Не с тобой

Джаред воткнул меч в песок и, подперев им щит, растянулся прямо на земле, с блаженством сунув голову в образовавшуюся тень. Утро, а солнце уже палило нещадно. Впрочем, как всегда. Некоторое время он лениво наблюдал из своего импровизированного укрытия за Колином, который выезжал Буцефала. Приятель млел от этого коня, тащил всякие вкусняшки для него тайком от лошадника Рикардо, который орал, что это они, мол, могут жрать всякую хрень, а у чистопородных скакунов свой сбалансированный рацион. Чистопородный Буцефал фишку просек быстро и, всякий раз видя Колина, сразу же тянулся мордой к его карманам за несбалансированным и вредным угощением. Колин пользовался каждым удобным случаем, чтобы погарцевать на своем испанце. Ну, как ребенок, право слово. Хотя, надо отдать ему должное, ирландец оказался непревзойденным наездником, на отбитую задницу жаловаться давно перестал и на лошади держался так, словно на ней же и родился. Никто из актеров, за исключением разве что Джонни Майерса, не достиг такого уровня мастерства. Джей зевнул и, скрестив руки на груди, закрыл глаза. Все-таки три часа сна маловато. Хорошо, что сегодня предстояли сцены, где он выступал в роли статиста без единой реплики. Напряжение первых дней осталось в прошлом. Хотя ему до сих пор хотелось перекреститься при одном лишь воспоминании о том, что происходило во время съемок сцен эпичной битвы при Гавгамелах, которые длились три недели. Ничего более изматывающего ему до этого испытывать не доводилось. К счастью, работа здесь в Марокко близились к своему завершению. Впереди ждал Лондон. — Эй, Джа, ты спишь что ли? Джаред приоткрыл один глаз. Над ним возвышалась мощная фигура Элиота Коуэна. Улыбаясь во весь рот, он разглядывал поверженного хилиарха. — Что, славно погудели вчера с Колином? — понимающе поинтересовался он. — Славно, — проворчал Джаред. — Спать-то хоть ложились? — Ложились. — А… — Элиот открыл было рот, чтобы задать очередной вопрос, но Джей перебил его, приподнявшись на локтях. — Элиот, ты ведь куда-то шел? — Ну… — Ну, и иди себе! — и он снова нырнул под щит. Коуэн постоял немного, потом пожал плечами и поплелся в сторону трейлеров. Джаред устроился поудобнее, вновь закрывая глаза. Улыбнулся, вспоминая. … Ее волосы пахли солнцем и ветром. Пахли пустыней. Он раньше и представить себе не мог, что у безжизненной пустыни может быть свой запах, но тогда ассоциация родилась моментально, едва лишь он, открыв глаза, обнаружил, что зарывается лицом в рассыпавшуюся каштановую копну. Она была близко. Ближе некуда. Прижималась спиной к его груди и животу, рождая своим теплом вполне объяснимый утренний дискомфорт в паху. Тогда он на полном серьезе решил, что все еще спит и видит один из своих привычных снов. Зажмурился опять и почувствовал, что она шевельнулась, прижимаясь еще теснее. А еще через секунду ощутил ее руку на молнии своих шорт. С этого момента он забыл, как дышать. Где-то на периферии сознания билась полупрозрачная мысль о том, что он должен отодвинуться, прекратить вводить ее в заблуждение, извиниться. Но мысль растаяла, едва лишь она коснулась его. Да и вообще все мысли пропали. Он лишь загнанно дышал, изнемогая от ее прикосновений, понимая, что надолго его не хватит, и что с этим надо что-то делать. А потом она оглянулась. И в ее глазах был такой ужас, как будто она увидела, по меньшей мере, смертельно опасную гремучую змею. Он протрезвел мгновенно. Чувствуя себя мелким воришкой, которого только что поймали с поличным, он отодвинулся. Она съежилась и моментально завернулась в одеяло с головой. Все утро Алиса пряталась от него. Опускала глаза, боясь встретиться с ним взглядом, а когда случайно встречалась, краснела жаркой волной, становясь похожей на пион. Она жалась к Колину, цеплялась за Алекс, только бы случайно не остаться с ним наедине. Наверное, это было ужасно, но он не испытывал ни малейшего раскаяния. Напротив ее смущение и явное волнение в его присутствии доставляли ему неописуемое удовольствие. Понаслаждавшись целое утро, он наконец сжалился и разыграл для нее мини-представление на бархане. Напустив на себя смущенный и виноватый вид, бормотал извинения, исподтишка наблюдая, как на ее лице проступает облегчение. И поставил выразительную точку, обронив ту фразу в конце их разговора. Ему было хорошо ровно до того момента, как он увидел эту чертову роспись на ее лодыжке. И даже не сам рисунок, и не саму лодыжку, а то, как Колин трогал ее ногу, скользил пальцами по коже с таким бесстыдным желанием, что это было очевидно для всех. А она смотрела на него испуганно и завороженно. Когда все выбрались из шатра, ни Колина, ни Алисы рядом не оказалось. Они появились позже. Алиса была вся розовенькая и смущенная, с сияющими глазами, больше чем обычно