«Так вот как мама и отец…»
Темнота.
Она лежит в кровати. Ей еще кажется, что ее легкие горят от нехватки кислорода, что темный полушубок камнем тащит ее вниз, что она в холодной темноте ищет путь наружу, что страх и отчаяние накрывают ее с головой. Однако внутри контрастно с этим все спокойно и умиротворенно. Она никогда еще не испытывала такого спокойствия. Она немного приоткрыла глаза, посмотрела на люстру с огромными кристаллами, свисающими с нее, наполненными проходящим сквозь них солнечным светом, посмотрела на блики, беспорядочно раскиданные по всей спальне и перебегающие с места на место. Девушка подняла руку над собой, посмотрела на кончики пальцев, которые недавно горели от холода, подняла вторую руку и сравнила практически идентичные кисти, локтевые сгибы, аккуратно подстриженные ногти. Абсолютно целые и здоровые руки без следов обморожения. А казалось, что все происходило на самом деле — вот сейчас, пять минут назад она будто умиротворенно заснула в этой невероятной зеленой волне… Габби перевернулась на бок, положила руки под подушку и посмотрела уже на тумбочку и лежащую на ней палочку. К ней в комнату, тихо стуча каблуками домашних тапочек, поднималась Гермиона. Подруга аккуратно приоткрыла дверь, входя в комнату без стука, что невольно заставило Габби нахмуриться: комната, ставшая ей уже привычной и практически родной, невольно воспринималась как личное пространство. Но Габби, прикрыв глаза, расслабилась. Это была Гермиона, а значит, все было в порядке. Подруга, стараясь быть как можно тише, подошла к постели, притронулась к плечу Габби и чуть-чуть потрясла ее. Девушка сонно перевернулась на спину и удивленно взглянула на счастливую подругу. — Утро… Что-то произошло? — чуть поморщившись, она зевнула и практически неразборчиво пробормотала это. Гермиона, одетая уже в повседневную одежду, возбужденно кивнула. Она сложила руки на груди, но не смогла скрыть немного мечтательного взгляда, больше подходившего Луне. Габби нахмурилась, не понимая, что могло вызвать такой восторг подруги. Та, поймав взгляд девушки, вздохнула и присела на край постели. — Уже полдень, я никак не могу понять, почему ты не высыпаешься? Ложишься раньше всех… Но ладно, дело не в этом! Нам пришли письма из Хогвартса! Меня и Рона назначили старостами! Представь себе! Все мои усилия окупились! Поэтому завтра утром мы идем на Косую Аллею, — Гермиона перевела дыхание, кинула странный взгляд на Габби и нерешительно продолжила. — Сегодня пришло письмо от Невилла… Он пишет, что не вернется в Хогвартс на шестой курс по каким-то семейным причинам, не зависящим от него. Он хочет встретиться на Аллее и сделать покупки вместе, провести больше времени с друзьями… А еще пишет, что с тобой хочет поговорить его бабушка, — Гермиона нахмурилась. — Это странно, но что думаешь? — Думаю, что ничего страшного не произойдет, если мы встретимся, — Габби кивнула и присела, облокотившись на подушку, заинтересованно посмотрела на подругу. — А где мое письмо? Оно у тебя? Гермиона покачала головой, расправляя юбку, и направилась к выходу из комнаты, прикрывая скрипящую дверь за собой. — Сириус взял его, сказал, что хочет посмотреть на твои оценки и вспомнить старые времена. В любом случае, тебе пора собираться. Список покупок у меня есть, завтра, ближе к трем часам, мы отправимся на Аллею. Габби судорожно размышляла, пытаясь сопоставить планы на день и время выхода, а потом вскинула голову, сдавленно выругалась сквозь зубы и позвала подругу: — Гермиона! Стой! Я обещала Ичиго встретиться с ним, когда пойду за покупками… Не думаю, что сова успеет долететь… Но можно же отправить патронус, наверное? Гермиона задумчиво кивнула, прикидывая варианты развития событий. Она скрестила руки на груди, прислонилась к косяку и посмотрела на подругу растерянным взглядом. — Никто не согласится… Фред и Джордж не владеют заклинанием, а взрослые… Тем более Сириус… — Я попытаюсь его уговорить, — Габби устало вздохнула, вставая с постели. — Он должен мне помочь, в конце концов, после разговора, — уже тише прошептала она, закрывая дверь за Гермионой.***
Невилл пододвинул к себе вторую порцию мороженного, взволнованно вздохнул, нащупал в левом кармане небольшой серебряный медальон, оглядел кафе, но ни Уизли, ни Габби так и не заметил. Привычная жизнь катилась к Мордреду, прежние мечты и желания были стерты в мгновение ока, а правда, история его семьи, не то впечатляла, не то огорчала, не то радовала. Невилл буквально разрывался на части, одновременно радуясь вместе с бабушкой, которая уже подготавливала вещи для переезда и заверяла бумаги, которые создали бы видимость переезда Лонгботтомов на материк. Она перечитывала и перечитывала документы, оставленные Барро, как она называла его, пыталась представить обстановку, в которую они попадут, была счастлива, что они будут жить в особняке предка — единственном оставшемся, но целом, радовалась, что некоторые сбережения на счетах остались и что побочные ветви семьи, которым перешло управление имуществом, не сгубили семейное дело. Хронология Империи, оставленная гостем, не на шутку взволновала Леди — книга, открывшаяся на последней главе, чуть не стала причиной остановки сердца. Название главы «Новая эра», как сначала говорила Августа, не сулило ничего хорошего, но следующая же глава, которая обрывалась после первой же страницы — «Наследник», заставила главу семьи Лонгботтомов вздохнуть и прошептать: — По-другому и не могло быть. Смерть династии просто невозможна. Юноша лишь тогда нахмурился, не зная, что сказать. Почтение, с которым говорила бабушка, ее слова, закрытая организация с верхушкой правления и странное воскрешение, некая «династия». Невилл невольно вспоминал свою подругу Габби, ее испуганный, полный паники взгляд, мертвое тело Седрика Диггори и пропитанные ужасом слова: «Он вернулся!» На его осторожные слова бабушка лишь прищурилась и ответила: — Даже не думай о подобном, Невилл, — женщина устало вздохнула и продолжила. — Мне следовало тебе рассказать раньше, когда ты был еще ребенком. Я должна была рассказать тебе раньше. Все поколения нашей семьи знали об этом, все, кроме твоего отца. Я совсем уже отчаялась, наша кровь слишком разбавлена, силы нет, хотя и чище крови многих. Не хмурься, внук, это не та пропаганда чистокровности, существующая в волшебном мире. Это вообще волшебного мира не касается. Я не думала, что у нас будет шанс вернуться, не хотела волновать тебя, не хотела, чтобы когда-то твою голову мучили те же мысли, что мучили и меня. Бабушка сказала ему следовать за ней и направилась в залу предков — небольшой зал с портретами основателей рода, зарисовками особняков, принадлежавших их семье, и парой бюстов, которые стояли по углам и неотрывно следили за посетителями. Когда он был маленьким и без спроса вошел в залу, то чуть не умер, если бы следом за ним не ворвалась бабушка и не приказала бы бюстам деактивировать ловушки. Леди Лонгботтом подошла к портрету в полный рост жены основателя рода, указала Невиллу на орнамент рамы, в края которого были вплетены тонкие изящные резные звезды — так похожие на те, что был на конверте. Женщина нажала на три близко расположенных звезды, и портрет чуть дернулся. Бабушка, зажигая на кончике палочки люмос, чуть надавила на края портрета, позволяя раме уйти в стену и открыть проход. Невилл пораженно вздохнул, не смея оторвать взгляд от уходящего в темноту коридора. — Леди Оливия Фланце, жена Эрнеста Фланце — основателя нашей семьи. Меня привели к ее портрету, едва-едва мне исполнилось семь лет, взяли обет о неразглашении, который я возьму и с тебя, и рассказали историю нашей семьи. Со мной оставили моего деда, я провела в комнатах, скрытых за портретом, около двух недель — как мне показалось, вечность. У тебя такого времени нет, если я правильно поняла из письма, вложенного в документы, все не так просто. У нас есть только неделя до Хогвартса на подготовку и сегодня на то, чтобы ты узнал основы. Невилл, нам позволят вернуться домой, но не просто так, нам дают шанс доказать свою преданность императорской семье и, возможно, твои дети, если все пройдет хорошо, займут то же положение, которое занимали наши далекие предки, — Августа прикрыла на секунду глаза и вздохнула. — Преданность? О чем ты, бабушка? Что я должен буду сделать? Почему мы должны доказывать эту преданность? — Невилл побледнел и сжал палочку в кармане домашней мантии, история бабушки нравилась ему все меньше и меньше. — Ничего такого, Невилл. То, что ты должен будешь сделать, с одной стороны невероятно просто: я уверена, то, что тебе поручили, не противоречит твоим убеждениям. Но с другой… Это сложно. Если ты не сделаешь все, что можешь, если в твоих действиях будет намек на вред и противоречие — мы мертвецы. Знаешь, наши предки были отнюдь не глупыми людьми, — Агуста дотронулась до потертого переплета книги, которая была вложена в нишу в стене, напротив которой они остановились. — Недаром вход в хранилище знаний охраняет мудрейшая женщина рода, величайшая мать и та, кто больше всех чтила, хранила и помнила традиции, устои, знания, пока была жива. Наши предки совершили огромную ошибку и поплатились за нее. Император был милостив. Он оставил жизнь остальным членам рода, хотя предатели и поплатились своими. Чтобы в умах и сердцах старшей ветви и младшей не зародилась снова смута, нас изгнали сюда, обрезали все связи с Империей. Изолировали нас от мира, которым мы жили… — Бабушка, прости, но я не могу перестать думать, — Невилл глубоко вздохнул, крепче сжал палочку в кармане. — То, о чем ты говоришь, наказания, ошибки… Это похоже на те рассказы о Волдеморте... Все они платили за свои ошибки жизнями, потому что осмелились разочаровать своего лидера. Бабушка… Возможно ли… — Ты не понял, Невилл, хотя я выразилась и неточно. Та ошибка, которую совершили члены нашей семьи, иного рода. Ее масштаб — не какое-то там разочарование или невыполнение приказа. Империя — не организация, а страна. Ее глава — не революционер, идущий против правительства. Империя — целое государство со своими устоями и обычаями, мир, скрытый в тени другого, целое измерение, а Император — законный монарх, тот, с кого все началось. И наши предки осмелились разработать покушение, найти слабое место правителя. Ты и сам знаешь, что значит государственная измена. Юноша потрясенно молчал, смотря на свою бабушку. Кулак, в котором была зажата палочка, медленно разжался, и Невилл прислонился к стене пыльного коридора, даже не обращая на это внимания. Бабушка задумчиво листала книгу: она неторопливо перелистывала страницу за страницей, бережно проводила ладонью по листам, иногда хмурилась; а потом, захлопнув том, развернулась лицом к внуку, внимательно посмотрела в его глаза, подошла и обняла его. — Наша семья, Невилл, была почитаемая, уважаемая многими. Ее история имеет как светлые пятна, так и темные. Семья шла своей дорогой, и, в итоге, мы выжили и даже не так сильно разбавили свою кровь, как могли, не стали простыми душами. Наш род был древним, мы приумножали свое состояние, укрепляли свое положение и ценили силу, доставшуюся нам. За нашей семьей был закреплен шрифт, даруемый правителем — буква, которую носил достойнейший представитель семьи до конца своих дней. Член нашей семьи был одним из приближенных к Его Величеству. И хоть обладателей буквы было всего трое за историю семьи, ведь благодаря своим положению, уму члены семьи умирали редко, но букву F всегда носил человек с фамилией Фланце. Мы гордились этим, пока члены младшей ветви не ввязались в ту самоубийственную затею, — Августа прикрыла ладонями глаза и вскинула голову, продолжая рассказ. — Главы