдержать глупую улыбку и, закусив губу, посмотрел на матушку с немым вопросом.       — Он твой, — вынесла вердикт Фэй и вытащила из-за спины колчан с дюжиной стрел. — Не знаю, понравятся ли они тебе… Если стрелы будут слишком короткими, то скажи мне, сделаю новые.       Все еще мокрый от вод ручья, мальчик взял в руки небольшой лук, под стать его росту и, ощутив его вес, подошел к маме, забирая самодельный колчан.       — Спасибо… Он прекрасен, и так хорошо подходит мне! — поиграв немного с тетивой, мальчик перекинул через плечо колчан со стрелами. — Пойду скорее опробую его!       Атрей тут же выбежал из дома с ликующим смехом, скрываясь за углом от взора матери.       Женщина прекрасно знала, куда он пошел, и решила сначала прибрать за сыном весь кавардак, уверенная в том, что он этого так и не сделает.

***

      Тем временем Атрей зря времени не терял. Он и раньше стрелял из лука, но тот был сделан под гораздо более высокого стрелка: большой, увесистый, слишком длинный для юного мальчика, рост которого не достигал еще и полутора метра.       Он с придыханием вытаскивал застрявшие в деревьях стрелы, которые действительно были слегка коротковаты. Но это было такой ерундой сейчас, когда у него появился свой собственный лук. Теперь он может помогать маме в охоте, а не стоять столбом, наблюдая за отработанными движениями женщины.       «Когда-нибудь и я стану так же отточено вытаскивать стрелы и так же метко попадать в цель!» — поставил себе задачу Атрей, самую малость огорченный своей неточностью.       Последняя стрела из колчана уже быстрее пристроилась к луку, уверенно сжимаемая тонкими пальцами у еще не изношенного оперения. Лишних движений становилось все меньше с каждым выстрелом, и начинающий лучник начал понимать нехитрый механизм выпуска стрелы и ее полета.       Мама всегда говорила, что он быстро все схватывает. Прямо-таки на лету, точно стрела, что пронзает свою цель в конце полета.       Но за скорость платят качеством.       И это выражение в полной мере относилось к Атрею, поспешный выстрел которого пролетел гораздо дальше от намеченной цели, пропадая в кустах, что вели в лиственный лес.       — Вот же неугодная! — посмотрел в даль рыжий лучник, настороженно поглядывая в разные стороны. Он решил сразу направиться к последней пропавшей стреле через кусты, что скрывали резкий обвал, на другой стороне которого виднелось оперение пропажи, попавшей совсем не в то дерево, куда метил стрелок.       Он знал, что сухая земля, уже месяц как не тронутая дождями, могла сыграть плохую роль в его недолгом поиске; знал, потому и не удивился, когда нога, ступившая на поверхность земли, провалилась вниз.       Полувеликан думал, что сможет напрямую пройти через пропасть, цепляясь за корни деревьев и кустов, что нерушимо стояли здесь всю его жизнь, но проворные руки не успели ухватиться за выпирающие корни, а тяжесть тела потащила его вниз, волоча по обрыву мальчишку.       Атрей сдержанно шикнул, когда за что-то зацепился рукавом, почувствовав неприятный укол боли в руке, словно там прошлось несколько лезвий тупого ножа, и громко вскрикнул, когда острый старый корень сильно полоснул по лицу почти в самом конце его нелепого падения.       Он тяжело приземлился на сухую поверхность, подняв невысокий столб пыли, видневшийся отчетливее в пробивающихся через деревья лучах невозмутимого солнца.       Мальчик мгновенно поднялся, садясь на колени и ухватываясь рукой за левую часть лица, судорожно ища взглядом лук. Цельный корпус подарка был разломан на две равные части в рукоятке, и кажется, Атрей слышал этот предательский треск дерева мгновение назад. На его чистые после умывания ладони тут же хлынула кровь, окрашивая белоснежную кожу с веснушками в алый цвет. Атрей почувствовал, как защипало в глазу, и как капли крови стекали по рыжим ресницам, беззвучно падая вниз. Хотелось заплакать больше от негодования, чем от боли, добавить в этот красный поток и соленый ручей. Совсем молодой лук, а уже не подлежит починке! Юноша с глухим стоном зажмурился и сильнее прижал руки к щеке, но красная жидкость все текла и текла вниз, вырисовывая свои рисунки по коже, покрывшейся мурашками.       — О, во имя всех асов, как же?! Как же! — промычал мальчик в руку, замечая немалый порез на руке, виднеющийся сквозь порванную рубаху.       Стрелок поднялся на ноги и посмотрел наверх, на задетые им корни, выпирающие из подлой рыхлой земли и, не сдержавшись, отчаянно заплакал. Лучник немедля начал подбирать опрокинутые стрелы, торопливо запихивая их в погнутый от падения колчан, не переставая лить слезы.       Потраченная стрела так и осталась покоиться в стволе дерева, ожидая своего часа, пока огорченный Атрей поднимался обратно из западни, удерживая на плече разломанный лук, покачивающийся на темной тетиве.       По шее уже давно пробила себе верный путь нескончаемая струя крови, что пачкала плотную ткань светлой истерзанной рубахи. Стрелок предпочитал не обращать на это внимания, то и дело, жмуря глаз от попадающей в рот и на ресницы жидкости.

