***
Шум возводящихся укреплений не мог отвлечь Цезаря от его любимого дела. Невзирая на команды центурионов снаружи огромного шатра, а также на стук по дереву, Юлий невозмутимо продолжал писать на табличке свою историю о завоевании Галлии. Осада Верценгеторикса обещала сама по себе стать историческим событием, даже несмотря на отрицательный исход. Гай, рукой поправляя темные волосы, завершил свой рассказ, очень надеясь дописать продолжение после своей победы. Сейчас Цезарь ждал своих легатов на очередное совещание перед предстоящей битвой. Ожидать приходилось в весьма роскошной красной палатке со штандартами у входа. В нескольких местах в шатре можно было заметить наспех закроенные дыры от стрел, которые иногда прилетали в него, особенно в битвах, подобных Герговии. По середине расположился большой стол с картой Галлии, с отметками занятых или лояльных Риму поселений, которых за последние пару лет заметно поубавилось. Также в уголке раскинулось и небольшое ложе с балдахином, на котором приходилось спать Юлию. По краям не слишком просторной палатки расположились и другие столики, на которых стояли фазы с фруктами и графины с вином. На других лежали таблички с записями или различными донесениями, которые были зашифрованы методом, который придумал сам проконсул. Это был довольно инновационный прием, который позволял Цезарю переписываться с легатами или лояльными в Сенате людьми, не опасаясь за то, что кто-то посторонний узнает содержание. Цезарь же сидел во главе, сложив перед собой таблички, в которых он записывал ход текущей войны. Гай надеялся на то, что эти свидетельства его тактико-стратегического гения, который не уступал лучшим умам всей истории, увидят свет в Риме на зависть всем врагам. Несмотря на изоляцию Алезии, вождь арвернов успел позвать на помощь полчища варваров, которые вели вчерашние друзья Юлия, которым тот буквально пару лет назад и подарил такую власть над племенами вкупе с союзными соглашениями. Они должны были появиться под укреплениями римлян через день-другой, поскольку разведчики уже видели на другом берегу реки, которая и отделяла лагерь Цезаря от огромной орды Коммия и Веркассивелауна. Несмотря на неудобное положение, в котором окажутся его легионы при подходе подкреплений, Цезарь был спокоен. У него был подходящий план для битвы, который он собирался сегодня изложить своим подчиненным. По мнению Юлия, задумка, с учетом всех факторов должна была с большой вероятностью показать превосходство римских легионов над галльскими ордами, а заодно лишний раз подчеркнуть его таланты как полководца. Громкая и яркая победа была необходима Цезарю как воздух, ведь через год с лишним истекали его полномочия проконсула Галлии, а отсутствие серьезных успехов в ее покорении, скорее всего, положило бы конец политической карьере. Особенно это проявилось после гибели Красса в Сирии немногим ранее. Смерть Лициния хоронила выстроенный с таким трудом его триумвират с Цезарем и Помпеем, у которого на счету уже были победы, как над Спартаком, так и над Иудеей, не считая охоты на пиратов на море. Второй триумвир, лишившись коллеги, заметно потерял в весе и более того, получил страшнейший удар по своему самолюбию, что заставило его вести яростную наступательную кампанию в Галлии. Юлий до сих пор не переставал корить себя за потерю контроля над собой и слишком опрометчивые действия, порой лишенные тактики. Это привело к провалу под Герговией, где Цезарь, без особых ухищрений пошел на штурм галльской крепости и лишь чудом избежал разгрома. Хуже того, это было настоящее унижение для него, как выдающегося полководца, который ничуть не хуже, а то и лучше Помпея. И тем не менее, сдаваться Юлий ни за что не собирался, продолжая свой путь на вершину политического Олимпа Вечного Города через полчища разбитых противников. Покручивая в руках снятый с пальца фамильный золотой перстень с рубином, Цезарь вновь вспоминал свою, без сомнения яркую жизнь, жизнь потомка легендарного Энея, которая через пару дней должна была либо погаснуть, либо засиять еще ярче, ослепляя всех недругов и завистников. - Аве, Цезарь! – в момент, когда проконсул уже предался приятным и не очень