семьи узнали слишком поздно о совершенном преступлении, кто-то из старшей ветви прикрывал проступки младшей. Император был в гневе, вся основная масса заговорщиков была уничтожена: священный свет пал на них, забирая их навсегда. Остальные члены семей были изгнаны в Генсей, в мир смертных. Спустя неделю после произошедшего три главы семьи собрались на тайный совет и решили каждый основать свой род в мире смертных, сотрудничать между собой, добиться высот. И если когда-нибудь Императору понадобится место в мире смертных, то они положат все это к ногам своего правителя, доказывая то, что до сих пор преданы ему, — Леди покачала головой, отвела взгляд и погладила переплет книги снова. — Они взяли своих жен, отпрысков, вывели их из особняка, в котором временно расположилась семья, и взорвали здание, проверив, чтобы не осталось ничего, чтобы нигде и никогда не осталась память о знаниях, слабости Императора, найденной ими. Невилл осел вниз: услышанное им было ужасно, страшно, но своих предков… Он понимал. Предательство невозможно простить, невозможно простить то, что из-за действия пары человек целые семьи были обречены на смерть. Его предки постарались сделать так, чтобы в будущем никогда не произошло подобного. Но все же это было страшно до дрожи в коленях. — Постепенно семьи вырождались. Семья одного из глав выродилась из-за частых смешиваний крови: пытаясь сохранить чистоту, брат женился на сестре, а сестра на брате. Они исчезли без следа, скатившись в беспроглядное безумие и оборвав все связи с прошлым. Потомков не осталось. Семья второго главы исчезла позже — на молодого главу и его жену совершили покушение, в деле была замешана политика. Их детей на воспитание позже взяли мы, воспитав одну из девушек как невесту: кровь уже достаточно сильно была разбавлена другими браками, и ничего страшного произойти не должно было. Наша семья… пошла по наиболее жесткому пути, к несчастью, но потому мы и живы. Мы находили другие семьи, сосланные в мир смертных, просто отступников. Мы заключали браки, договаривались и лгали, объединяли семьи и воспитывали, брошенных ими детей. Наш род рос, его положение становилось все выше и выше. Фамилия Фланце в 1800-х годах была на слуху у всей Европы, пока нам не открылся мир магии: все влиятельные рода Европы контактировали и невольно соприкасались с ним. Заполучив положение и там, мы могли только стать еще выше и в нужный момент воспользоваться всей накопленной властью чтобы вернуться домой. Глупо, наверное, сказали бы — мы могли бы отомстить, могли бы восстать и забыть дом, но это было выше нас: воспоминания о чудесных садах, воспоминания о детстве, воспоминания о том, что окружало нас, наше воспитание и преданность, долг. Мы не пошли бы против этого. Невилл, возвращение в этот мир было целью всего нашего рода, основателей, предательство означало бы конец семьи. А семья — прежде всего, так было заведено всегда! Августа замолчала и уверенно посмотрела на внука, который не мог оторвать взгляда от бабушки, та только улыбнулась краешком губ, но уже грустно продолжила: — Но постепенно нас стал преследовать злой рок, за полтора столетия наша семья стала значительно меньше, скончался твой дед, мой муж, потом Беллатрикс свела с ума твоих отца и мать… Но, кажется, теперь у нас есть шанс. Не упусти его, Невилл, позволь своим детям получить то, к чему стремились поколения. Не разрушь все. Невилл сдавленно кивнул, он попытался сказать хоть что-то, но голос отказывал ему, голова кружилась, а все вокруг будто рушилось вокруг него, прежний смысл перестал существовать. Дикое, горькое сожаление чувствовалось на языке. Вкус расставания с друзьями, со школой, с этим домом и даже, наверное, самим собой. — Что я должен сделать, бабушка? — хрипло, наконец, спросил Невилл. Женщина довольно улыбнулась своему внуку, она с гордостью посмотрела на него, с минуту помолчала и, наконец, сказала: — Ты должен защищать и во всем помогать Габриэле Элизабет Поттер — девушке, которой суждено стать супругой Императора. Невилл помнил, как шокировано моргнул тогда, переспросил, перечитал послание, а потом отправился писать письмо друзьям. С паникой понимал, что сова не успеет донести послание, и решился попросить эльфа незаметно подложить письмо к остальным, помнил, как бабушка взволнованно выводила своей рукой просьбу о встрече с подругой. И юноша кивнул сам себе, оглядываясь по сторонам, высматривая Габби — девушки все еще не было. Но перед его столиком внезапно остановился молодой человек, и у Невилла перехватило дыхание. Он будто не мог дышать, будто лишился голоса — кровь кипела и бежала быстрее и быстрее по его венам. Невилл нерешительно поднял взгляд, и молодой человек улыбнулся, смотря на него спокойными карими глазами с чуть винным отливом, он наклонил голову и спросил: — Ты не будешь возражать, если я присяду? Невилл ничего не смог ответить, он будто задыхался внутри, никогда не испытывая такого ранее. Его кровь тянулась к человеку напротив, пела, она кипела, и Невилл, наконец, склонил в почтительном поклоне голову, как учила его бабушка ровно пару часов назад. Перед ним сидел нынешний Император.***
