***
Ночной город завораживал. Мерцание огней, шум не спящих прохожих, рев мотора очередной проезжающей мимо машины - все это, казалось, делает меня живым и мне безумно это нравилось. Я видел улыбки людей, проходящих мимо, но не мог ощутить эти эмоции… Значило ли это, что я слеп? Я видел в их глазах любовь, страсть, но не мог понять, откуда она? Значило ли это, что я потерял свое зрение? Они все шли, мешались под ногами, и резко, чувство счастья, которое я испытывал пару секунд назад, испарилось. Их было много, пешеходов, замечавших меня, но которых не мог заметить я. Их было много, они кружили мне голову, заставили согнуться пополам и осесть на землю. Их было много, а я был один. Я ничего не видел. Наверное, я слишком много перебрал в том баре, где частенько отдыхал по выходным. Наверное, это алкоголь, а не моя гребанная жизнь, точнее та усталость и безысходность, заставила меня свалиться в чертов обморок и сладко засопеть, как я любил это делать в детстве, на маминых коленях.1 глава: Я не вижу
2 апреля 2013 г. в 21:13
Люди... Можно ли назвать эти тела из мяса и крови с парой органов - людьми? Можно ли назвать эти бездушные манекены живыми существами? Не знаю, являюсь ли я сам настоящим человеком, который может искренне смеяться, любить и бояться. Я настоящий?
— Нет, сегодня я не хочу, — фыркая и выдергивая руку из-под объемных губ очередной пассии, я равнодушно посмотрел в ее глаза, вытирая кисть о лежащее рядом полотенце.
— Ну, ты чего? — тихо промурчала соблазнительница, сползая с кровати на пол. Сев напротив меня, брюнетка раздвинула тонкие ноги, — не будь таким букой, тебе не к лицу, — сморщив свой хорошенький носик, Марина скривила уголки пухлых губ, вновь потянувшись за моей рукой.
— Выметайся, — с каким-то несвойственным мне самому презрением, я огрызнулся, вновь убирая ладонь от цепких пальчиков девушки.
— Да что с тобой? — малышка вскочила как от удара по лицу и схватила свои вещи. Она не успела даже толком застегнуть блузку, на ходу подхватила обувь и выбежала из моего гостиничного номера.
Наступила чарующая тишина. Я о такой и мечтать не смел. Такая, при которой слышится лишь собственное дыхание и медленное постукивание сердца где-то в грудной клетке.
За окном стояло июньское ночное пекло. Луна, будто пытаясь скрыться от зноя, светила тускло, отдаляясь от горячей Земли. В дверь постучали. Сначала тихо, как бы невзначай, но после, усиливая громкость стука, удары переросли в желание выломать несчастную дверь. Догадываясь, кто может стоять за деревянной преградой, я застегнул ширинку на темных джинсах и развалился на кровати, закидывая руки за голову.
— Да, войдите, — с полной отрешенностью промямлил я, зная, что этот гость сможет меня расслышать.
— Ах ты, подлец, мелкий нахал! Да кто тебе дал право? — в дверной проем ворвалась женщина лет сорока. Ее темные волосы не унимающимися локонами спускались на плечи, падали на глаза, от чего ей приходилось все время их сдувать, — как ты смел обидеть Марину? Почему она вся в слезах? — напоминая больше фурию, чем человека, эта женщина средних лет ступила за порог моего номера. Типичная богатая особа, типичный управляющий отеля, в конце концов, типичная мать — вот кем была эта гарпия.
Меня всегда возмущали такие старухи, которым давно уже стукнуло за тридцатник, а они продолжают носить короткие юбки, колготки в сеточку и разрисовывать свое лицо. Они что, таким образом пытаются совратить мужчин помоложе? Или доказать юным особам, что и в сорок можно выглядеть как шлюха? Нет, она меня все же бесила — эта жертва пластического хирурга.
