between night and dew morning

Чонин пропускает 15 минут лекции и даже не делает попытки открыть конспект, когда усаживается на дальнее место у окна. - Эй, - шикает Чанёль, бросая в него смятым вкладышем от жвачки вроде is love. - Для чего тебе даются выходные? У меня такое чувство, - Чанёль говорит ужасно громким шепотом, - что ты спишь только по часу, и то перед самым звонком будильника. Если вообще спишь. Ты спишь, Чонин? Чонин не понимает, имеет тот в виду вообще или конкретно сейчас, и отмахивается от него, роняя на пол бумажку от жвачки, и растягивается локтями на парте. Вчера вечером Чунмён прислал ему видео запись с обрывком своего низкого голоса и шипением ветра в динамики. «я твой голос совсем другим представлял", - пишет Чонин первое, что приходит в голову. На экране появляется оповещение, что собеседник набирает ответ. Чонин по привычке кусает губы. Ждать ответ становится слишком волнительно для таких просто разговоров. С Чунмёном он знакомится на форуме «живого Сеула» несколько недель назад. "Надеюсь, я не слишком тебя разочаровал", - появляется в окне диалога. "нет", - поспешно вводит слова Чонин, - "я не" Чунмён ждет. "Мне нравится твой голос". Парень кусает нижнюю губу. Слишком это вошло в привычку. "Я рад, если так". "Мне, кстати, много кто говорил это, что не таким представляли". "Эй, Чонин?" "м?" "Я теперь хочу услышать тебя." Чонин смотрит на строчки и ему кажется, что по венам разливается раскаленная эффузия вместо крови и что-то в экстренном форсажном режиме окисляется. "да?" пишет он. Ему кажется, что он слышит, как хмыкает Чунмён по ту сторону экрана. "Да)". Чонин отчаянно долго вспоминает свой логин в скайпе. Стоит ли говорить, пароль он вспоминает в 2 раза отчаяннее и дольше. "в сети". Когда на экране ноутбука всплывает окно входящего звонка, Чонин на секунду пугается и медлит. "Ответить" решается кто-то внутри него. Чонин даже не успевает посмотреть, слишком ли беспорядочно взъерошены его слегка вьющиеся каштановые волосы или пока еще в режиме терпимо. Чунмён хмурится, глядя в камеру, но как только Чонин отвечает, на его губах появляется легкая и приветливая улыбка. - Привет, - выдыхает Чунмён, и Чонин едва дышит - этот парень правда настоящий? - Эм, - все, что говорит Чонин. У Чунмёна уже не короткая стрижка, не такая, что на фотографиях. Освещение не самое лучшее, но Чонин успевает отметить, что цвет остался все тот же auburn red. - Чонин? - Да? - Все в порядке? - улыбается Чунмён, но взгляд выражает легкое волнение это заметно даже через не самую лучшую вэб-камеру. - Нет, - неловко смеется Чонин, - я просто, я еще никогда не... - Ты не звонил по скайпу? - Чонин думает, что Чунмён сейчас будет смеяться - об этом красноречиво говорят дрогнувшие уголки губ. - Нет, признается Чонин, опуская голову. - Ни разу. Чунмён тихо смеется. - Почему? - Да знаешь...как то случая даже не было, - неловко оправдывается Чонин. Несколько минут они просто разглядывают друг друга в темные окна не самых лучших вэб изображений на мониторах друг друга. - Откуда ты? – спрашивает Чонин. Как только Чунмён слышит этот вопрос, он мнется. Чонину кажется, редокс в его груди пошёл к самому сердцу. - Не из Кореи. - Но у тебя произношение такое, словно ты всю жизнь прожил в Корее, - возражает парень. - Не из Южной, - говорит Чунмен. Чонину кажется, что если бы тот сказал пусть даже про другую планету, он бы поверил куда охотнее, чем в это. Не Северная. Чонин не верит и переспрашивает: - Что? - Давай не будем. Давай о тебе. - Нет. Давай уж лучше о тебе, - перебивает Чонин. - Где ты сейчас живешь? - В Китае, - нехотя бросает Чунмён, поправляя челку на камеру и смотрит, как ему лучше – когда больше прямо или набок. - О. Почему в Китае? – не понимает Чонин. В его мыслях уже во всю играют гимны КНДР, а Чунмён все-таки зачесывает челку набок. - Потому что мне повезло, - отвечает он, как-то грустно улыбаясь. Повезло? - переспрашивают глаза Чонина. Когда повезло, улыбаются ли таким взглядом? - Ты