Последняя война Республики

      Ледяная дева Алфия, чуть отстраненно смотрела на водную гладь. Корабль стремительно рассекал море, приближаясь к западному побережью Эвксинского Понта.       Корабли монстров стремительно приближались к берегу и их пассажирам явно не сиделось на месте, кроме Алфии. Суккуб Алкиона то нервно мерила шагами палубу, то прислонялась к мачте и все время смотрела в какие-то записи, иногда что-то в них добавляла. Апсара по привычке проводила время с подругой гандхарвой. Дивия играла на каком-то диковинном восточном инструменте, тихо, приглушенно и неторопливо, а апсара Айяна по привычке кружилась в медленном танце, идеально попадая в такт музыке. Хотя может это было ее обычное состояние, Алфия никогда не видела ее спокойной.       Посматривая на берег Алфия не могла оторвать глаз от раскинувшейся перед ней красоты. Плавный песочный пляж плавно уходил в зеленые поля и холмы, уже покрывавшиеся бурной растительностью. И посреди всего этого великолепия вырастал небольшой и аккуратный городок, вокруг которого раскинулись сотни разнообразных шатров.       Как и с многими, с Алкионой ледяная дева познакомилась совсем недавно, когда добиралась до армии монстров. Энергичная суккуб без труда смогла найти со скромной Алфией общий язык, да и с танцовщицей и музыкантшей было подружиться проще простого. Теперь по мере приближения к берегу, Алфия заметила как Алкиона напряженно и чуть волнительно поглядывала в свои записи. Она постоянно что-то выводила на куске пергамента, а затем торопливо затирала написанное.       Корабль тем временем замедлил ход и скоро аккуратно встал у быстро возведенного за городом причала, где уже работали прибывшие ранее монстры. Голштавра и гоблинша на пристани без труда помогли перекинуть деревянный мостик на корабль. Апсара, которой никогда не сиделось на месте тут же поспешила ступить на твердую землю, потянув за собой подругу-музыкантшу. Алкиона же, чуть волнуясь, соизволила отложить записи в сторону и пойти на причал.       Алфия неторопливо поправила свое одеяние и зашагала за новой подругой. Конечно, солнце и теплый климат не могли навредить ледяной деве, но она явно ощущала себя немного неловко на новом месте. Для нее это был целый неизведанный новый мир, который встречал ее довольно дружелюбно.       У причала прибывших подруг встречал добрый десяток монстров с десятками пленников, явно собиравшихся на корабль. Большая часть пленников, в основном греки, хотя иногда попадались и римляне в своих красных туниках, были связаны. Алфия видела обреченность и покорность в большинстве их лиц, лишь пара римлян изредка пытались как-то ослабить путы, но даже их попытки были слабыми и будто бесцельными. Все они отправлялись к царство Ехидны либо уже как мужья своих победительниц, либо как потенциальные супруги оставшихся вдали от войны монстров.       Больше всего внимания привлекала ламия с красной чешуей в коротком греческом хитоне, явно из какого-то поселения митридатова царства. С долей грусти она иногда оборачивалась назад, где остались ее спутницы и соратницы, но быстро об этом забывала и смотрела с любовью на свою добычу. Грек, явно один из ополченцев Калатиса был свободен и сам держал нежно ладонь змеедевы, с тем же нетерпением ожидая когда они снова смогут уединиться и прожить жизнь вместе. Сама ламия несильно обращала внимания на прибывших соратниц, ожидая возможности наконец-то попасть на корабль и вернуться с любимым в свой родной дом. Но, присмотревшись получше, она вдруг помахала рукой суккубу.       Алкиона, заметив жестикуляцию, внимательно всмотрелась в ламию и, признав ее, тепло поприветствовала свою знакомую. Она оставила своих попутчиц и подошла поближе, чтобы обнять давнюю подругу, которую давно не видела. - Ох, не поверишь как я рада увидеть кого-то из моих старых подруг. Помнишь как к нам в деревеньку явилась посланница Ехидны и предложила вступить в ее войско. Я тогда согласилась, а ты решила остаться дома, Алкиона? Что привело тебя сюда, неужто соскучилась? - с нетерпением стала задавать вопросы ламия, явно соскучившаяся по хорошей знакомой. К тому же она понимала, что времени у них не так много. - Я тоже так рада встретить тебя, Клеоника, даже поверить не могу, что так встретились. Мне столько всего надо рассказать и ты не представляешь, какую честь мне оказали, позволив сюда отправиться с важным поручением от самой повелительницы Эфиры, - стала торопливо делиться известиями с Клеоникой суккуб, чуток красуясь и хвастаясь своим особым поручением, по поводу которого она еще пару минут назад сильно переживала. - Ты вовремя, Алкиона, потому что я как раз ждала корабль, чтобы убраться отсюда домой. Думала вернуться, тебя встретить, похвастать перед тобой своим уловом, но ты сама прибежала в мои руки, - тепло пошутила ламия, что была в настоящем восторге от того, как складывались ее дела в эти дни, показывая на молодого, но довольно крепкого и боевого вида грека. - Учти, делиться с тобой не буду.       Избранник Клеоники хоть и был свободен, все еще не мог привыкнуть к этим чудовищам к их странным видам, общению и культуре и потому молча посматривал со стороны на ламию и на ее старую подругу. - Так ты уже уходишь?! Погоди, а разве ты не собиралась, как ты тогда пообещала, подняться на Олимп и сдавить какую-нибудь красивую богиню своим хвостом? - немного удивилась столь скорому уходу своей подруги Алкиона, что хотела поделиться с ней всем, что прошло примерно за год с ухода ламии.       Клеоника только усмехнулась, вспомнив про то что она сказала на прощание своей подруге. В принципе, грех был жаловаться, она довольно много провела в походе, поучаствовала в нескольких схватках и по личным подсчетам одолела около тридцати мужчин за эти полгода, пока не нашла того, кто ей действительно приглянулся. - А что мне здесь делать, подруга? Я уже получила то, за чем пришла, зачем мне оставаться? Я почти полгода провела в походам и никто не сможет упрекнуть меня в трусости или плохой службе. Я помогла одолеть сотни людей и покорить десятки поселений к северу от великих гор. Но теперь мне пора возвращаться, устраивать свою жизнь. И на самом деле, я хочу уйти отсюда как можно скорее, - уже не так радостно призналась Клеоника, переходя на серьезный тон, дабы четко обозначить свои намерения. - Пару моих соратниц убили у меня на глазах за это время и этот город дался нам не так просто. Но я была готова это терпеть ради того, чтобы найти такого мужчину как Леандр.       Алкиона по хорошему завидовала Клеонике, как и любой другой соратнице, которая уже обрела личное счастье. Ведь несмотря на то, что монстры превосходили своих врагов физически и нередко владели магией, порой и они погибали. И не было ничего приятнее вернуться домой целой и невредимой, да еще и с обретенной любовью. Суккуб хотела что-то сказать, но вмешалась Астерия, которая торопливо возникла перед двумя группами монстров. Эльфийка, несмотря на наличие Повелительницы Тенебрис по сути отвечала за управление войском и решение многих вопросов и уж никак не могла пропустить мимо себя долгожданное пополнение.       Астерия выглядела несколько уставшей, но вид вновь прибывших воительниц явно приободрил ее. Эльфийка тепло улыбнулась и поприветствовала группу монстров, что прибыла под ее командование. Конечно, количество прибывших не могло восполнить естественную убыль, но в таком положении стоило радоваться любому подкреплению. - Добро пожаловать, соратницы, я очень рада вашему прибытию. Особенно тех, кто умеет повелевать стихиями - довольство Астерии трудно было скрыть, когда она увидела Алфию в немногочисленной группе прибывших. - Куда же интересно они все подевались?       Ледяная дева заметно смутилась столь восторженным и хвалебным отзывам о себе и чуть опустила взгляд, хотя со стороны это выглядело довольно заигрывающе. Но Астерия довольно снисходительно это восприняла и отвлеклась на Алкиону. - Госпожа Астерия,подкрепления задерживаются потому что Повелительница Эфира готовит поход на север против боспорских предателей. Мне говорили, что как с ними будет покончено, армия Эфиры будет здесь, - поделилась сведениями Алкиона, что хоть и немного, но понимала дальнейшие планы действий детей Ехидны. - Союзы с людьми, которые еще не приняли дар Ехидны целиком и полностью ненадежны. Будь моя воля, я бы перед тем как договариваться как следует обработала их нашей силой, нашей энергией, дабы они были более сговорчивыми. А еще лучше было бы договариваться не с царями, а с царицами, - поделилась соображениями Астерия, нашедшая в примере с Боспором подтверждение собственной концепции и идеи.       