Ичиго отрывает взгляд от Грандмастера, трет переносицу, прикрывает глаза. Голова кружится. Слишком много, много, много, он будто утонул сам в себе. Но разговор необходим, без разговора нет смысла что-либо делать еще. Накатывает какое-то дикое одиночество. Снова накатывает волнами холод: внутри будто все замерзает, успокаивается, рассредоточивается. В голове становится ясно, но безразлично, в усталость вливаются волны стужи. Зачем ему все это? Зачем ему говорить с Юграмом? Ичиго чуть подрагивающими от напряжения кончиками пальцев массирует виски и запрокидывает голову на спинку дивана, смотря в потолок. Он не обращает внимания на Регента, стоящего у двери, ему нужна еще секунда, небольшая секунда перед тем, как он взглянет и поймет, ради чего на деле же все было. Секунда перед тем, как его недоверие рухнет. Все стены и барьеры рухнут. Юграм все делал ради страны, но искал прежнюю константу, и Ичиго невольно, но стал ей. Мальчишка, юноша с огромной реацу, сильный и предано верящий своим убеждениям. Но еще недостаточно повзрослевший. Юграм взял на себя роль этого самого взрослого. Он не поучал, он не пытался ткнуть в его ошибки, пресекал все сомнения и заставлял верить, учил верить, что каждый шаг ведет к лучшему. Регент поддерживал. Был единственным практически знакомым лицом среди всех людей за три года. Человеком, стоящим за его спиной. Во время первой аудиенции, во время первого решительного приказа, от которого зависели судьбы, Юграм стоял позади — и юноша ощущал, будто тот сдавливает его плечо, будто сжимает настолько сильно, что эфемерная боль отрезвляет, будто идет внутренняя битва внутри него самого. Заставляет взволнованный разум принять решение, отбросить все и решить, наконец, сказать свое слово. Ичиго чуть улыбнулся краешком губ. Ему тоже нужна хоть капля стабильности, как человеку, как душе. Он никогда не хотел того, что получил в итоге. Император посмотрел на своего Регента долгим спокойным взглядом и заговорил: — Хоть я и знаю, но ответь, Юграм, ты знал? Хашвальт вздрагивает: перед ним Куросаки Ичиго, утихающая реацу, жесты и даже усмешка — все принадлежит новому Императору. Мужчина прикрывает глаза. Путь избран, решение давно принято, и он не колебался никогда. Так что же изменилось? Ничего. — Нет, Ваше Величество, я не знал, — он произносит это тихо, отвечая таким же спокойным взглядом своему правителю, но на деле все внутри волнуется от вопроса: «Что будет? Что страну ждет впереди? Что будет с Куросаки Ичиго отныне?» Правитель кивает задумчиво, он, как и прежде, хмурит брови, но внутри Юграма все замирает. Точка невозврата пройдена. Все впереди: решения, приказы и тысячи жизней на кону. Пойдет ли Император по пути своего прошлого воплощения, собирая Штернриттеров на новую Войну? Или же он продолжит уже начатую им политику, продолжая ее и даруя мир Империи? Но юноша молчит, он отводит взгляд и снова устало прикрывает глаза. — Сил нет, Юграм, совсем. Я понимаю, что произошло, знаю полностью всю историю и осознаю все ярко и остро. Однако голова сейчас такая ясная, какой не была за эти три года ни разу, все лежит на поверхности, нет путаницы. Я вижу все, что должен. Спасибо тебе за честный ответ. И знаешь, я скажу тебе, мне хотелось бы ничего не предпринимать еще тысячу лет, отдыхая, но нас ждут неотложные дела. Мы не можем себе этого позволить. Ичиго встал с дивана, пересиливая сам себя, и подошел к рабочему столу, спиной чувствуя удивленный взгляд Юграма. Про себя он грустно усмехнулся, понимая, как неожиданно все случилось: буквально в миг все рухнуло и снова собралось воедино. Будто Вервельт, созданный Яхве. Император достал копию письма, отправленного потомкам семьи Фланце, нашел на столе календарь, с трудом обнаружил среди гор датенов ручку и снова подошел к дивану, садясь на него и кладя датены на небольшой столик. — Сначала о ближайшем будущем. Удачно, что среди школьного окружения Габриэлы обнаружился потомок Фланце, убедись, что Лилье достаточно убедительно переговорит с ними, но не перегибая. Это должно произойти не позже четверга, — Ичиго перевел взгляд с датена на Грандмастера. Тот, склонив голову, кивнул, принимая указания. — Я уверен, они согласятся. В четверг же у меня личная встреча с Иноуэ Орихиме и Садо Ясуторой, сопровождение не требуется, но не помешала бы одежда из обычного гардероба, — Куросаки сжал ладонь в кулак. — Пора положить конец разногласиям. Завтра мне нужен здесь Аскин, только вы должны знать о произошедшем, нам нужно решить ситуацию с реацу. Она не должна так сильно выделяться. Хотя всплеск, наверное, уже почувствовали… — Все будет исполнено, Ваше Величество, — Юграм еще раз склонил голову, давя облегченный вздох. Путь продолжался, а прежнего безумия не чувствовалось. У страны была дорога вперед, и они должны постараться не разочаровать правителя, который принял их, смог взглянуть абсолютно по-другому на ситуацию. Остаться собой. — Касательно остального, — Император встал с дивана и подошел к окну, замер напротив него. Хашвальт дернулся, когда Яхве стоял так в прошлый раз… — Военные действия не планируются. В пятницу вечером собери всех Штернриттеров, — Ичиго сложил руки за спиной и в волнении чуть сжал пальцы. — Требуется обсудить мой будущий визит во Дворец Короля, — Ичиго поморщился: ногти больно впивались в кожу и пальцы дрожали от напряжения. Юграм за его спиной замер. — Мне требуется встреча с Королем душ, нам нужно успеть как можно скорее подготовить гаранты и бумаги. Империя отныне не собирается вмешиваться в жизнь и дела Сейрейтея, что бы ни произошло, и они должны это понять. Мы должны жить мирно. Кошмары не должны стать реальностью вновь. Ичиго резко развернулся к так и не шелохнувшемуся Юграму, он чувствовал, что то, что он собирается сделать, правильно. Да, он не собирался говорить обо всем Юграму — некоторое знать просто нельзя было никому, но основное мужчина знать был должен. У него было на это право. Император пристально посмотрел на Хашвальта, глубоко вздохнул. Он не видел, как его глаза снова приняли темный винный оттенок, а комнату наполнила волна силы. Внутри снова разгоралось пламя, оно возрождалось от маленькой едва не потухшей искры. Да, он был взволнован, огорчен, расстроен. Отец, сестры, память. Но он продолжал жить, а значит, снова должен был сделать все и даже больше. Теперь он не мог ступить навстречу будущему. — Все закончилось три года назад, как и должно было закончится то безумие. Потому, Юграм Хашвальт, Регент Империи, желаешь ли ты