воспоминаниям в палатку твердым шагом заявился один из его подчиненных легатов - Тит Лабиен, не забыв официально поприветствовать своего командира. Он был ровесником Цезаря, родившись в один год с ним. Этот, постаревший с начала Галльской кампании синеглазый легат, с редеющими и уже седеющими волосами внешне больше походил на сенатора, нежели на вояку, который уже больше десяти лет непрерывно участвовал в войнах, помогая Помпею и Цезарю в их кампаниях. Несмотря на некоторые противоречия с проконсулом, Лабиен уже успел стать незаменимым легатом и даже другом Юлия, который не раз своими быстрыми решениями на поле боя переворачивал его в пользу римлян. - Да, Лабиен, проходи. Я ждал тебя, - Цезарь протянул руку, указывая на стоящие стулья вокруг стола. Их здесь было всего три, поскольку Юлий в этот раз делил командование армией внутри форта на троих подчиненных, одним из которых и был Лабиен. – Кстати, Требония и Антония не видел? Им пора бы уже появиться. И как работы в лагере? Тит присел не сразу, перед этим он взял из одной вазы симпатичное красное яблоко и, потихоньку поедая его, занял свое место слева от Юлия, задумчиво посматривая на карту. - Нет, хотя утром Требоний был на вале перед воротами Алезии. В очередной раз пытался убедить этих варваров сдаться по-хорошему, пока они там с ума от голода не сошли, - понемногу уминая яблоко, доложил Тит, наблюдая множество фигур вокруг крепости Верценгеторикса. – Хотя, откровенно замечу, Юлий, мне не нравится наше нынешнее положение. Вместо какого-либо ответа или возражения, Юлий лишь задумчиво и вопросительно поднял зеленые глаза на легата. В принципе, было нормально, что кто-то не соглашался с планами Цезаря на битву, но после множества доводов предпочитали уступать. - Смотри, Юлий. Во-первых, по данным разведчиков у противника, который приближается к нам снаружи двести, а то и все двести пятьдесят тысяч бойцов против пятидесяти у нас. Разумеется, без учета стотысячного гарнизона Алезии… - Лабиен после этих слов деловито убрал несколько римских фигур с карты, чтобы демонстративно показать преимущество галлов, но его прервали. - Аве, Цезарь! – со знакомым восклицанием и поднятием руки, в палатке появился светловолосый кудрявый молодой человек, особенно на фоне самого Тита и Гая. Вошедший легат выглядел слегка неопрятно из-за растрепанных волос и не до конца выспавшимся, но при этом, как и всегда довольно живым и довольным. - А, Антоний, проходи. Что-нибудь известно о передвижении противника за рекой? – слегка улыбнувшись в ответ, Юлий жестом позвал Марка Антония к столу на совет. Тит же сухо и молча поприветствовал легата поднятой рукой, поскольку собирался вернуться к обсуждению битвы. Цезарь отлично знал Марка Антония. Это был довольно толковый и уж точно не трусливый командир, ростом выше любого среднего легионера и с могучим телосложением, как у многих легендарных героев древности. Но вместе с тем Антоний не отличался чистой репутацией и дисциплиной в свободное время, поскольку предпочитал не пропускать ни одной пирушки, на которых он иногда напивался похлеще любого пьяницы. Ну и само собой общение с доступными женщинами не сильно красило Марка. Хотя Юлий ценил его не за это, а за военный талант, который Антоний прогулять так и не смог, а также за дружеские отношения между ними и лояльность легата. - Сегодня утром говорили о том, что они в дне пути отсюда, идут по максимуму налегке, поскольку торопятся снять осаду с Алезии, - в отличие от Лабиена, Антоний не стал себе ничего брать из запасов Цезаря и сразу же рухнул на стул справа от Юлия. - Хм, значит, у нас хотя бы два дня в запасе еще есть, - сделал вывод из данных Марка Цезарь. Он так решил, поскольку очень сомневался, что Коммий окажется настолько глуп, что полезет на римский форт без подготовки элементарного осадного, которое галлы наверняка будут делать уже на том берегу реки. - Тогда будет разумно потратить побольше сил на укрепление западной части форта. Желательно с обеих сторон, - в свою очередь добавил Лабиен, понимая, что если варвары появятся где-то на юго-востоке, то нужно укрепить соответствующие стороны укреплений, поскольку такой орде попытка обойти