Численность детей Ехидны под Калатисом была относительно небольшой вряд ли больше нескольких тысяч, что позволяло эльфийке общаться напрямую со многими подчиненными. Неудивительно, что Астерия пользовалась большим авторитетом и уважением. В разговорах с подчиненными она нередко делилась своими соображениями отличавшимися от большинства и иногда даже находила отклик, но Алкиона явно не была из их числа.       Характерно, что в лагере монстров совершенно не было видно их человеческих союзников, дакийские воители предпочитали лишний раз не пересекаться со своими странными союзницами и даже свой лагерь разбили демонстративно соблюдая дистанцию. Правда Алкиону это не волновало, все же ее место было среди боевых подруг. - Госпожа Астерия, вот и вы, мы как раз ждем вас. Я и мои соратницы очень хотели бы поблагодарить вас за блестящее командование и хорошее отношение, которого я никогда не видела от греческих градоначальников, - пользуясь моментом проявила инициативу Клеоника, зная что без одобрения Астерии и без пары отметок на корабль лучше не подниматься.       Эльфийка выглядела противоречиво. С одной стороны она была рада за своих подчиненных, что живые смогут вернуться домой. А с другой стороны по ее записям сейчас к ней прибыло двадцать подчиненных, а покинет армию тридцать. Быстро сделав необходимые отметки у себя, Астерия дала команду подниматься на корабль, однако попробовала напоследок поговорить с Клеоникой. - Клеоника, погоди. Я очень рада за тебя, моя сестра по оружию. Но может быть ты немного повременишь с отъездом? У нас намечается новый штурм, а ты превосходно себя проявила в Калатисе, избавившись от врагов на одной из улиц, - Астерия хоть и понимала, что вряд ли добьется положительного ответа, все же попробовала испытать удачу и убедить воительницу остаться и отслужить еще хотя бы пару недель. - Ты теперь сможешь командовать своим отрядом, а твой богатый опыт будет бесценен. - Прости, госпожа Астерия, но нет. Ты хорошая предводительница и для меня было честью служить под твоим началом, пусть это было всего и несколько месяцев, - затем воительница-ламия выпрямилась, посмотрев прямо в глаза эльфийке. В ее синих глазах читалась уже знакомая Алкионе решительность и четкое осознание принятого решения. – Но пойми, я уже нашла того, кого искала и я не хочу всего этого лишиться. Если бы даже я могла получить все золото всех освобожденных нами городов я бы не согласилась. Свое главное сокровище я уже нашла и оно дороже всего, что я могу приобрести пойдя за тобой дальше. - Что же, я не вправе удерживать тебя здесь. Прощай, Клеоника, мне будет тебя не хватать, как и всех остальных, - Астерия хоть и не радовалась уходу подчиненных, искренне могла порадоваться за них и в чем-то даже позавидовать.       Ламия улыбнулась и крепко обняла Астерию, плотно прижав к себе. Изумленный грек даже открыл рот от изумления, поражаясь этим монстрам еще больше. Страшно было даже представить, что сделали бы с греческим воином, который так попробовал бы обнять своего стратега, пусть даже и с разрешения и это не считая легального самовольного ухода из армии. Клеоника следом тут же обняла Алкиону на прощание. После этого пленники и возвращавшиеся домой монстры вернулись на корабль и стали готовиться к скорому отплытию, иногда поторапливая команду. Всем хотелось поскорее оказаться в безопасности, вдали от сражений и уединиться со своей обретенной любовью.       Астерия тяжело вздохнула, было видно, как с одной стороны она рада за свою подчиненную, и как она ей по-хорошему завидует. А вот у самой эльфийской предводительницы эта отставка была еще только впереди за сотни и тысячи стадий отсюда, которые пролегали через крепости и сражения. Она видела, как ее счастливые подчиненные покидают ее уже сотни раз и каждый раз это заставляло обычно твердую Астерию ненадолго погрузиться в себя. - Эх, к сожалению, многие из них не понимают нашу повелительницу до конца. Пока существуют боги Олимпа нам всем грозит смерть, так уже было однажды, когда моих прошлых сестер истребили всех до одной. Большинству бесполезно это объяснять, в войско идут лишь в надежде найти любимого мужчину, а затем сразу же убраться отсюда. Я же получила от нашей повелительницы столько, сколько все боги Олимпа не смогли бы мне дать за всю жизнь. Эх, будь прокляты эти упрямые римляне, - Астерия не особо обращала внимания на Алкиону и ее подруг, дав волю своим мыслям и чувствам. - Я знаю, но наша повелительница не хочет ограничивать волю своих детей, лишать их счастья, против их воли. Она говорила, что не хочет быть похожей на человеческих богов, которые своих созданий держат в рабстве и сурово наказывают за малейшее неповиновение, - попробовала поспорить с Астерией Алкиона, что тоже было немыслимо для римской или греческой армии, чтобы командир так давал волю чувствам, а обычные солдаты так с ним спорили. - Это не рабство, а дисциплина, по крайней мере так это называется у людей. Но единственное, что я могу сделать, это ввести ограничения, чтобы не разобрали всех и сразу. Но надолго этого не хватит. Здесь нужно менять сам подход к войне, иначе еще пара больших побед и у меня в подчинении никого не останется, - с горькой иронией произнесла Астерия, видя что новоприбывшая суккуб не совсем ее понимает и явно находится не на одной волне с ней.       Астерия, воспитанная амазонка жила войной и сражениями столько, сколько себя помнила и пусть прошла через преображение и очищение повелительницей Эльрафиен, все же не до конца понимала своих многочисленных подруг и подчиненных. Для них чаще всего война не была чем-то серьезным, скорее очень рискованной игрой, в которой можно было выиграть главный приз в своей жизни. Про какие-то высокие цели и идеалы они редко думали, Оттого Астерия была рада тем, кто разделял бы ее идеи и взгляды, но такие монстры попадались редко и Алкиона вряд ли была одной из них.       Армия повелительницы Ехидны была совсем не похожа на человеческую и ведь Астерии было с чем сравнивать. Здесь было мало суровости и палочной дисциплины как у тех же римлян или разветвленной командной системы, как у тех же легионов и греческих фаланг. Даже руководили здесь больше авторитетом и опытом, нежели правилами и уставом. Субординация, конечно, была, но опять же Астерию здесь слушались не из-за должности, а из-за ее навыков, умений, из уважения к ней. А она сама не мешала нашедшим мужей воительницам покидать ее войско. - Мне трудно это понять, Госпожа Астерия, но Клеоника была права. Сражаться нам особо нет смысла, если только не попытаться обрести в нем свое счастье и свою любовь, спасти ее от бессмысленной гибели в других будущих битвах. Я думаю, этого хотим мы все, - после некоторой паузы поделилась соображениями Алкиона, обдумав все сказанное Астерией и ее подругой ламией. - Думаешь я хочу всю жизнь сражаться? Наша великая мать дала мне эту силу и я обязана ей всем, поэтому ради нее я готова на все, отдать как свою жизнь… Так и личное счастье, если это спасет нас от нового истребления. Однажды это уже произошло и я не хочу снова допустить гибели своих новых сестер и подруг, своей новой и настоящей семьи, - призналась с горечью в голосе эльфийка, помня что произошло с прошлыми детьми Ехидны более тысячи лет назад. Да, как и любой из подданных Ехидны, Астерии не были чужды чувства к любимому мужчине, с которым хотелось проводить как можно больше времени, вплоть до вечности. Но у эльфийки, был еще и долг.       У Астерии перед глазами все еще стояла картина из ее прошлого, когда она еще была воительницей-амазонкой, что приносила клятву великому Аресу. Ее племя жило на склонах великих гор востока, что подпирали собой небеса. И амазонки дали бой Ехидне, когда она вновь, еще тайно, заявила о себе. Племя Астерии держалось долго, убив нескольких сильных врагов, но все равно пало. Сама Астерия, как и ее соплеменницы были обращены в различных монстров и отныне служили Ехидне, причем по собственной воле, почитая ее как свою освободительницу.       