***

      — Атрей! Где ты…       Вид перепачканного кровью ребенка выбил из Фэй все слова. Она на ватных ногах встала со скамьи и как зачарованная подошла к застывшему в дверях сыну, опускаясь на колени перед ним.       Мальчик сжимал в руках надломленный лук, тетива которого безвольно повисла, хотя была хорошо затянута всего несколько часов назад. Колчан с погнутыми стрелами тоже выглядел хуже, чем прежде. Все это вызвало множество вопросов, но самое главный из них касался отнюдь не лука и стрел.       Почти половина тела ребенка была окрашена кровью, что впиталась в белую кофту, порванную в нескольких местах. С руки падали алые капли, а мальчик виновато смотрел вниз, не смея поднять своих заплаканных глаз, слезы из которых простелили чистые дорожки по красному от крови и стыда лицу.       — Прости меня, матушка… Я упал с обвала у леса… И сломал почти все, — тут его голос подорвался. Юноша гулял взглядом по сломанному луку, перепачканному в его крови, будто искал в нем свое оправдание. — Я думал, что перелезу, но земля… Земля была…       — Во имя всех девяти миров, Атрей! Тебе больно?! — частично Фэй видела, где начинались многочисленные порезы на лице сына, но все не могла в это поверить, цепляясь за каждый красный след на своем сыне, пораженно протягивая руки к его лицу.       — Нет… — солгал Атрей и скорчил гримасу, полную горькой вины и посмел мельком взглянуть на мать.       Ее лицо было спокойно, она не злилась, не смотрела на сломанное оружие; она тревожно рассматривала его лицо, часто моргая. От такой реакции покалеченные ссадинами руки крепче схватили разломленное дерево. Юноша чувствовал, что заслуживает сейчас серьезного наказания, но отнюдь не заботы.       — Пойдем к ручью, умоем тебя, — мать с тревогой решилась взять на секунду его голову в руки, стараясь не задеть раны, и успокаивающе поцеловала в макушку, в которой остался песок.       — Ты не огорчена? — удивился стрелок, с долей осуждения поглядывая на маму. — Я сломал лук и колчан, а еще…       — Это все ерунда. Ты лучше скажи, почему ты пошел к обвалу? Я думала, ты пойдешь тренироваться к нашей любимой равнине с деревьями с белыми стволами, — задумчиво проговорила мать, озадаченно переводя взгляд от одного столика к другому.       Женщина быстро взяла несколько тряпок, какой-то пузырек с темной жидкостью и за руку повела свое незадачливое чадо к воде, где он совсем недавно умывал свое нетронутое ранами лицо по ее просьбе.       — Не знаю, — вновь наврал Атрей, удивленно смотря на мать снизу вверх. — Я… Я… Просто там не так давно пробегал лис… Я думал, что если вдруг встречу его, то сразу подстрелю и принесу домой как добычу.       На лице Фэй заиграло сожаление, и она чуть замедлила свой широкий шаг, за которым еле поспевал ребенок.       — Останутся увечья, да?       — Такие увечья будут только украшать тебя, милый.       — Правда?       — Да, я не стесняюсь своих шрамов и ты тоже должен быть горд за них. Воспринимай это как своего рода урок — за каждый шрам ты должен пройти по одному уроку.       — Да, кое-что я точно изрек из этого урока, — глупо и виновато улыбнулся мальчик, все еще крепко держась за сломанное по его вине оружие. Раненая щека защипала еще сильнее, и он поспешил насильно избавиться от улыбки. — А у моего отца тоже есть шрамы?       — Да… У него много шрамов.       — И на лице тоже?       — И на лице тоже.       Атрей с тех пор улыбался реже обычного, чувствуя отвращение к своей неуклюжести и беспечности. Раны на лице и руках медленно, но верно заживали, вот только исправиться в своем поведении было куда сложнее. Однако ради Фэй, ради ее доброй и душевной улыбки он будет аккуратнее впредь во всем.       И сделает себе новый лук сам. Пускай не такой изысканный, как сделала бы она, зато это будет его честная и заслуженная работа, за поломку которой ему не будет так бесконечно стыдно и горестно.