их с другой стороны под обстрелом римлян может обойтись даже дороже банальной атаки в лоб. Это была задумка проконсула, который, помня о горьком и досадном провале под Герговией, отказался от идеи штурма Алезии и предпочел обнести ее двойным кольцом укреплений – внутренних и внешних, как раз на случай появления подкрепления. Собственно, Цезарь частично и строил расчет на том, что узнавшие об осаде крепости варвары сами прибегут на битву с римлянами и их не придется ловить по всяким лесам. Поэтому он основательно готовился к встрече гостей, разработав план битвы, который сейчас и собирался представить. - Аве, Цезарь! – уже собравшегося было ответить Лабиену Цезаря, снова прервал вошедший легат, на этот раз Гай Требоний, который, в отличии от предыдущих, заявился сюда в полном доспехе со шлемом. Оно и было понятно, ему доверили контролировать вал со стороны самой осажденной Алезии и приказали пресекать любые попытки уйти из голодающего города, а заодно в случае чего вести переговоры, на случай если галлы захотят сдаться. Требоний больше походил на молодого Лабиена, нежели на Антония. Все та же довольно хрупкая для настоящего воина фигура, на которой куда лучше бы смотрелась сенатская тога. Только русая и все еще пышная по молодости шевелюра, скрытая под шлемом, и карие глаза отличали Гая от своего более старого коллеги. Требоний был одним из лучших командиров легионов в Галлии, а заодно и командиром конницы, которая нередко и помогала обходить и преследовать неорганизованные армии варваров. А его разгром Кассивелауна – вождя бриттов и вовсе помог бы закрепиться в Британии, если бы не восстания эбуронов и других галльских племен. - Как понимаю, Верценгеторикс сдаваться не собирается, Требоний? – прямо спросил Цезарь, хотя прекрасно понимал, что гордый вождь арвернов не сдастся, пока у него есть надежда в виде огромной армии, которая шла на помощь галлам. - Само собой, проконсул. Этот вождь предпочел бы умереть и уморить своих подчиненных голодом, - Требоний только в палатке снял давящий шлем, выпуская свои волосы на свободу, поскольку в тщательно охраняемую палатку Цезаря на самой выгодной позиции во всем форте вряд ли что-то прилетит. – Не думаю, что галлы внутри крепости могут представлять серьезную угрозу, слишком они ослаблены недостатком еды. Да и утром опять приходили их женщины и дети, умолявшие нас взять их в рабство, чтобы хоть немного накормить их. Да, осада и полная изоляция Алезии от внешнего мира римлянами принесла свои плоды, в городе с немалым населением довольно быстро возникла нехватка еды, которая уже переросла в голод. Из-за этого Верценгеториксу пришлось, несмотря на многочисленные возражения соплеменников и подчиненных, выставить за стены города женщин и детей, в надежде либо на милость Рима, либо на помощь извне, которая уже была близко. Из-за этой массы голодных римлянам пришлось укрепить вал и поставить больше караульных, которые отгоняли от укрепления всех, кто пытался перелезть через нее. - Да, как жаль, что Верценгеторикс не может понять очевидного, что его путь, как и всего восстание, закончится здесь, - заметил Антоний, которому пару раз приходилось иметь дело с гордым арверном. Конечно, по высокомерию и тщеславию тот до Цезаря дотянуть не мог, но все равно его было через край. - Ничего, через пару дней Цезарь исполнит их желание, - заметил Юлий, собираясь снова расставить фигуры на столе, которые от Алезии убрал Тит Лабиен. – Если им так хочется стать рабами, я окажу им такую честь… Но сначала мы отомстим Верценгеториксу за его подлое предательство. - Надеюсь, Юлий. Я верю в то, что мы поставим Галлию на колени, но… - Лабиен на секундочку прервался, чтобы попить воды из одного кувшина, который стоял рядом. – Какой у нас план, благородный Цезарь? Проконсул промолчал, продолжая расставлять фигуры на карте вокруг Алезии, заодно создав из палочек подобие стены римского укрепления. Позиция для битвы была выбрана весьма удобно. Огромной армии галлов пришлось бы в любом случае пересекать реку, чтобы оказаться у римского форта, благо доступные места для переправы были в зоне досягаемости стрельбы лучников Цезаря, а также его осадных машин. Таким