Войско монстров после каждого подобного боя таяло, а тут еще был штурм Калатиса. Астерия молила свою великую повелительницу, чтобы эти несчастные римляне сдались или попались в плен за пределами города, а сам город сдался царю Дакии, как они и планировали. Теперь же к пленным воителям прибавились и мирные жители, многих из которых затребовали себе в мужья бравшие город монстры. - Госпожа Астерия, вам доводилось слышать про Легион Сестия? Некоторые пленники изъявили желание помочь нам освободить своих сограждан от тирании богов. Представьте, сколько будет воинов в вашем распоряжении и самое главное, они уж точно не убегут из войска, захватив первого попавшегося мужчину, - поинтересовалась у эльфийки суккуб, вспомнившая про свою миссию. И этот вопрос сработал, Астерия пришла в себя. - Хорошо бы так, но много ли добровольцев наберется? Я сама это понимаю не хуже любой из них. Если ты уже нашла свое счастье, рискуя жизнью, то вряд ли будешь без острой необходимости лезть на рожон, если можно уединиться с ним в нашем чудесном царстве. Ты не представляешь каких колоссальных трудов мне стоило остаться здесь вместо того, чтобы уйти домой с этим плененным центурионом, - призналась Астерия, с некоторым скепсисом оценивая идею столь необычного отряда. Но при всем недоверии к этой идее, на лице эльфийки стал проявляться некоторый интерес. - Мне трудно это понять, Госпожа Астерия, но вижу что это непросто и потому постараюсь всеми силами помочь вам. Повелительница Эфира решила дать нашим мужьям-добровольцам шанс сразиться за свое счастье и открыть глаза другим людям на правду. Поэтому я и прибыла сюда представлять новообразованный Легион Сестия, Госпожа Астерия, - рассказала Алкиона, пару раз посмотрев в свои записи, чтобы не сбиться и ничего не забыть. - Мы и так довольны сильны, но мало нас. Мужчины... В моем племени их в походы не брали, не ровня они могучим амазонкам. Но если они сами захотят и получат силу нашей повелительницы, то почему бы нет. А вот много ли из них решатся на это, я не знаю. Не все сестры по оружию понимают за что мы сражаемся, а тут вчерашние враги, - призадумалась немного Астерия, обдумав идею получше. И то, что рассказывала суккуб, было не так безнадежно, как она думала вначале, но скепсис у эльфийки оставался.       У самой Астерии были несколько иные планы для пополнения армии. Не раз и не два она обращала внимание на рабов, что жили в греческих поселениях и всю жизнь горбатились на своих хозяев, мечтая однажды обрести свободу. Только дай им ее и приток новых воинов обеспечен. Другой вариант Астерия видела в привлечении местных жительниц в армию, в том числе и через насильственное обращение в монстров, но такое могла не одобрить сама Ехидна, как и ее дети. Однако сейчас Астерия сильно об этом не задумывалась, предпочитая отложить этот вопрос для встречи с Тенебрис. - Вот поэтому я и здесь, чтобы помочь таким непонимающим и несознательным, донести до них приятный свет нашей истины, - не удержалась от того, чтобы покрасоваться перед эльфийкой суккуб. Правда через мгновение она немного сникла. - Правда, я не знаю, как они примут меня, захотят ли вообще меня слушать.       Астерия, оценив новый проект с Легионом Сестия заметно приободрилась и оживилась. Теперь она могла бы переубедить людей сражаться на ее стороне куда как быстрее, чем если бы это делала каждая монстр в отдельности со своим мужем. Правда, подвести могла неуверенность Алкионы, которая вряд ли когда-то выступала на публике. - Хорошо, Алкиона, я дам тебе поговорить с пленниками и чем скорее мы разъясним им наши идеи, тем лучше. Насчет того, будут ли они тебя слушать, можешь не переживать. Так, а ты, Алфия, отправляйся в отряд к Кифае она поможет тебе здесь освоиться, а заодно и с подругами познакомишься, - Астерия явно была не против поговорить еще с новоприбывшими подчиненными, но вспомнила про свои обязанности и попрощалась с ними, быстро удалившись вглубь лагеря.       Алкиона также попрощалась со своими подругами и, подсматривая в записи отправилась искать свое место в лагере, на ходу репетируя обращение к пленным римлянам. Разговор с Астерией явно придал ей уверенности. Оставшиеся прибывшие монстры разбрелись по лагерю, куда их назначали, а сама Алфия, молчавшая все время разговора пошла искать Кифаю.       Помимо этого Алфия постоянно слышала десятки самых разных языков и наречий, а уж одежд самых разных материалов и расцветок было столько, что ни на одном рынке не уместилось бы. Были здесь и суровые воительницы откуда-то далеко с севера, что предпочитали по привычке заворачиваться в шерстяные одеяния, пусть и довольно открытые. Хватало и греческих, точнее подобных греческим хитонов, правда тоже хорошенько порезанных. Попадались на глаза ледяной деве и две суккубы в элегантных полупрозрачных восточных одеяниях, вроде тех, что были у ее знакомой апсары. Даже немного удивительно, как в войске Ехидны сочеталось столько разных народов и их культур, которые несмотря на объединение не теряли самобытности.       Кифая - ящерка с золотистой чешуей методично затачивала свой меч и даже не сразу обратила внимание на свою новую подопечную. Рядом у палатки лежал и ее железный панцирь с парой свежих отметин, тоже ожидавший своей очереди. Командир была сосредоточена на работе и старалась не отвлекаться на посторонние вещи, но, почувствовав приближение Алфии, подняла на нее взгляд своих зеленых, как изумруды, глаз. - Приветствую тебя, подруга, мне говорили, что сегодня буду ждать пополнения, но не думала, что так скоро. Я Кифая, а ты моя новая подчиненная? - довольно вежливо поприветствовала ледяную деву ящерка, говоря приветствие как хорошо заученную фразу. Видимо она уже не первый месяц была командиром небольшого отряда. - Алфия, очень рада знакомству, Кифая. Мне сказали пойти к тебе и что я теперь буду в твоем отряде, если я конечно, нужна, - чуть смутилась ледяная дева, подойдя ближе после жеста ящерки.       Кифая быстро окинула свою новую подчиненную пристальным взглядом с головы до ног. В глазах ее читалась помесь недоумения и удивления, но больше было удовольствия и интереса. Опытная воительница бегло оценила ледяную деву, отметив, что та совершенно не готова к битвам, но зная на что она способна, повелевая стихией снега, была скорее довольна, чем разочарована. - Выглядишь ты конечно... Мне даже сравнить не с кем, - Кифая конечно впечатлилась видом и настроем ледяной девы, которая на воительницу не была похожа от слова совсем. Однако это ее нисколько не пугало и она лишь улыбнулась, чтобы разрядить обстановку. - Не переживай, я видала тех, кто не знал с какой стороны копья брать. Но не стоит волноваться, тебе они и не понадобятся. - Конечно, Кифая, я сделаю все, что от будет в моих силах, - Алфия, видя теплое отношение со стороны своей новой предводительницы немного расслабилась и успокоилась. Она, конечно, ничего не знала про военное дело, но всегда была готова научиться и узнать что-то новое. Тем более, что Кифая всем видом показывала, что готова оказать посильную помощь. - Это замечательно, Алфия. Опыта боевого у тебя, конечно нет, но настрой что надо, я это ценю. Мои подопечные могут чего-то не уметь и не знать, но если у них есть страсть и желание они быстро это наверстают, - искренне порадовалась ответу ледяной девы Кифая, тепло улыбнувшись новой подопечной. Для опытной ящерки научить кого-либо из детей Ехидны сражаться и привыкнуть к непростой обстановке было проще, чем выхватить клинок из ножен. Правда на сей раз у нее была не воительница, а целая повелительница льда. - Представляешь, как мне повезло, у меня будут сразу две подопечные, владеющие мощью стихий. - Еще одна? Но я слышала, что все они сейчас где-то далеко на севере за великим морем, - не без интереса спросила Алфия, вспоминая слова суккубы Алкионы про некий Пантикапей. Астерия также жаловалась на недостаток повелительниц стихий в своем войске и потому так тепло встретила саму Алфию. - Да, метательница молний, ты найдешь ее за палаткой, правда будь с ней поосторожнее, она довольно огненная и нестабильная особа.