разделять со мной одну силу и быть связанным ею или же тебе по душе исполнять обязанности только Штернриттера B? — Ичиго прямо, твердо и решительно смотрел на того, кто стал новой опорой для него, он ждал ответа, любого. У Юграма было право отказать, и Ичиго, кем бы он ни был в этот момент, принял бы решение таким, какое оно есть. Юграм отложил датен и низко склонил голову, он отстегнул ножны своего меча и достал из них клинок, отступил на шаг и преклонил колено, ставя рядом с собой меч. Грандмастер говорил, и голос его был полон уверенности. Он не мог видеть другого пути, другого исхода, другого варианта с тех пор, как подошел к шокированному юноше и попросил призвать клинок и волю мертвого правителя. С тех пор, как сам дал крови императора вскипеть и проснуться. Пробудиться. Он практически своими же руками отрезал юноше все другие пути. Ради народа, но отрезал недрогнувшей рукой все остальные возможности. — Я не могу этого желать. Мое дело — стоять у вас за спиной. Мое дело — поддержка Вас. Ичиго кивнул, внутри все окончательно прояснилось — стало спокойнее, намного спокойнее, реацу снова спокойно разлилась внутри, подчиняясь его воле. У него есть поддержка. Человек, на которого он может рассчитывать, все остальное было решаемо. Но в эту же минуту накатила снова усталость, она камнем тянула вниз, на дно сознания. Внутреннее напряжение, полученное за день, сказывалось, и юноша поморщился, опираясь рукой о столешницу, к которой он подошел, чтобы взять остальные документы. Он мотнул головой, отгоняя нарастающий шум в ушах. — Перенесем остальной разговор на утро, рассчитываю на тебя, — произнес в тот день Ичиго, отпуская Юграма. Ему требовалось время для отдыха. Реацу почти не слушалась, а шум только усиливался. Лучше тысяча битв, чем это чувство бесконечной усталости и изматывающие разговоры. День встречи с Иноуэ и Чадом настал слишком быстро. Прибывший за день до этого Аскин сначала смотрел на своего правителя шокированным взглядом, потом его ощутимо передернуло от воспоминаний о битвах в Измерении Короля и вида мертвого правителя, и он нерешительно спросил: — В…Ваше Величество? Юноша рассеяно мотнул головой, пытаясь унять головную боль: сон определенно помог, но после просмотра оставшихся датенов, голова раскалывалась так, будто его меч не выдержал удар феникса Кике и на его голову обрушилась мощь тысячи занпакто, сминая и уничтожая. Ичиго поморщился и повторил уже раз в третий устало: — Аскин, все подробности ты узнаешь у Хашвальта. Если тебя интересует, стоит ли перед тобой сейчас Куросаки Ичиго — то да, я стою все еще перед тобой и исчезать пока никуда не собираюсь, — правитель перевел дыхание, посмотрел в окно и о чем-то задумался, на мгновение перестав обращать внимание на Накк Ле Вара. — Ваше Величество? — Аскин заинтересованно наклонил голову, расслабляясь, но от чувства этой клубящейся вокруг правителя силы перед глазами появлялся образ высокой фигуры в черном с расходящимися во все стороны тенями, — Чем я могу?.. Ичиго взлохматил волосы на затылке, привычно нахмурил брови, на секунду став невероятно похожим на себя три года назад. Не участвуй лично в принятии крови, Штернриттер бы подумал, что сейчас юноша встанет, потянется к мечу и, как и рассказывалось в тысячи датенов, отправится уничтожать пустого, спасать шинигами и готовиться к битве с Айзеном. Но правитель снова кинул задумчивый взгляд на окно прежде, чем начать говорить. — Я знаю несколько вариантов, которые бы помогли решить вставшую проблему, но меня интересует твое мнение. Аскин, как мне стоит поступить с моей реацу? Внимательный взгляд Его Величества пробирал до дрожи, но не был похож на тот насмешливый холодный полубезумный взгляд, которым одаривал Яхве своих Рыцарей. Некстати вспомнился мертвый Азигаро, и Аскин на свой страх и риск решился говорить. — Реацу... — рыцарь задумался, а потом ударил кулаком о ладонь, будто светясь изнутри, он взволновано потер ладони, но настрой угас так же быстро, как и вспыхнул. — Есть несколько способов, не считая многочисленных исследований — есть возможность создать похожую повязку, какой владеет Зараки Кенпачи, но на это, учитывая особенности Вашей реацу, уйдет время. Также зная, что вы всегда владели огромным объемом духовной силы и управляли им, только вопрос времени, когда вы сможете взять под контроль и спрятать нынешние излишки. Потому разумнее всего было бы вложить эти силы в барьеры Империи, укрепляя их и упрочняя основы измерения. — Так и поступим, — Император кивнул, взгляд его стал задумчивым и чуть рассеянным. Аскин вздохнул, понимая, что происходящее можно назвать только чудом. Не иначе. Перед ними все еще человек, именующий себя Куросаки Ичиго. Его личность. Впервые Рыцарь готов был вознести благодарности Королю — не иначе вмешательство чего-то подобного уровня. А если же Император справился своими силами, если его суть оказалось крепче воспоминаний тысячи лет — что же, тогда клятвы верности были произнесены не зря. В тот день Ичиго только кивнул, разобрал оставшиеся документы и отправился в Империю, чтобы на следующий день надеть простую черную футболку, ставшую немного непривычной за три года, и вместо белого или черного плаща взять с собой простую ветровку и отправиться в Каракуру, в небольшую кофейню, в которой когда-то подрабатывала Орихиме. Они сидели напряженные. Это было видно сразу. У Орихиме чуть дрожали руки, а Чад сжал свои огромные ладони в кулаки. Они были одеты не по-летнему тепло, и удивленно почти одновременно вскинули головы, когда рядом сел Ичиго и поздоровался в привычной им уже манере. В тот момент он постарался отбросить все, будто ничего и не было, добиться примирения и объясниться нормально. У него не было права отступать назад. Все должно быть решено. Нельзя затягивать, сбегать. — Йо! — Ичиго в привычном жесте