— Так Вы знаете, чем мы тут занимались? — не собираясь подниматься с постели, да и что говорить, даже открывать с трудом сомкнутые глаза, я мученически заерзал на матрасе. Чувствуя ее смятение, я быстро прокрутил в голове последующие ответы и возможность выйти сухим из этой мутной воды. Со мной не в первый раз подобное, когда разъяренные родительницы приходят заступаться за своих дочерей. И им не столь важно, что дочки последние дуры, раздвигающие ноги из-за смазливого личика и большого кошелька. Намного больше волнует, почему я их бросаю, ну или расстраиваю, честно, никогда не интересовался, что они там говорят своим мамашам.
— Да как ты смеешь? — возмущенно пискнув, женщина топнула ногой.
— Так она не сказала? — все же пришлось подняться и принять вертикальное положение, раскрывая собственные серые глаза.
— Она сказала, что ты ее бросил! Вы ведь вместе уже три месяца, а ты с ней так поступил... — говоря уже более спокойно, пробегаясь удовлетворительным взглядом по обнаженному телу, женщина, имени которой я даже знать не хочу, остановилась взглядом на моих ногах, снова поднимаясь взором выше. Мне всегда льстило внимание женщин, правда, из-за любого неверного шага, они становились мне противны. Какими-то безвольными, бесхарактерными и слабыми. Не та слабость, из-за которой невозможно поднять сумку или пережить какое-то горе...
Слабость к мужчинам? Тоже не то. Они были слишком податливыми, слишком развратными. У таких женщин я и пользовался популярностью, именно с такими девушками я и проводил ночи напролет. Именно такое общество окружало меня, общество, где в первую очередь стоит твоя внешность, размер кошелька и счета в банке.
Тут, в моем обществе, будь ты хоть говном внутри, но с хорошей внешностью и богатым отцом — ты будешь любимчиком в этом кругу, правда, за его пределами тебя будут материть и считать буржуазной скотиной. Но кого это станет волновать?
— Я познакомился с ней сегодня и хочу сказать, что вы намного симпатичнее, чем ваша завравшаяся Марина, — приподнимаясь, медленно, будто готовый к броску, я сделал пару плавных шагов в сторону обескураженной дамы, щуря в улыбке серые глаза.
Ее лицо приняло омерзительное выражение похоти и смущения. Морщинки озарили смуглое лицо, а черные глаза быстро забегали.
Меня мутило. То ли я не то съел, то ли много выпил, а, может, и вовсе это так повлияла эта взбалмошная женщина, точнее ее образ старой совратительницы, но это ничего не меняло, легче мне от этих мыслей не становилось.
Нет, я не хочу сказать, что вся элита женского пола именно такая. Нет, есть и исключения, но они так редко попадаются среди этого хлама, что я могу пересчитать нормальных, адекватных женщин по пальцам.
— Да что вы такое говорите, молодой человек...
— Я говорю правду... — сделав еще пару шагов по мягкому ковру, преодолевая небольшое расстояние, я мотнул светлыми волосами, вновь взглянув на эту особь.
Мне не нравилась та фальшь, с которой я жил, с которой жили все мы. Деньги, внешность, мозги, эгоизм, богатые, соответственно, родители — у меня было все, но в тоже время у меня не было ничего. Вакуум в груди, сплошной вакуум, окутывающий сердце, кому-то он был по вкусу, а кто-то старался с ним бороться.
— Мама! Да как ты можешь... — вдруг в проеме появилась та самая Марина, уже переодевшаяся, с покрасневшим носом и потекшей тушью. Марина, благодаря которой и начался весь этот сыр-бор.
— А, дочь... — оборачиваясь и глядя на свое чадо большими невинными глазами, начались объяснения и претензии. Дослушивать было лень, даже как-то скучно, поэтому, накидывая рубашку, не застегивая пуговицы и на ходу подхватывая пиджак, я сунул ноги в кроссовки и вышел из номера, навсегда, как я думал, покинув это помещение.