Но если вам удастся поладить и найти общий язык я буду безмерно рада, - по-дружески предупредила Кифая, после чего вернулась к своему клинку и панцирю. Было заметно, что ящерка не против обстоятельно поговорить со своей новой знакомой и подчиненной, но сначала надо было привести в идеальное состояние свое оружие.       Перед Алфией на плаще вальяжно растянулась странная особа в необычном одеянии кочевников Тавриды. На ней был длинный кафтан, украшенный странной узорчатой вышивкой, правда куда более свободный. На поясе в ножнах висел внушительных размеров изогнутый клинок, а сбоку у лапы лук с колчаном полным стрел. Кочевница сидела у всех на виду, чуть свысока посматривая на окружающих. Правда сейчас она увлеченно рассматривала собственную растопыренную ладонь, где между пальцами играючи перебегали маленькие разряды молнии. Судя по немного погасшему взору, кочевница была больше погружена в себя и не замечала происходящего вокруг. - Хм, привет, я Алфия, буду рада знакомству, - аккуратно поздоровалась Алфияя с необычной скифской воительницей, помня совет Кифаи. Однако к ее удивлению, зверодева спокойно на это отреагировала и даже наоборот, слегка приободрилась. - Сенамотис рада приветствовать тебя, Алфия, - несмотря на высокомерный вид, девушка с молниями довольно тепло и радушно поздоровалась с ледяной соратницей, поднимаясь со своего места. - Отрадно видеть новую сестру по оружию. Садись же со мной подруга, раздели со мной место и трапезу.       Повелительница молний довольно благосклонно восприняла ледяную деву и с удовольствием перекинулась парой фраз, дабы получше узнать новую подругу. На удивление, тихая Алфия нисколько не раздражала излишне энергичную и не совсем стабильную Сенамотис. Наоборот зверодева с большим удовольствием поддерживала диалог, явно соскучившись по общению. Слово за слово новые соратницы стали узнавать друг друга все ближе и ближе. - Скажи, а что это за необычная одежда? Я никогда раньше такой не видела, - поинтересовалась Алфия, рассматривая необычный кафтан Сенамотис, совершенно нехарактерную для ее региона еще и с необычной вышивкой. К тому же Сенамотис была одна из немногих в лагере монстров, кто носила длинную и довольно закрытую одежду. - Это? Это одеяние моего народа. Я из великого северного племени скифов, что далеко отсюда за двумя великими реками. Может изнеженные эллины говорили что-то про нас. Мы повелители Тавриды и покорители великих степей. Много приходило врагов на нашу землю и подлые сарматы и коварные эллины и горделивые персы. Теперь их головы наши чаши, их прах развеян ветром, а их кровь пропитала наши пастбища, - не скрывая гордости ответила зверодева, чуть задирая голову вверх. - Брр, что за ужасы ты мне рассказываешь? Зачем, к чему столько крови и жестокости? Неужели нельзя как-то договариваться, дружить, любить в конце концов? - с неподдельным страхом и некоторым отвращением произнесла Алфия, даже чуть попятившись назад. В магической силе она лишь немного уступала скифской воительнице, но боялась ее сурового нрава. - Ха, да не бойся, не собираюсь я тебе голову рубить. Да, может мы кровожадны и жестоки к врагам, но такова судьба. Степь не прощает и не терпит слабости и если ты не сделаешь чашу из сарматского черепа, то он сделает это с тобой. Но поверь, и нам доступно сострадание и доброта. Никто больше скифов в этом мире не ценит дружбы, верности, чести, братства и свободы, - Сенамотис, несмотря на грозный вид, была весьма открыта и дружелюбна к Алфии и с удовольствием с ней разговорилась, выйдя из своих мыслей. - Если твоя душа желает свободной и вольной жизни, то я всегда буду рада видеть тебя среди моего народа. Уверена, ты живешь не так далеко от нас. Ледяная дева, несмотря на некоторый первоначальный шок от жестоких рассказов Сенамотис смогла успокоиться и приняла свою новую знакомую. Тем более сейчас она совершенно не выглядела кровожадной. - Ох, нет, мой дом далеко на востоке на склонах великих гор, под которыми обитает Великая Ехидна. Я жила в Колхиде, но в столь отдаленной и затерянной в горах деревни, что там сборщики податей появляются лишь раз в несколько лет. Про нас словно позабыли и мы жили там своим чередом, пока однажды в деревню не заглянула Ламоника, по крайней мере именно так рассказывала моя мать, - поделилась своей историей Алфия, которая много раз слышала от отца и от матери рассказы о том как ламия, подобная Медузе Горгоне пришла в их поселение, одарив всех жителей своей силой.       Это было правдой, Ехидна и ее дочери сравнительно недавно занялись экспансией и стали обращать окружающих жителей в себе подобных. Изначально это были лишь случайные путники, которых они спасали от холодной и голодной смерти в великих горах. Когда их стало больше, они принялись за небольшие окрестные, изолированные поселения, на исчезновение которых не обратят внимания. Видимо в одном из таких колхидских поселений и жила мать Алфии, которая приобрела от детей Ехидны способность повелевать льдом.       Сенамотис же вспоминала тот день с трепетом и восторгом. Несколько месяцев назад ей и ее племени явилась дочь Ехидны Исшара с предложением, от которого невозможно было отказаться. Скифская дева не дрогнула и после некоторых колебаний приняла дар повелительницы монстров, переродившись в могучую повелительницу молний. И поводов принять дар Ехидны для скифской девы было более, чем достаточно.       Род Сенамотис хоть и не был царским, но занимал почетное положение в скифском обществе. Большие стада коров, лошадей, овец, обильные пастбища - всего этого им хватало. Отец ее Сатрак был одним из царских воинов, добывавшим себе славу и богатую добычу во многих набегах. Его скакуна украшали головы поверженных врагов и сделанные из них чаши. Однако в один день Сенамотис лишилась всего, что имела - обеспеченная, пусть и не богатая жизнь была украдена кочевниками-сарматами. Ее отец храбро бился с ними, но погиб, их стада украдены, а сама, тогда еще десятилетняя Сенамотис с овдовевшей матерью, а также младшими братьями и сестрами была вынуждена скитаться по Скифии. Приходилось идти в услужение, как пастухам к богатым скифам, что даже на скифских слуг смотрели как на потенциальных рабов, принуждая быть своими батраками. Но еще хуже всех были греки, которых Сенамотис повидала в Ольвии, когда ее мать пыталась найти какое-то пристанище в жестокой степи. Она не раз видела, как ее вольные родичи оказывались закованы в цепи, как им ставили клейма рабов. Неудивительно, что Сенамотис при первой же возможности не просто вернулась обратно в Скифию, но и охотно приняла новую силу и новый облик.       Сенамотис всегда задавала себе вопрос, что если бы Ехидна дала мне или моей матери эту силу раньше. Может ее роду не пришлось бы терпеть голод и лишения, не пришлось бы идти в услужение к более успешным скотоводам, а потом и грекам, что всегда презирали их. Ей хотелось вернуть все как было, пусть и не богатое, но достаточное для жизни хозяйство, большое стадо и пастбище для него. И разумеется семью, которую она теперь точно сможет защитить как от грабежа сарматов, так и от порабощения греками. - Сила Ехидны... Она будто мой второй шанс на достойную жизнь, шанс не просто вернуть то, чего меня лишили сарматы и греки, но и поквитаться с ними, а также с некоторыми зарвавшимися соплеменниками, которые считают, что раз у них больше коров и лошадей, то остальные скифы должны быть их рабами. Примерно также как видят нас “цивилизованные” эллины, - с нескрываемым раздражением говорила Сенамотис, причем скифов, что вели себя аки греческие рабовладельцы она презирала куда сильнее всех остальных. - Эта сила позволит мне жить спокойно, не опасаясь за свою семью, жить со знанием того, что я смогу ее защитить, что нас не ограбят другие кочевники или не поработят греки. - Ох, я сочувствую тебе, подруга, но мне не дано этого понять, ведь я уже родилась такой. Моя мать рассказывала как Ламоника изменила нашу жизнь. Конечно, ей сначала пришлось обратить всех в камень, но потом все очнулись уже в новых телах. Моя мать же, скромная и спокойная обрела возможность повелевать льдом и снегом. Через месяц она спасла путешественника, который чуть не погиб на перевале и приютила его у себя и с тех пор он стал ее мужем. А через некоторое время родилась я, - рассказывала неторопливо историю своей семьи Алфия, с не меньшим интересом слушая рассказы Сенамотис о ее жизни в Скифии.       