образом еще на пути к укреплению, которые галлам предстояло разломать, они бы потеряли уже немало бойцов от огня римской артиллерии и стрелков. - Итак, мой план по разгрому галльских войск состоит в том, чтобы измотать их отряды в попытках прорвать линии укреплений, а потом сокрушить их мощной вылазкой. Специально в районе переправ мы максимально укрепили стены, чтобы галлам было сложнее прорваться, - начал Цезарь, передвигая пару фигур варваров к стене с римлянами. – Также мы удачно выбрали место для лагеря, поскольку брод есть только в двух-трех местах, потому задействовать одновременно все свое численное превосходство у них не получится. - Хм, значит, в основном удар должен прийтись на западную часть форта, поскольку с южной стороны перейти реку практически негде? – спросил Требоний, рассматривая линии римских укреплений. Гай несколько сомневался в этом плане, не столько с тактической, сколько со стратегической точки зрения. Ему просто было не совсем понятно, зачем загонять себя в окружение ради такого боя с галлами. Восточная часть укреплений была достаточно узкой, но притом самой же укрепленной, поскольку именно на равнину перед ней выходили броды, а с другой стороны мог пойти в атаку Верценгеторикс. Попытка обойти укрепления с юга была плохой идеей, поскольку в той части реки не обнаружили подходящего места для переправы, так галлам пришлось бы лезть к стенам по холмистой местности, что точно убило бы элемент внезапности. - Мне не очень нравится линия укреплений вот здесь. Мы поставили стену прямо под холмом и перелезть через нее, как по мне, будет гораздо легче, - заметил уже Антоний, указав на холм Рея, который возвышался над стеной лагеря на северо-западе. Правда, чтобы попасть на него, пришлось бы пересечь сразу две реки, фактически на виду у римлян. - Так, давайте по порядку. Требоний, да, западная часть форта у нас основная, поэтому вы с Антонием и будете держать ее, только ты будешь со стороны Алезии, чтобы Верценгеторикс не прорвался, а Антоний со стороны наступающих снаружи варваров, - указав на две фигурки, стоящие практически вплотную друг к другу, сказал Цезарь, распределяя легатов по участкам обороны. – А насчет северо-западной части, я там поставил два легиона на всякий случай. Ими командует Ребил, не слишком умный легат, но сдержать врага даже в невыгодных условиях сможет. После этого легаты ненадолго замолчали, запоминая свои позиции, а Лабиен еще ожидал назначения на какой-либо участок. Пока план выглядел хорошо, вымотать галлов в обороне, а затем перейти в наступление и разбить обескровленных врагов. По плану Цезаря это предстояло сделать где-нибудь на переправе, предварительно выпустив пару когорот и кавалеристов, чтобы пойти на окружение противника. Верценгеторикса Юлий слишком сильной угрозой не считал, думая, что голод сильно ослабил его бойцов и не позволит им сражаться в полную силу, к тому же у него практически был только один вариант для прорыва. Одновременно с внешней силой обрушиться на западную часть форта. Этого нельзя было допустить любой ценой. - Далее, Лабиен, тебе достанется одна из главных ролей – руководить резервами и организовать в подходящий момент вылазку во фланг армии галлов, чтобы мы одновременными ударами сбросили Коммия в реку, - продолжал Цезарь, выводя на карте римлян во фланг варварам и перекрывая им переправу – единственный путь к отступлению. Вообще для настоящей победы над всей Галлией нужно было не только разбить две армии, но и нанести им максимальный урон. Это предотвратило бы необходимость снова громить орды варваров, которые распадутся на мелкие группы. - Благодарю, Цезарь, но у меня вопрос, что мы будем делать, если противник вместо штурма попробует взять измором уже нас? – на всякий случай спросил Тит, поскольку ему, как и Требонию не слишком нравилась идея сидеть практически в полном окружении. Противников было так много, что те при желании запросто перекроют любые подходы к форту римлян. - Этого не случится, Тит, смотри. Нас пятьдесят тысяч, их как минимум двести. Они попросту не смогут нормально кормить такую массу солдат, которую они собрали именно для последней битвы с нами, - спокойно