вскинул руку, — Давно не виделись. Орихиме, на мгновение, расслабившись, тепло и светло ему улыбнулась, но улыбка быстро погасла. Она отчего-то вздрогнула, и меню нервно дернулось у нее в руке: она сдавленно ойкнула, когда оно чуть не упало ей на колени, перехватила его такой же дрожащей рукой и кинула быстрый взгляд на напряженного до сих пор Чада. Он, приветствуя, кивнул Ичиго и коротко ответил: — Давно, — голос у него стал еще глубже. Изменившись, сменив прическу, Чад совсем был не похож на чуть замкнутого мексиканца, которым еще был в старшей школе. Перед ним сидел молодой мужчина, достаточно уверенный в себе, нашедший занятие, которое ему явно было по душе. Внутри напряженно натянулась нить. Ичиго чуть сжал кулак в кармане, сдерживая реацу, которая хотела окружить его плотным покровом, на деле же он подозвал официанта и заказал уже привычный кофе. Внутри все дрожало — он и три года назад заметил странный взгляд Иноуэ, которая иногда бледнела при его появлении. Неприятное предчувствие засело в груди. Нити натянулись до предела и готовы были лопнуть в другой момент. Ичиго чуть отпил кофе и поморщился: тот не приносил того чувства, которое дарил кофе Аскина. Мысль о том, что Рыцарь знаком с Айзеном и Урахарой, начинала подтверждаться, и Ичиго чуть усмехнулся своим мыслям, стараясь сбросить напряжение. — Что такое, Куросаки-кун? — спросила удивленная Орихиме, упираясь взглядом в столешницу в следующую же секунду. Она не могла. Не могла больше смотреть в эти глаза. Последнюю пару дней она не могла уснуть, то и дело она вскакивала и начинала ходить по комнате, присаживалась перед фотографией брата, что-то говорила и говорила ему, а потом отворачивалась от фото из-за накатывающих воспоминаний, — Ты улыбаешься… — Забавная мысль пришла в голову, ничего особенного, — юноша секунду помолчал и, наконец, решился говорить, но одновременно с ним заговорил и Чад. — Что у вас ново… — Планируется ли новая война с Сообществом душ? Ичиго удивленно и чуть раздраженно приподнял глаза, продолжая сдерживать реацу: та стремилась разлиться могучим потоком и перекрыть, отодвинуть подальше все, что причиняло вред или даже неудобство ее носителю. Сила собственного шрифта неприятно давила на плечи грузом понимания. Как же неприятно было иногда осознавать, что время способно создать такие трещины в отношениях людей, способно порождать такие чувства, как же неприятно осознавать, что шрифт готов действовать даже против них. Реацу пустого делала его силу еще более агрессивной. Правитель поморщился, взлохматил волосы и допил кофе одним глотком, с разочарованием понимая, что даже капли эффекта кофе Накк Ле Вара нет. Струны-нити натянулись до предела, и одна лопнула со звонким треском, руша что-то внутри. — Я думал, вы просто хотите поговорить, узнать как дела, что было и происходило. Я тоже хотел просто встретиться и поговорить с вами, в конце концов, три года не виделись, — он говорил раздраженно, чуть гневно, и дернулся, когда Чад напрягся. В конце концов, Ичиго вздохнул. — Нет, не планируется. Пока хотим догнать мир людей в плане развития. Вы хотели встретиться только из-за этого? Иноуэ опустила голову еще ниже, Чад сильнее сжал кулаки и прикрыл глаза. Ичиго бы подумал, что тот сдерживает ярость или гнев, но отчего-то поза друга была пропитана горечью. И Иноуэ заговорила первой: — Ты изменился, Куросаки-кун, не внешне, конечно, внутренне, и я, хотя я чувствую, что ты все тот же Куросаки-кун, но я не могу этого сказа.. — она оборвала себя на полуслове, и Ичиго почувствовал, как вторая нить лопнула — она безжизненным обрывком повисла между двумя берегами, между которыми была бездна отчужденности. — Действительно, Ичиго. И мы, правда, хотели поговорить. Не знаем, о чем говорить, — Чад настороженно кивнул. Третья нить с тихим звоном разорвалась ровно посередине. — У вас все в порядке? — Император говорил тихо, но девушка вскинула голову, смотря в его глаза и снова отводя взгляд, Ичиго сжал кулак в кармане снова. Иноуэ кивнула. — Тогда это, правда, все? Чад тоже твердо кивнул. Ичиго нахмурился, кинул взгляд в окно, смотря на играющих детей, тихо улыбнулся — Орихиме передернуло. Куросаки-кун так улыбаться не умел. Его улыбка была всегда открытой, а эта будто сдавлена тисками внутри. Четвертая нить с шипением растворилась. — Почему? — Ты слишком далеко, — Чад покачал головой. Правитель удивленно посмотрел на мексиканца, который на секунду замолк и тоже кинул взгляд в окно.— Не в расстоянии дело. В тебе. Ты далеко. Так просто это не объяснить. Но ты, наверное, и сам уже почувствовал, Ичиго? — Вот, значит, как? — Ичиго встал из-за стола, оставил деньги и направился к выходу. Внутри, в комнатах, полных папок, с грохотом упал один из шкафов. Император мотнул головой, отгоняя образ. Что-то протяжно и надрывно заскрипело, развалилось — внутри наступила тишина, поглощаемая все таким же холодом. Он последний раз обернулся вставшим Иноуэ и Чаду, еще раз посмотрел в окно на детей и печально улыбнулся. — Удачи. Открывая врата на другом уже конце города, он не слышал, как надрывно плачет Иноуэ Орихиме, размазывая слезы по щекам, не видел, как Ясутора Садо проводит дрожащей ладонью по лицу и прикрывает глаза, пряча их, не видит Кучики Рукии, сидящей за перегородкой кафе в одном из плащей Урахары. Он уже не видел, как она тихо сдавленно всхлипнула, зажала себе рот рукой, давя новый едва слышный всхлип. Не видел, как все в отстраненном молчании разошлись. Нити-струны исчезли. Время летит. Все проходит. Рождались и умирали квинси. Гремели восстания и войны. Умирал и он. Умирала его мать. Умирал и оте… Король Душ. Все исчезает, тает, уступает место чему-то другому. Исчезают и связи-отношения. Рождаются новые, крепкие и надежные, но и они тоже исчезнут. Для него это будет длиться вечность.Он отпустил их.