Алфия чувствовала себя уже достаточно взрослой, чтобы отправиться на поиски своего счастья, которое уже обрели ее родители. Конечно, из-за жизни в глухой деревеньке на краю Ойкумены и окруженной горами, она многое упустила, но новое давалось ей быстро и легко. Она не была воином и никогда не держала в руках серьезного оружия, но была готова отправиться в устроенный Ехидной поход, используя свою природную силу. - Я видела, как им хорошо, как они любят друг друга, я видела столько раз их прекрасную страсть, я помню как они были счастливы воспитывая меня. Моя мать обучала меня силе стихии снега и льда, с которым я родилась, дабы я использовала его во благо и для поиска своего счастья, - Алфия даже слегка расчувствовалась, вспоминая своих родителей, совместную с ними жизнь до того, как она ушла в этот поход за своим личным счастьем и любовью.       Ледяная дева таяла от этих приятных чувств, от прекрасной мечты. Она верила, что обязательно найдет себе избранника и будет жить с ним, как ее мать с отцом, в любви и счастье. Как она однажды вернется к ним со своим супругом, как воспитает свою собственную прекрасную дочь и поможет обуздать ледяную стихию. Сенамотис смотрела на нее со смесью понимания и некоторой снисходительности. Конечно, скифской деве в ее новом обличии все мечты Алфии не были чужды, напротив, она сама мечтала о подобном. Правда было и одно отличие. - Надо же, нечасто встретишь тех, кто уже родился с этим даром, их не так много, а среди моего народа и вовсе нет. Мы только недавно увидели посланниц великой Ехидны. Многие побаиваются их, но я своим примером хочу доказать, что она не такая как греки, она не будет губить нашу самобытность и культуру и даст нам силу для защиты от врагов, - искренне подивилась Сенамотис, заодно продолжая рассказывать свою историю и про свой народ. - Хм, а почему ты здесь? Ты могла бы остаться дома и там делиться своей силой со своим народом, - снова поинтересовалась Алфия, которая уже родилась на земле, что была под властью Ехидны, а из рассказа Сенамотис выходило, что она чуть ли не единственная из своего народа, что приняла дар Ехидны. - Как это зачем? Я откликнулась на зов царицы Ехидны. Она обещала нам полную свободу и защиту от врагов, приумножение наших стад и пастбищ и больше не придется одному скифу идти по сути в рабство к другому или тем более греку или сармату ради выживания. Нашему племени более не придется постоянно воевать со всеми ради защиты. А если великая царица Ехидна и впрямь даст нам изобилие, то и в походы ходить не потребуется. Жестоки мы, кровожадны мы не потому что злы, а потому что надо. Я видела как многие семьи оплакивали детей, отцов, мужей, да и сестер с матерями тоже, что полегли где-то на чужбине, помогая прославиться какому-нибудь царю. К тому же, эти “цивилизованные” всегда смотрели на нас свысока и до сих пор смотрят, - последнее Сенамотис говорила уже с нескрываемым раздражением, да так что по ее волосам пробежал слабый разряд молнии. - Они считают себя лучше и думают, что вправе повелевать нами и быть нашими господами. Я хочу сделать все, чтобы греки и прочие оставили нас в покое. К тому же, здесь куда проще заполучить того кого я ищу.       Так разговор продолжился. Несмотря на всю свою заносчивость, Сенамотис общалась с Алфией будто та была ее старой подругой. Райдзю очевидно мало с кем удавалось или хотелось поговорить по душам и в скромной ледяной деве она смогла найти приятную собеседницу. Скифская дева рассказывала про свой грозный народ, который боялись и греки и римляне, про его подвиги и обычаи, в то время как Алфия в основном лишь с интересом слушала свою новую подругу. - А почему ты ищешь его здесь? У меня-то в деревне уже никого свободного не осталось, а ждать, глядя как подруги приводят издалека мужей, как они счастливы с ними, как счастливы моя мать и отец я не хотела оставаться в стороне от этого прекрасного чувства, - посетовала на трудность с поиском супруга Алфия, которую это вынудило оставить родной дом и сейчас она была на другом берегу Эвксинского Понта. - Я задавала себе тот же вопрос, но понимаешь, я не хочу просто семейного счастья, я хочу большего. Слава и почет, вот что ценят скифы, а добыть их можно только войной. Чем больше голов соберет скиф, тем почетнее и славнее он. Я не стану поднимать руку на своих соплеменников, кроме тех, что возомнили себя господами, а остальных рабами. Поэтому я и здесь, на землях греков, чтобы доказать свою силу, чтобы когда я вернулась другие уважали меня, чтобы я примером доказала своему народу, что Ехидна даст нам куда больше, чем смогут наобещать греки, - призналась честно Сенамотис. Конечно, ее пожелания могли показаться эгоистичными, а притязания наивными, но такова была ее натура. - Ой, нет, мне такого не надо. Чем плоха обычная мирная жизнь в тишине и покое где-нибудь посреди прохладных гор? - непонимающе спросила Алфия, которая жила в тихой и глухой деревушке, где появление путешественника было событием. - У нас прекрасное место, где можно провести всю жизнь. Жаль только земли мало, да и людей тоже, всех, кто в деревне из мужчин был уже расхватали, а новые не приходят почти. Моя мать рассказывала мне о временах, что были до появления Ехидны. Нас регулярно старались обирать царские посланники, собирая какие-то подати, а мужчин стараясь забрать в армию правителя, что вел войну с соседями, на одной из которых и пропал мой дед. Ехидна же никого не заставляет платить себе или не забирает насильно в свои войска. Я пришла сюда сама, потому что мне самой это нужно.       Алфия не застала времен, о которых говорила, но кого в ее деревне не спроси, все были довольны случившимися переменами. Деревню предоставили самой себе, избавив от поборов и рекрутчины и можно было жить своей жизнью. Единственное, что портило идиллию - бедность и скудность поселения. Путешественники были настоящим событием и Алфия могла прождать целую вечность, пока ей подвернулся подходящий мужчина. К тому же, в деревне не всем хватало земли для наделов, они постоянно сокращались и дробились между наследниками. Это мотивировало молодых монстров искать себе счастья за ее пределами, можно было не только мужа найти, но и новый дом, где земли будет вдоволь. - Я никогда тебя не пойму, Алфия, твое племя в тишине и покое, вам никогда не грозила ни гибель, ни рабство, а мы рождены в борьбе, все хотят забрать нашу землю и нашу свободу. Я бы хотела, чтобы Скифия жила в покое, мире, процветании и дружбе с соседями. Скифы всех готовы звать на братский пир и убрать клинки в ножны. Но для этого нужна сила, как вольный ураганный ветер, гуляющий по степи. Я потому и хочу найти себе мужа не в Скифии, а здесь, на чужбине, чтобы мои сородичи видели на что способна сила Ехидны, - поделилась планами и мечтами Сенамотис, которая чуть снисходительно ухмыльнулась, выслушивая скучные и спокойные мечты Алфии. - А что ты собираешься сделать, когда найдешь его? И как...Как это вообще получится, что ты поймешь, что перед тобой тот, кто тебе нужен? - внезапно задалась вопросом ледяная дева, который раньше вообще не приходил ей в голову.       Ее мать никогда не объясняла толком, как работает это чутье на близкого человека, видимо сама не понимая его действие. Алфия старалась об этом не задумываться, как и большинство монстров, просто надеясь однажды найти себе супруга по воле судьбы или случая. Как это было с ее собственным отцом, которого в один день спасла от гибели в морозных горах будущая жена. Вопрос и вправду оказался настолько интересным и неожиданным, что заставил даже Сенамотис призадуматься и почесать лоб в кратких раздумьях. - Я? Для начала я подвергну его испытанием молниями и если выдержит, сочту его достойным. Мне не нужен раб или слуга, как этим бледным кровососкам или остроухим, мой муж должен быть равен мне и равен во всем. Как равны между собой мужи и жены скифов, - слегка поразмыслив, поделилась своим планам Сенамотис,мечтательно закатив глаза при мысли о том, как ей будет приятно соединиться с тем достойнейшим, которого она найдет. - А где я буду его искать? Явно не среди мирных пастушков и батраков и не из пленников, которых отправляют в царство Ехидны. Лишь на поле брани я обрету счастье. - Ох, но к чему такая грубость? Зачем надо бить кого-то молниями, пусть даже они и неопасны? Моя мать никогда не позволяла какой-то грубости или жестокости к моему отцу, как и он к ней. Любовь она должна быть мягкой и нежной, как цветок, как снег великих гор, - Алфия в недоумении захлопала синими глазами. Она с трудом в принципе представляла супружескую грубость, пусть и в виде какой-то игры. Сама она мечтала о нежности, согласии и страстной обоюдной любви на ледяном ложе, которой предавались ее отец и мать.       