объяснял Цезарь, поднявшись со стула. – Также у нас пока достаточно еды и если на разгром галлов у нас уйдет больше недели, проблем с продовольствием у нас не будет, к тому же в Алезии уже голод. Варвары может и не слишком умны, но они не позволят своим соплеменникам умирать с голоду и при первой возможности пойдут на прорыв и вот тут-то мы их и поймаем. Всех устраивает данный план? После этого выступления Юлия, легаты сидели молча, обдумывая задумку проконсула. С одной стороны ее можно было назвать если не безупречной, то, как минимум отличной – навязать противнику сражение в максимально выгодных условиях, которые к тому же не позволят задействовать все численное превосходство. Но с другой была и неуверенность из-за огромного перевеса, который даже несмотря на неблагоприятные условия, мог просто задавить числом, да и держать оборону с двух сторон было не лучшей перспективой. В немалой степени успех должен был быть обеспечен высоким боевым духом, координацией и удачей римских легионеров. - Что же, возражений у меня нет, я готов действовать по этому плану, - первым высказался Требоний, как следует, обдумав собственные перспективы и выгоды позиции своих войск. Ему противостояли хоть и превосходящие числом, но ослабленные голодом войска самого Верценгеторикса. Приняв решение, Гай поднял руку, выражая одобрение плана Юлия. - У меня тоже, благородный Цезарь. Я сделаю все необходимое, чтобы сдержать галлов на своем участке и максимально ослабить их, - тоже поднял руку Антоний, на лице которого читалась смесь волнения и гордости, ведь именно на его линию придется самый мощный удар варваров. Лабиен еще колебался под ожидающими взглядами коллег. Немолодой легат был большим прагматиком и более осторожным, нежели Цезарь. Гай предпочел рискнуть всем, что у него есть, в том числе и жизнью ради возможности разгромить Верценгеторикса одним ударом. Тит в свою очередь больше предпочитал осторожную стратегию, громить противника не сразу в одном огромном сражении меньшими силами, а только по частям. Но Юлий поставил на карту все, что у него было и, более того, разработал весьма умный план сражения и потому Лабиен, слегка вздохнув, тоже поднял руку. - Я думаю, что ошибкой была сама авантюрная осада, которая может похоронить планы Рима на Галлию на ближайшие десятилетия минимум, - тем не менее, Тит предпочел высказать свои претензии к стратегии Цезаря. – Но этот план должен принести победу, потому я тоже с ним согласен. - Я понимаю твое опасение и недовольство, Лабиен, - понимающе ответил Цезарь, неторопливо обходя стол по кругу и прихватив по пути пару виноградин. – Я бы вряд ли на такое пошел, но времени слишком мало, а великие дела надо совершать без оглядки на возможную опасность. Срок моих полномочий истекает меньше, чем через два года, а мне к этому сроку нужно покорить всю Галлию. И сделать это можно только таким образом. Я прекрасно понимаю риск, Тит, но я не могу предать самого себя и отказаться от своей мечты. Свою мечту Цезарь лишний раз предпочитал не озвучивать, хотя как минимум Антоний был в курсе нее. Проконсул откровенно желал власти в Вечном Городе, как можно большей и притом играть первую роль в его жизни. Как сам Юлий разок обмолвился с Марком, лучше быть первым в самой захудалой галльской деревне, чем вторым в Риме. С самого начала Цезарь считал, что создан для того, чтобы быть лидером, который на своем таланте и своей воле потянет Вечный Город к процветанию и могуществу. Сейчас же Гай слишком сильно почувствовал вкус власти и славы, чтобы отказаться от него, даже если это спасет ему жизнь. Триумвират с Крассом и Помпеем был не более, чем трамплином для амбиций Цезаря, хотя другие триумвиры отличались не меньшей жаждой власти. Сейчас проконсулу как воздух нужна была победа, та, которая сделает его покорителем варваров и даст преимущество в будущем политическом противостоянии с Помпеем, которое после гибели Красса было неизбежным. Крах мечты был для Цезаря равен смерти, и он не видел разницы между тем, как она случится, здесь от галльского меча или в безвестности в Риме. - К тому же, мой провал будет и вашим провалом тоже. Мало кто в Сенате захочет продвигать