похожая на гладкую довольную кошку. Про Колина и говорить нечего — все было написано на его выразительном и самодовольном лице. «Я его ненавижу! — вдруг подумал Джей. — Я его просто ненавижу!» …Многократно усиленный мегафоном голос второго режиссера пригласил всех задействованных в сцене на площадку. Джаред встал, одергивая подол хитона, к которому привыкал долго и мучительно в отличие от Колина, в суперкороткой юбке щеголявшего без малейшего смущения. — Идем, мой Гефестион! — заявил вышеупомянутый, возникая неизвестно откуда и приобнимая Джея за плечи. — Посмотрим, что уготовили боги мне, великому! Самым нудным в работе со Стоуном были многочисленные многоминутные паузы между дублями, которые следовали после слов: «Стоп, снято!». Спустя полчаса непременно выяснялось, что ни фига не снято, будет еще дубль. Все это время приходилось ждать тут же, под палящим солнцем, пока Стоун педантично отсмотрит снятое на мониторе. Гетайры и прочие приближенные откровенно маялись, пока царь дубль за дублем проводил ножом по горлу быка в сцене жертвоприношения. Бедная скотина была на грани сердечного приступа от жары и количества окружавших ее людей, когда мистер режиссер наконец сжалился и объявил обеденный перерыв. Усевшись в дверях трейлера Джаред некоторое время наблюдал, как Колин, окруженный гогочущими предводителями элитной конницы, в очередной раз доказывал двухметровому Рори МакКанну, игравшему Кратера и обладавшему внушительной мускулатурой, что его, Колина, бицепсы хоть и меньше, да лучше, ибо они упругие и с ними, стало быть, дрочить сподручнее. Так было всегда. Колин ни на минуту не оставался один за пределами съемочной площадки. Всегда рядом был кто-то, кто с упоением смотрел ему в рот. Неунывающее ирландское трепло, выпивоха и забияка Фаррелл был прирожденным лидером, и оставалось только диву даваться прозорливости Оливера Стоуна, который сумел рассмотреть в нем эти качества. Колин оставался Александром и в кадре и за кадром, объединяя и ведя за собой свою разноплеменную армию профессионалов и статистов. Джей неожиданно вспомнил, как еще в тренировочном лагере, когда все изнывали от жажды, а ближайшую воду можно было взять только из одного чертова колодца, Колин всегда вставал в хвост очереди. Он знал по имени каждого, кто обедал с ним в огромной брезентовой палатке, выполнявшей роль столовой. Во время изматывающих тренировок, уже взяв на себя руководство подготовкой, он никогда не требовал от своих будущих воинов того, чего не мог бы сделать сам. И когда начались съемки, каждый из них был готов воевать за Колина, за своего Александра. Джей встал, поднялся по ступенькам в трейлер. Наверное, он ненавидел Колина. Но и любил его и восхищался им не меньше. Джаред как раз предавался последним минутам блаженного и сытого ничегонеделанья, когда в трейлер без стука ворвался испуганный и возбужденный паренек из техников. — Джаред, там… там Колин… — задыхаясь, выкрикнул он. — Что? — не понял Джей. — Он упал… точнее, настил проломился — и он упал… Ну, на трибунах, которые для сцены смерти Филиппа готовили. Их уже разбирать стали… — И что? — холодея, спросил Джей. — Кажется, ногу сломал, — пробормотал техник. — Он вас зовет. Джаред выскочил за дверь. Колина он обнаружил без труда. Протолкавшись через толпу, он сел рядом с ним прямо в рыжую марокканскую пыль. Над ногой, покрасневшей и неестественно распухшей в лодыжке, уже хлопотали медики. — Джа! — улыбнулся искусанными губами Колин. Джей видел, что ему было больно. Посеревшее лицо, слипшиеся от выступившей холодной испарины волосы на лбу и огромные на всю радужку черные зрачки. — Какого дьявола тебя туда понесло? — тихо спросил Джаред. Колин отвел глаза, уставившись в небо. — Дайте закурить кто-нибудь! — попросил он. Ему протянули зажженную сигарету. Колин благодарно кивнул, затянулся, держа сигарету в левой руке. Пальцы слегка подрагивали. — Завтра напишут, что я был так пьян, что навернулся с лестницы и сломал ногу, — усмехнулся он и посмотрел на окружающих: — Шли бы вы уже. Я живой! Народ начал послушно разбредаться, оглядываясь и переговариваясь. Джаред остался сидеть. — А с рукой что? — хмуро спросил он, заметив, что Колин даже не пытается шевельнуть правой рукой. — Ушибся. На правый бок упал. — Ты идиот! — вынес вердикт Джей. Колин взглянул на него. — Меня Оливер выгнал. — В смысле? — Да вот так. Пришел, посмотрел, сморщился и приказал выметаться. — Куда? — не понял Джей. — И я не понял. Но он объяснил. Очень эмоционально. Даже не знал, что он так умеет. В вольном переводе что-то вроде того: если через две недели я не буду стоять на обеих ногах, то он собственноручно сломает мне вторую. Для симметрии, — Колин снова затянулся и договорил. — Так что я лечу домой, Джа. Мы с Эли летим домой.