Сенамотис снова снисходительно хмыкнула, отмечая насколько подруга отличалась от нее, но в этом и была прелесть общения с ней. Алфия же тоже чувствовала, что за этой грубой и немного циничной особой скрывается совсем неплохая девушка, с которой интересно было общаться. И в чем была ее прелесть, скифская дева совершенно не навязывала своих идеалов и взглядов и не пробовала порицать ледяную деву за какие-либо отличия от себя. - Алфия, даже ты, вижу еще немного страшишься меня и еще спрашиваешь почему? Потому что выдержать мою мощь сможет только сильный человек и сильный в первую очередь духом. Мне не нужен ни раб, ни господин, мне нужен равный, кого не сломит жестокая степь. Сильное же тело, способное выдерживать мои молнии я ему обеспечу, - немного посмеиваясь над наивной и мягкой подругой, произнесла скифская дева. Она слышала, что вскоре мужья привыкают к различным особенностям своих жен и потому Сенамотис мечтала о том моменте, когда ее избранник начнет получать искреннее удовольствие от ее необычной силы. -Знаешь ли молнии, которых ты опасаешься, дарят ни с чем не сравнимое удовольствие, которого люди испытать сами никогда не смогут. Если не веришь, могу тебе показать.       Скифская дева приподнялась со своего плаща и осторожно сделала пару шагов в сторону новой подруги. Движения ее были аккуратные, плавные и грациозные, будто нарочно, чтобы не спугнуть Алфию. По протянутой к ледяной деве лапе аккуратно забегали небольшие разряды молний, которые не обжигали и не били, но несли с собой приятное тепло, пробуждающие страсть даже на небольшой дистанции. - Ох, что ты, я не за тебя замуж собираюсь, подруга, лучше побереги это для своего избранника, - отшутилась смущенная такими заигрываниями Алфия. А все же, что ты будешь делать, когда найдешь того, кого ищешь и вернешься домой? - Я? Я созову всех скифов и царских, и вольных, и пахарей, и скотоводов на великий совет и уговорю принять этот дар. Я знаю, что остроухая наша царица это не одобрит, но я люблю свой народ, его традиции и его вольность. И я не вправе силой менять их, навязывать им новую жизнь. Я бы со своим избранником подала пример остальным, чтобы они сами последовали за нами. И конечно я бы хотела стать одной из скифских цариц и подобно Томирис оберегать его от врагов. Я бы хотела пронести вновь нашу громкую и грозную славу по всему миру, - поделилась вновь своими идеями и планами Сенамотис, которые для большинства окружавших ее монстров были чрезмерно грандиозными и амбициозными. - Но разве женщины у вас могут быть правительницами? Так разве бывает? - на сей раз не сдержала удивления Алфия, широко раскрыв свои синие глаза. Нет, конечно ей доводилось слышать о том, что где-то в далеких землях женщины могут править, но в ее народе так было не принято. - Еще как, наши цари самые выдающиеся воины, чье богатство добыто в сражениях, а слава измеряется числом снятой с врага кожи. Я мечтаю быть такой как великая Томирис, как Савмак, я хочу полностью освободить скифов от диктата эллинской и вообще чьей-либо “цивилизации”, а также от продавшихся им царьков вроде презренного Скила, которые обладая большими стадами пытаются заставить всех остальных работать на их пастбищах и пасти их скот. И либо греки по-хорошему признают нас за равных и между нами наступит мир или я покажу им всю ярость Скифии! - при этих словах раздался раскат грома, а по волосам скифской девы пробежал разряд молний. Видимо Сенамотис не умела толком себя сдерживать, когда речь заходила о греках. - Сенамотис, что же тебе эти греки сделали, что ты так их не любишь? Ты так легко заводишься и выходишь из себя, стоит лишь упомянуть их. И в тебе столько злобы, столько ненависти в отношении них, - непонимающе поинтересовалась ледяная дева, которая по доброте и спокойствию характера просто не понимала такого яростного запала новой подруги.       Райдзю подавленно замолчала и Алфия увидела как в ее глазах пробежали молнии. Однако скифская зверодева быстро успокоилась. Поводов для ненависти к грекам у Сенамотис хватало с лихвой, да так, что ни один папирус не смог бы целиком вместить их. И ведь большая часть обид причинялась не лично ей самой, а ее народу - скифам, перед которыми когда-то трепетал весь мир, а ныне он по большей части был вынужден покоряться греческим деспотам с Боспора. - Знаешь, Алфия, вам пахарям не понять вольных скифов. Ты всегда жила вдали от коварных сарматов и подлых эллинов. А я жила и могу сказать, не лукавствуя, что греки, что римляне, привыкли смотреть на других, включая скифов как на низших. Мы для них рабы, которые по недоразумению оказались вольными. Да, мы скрепляем порой кровью клятвы с эллинами, но им нужны лишь богатства Скифии. Эллины подлы и вероломны, ни одного договора с "варварами" не держат. Да чего там с "варварами" они даже друг друга готовы обманывать и предавать, в их каменных городах царят безволие, бесчестие, обман и неравенство, они забыли о дружбе и верности, а мы нет, - начала свой рассказ скифская дева, постаравшись успокоиться, чтобы в буре эмоций не сжечь какую-нибудь палатку.       Теперь по телу Сенамотис забегали разряды молнии, поскольку сдерживать себя, говоря про бесчисленные обиды и страдания, которые “цивилизация” принесла ее народу было невозможно. - Эллины, сарматы, они понимают лишь силу и те наши цари, которые сохранили верность Скифии это доказали. Мой великий дед Ариант был сурово казнен греками за то, что не отрекся от памяти предков, лежащих в курганах. Вместе с последним великим царем - Савмаком восстал против диктата “цивилизованных правителей” и попытался дать скифам свободу от боспорских деспотов-поработителей, но проиграл. Сколько казнили вместе с ними? А скольких скифов эти подлые эллины обратили в рабство? Они упрекают нас в кровожадности и жестокости, но сами кровопийцы и убийцы. Все их богатство построено кнутом, цепями и клеймом на горбах невольников. Я уж лучше буду варваром, чем обращусь в подобную “цивилизацию” и пойду к ней на поклон! - в момент наивысшего накала страстей Сенамотис даже пустила молнию в небо, заставив Кифаю и нескольких других монстров обратить на себя внимание.       Под столь пристальным взглядом соратниц райдзю немного остыла и успокоилась. Выпустив пар скифская дева успокоила дыхание и улеглась обратно на свой плащ. Однако внимания своей новой начальницы избежать не удалось. - Сенамотис, успокойся! Я знаю, как тебе неприятны греки и поверь мне, я тоже не в восторге от них, - бросила Кифая в адрес Сенамотис, которая своими гневными высказываниями и раскаты молнии отвлекала от полировки оружия. Кифая конечно была серьезнее и куда сдержаннее своей скифской подруги, но когда Сенамотис заводилась ей передавалась эта энергия. - Они уже столетиями пытаются забрать наши земли, изгнать нас в бесплодные пустыни юга, где нет ничего кроме смерти. Но грекам этого мало и потомки Селевка и Птолемея уже десятилетия сражаются друг с другом за право поработить нас, не говоря уже о римлянах и хасмонеях. Не одна ты, Сенамотис, страдаешь от их гнета, но эмоциями ты точно их не победишь.       Кифая, в отличие от двух своих подопечных, прибыла с юга из далекого пустынного царства Набатеи. Расположенное на важных торговых путях страна была лакомым куском для диадохов - наследников Александра Великого, а с недавних времен еще и для Рима. Засушливая страна тем не менее по представлениям греков и римлян была сказочно богата и оттого города Набатеи были словно мед для самых разных мух. И Птолемеи и иудеи и теперь римляне стремились подчинить себе страну, что открывала путь в Аравию. - Знать про твое царство не знаю, Кифая, но глядя на тебя знаю, что живут там сильные и достойные люди. Уж не знаю, чем вы занимаетесь в царстве полным песка, но держишь клинок ты не хуже любого скифа. С первого дня как увидала тебя хотела узнать, где ты так хорошо научилась владеть оружием, - Сенамотис действительно немного успокоилась благодаря тому, что Кифая грамотно сменила тему. - К тому же я думала, что только в Скифии женщины могут быть свободными воинами, а уж никак не на эллинском юге, где женщины томятся в неволе, принадлежа своим мужьям.       