***

      Стрелок сидел на холодном каменном полу и смотрел на стоящего поодаль отца. Кратос всего несколько минут назад прикончил Магни. Бога.       Сын воина пребывал в отстраненном состоянии, с опаской поглядывая на спартанца, подозревая того во многих недосказанных тайнах. Магни и Моди были богами, но воин почти что в одиночку управился с ними, словно был им ровней. Кто же он после этого, если не бог?       Оскорбляющие слова братьев в адрес матери оставили ощутимый осадок на душе.       «Какие глупые провокации», — думал мальчик, анализируя прошедший бой, — «Как только мог я повестись на это?» — недоумевал он, хотя и чувствовал до сих пор удушающую ярость на них за те непристойные выражения. Они оба были недостойны даже ее ногтя, а очернять ее честь своими грязными ртами тем более. Впрочем, один из них уж точно умолк навека.       Атрей со злости не удержал кашель, выпускающий кровь на руку, по привычке поднесенную ко рту. Если бы он привык кашлять в воздух, то отец бы и не заметил ничего и не настоял бы на небольшом привале, прежде чем отправиться в путь.       Он устало взглянул на свою руку и перевел взгляд на Кратоса, за спиной которого виднелся рог Мимира. Отец уже давно пристально смотрел на сына, из-за чего Атрей нахмурился и инстинктивно спрятал руку, подозрительно глядя исподлобья на силача.       — Откуда у тебя эти шрамы?       — Что? — растерялся мальчик от неожиданного вопроса. — А, на лице?       — Да.       Голубые глаза безучастно посмотрели на приставленное к стене оружие, созданное на славу, с безупречным вкусом кузнеца Синдри. Оно, конечно, тоже было сделано с душою, но далеко не с такой теплой материнской любовью, как его первый лук…       Атрей вспомнил тот день, когда он взял легкое дерево в руки, когда он получил эти нелепые раны, как мать отмывала его от крови в жаркий летний вечер, как она бережно промывала неизвестным ему раствором каждую рану. И за честь дорогой матушки стало еще обиднее.       Лучник хотел тоскливо улыбнуться, отчего бы его лицо просветлело, но он только поднял голову выше, устремляя холодный взгляд на ожидавшего ответа воина.       — По глупости, — мальчик достойно удержал кашель внутри, не отводя взгляд в сторону, — Не в бою.       — И хорошо, что не в бою, — монотонно ответил воин, плавно отворачиваясь от сына. На юношу тут же устремились заинтригованные глаза пророка. — Когда тебе станет лучше, отправимся к ведьме.       — Да мне и без привала было хорошо! — не сдержался юноша и болезненно схватился за грудь, громко закашляв.       — Я не слеп, чтобы не заметить твоих приступов, мальчик.       — Я тоже не слеп, чтобы не заметить... Не важно.       Между отцом и сыном возникла тяжелая пауза. Мужчина грозно взглянул на ребенка через плечо, а тот в свою очередь злобно оглядывал высокую фигуру с перемотанными грязными бинтами руками.       — Ты отдохнул предостаточно, — выплюнул Кратос, словно вынес приговор, с презрением оглядывая старые и новые следы от ран на лице своего сына.       — О том я и толкую.       — Друзья, вас сближает гораздо больше, чем разъединяет, — не смогла удержаться старая голова, встряв в мелкую семейную перепалку. — К чему эта пустая вражда, когда на вас теперь будет вести охоту сам Тор?       Мимир продолжал вещать свои миротворные речи, а Атрей уже был далеко в своих светлых воспоминаниях. Одна дрожащая рука коснулась неровной щеки, пока другая на автомате подняла тяжелый лук. Рубцы на коже уносят юного стрелка туда, куда на самом деле он так не хочет возвращаться.