тех, кто запятнал себя службой под началом провалившегося командира, - после короткого молчания добавил Юлий, надеясь таким образом устранить сомнения легатов в его честности и правильности решения. – И если бы меня убрали, то наверняка поставили какого-нибудь неудачника, вроде Альбина во время войны с Югуртой и о богатствах Галлии нам придется забыть. - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Цезарь. Я верю в твой талант, и потому иду за тобой, но такие опрометчивые шаги немного не по мне, - Лабиену было попросту нечего возразить на доводы Юлия, все же три легата и получили свою славу именно в Галльской кампании, и это не выглядело возможным пределом. - Хорошо, как понимаю, больше никаких указаний не будет? – решил подать голос Требоний, поскольку было заметно, что тем для обсуждения практически не осталось, да и обстановку требовалось слегка разрядить. Юлий на реплику Гая ответил молчанием. У него было одно желание, увидеть голову вождя атребатов Коммия, которому Цезарь спас жизнь и даровал власть над несколькими племенами, но получил удар в спину. Проконсул был готов сохранить жизни многим вождям галлов, но воспоминания о предательстве бывшего верного союзника заставляло Юлия скрежетать зубами. Подобные поступки он терпеть не мог и, как правило, был безжалостен к подобным изменникам. Но судьба Коммия в данный момент была ему не интересна, ведь предстояла великая битва. - Да, легат, не будет, - в это время Юлий, сделав очередной круг, вернулся к своему месту и, стоя у него, на ходу придумывал какую-нибудь небольшую напутственную речь, чтобы еще сильнее зажечь своих легатов. – Уже завтра-послезавтра нам предстоит битва, которая изменит не только нашу судьбу, но и всего мира. И поэтому мы должны одержать победу, во славу Сената и Народа Рима. - Во славу Сената и Народа Рима! – хором повторили легаты, поднимаясь со стульев и вновь торжественно поднимая правые руки.***
Шум яростного боя, который в ожесточении бушевал еще пару часов назад, сменился всеобщим ликованием в римском лагере. Несмотря на огромное число трупов, как легионеров, так и варваров, победители просто наслаждались и радовались тяжелой, но столь грандиозной победе, словно забыв о кошмаре, который закончился совсем недавно. Стена лагеря во многих местах была проломлена или сожжена силам варваров, а внутри укрепления было сложно найти место, куда не угодили стрелы противника. Еще больше их было снаружи, в деревянной стене, которая больше напоминала ежа. Именно в этих проломах и вокруг них все пространство было залито уже впитывающейся в землю кровью. План Цезаря сработал практически безупречно, не считая досады с тем самым холмом на северо-западе, где варвары сумели ворваться в римский форт, но и там их остановили подоспевшие резервы. А в самый ответственный момент боя, как и планировалось, Лабиен организовал вылазку, опрокинув штурмующую внешнюю стену орду в реку. Это лишило галлов последней надежды и те, побросав все, что у них было, бросились бежать и сейчас их под звуки боевых труб преследовали кавалеристы. Верценгеторикс, несмотря на слабость укреплений с его стороны, ничем не смог помочь своей армии и теперь варвары в Алезии намеревались объявить о капитуляции следующим днем, выдав всех зачинщиков восстания. Цезарь, прикрыв глаза, слушал все это ликование и просто наслаждался самым сладким моментом в своей жизни. Легионеры со всех концов лагеря во все горло славили своего гениального лидера, соревнуясь с товарищами в попытках докричаться до Юлия. Центурионы, не уставая, приносили знамена противника к креслу проконсула, после чего бросали их к его ногам. Это было совершенно незабываемое и невероятно приятное чувство для Цезаря, которое было даже милее близости с лучшей девушкой во всей Республике. Юлий уже представлял себе ликование, когда его все-таки вернут в Рим, и он сможет торжественно пойти со своими верными ветеранами и пленными галлами по широким улицам Вечного Города, получив право на триумф, который был мечтой любого военного деятеля, едва ли не величайшей наградой, который им мог позволить Сенат. Торжественное шествие под мелодию медных труб и под хвалу ликующей толпы уже