Кифая немножко усмехнулась, опыт жизни в засушливой местности, что являлась ареной битв крупных держав давала о себе знать. Сельским хозяйством прокормиться было непросто и семья Кифаи, как и она сама занималась в основном защитой и охраной караванщиков от многочисленных разбойников или мародеров. Еще до перехода на сторону Ехидны Кифая научилась владеть оружием и даже смогла сразить пару разбойников, что пытались ее ограбить или поработить. И, как ни странно, живущая во многом войной ящерка мечтала о ее окончании о спокойной и мирной жизни у себя дома.       Она куда лучше подруг знала цели и планы Ехидны. Кифая понимала, что ее победа позволит Набатее зажить богато, а главное мирно, чтобы не быть более яблоком раздора для великих держав. К тому же Кифая, как и многие жители Набатеи видели плодородную и обильную Палестину, цветущую Месопотамию и многие желали бы жить там вместо засушливых гор и пустынь. Сила Ехидны была способна превратить пустыню в сад, где можно будет спокойно жить в достатке на своей земле с любимыми людьми. Хотелось где-нибудь осесть, перестать молиться на дожди и жить независимо от капризной стихии. И при этом Кифая знала, что не придется бояться римских или греческих захватчиков или местных разбойников, а при помощи Ехидны можно будет поквитаться с ненавистными иудейскими хасмонеями, позарившимися на набатейские богатства больше всех прочих. - Нам приходится укрываться в горах и пустынях от армий врагов, приходится защищать караваны от разбойничьих банд. Так что мне было где поучиться обращению с мечом и копьем, - отрезала Кифая, с удовлетворением заметив, что Сенамотис все же унялась.       Вместо этого ящерка отвлеклась от скифской девы и обратилась к притихшей Алфии. - А ты, Алфия, ты когда-нибудь сражалась? Использовала свою силу стихии или же обращалась с мечом или нет?       Алфия ненадолго замолчала, поскольку не ожидала, что Кифая обратит на нее внимание, учитывая куда более яркую и острую на язык Сенамотис. - О нет, совсем немного, лишь когда моя мать учила меня управляться с ледяной стихией. А уж меча в руках я отродясь не держала, - смущенно и немного скромничая проговорила Алфия. Насчет магии она преуменьшала, поскольку мать хорошо обучила ее обращаться со льдом и снегом, а заодно подарила амулет с частичкой своей силы. А вот про оружие было правда, ибо ледяная дева даже не помнила, чтобы держала в руках что-то тяжелее или острее кухонного ножа. - Не стоит бояться, Алфия, в первый раз всегда трудно. Но главное, слушай меня и мои указания, будешь их исполнять и все будет хорошо. Мои подчиненные - подбодрила ледяную деву Кифая, которая принимала ее под свое командование и как следствие под свою опеку. - К тому же тебе нечего делать в гуще сражения, где танец мечей сливается в могучую бурю. Будешь полезна на безопасном для себя расстоянии. - Не переживай, моя сестра по оружию, если тебе потребуется наставница, я с удовольствием ею стану, это будет честью для меня. Нет ничего сложного в том, чтобы научиться обращать свою силу на пользу дела великой царицы, - присоединилась к ящерке Сенамотис, которая не видела ничего сложного в том, чтобы научить новую подругу сражаться за правое дело. Она-то была весьма опытной воительницей еще в прошлой жизни, а в новой и в новом обличье ее навыки стали еще лучше. - А чем я тогда могу пригодится вам? У меня ведь даже оружия нет, кроме моего амулета. Да и не хочу я в руках держать эти мечи да копья со стрелами, - поинтересовалась мягкая Алфия, которая не горела желанием брать в руки оружие, пусть даже и из безопасного для людей металла. Это в некоторой степени противоречило самой природе ледяной девы. - Много чем, Алфия, в первую очередь своей силой. У тебя есть дар, тебе от рождения дана сила повелевать льдом. Мне же это искусство практически непостижимо, разве что путем упорных тренировок. Твой лед и снег может сделать куда больше моего клинка или копья, - не раздумывая стала говорить ящерка, расписывая какую она видит пользу от ледяной девы. А преимуществ было и вправду много, даже побольше, нежели от очередной гоблинши. - Главное слушай мои распоряжения в бою и все будет в порядке.       Алфия заметно приободрилась от слов своих подруг, которые несмотря на свой большой опыт, не принижали ее, а наоборот были готовы помочь им поделиться. Она почувствовала себя заметно раскованнее и увереннее, аккуратно погладив амулет на своей шее, в котором была заключена часть ее магии. - Кифая, скажи, почему ты все еще здесь? Ты всегда впереди, тебе не составит труда поймать нужного человека и уйти отсюда. Заодно дала бы мне покомандовать и набраться опыта, - поинтересовалась скифская дева у ящерки, задаваясь вопросам, почему уже ветеран по меркам скоротечной армии Ехидны до сих пор не нашла себе мужа и продолжает сражаться.       Настала очередь Кифаи помолчать и подумать. Она и вправду была уже ветераном по меркам армии Ехидны, сражаясь уже около года. От ее меча пали десятки мужчин и немало женщин из амазонских племен севера. Обычно монстры покидали войско сразу как находили приглянувшегося себе человека, что бывало в среднем битв за пять наверняка. А у Кифаи этих битв набежал не один десяток, но она все еще оставалась в строю и пока никуда уходить не собиралась. - Может потому что никто из них и минуты продержаться против меня не смог. Они как будто бы разучились сражаться, отказались от воинского искусства. Их движения с оружием грубы, примитивны и лишены изящества. Эти греки и римляне один на один вообще сражаться не умеют. Тот римский вождь мог меня впечатлить, но его успела забрать Астерия, - отчеканила в ответ Кифая, для которой клинок был будто продолжением ее лапы. Затем она тяжело вздохнула и села обратно на свой тюк, продолжив аккуратно и медленно затачивать меч. - Я бы выбрала себе такого, с кем можно было бы кружиться в боевом танце, который мог бы победить меня или хотя бы проиграть достойно. Набатея это место не для слабых, опасность может прийти откуда угодно и потому я ищу такого мужчину, что смог бы постоять за себя. - Понимаю тебя, сестра по оружию, но таких, как ты хочешь среди этих "цивилизованных" не сыщешь. Они в принципе забыли про какую-либо честь, что уж говорить о воинской доблести. Их воины просто бездушные болваны в доспехах, - пробурчала Сенамотис, не упуская шанса в очередной раз пнуть греков и римлян. - Знаешь, Кифая, тебе надо ко мне в вольную Тавриду. Там ты подходящего воина точно найдешь, среди моего великого племени. Никто на севере лучше скифов не управляется с мечом.       Кифая только хмыкнула и не стала отвечать на предложение скифской воительницы, продолжив работу со своим клинком, который она точила и полировала так, будто он и был ее мужем и ее любовью. Сенамотис после этого полностью остыла и стала неторопливо собираться в путь. - Ладно, остроухая царица хочет съездить со мной к городу этих эллинов, провожу ее, - предупредила скифская дева, поправляя свой кафтан и закидывая за спину свой лук со стрелами. С молниями он конечно Сенамотис уже не был нужен, но такова была дань ее традициям.       После небольшого прощания Сенамотис торопливо пошла в сторону шатра Астерии и быстро затерялась среди других монстров, а Алфия и Кифая пока остались вдвоем. Ящерка не теряя времени принялась за тренировку, демонстрируя ледяной подруге навыки владения мечом, попутно рассказывая все, что интересовало ее. Однако эти разговоры, в отличие от общения с Сенамотис были для Алфии не столь интересны.       