***
Император был молод. Действительно молод. Сидящий перед ним человек не выглядел на свой возраст: Невилл бы сказал, что правитель внешне старше их с Габби и однокурсников на пару лет. Он выглядел бы как простой выпускник Хогвартса, если бы его манера держаться не выдавала бы в нем того, кто не мог быть простым человеком. Внутри Невилла все дрожало, воздуха в легких катастрофически не хватало — и взгляд, внимательно следивший за ним, не принадлежал обычному подростку. Он не мог сказать конкретно, что чувствует, но его кровь кипела, а вся суть Невилла трепетала: он чувствовал как сила струится вокруг правителя, он не знал сколько ее, но это точно не было пределом. Ощущали ли это все квинси или только те, кто так долго был оторван от родины? Невилл не знал. Он, не поднимая глаз, все же дрогнувшим голосом решился говорить: — Для меня величайшая честь видеть Вас, Ваше Вел.. — голос не слушался его, и он чуть сжал салфетку в ладони, тут же отпуская ее. — Не стоит в столь людном месте называть меня так, — Император кивнул официанту и сделал заказ, так и не изменив ни вежливой улыбки, ни спокойного выражения глаз. — Ты все решил, не так ли, потомок Фланце? Невилл дернулся, дикая паника накрыла его с головой. Он медленно кивнул, поднял, наконец, голову и чуть приподнял взгляд и в ту же секунду отвел в сторону, уставившись на собственный десерт. Он принял условия. Он согласился. Но фамилия предков будила в нем странные чувства, не отпускающие его ни на минуту: трепет, восхищение, страх. Будто сама история семьи заставляла его склониться и продолжить путь, ведь так желали его предки. Фамилия обжигала его будто клеймо. Фамилия висела якорем на его шее. Фамилия восхищала его. Подросток зажмурил глаза, распахнул их и снова посмотрел на мороженое. — Простите мою дерзость, но почему Вы… Именно Габб… Мисс Габриэла Поттер? Разве ее жизнь может значить что-то для такого, как Вы? — Невилл побледнел, сжал ложку и кинул полный паники взгляд на чашечку с десертом. — Для такого, как я? — молодой человек усмехнулся и принял заказ у официанта, — Ты не веришь в простую влюбленность? — Я... — Невилл запнулся и побледнел еще сильнее, он сдавил с еще большей силой ложку, пытаясь скрыть все сильнее и сильнее охватывающую его панику. Он чувствовал, что говорил совсем не то, что следовало, что возможно после этих слов… Его семья, его род… — В столице твоя семья тоже должна будет поддерживать Габби, а чем раньше вы начнете, тем лучше. Вы станете ее опорой и поддержкой там: там должны быть знакомые для нее лица. Ее гарант стабильности. И, думаю, я буду действительно обеспокоен, если что-то случится с Габриэлой Поттер, — Император кинул взгляд в окно, задумавшись. Подросток взволнованно кивнул и еще раз извинился. Правитель также продолжал смотреть в окно, будто уйдя в себя, и на секунду Невиллу показалось, будто уголки его губ искривились в грустной усмешке. Подросток снова опустил взгляд, в голове все путалось, по венам бежал раскаленный лед, он терялся. Исчезал. Они еще некоторое время просидели в молчании — как показалось Невиллу, прошла вечность, успело смениться не одно поколение, все изменилось и исказилось, и лишь молодой человек остался прежним, таким же неподвижным. Будто статуя, выточенная из невероятно твердого минерала, несокрушимая временем. К Императору подошел высокий мужчина в плаще с пронзительным холодным взглядом, он склонил голову и тихо проговорил: — Мисс Поттер уже здесь. Ичиго кивнул, оторвал ничего не выражающий взгляд от окна, оплатил счет и направился к выходу. Стоило еще раз поговорить с невестой, перед тем, как он отправится в Империю, передать ей устройство для их связи и просто поговорить. Ему стоило узнать чуть лучше девушку, с которой он проживет свою жизнь. Уже выходя из заведения, он резко остановился у одной из витрин, смотря на сладости, разложенные там, он чуть нахмурился и на миг взглянул на мальчика со светлыми волосами, взгляд его в миг охладел. — Не спускай с него глаз. Гремми, ты будешь отвечать за ее безопасность в Хогвартсе, — тихо, но твердо проговорил он, выходя из Фортескью. Восторженный мальчик, который не мог оторвать взгляда от витрины, дернул свою мать за рукав платья и начал ее упрашивать купить ему черничное мороженное, женщина отрицательно качнула головой, и мальчик нахмурился, и в ту же секунду он тряхнул короткими светлыми волосами и светло, радостно улыбнулся. — Да, Ваше Величество, — тихо прошептал ребенок и на его лице, спустя пару минут после ухода Императора мелькнула довольная улыбка. Ему доверили охрану возможно будущего члена Императорской семьи. Ему доверились. Ему дали возможность. Несмотря на поражение в прошлой войне, его не списали со счетов. Мальчик ярко улыбнулся и потянул женщину за рукав еще раз. Волосы его невесты были уложены в сложную косу, которая спадала с плеч, она чуть теребила распустившуюся прядку. Увидев его, невеста чуть улыбнулась ему, и он взволнованно кивнул ей в ответ, чуть нахмурился Юграм, замерев позади, и Ичиго лишь прикрыл глаза, здороваясь со своей невестой. Сопровождающие ее люди смотрели на него недоверчивыми и немного враждебными взглядами, дернул за руку Габби какой-то мужчина, вкладывая ей в ладонь брошь-оберег. Невеста удивленно посмотрела на мужчину и сжала решительно брошь в ладони, делая шаг навстречу ему. Они решили отправиться за покупками отдельно от семьи Уизли, но