виделось у Гая перед глазами. Четыре дня назад мало кто из римлян мог предположить, что изложенный Цезарем план принесет его войскам невероятную победу и покончит с Галльской войной. Наблюдая с самой высокой точки в лагере эту ликующую массу солдат, Юлий продолжил записи на своих табличках. Теперь, когда капитуляция варварских вождей была назначена уже на следующий день, проконсул посчитал, что вправе все же закончить свою историю о покорении страны, чьи племена сотни лет досаждали Вечному Городу. Оставались лишь некоторые формальности, вроде распределения легионов по территории Галлии и заключение нужных договоров с ее вождями и Цезарь был готов вернуться в Рим с триумфом. Теперь он мог запросто соревноваться с самим Помпеем, поскольку не сомневался, что весть о его разгромной победе воодушевит римский народ и Сенат, которые еще не до конца отошли от поражения Красса при Каррах. Этот успех должен был также привлечь к нему новых союзников среди влиятельных граждан, которые не любили Помпея, но не верили в то, что Цезарь сможет составить Гнею достойную конкуренцию. Солнце потихоньку скрывалось за горизонтом, скрывая реку, покрасневшую от крови и другие напоминания о кровавом побоище в тени. Заходило оно и для Галлии, ведь потери оказались просто огромными и как минимум в пятнадцать раз превосходили римские, как следовало из сообщений легатов. Несмотря на бегство некоторых вождей, вроде Коммия, дальнейшая борьба против Республики была невозможна – слишком много галлов погибло и попало в плен, а самые влиятельные вожди, вроде Верценгеторикса были готовы сдаться в обмен на пощаду своих племен. Переполненный и окрыленный возбуждением от осознания всего масштаба этой победы Цезарь больше не мог усидеть на своем кресле и предпочел пройтись по лагерю, чтобы хоть немножко унять бушующие внутри эмоции, хотя внешне это было малозаметно. Юлий хотел просто немножко развеяться, чтобы успокоить собственную гордость, которая теперь распирала его изнутри. - Слава великому Цезарю! – раздавалась со всех сторон похвала в адрес проконсула, для которого это было приятнее любой музыки. Легионеры при виде Юлия в красном плаще бросали все и с ликованием приветствовали победителя, а порой и подбрасывали свои шлемы в воздух от переизбытка эмоций. - Да здравствует покоритель Галлии! Со всех сторон его окружали ликующие солдаты и центурионы, желавшие быть как можно ближе к своему предводителю. Те, кто терпел со своим полководцем все тяготы сражений, осад и даже поражений, сейчас просто радовались, словно дети, у которых что-то впервые получилось. Хотя на это были причины, ведь тяжелая и изнурительная война, длившаяся шесть с лишним лет наконец-то завершилась долгожданной победой. Сквозь массу в тогах и еще не снятых доспехах, краем глаза Юлий заметил фигуру, закутанную в коричневатый плащ, которая сейчас скрывалась за спинами легионеров. От вида этой фигуры возникло какое-то странное ощущение, которое заставило проконсула протиснуться между парочкой центурионов. Ворен и Пуллон в очередной раз пытались выяснить, чья центурия перебила больше варваров и больше заслуживает вознаграждения. Не без труда обойдя еще нескольких легионеров, Цезарь оказался в паре шагов от этого темного плаща, который он разглядел лишь чудом. В этот же момент, словно почувствовал приближение полководца, фигура развернулась и теперь на Юлия смотрела милого вида девушка с темными волосами, которые скрывал невзрачный плащ. Но больше проконсула удивили ее необычно яркие глаза. - Мм, поздравляю тебя, Юлий. Ты смог одержать одну из величайших побед в истории Рима, - даже не дав Цезарю что либо сказать, начала незнакомка, мило и одновременно соблазнительно хлопая глазками. – Мы будем наблюдать за твоими дальнейшими успехами. - Постой… - еле успел вымолвить проконсул, которого слова незнакомки словно загипнотизировали. Он даже не успел о чем-либо спросить, как странная девушка снова повернулась и за какие-то секунды пропала в ликующей толпе легионеров. - Слава Цезарю! – очередной выкрик солдат словно разбудил Цезаря. Он в непонимании вглядывался в толпу, пытаясь разглядеть в ней знакомый темный плащ, но его и след простыл.