служил в армии? - тогда спрашивает Чонин. Чунмён кивает: - Мой отец военный. - - - Пока Чонин не узнал этого парня, он даже не думал, что в современном мире может был неравноправный лабиринт из человеческих прав и возможностей. Возможностей выбирать город, друзей или самую обыкновенную музыку. Чунмён не так уж много выбирает даже в своей новой жизни. Пока над городом пылает рассвет (половина девятого для Чонина самый пожар такого солнца), и он опаздывает на первую пару, Чонин вспоминает, что сказал ему Чунмён. - В Китае я могу жить сколько захочу. Не бросать армию, конечно. И у меня здесь не самые шикарные условия, но всё-таки с прошлым это… - Несравнимо? – подсказывает Чонин. - … несравнимо, - соглашается Чунмён. - Я не могу выехать за границы…даже не Китая. Одного района. У нас запрещено свободное передвижение, знаешь. Его пальцы теребят майку на плече. Плечи у Чунмёна бледные и кажутся совсем хрупкими, но Чонин видит натренированные мышцы на руках. Он говорит: - Ты очень худой. Чунмён смеется, потом за камерой слышится какой-то шум, а Чунмён обещает потом рассказать про шоколад. Чонин спрашивает, какой шоколад. Чунмён говорит, что ему уже пора и отключается, бросая улыбкой через слабую концентрацию пикселей на мониторе – до завтра. Чонин думает, что мог бы поехать в Китай на выходные, а потом реальностью вдохов и усталостью в затекшую шею понимает, что нет, вряд ли. Он смотрит на часы и зевает. Почти четыре утра. Той ночью он видит улицы Пхеньяна - ему впервые снится тот город, что связывает Чунмёна с домом. И с разговорами Чонина. Сон пробирается под веки картами и военными отчетами в панораме зимнего парка перед хмурыми жилыми домами. Город кажется пустым, но за стенами громким сердечным стуком варится жизнь. Конечно, это только сон, но когда просыпается, Чонин просматривает фотографии Пхеньяна. Шесть десять утра. Он снова не высыпается и весь день слушает лекции, лежа лбом на парте. Чанёль пытается усадить его в нормальное сидячее положение, и почему то грозится связать ему руки. Почему именно руки, Чанёль и сам не знает. Чонин в который раз утыкается носом в деревянный стол. А руки у него связаны и без всяких Чанелёй. - - - - Ты сам делаешь шоколад? – переспрашивает Чонин, когда Чунмён стирает тыльной стороной ладони шоколадные крошки с губ. - Не шоколад. Кокосовые конфеты, - правит он. - Дома у тебя такого не было, да? - Не совсем…- чунмёновский взгляд останавливается на клавиатуре. - Но мне кажется, что я всё еще сознанием там. – Шоколад, думает Чонин, тает. Ему хочется этого шоколада чуть меньше, чем Чунмёна в Южной с паспортом этой самой Южной. - Иногда я просыпаюсь утром, и мне кажется, что я проспал подъём в семь утра. И, о боже, как я мог проспать?.. – Чунмён смеется, вспоминая - Чонин видит по взгляду. - И как ты готовишь конфеты? - Это проще, чем кажется, - мягко говорит Чунмён. – Нужно охладить смесь масла, кокосовой стружки, сливок и сахара. Потом нарезать и охладить нарезанные конфеты. Сделать глазурь из молочного шоколада (хотя подойдет любой, какой тебе нравится) и добавить немного масла. Глазировать нужно, чтобы кокос не успел растаять, это самое главное – тогда глазурь ложится идеально. Когда Чунмён договаривает, Чонину кажется, он чувствует кокосовую стружку на губах. Он не запоминает ничего из последовательности приготовления. - Ты это сам придумал? - Рецепт? – смеется Чунмён по ту сторону монитора. - Нет. Делать кокосовые конфеты самому. - Эм. Да? Не знаю. Я вообще люблю готовить. А здесь у меня уйма свободного времени. Ифань приходит постоянно голодный… - Чунмён осекается. - Ифань? Чонину кажется, его пробивает разрядом тока. Окисление и распад связей. Чанёль бы назвал это ревностью?.. А если честно, Чонин совсем не помнит химию. - Ифань работает на моего отца. Он…он тоже военный. То есть не совсем. Да и не важно это. Чунмён всматривается в нечеткое изображение Чонина. - А что... – хочет спросить тот. Связь почему-то рвется. Чонин так и не узнаёт, что тогда важно.