Аллея была небольшой, и они то и дело видели представителей семьи, не спускающих с Габби глаз. В эту встречу, они планировали обсудить все не требующие отлагательств дела, и просто пройтись вместе, узнать чуть лучше друг друга. Полученный им патронус прибыл почти в ту же минуту, когда он уже открыл Врата, отправляясь в Империю для подготовки к сбору Рыцарей, и Ичиго только чуть изменил планы на субботу, планируя попрощаться с невестой до зимних каникул и передать ей зеркала, доработанные Аскином. Все дела с Сейрейтеем желательно было завершить до зимы, поэтому до зимних каникул он не планировал появляться в мире смертных и продолжать какие-либо дела здесь. — Как твое самочувствие? Ты в порядке? Все прошло хорошо? — он спросил чуть взволнованно, внимательно следя за девушкой, которая опустив веки, еще раз дернула косу. Та лишь как-то смущенно кивнула и потянула его в магазин мантий в котором они довольно быстро закончили. Только выходя, Габби восторженно посмотрела на зимнее тепло-бежевого оттенка пальто, которое Ичиго тут же оплатил. После ателье Малкин был книжный, в котором девушка помимо комплекта учебников взяла несколько книг по этикету, пару томов по чарам и небольшой сборник по зельеварению. Посмотрев на удивленного Ичиго, который слышал, что невеста не очень любит этот предмет, она как-то странно покраснела, и тихо призналась, что думала об артефакторике, как о возможной профессии. Ичиго просто кивнул, и они направились в аптеку, которую сразу же покинули, взяв набор для пятого курса и избегая неприятного запаха. Они шли неторопливо, переговаривались о пустяках, но какое-то напряжение витало между ними все равно. Габби странно опускала веки, замолкая на полуслове, внутри чувствуя странное смущение, а Ичиго прерывался на полуслове, не желая говорить всего о себе. Он с волнением говорил о сестрах, рассказывая немногое о детстве, что помнил, но внезапно замолкал, когда речь переходила на отца. Он упомянул друзей, внезапно переменившись в настроении, и грустно, но тепло улыбнулся ей, признаваясь, что не думает, что они встретятся еще когда-либо. Дойдя до банка, Габби нерешительно замерла перед первой ступенью, и Ичиго предложил ей руку, за которую она смущенно взялась, всходя по ступеням в холл. В банке их снова ждала комната, в которой они решили переговорить о важных делах, и она снова и снова вспоминала все, что знала о Лорде, кивал Ичиго, делал пометки в клипборде пришедший Юграм, и Габби наконец устало вздохнула, пряча лицо в ладонях, она облокотилась на спинку стула и замолчала, ничего больше не говоря некоторое время. Покинул их Юграм, и внезапно Габби вскинула голову, пронзительно посмотрела на него и тихо произнесла: — Как я буду жить? Что будет после церемонии? Что будет с Лордом? Что будет со всем? Ичиго пожал плечами, он поправил плащ, глянул на взволнованную невесту, которая теребила косу, начинающуюся распускаться. Правитель тихо вздохнул и достал зеркало, вкладывая ей его в руку. Девушка изумленно замолчала, вспоминая, что такое же зеркало утром вручил ей Сириус, не находя себе места и прося звонить, если что-то случится. Аккуратно, золотое круглое зеркало, приятно легло в ладошку, и она чуть сжала ее и кинула непонимающий взгляд на суженого. — Звони. День или ночь — не суть, если что-то случится, то звони. Не забывай, что я говорил. Мы семья. Пусть еще и плохо знаем друг друга. Ичиго твердо взглянул на нее, и она замерла. В груди снова разрасталось тепло, становилось легко, и она готова была не сдержать слез, удерживая себя от них лишь усилием воли. Она обхватила себя руками, не позволяя себе двинуться, и не отводила взгляда от суженого, ожидая ответа. — Я не знаю, каким будет твое будущее. Я еще не очень хорошо знаю твои вкусы увлечения. Пройдет время — посмотрим. Она кивнула, стирая слезу. Ей очень хотелось верить, что Вальбурга и Сириус были не правы. Ичиго внезапно грустно улыбнулся ей, подошел и наклонился, аккуратно поцеловал в лоб. Габби тихо всхлипнула и уткнулась в его белый плащ, пока он сжимал ее руку. Он аккуратно коснулся чуть дрожащей рукой ее головы, и Габби всхлипнула еще сильнее.***
— Мисс Поттер, — поприветствовала ее пожилая женщина, чуть прищурив глаза, она внимательно оглядела ее с ног до головы, а потом ее взгляд на секунду потеплел, и она опустила веки. — Леди Лонгботтом, — напряженно кивнула Габби, чуть не поморщившись. Взгляд и манера держаться женщины вызывали в ней тревогу. Она оглянулась на Невилла, стоящего позади и держащего и ее багаж тоже. Ее друг был необычно спокоен и собран, при встрече он сразу же предложил ехать ей вместе, забирая багаж. Девушка лишь удивленно кивнула, как ей навстречу вышла высокая женщина с пронзительным, холодным взглядом, напоминавшим взгляд однокурсника в моменты сосредоточенности. Она уверенно положила руку подростку на плечо и кивнула ему. — Я здесь только за одним, — женщина также пронзительно взглянула на нее, — Я хочу сказать Вам, что семья Лонгботтомов поддержит Вас в любой ситуации, если что-то случится, передайте через Невилла или напишите мне. Любой ситуации, даже мелочь — что-либо, что потребуется Вам. Габби только медленно кивнула, смотря как аппарирует после ее ответа женщина, поцеловав внука в лоб и попрощавшись с ней кивком с непонятным оттенком странного почтения. Она еще некоторое время смотрела женщине вслед прежде чем войти в вагон Экспресса.