Так подруги провели пару-тройку часов, Кифая угостила новую знакомую своими припасами, а Алфия в свою очередь аккуратно продемонстрировала подруге свою ледяную магию, сделав за пару минут ледяную фигурку самой ящерки. Однако спокойное общение было прервано довольно внезапно. С неба резко и мгновенно спикировала гарпия с золотым оперением и если Алфия сильно удивилась незваной гостье, то ящерка, явно знакомая с ней, тепло улыбнулась и поприветствовала подругу. - Фратигона, да это же ты! Не думала увидеть тебя сегодня, - поздоровалась с гарпией ящерка, правда больше удивленная чем обрадованная. Фратигона была командиром небольшой стаи гарпий, в основном выступавших в роли посыльных или разведчиков. И появление золотой птицы лично, а не кого-то из ее подчиненных говорило о важности визита. - Ты же весь день собиралась провести в разведке, почему ты здесь? - Пришла передать распоряжение Госпожи Астерии готовится к штурму Одессоса, моя наземная подруга. Кстати, оцени, - гарпия Фратагона хоть и прибыла передать знакомой приказ Астерии, не упустила шанса чуть вальяжно похвалиться и похвастать. На крыльях рыжей гарпии были какие-то странные конструкции, добавлявшие дополнительные ряды перьев, переливавшихся фиолетовым - цветом особого металла Ехидны. - Это спасибо нашей повелительнице Янассе за такой подарок. Теперь я могу разить врага своими перьями, причем нескольких сразу, а еще теперь мои крылья защищены от их копий и стрел. Так что несдобровать теперь никому. - Выглядит потрясающе, повелительница Янасса лучшая в своем деле, она первая выковала подобное оружие из серебра Ехидны. Всегда легкое, острое, прочное, изящное и элегантное, будто продолжение твоего тела, - с некоторым придыханием проговорила Кифая, которой доводилось пару раз увидеть искусную мастерицу, что запросто обрабатывала любой металл и ковала ни с чем не сравнимое оружие и инструменты. - Да, жду не дождусь момента, когда Гефест отправится к ней в подмастерья, - насмешливо произнесла Фратигона, которая правда быстро вернула себе серьезный тон. - Ладно, Кифая, надо собираться, возьми с собой всех кого сможешь, забирайте лестницу у наших арахн и готовьтесь вскоре выдвигаться.       На этом Фратигона попрощалась с ящеркой и взмыла в воздух над лагерем монстров, предупреждая остальных командиров. Оставшееся время Кифая и ее спутницы провели в подготовке к схватке. Сенамотис не могла нарадоваться возможности показать себя в деле и как следует поквитаться с римлянами и греками, а вот Алфия с трудом скрывала свое волнение, ведь никогда ранее ей не доводилось сражаться. Но несмотря на это, почти все монстры были настроены решительны и спешно готовились к началу штурма Одессоса.

******

      Гелиодор в очередной раз перебирал ворох господских писем, аккуратно раскладывая их по стопкам. Когда, работа была закончена, грек, убирая со лба длинные черные волосы, посмотрел из кабинета в окно. Ему виделись плодородные поля Сицилии, ее зеленые холмы и где-то вдали между ними проглядывалось бескрайнее лазурное море, теперь ставшее таким далеким. Когда-то грек жил на самом его берегу в Сегесте, тепло и одновременно больно ему было сейчас вспоминать те дни, когда он помогал свободным людям своей грамотностью вести дела, заключать сделки и вести расчеты и даже составлять тексты. Тогда он и сам был свободным человеком, да до гражданских римских прав было недосягаемо далеко, но положение его вполне устраивало и позволяло вести относительно безбедную жизнь, не задумываясь о тяготах тех, кто был ниже него.       Но он вот уже четыре года как позабыл о том, что такое свобода, когда в одночасье мир, привычный ему с детства рухнул. Какие-то сенаторы-рабовладельцы, судя по тому, что он слышал, скинулись и взяли Сицилию себе на откуп и первым делом повысили налоги и ввели новые поборы, чтобы отбить затраты. В итоге в выигрыше оказались как сами публиканы-откупщики, так и их друзья из числа местных рабовладельцев, разжившихся бесплатной рабочей силой. Так было и с Гелиодором, если его семья еще могла один и даже два года вынести новые поборы, то вот на третий платить стало уже невозможно и они в числе многих тысяч оказались в рабстве. Где они и что с ними стало он так и не узнал, даже в бесчисленных господских письмах нельзя было найти намека на их судьбу.       Утешало лишь одно, в силу образованности ему повезло попасть в какую-никакую категорию элитных рабов. На судьбоносных торгах он мог оказаться и библиотекарем, учителем и даже актерам, поскольку знал несколько пьес. Но Канидию удалось перебить все предложения и забрать Гелиодора себе в качестве секретаря на другой конец Сицилии. Первые года два-три новообращенный раб работал усердно, стремясь всячески угодить капризам своего господина, выполняя любую прихоть и сверх того, что тот от него требовал. Он надеялся снова оказаться на свободе, ведь и до попадания в рабство видел примеры того, как усердные рабы получают столь высокую награду. Да и сами рабовладельцы с удовольствием раздавали такие обещания, правда надо ли держать слова данные книге или лошади. И больше всего Гелиодор жалел, что потратил эти годы на бессмысленную попытку заслужить свободу своим усердием.       С другой стороны, он хоть был здесь в кабинете своего господина, а не где-нибудь в поле под палящим солнцем и кнутом надсмотрщика, или еще хуже, как тот же бедолага Сир с головой в мельничном жернове, а то и вовсе в каменоломне неподалеку, откуда, как поговаривали и живыми уже не возвращались. Да и многие другие рабы, а то и некоторые свободные люди, оказавшись на месте Гелиодора, наверняка бы успокоились и наслаждались своим подчиненным, но высоким и комфортным положением, но не он. Возможно, живи Гелиодор где-то на дне общества еще будучи на свободе, он был бы доволен своим теперешним положением, но прошлое неумолимо напоминало ему о том, кем он был ранее и откуда упал в эту пропасть. Но кое-что грело сердце и душу Гелиодора - сегодня вечером его месть должна была начаться, предвкушения и ожидания чего-то грандиозного переполняли грека да настолько, что он на мгновение забыл о своем господине. - Ты закончил с разбором моих писем, Гелиодор? У меня нет времени копаться в глине и папирусе, а ты был куплен как раз для этого, – вырвал из мечтаний и воспоминаний господин своего раба, лежа потягивая вино из дорогого кубка. Канидий не отличался трудолюбием, да и оно, с его точки зрения, и не требовалось. - Да, господин Канидий. Правда, я нашел это письмо, кажется вы еще с ним не ознакомились, – признался Гелиодор, когда закончил сортировку писем, которых за месяц у Канидия накопилось не так уж и много. И то в основном это были приглашения и послания от его друзей-рабовладельцев или работорговцев, приглашавших на аукционы. Но вот одно письмо выделялось особенно и о нем раб счел нужным рассказать. - Если там нет ничего про деньги, то даже не смей тратить мое драгоценное время на бесполезные каракули. И даже если это очередной аукцион тоже, я так хорошо потратился в прошлом месяце, – бросил довольный отдыхом господин, не сильно желавший от него отвлекаться. - Господин Канидий, оно не про деньги, но вам все-равно стоит с ним ознакомиться, – настаивал на своем Гелиодор, протягивая записку господину. Он с удовольствием протянул ему какой-нибудь яд или вовсе не стал говорить про это письмо, если бы не знал нравы своего господина. Пока тот был в хорошем настроении, это было незаметно под маской беззаботного и любящего поговорить аристократа.       Канидий снисходительно усмехнулся, вчитываясь в текст письма. На мгновение, его лицо сделалось суровым, но затем владелец вновь усмехнулся, вальяжно отбросив табличку в сторону. Все равно Гелиодор должен будет ее поднять с пола. - Ну и шутки же у этих пиратов. Куда ушли мои налоги, если эти морские разбойники смеют мне угрожать, как и всем честным гражданам. Страшно подумать, а ведь кто-то их еще и поддерживает. И что будет, если рабы об этом узнают, эти недалекие смутьяны могут и купиться ради каких-то обещаний свободы. Не думал, что этот Помпеянский сын опустится до такого, ломать божественные законы и нарушать естественный порядок, пытаясь освободить рабов, которым неволя предначертана, – письмо от Секста Помпея явно толкнуло Канидия к очередному философствованию, чему рабовладелец очень любил предаваться. - Позвольте, мой господин, но ведь не все рождаются рабами, как и родившийся в неволе не обязан умереть в ней. Раб может обрести свободу, в то время как свободный ее утратить. Даже римлянин, который не может быть порабощен по закону не застрахован от попадания в плен к иноземцам и соответственно в рабство. Может быть это не совсем естественный и изначальный порядок? – осторожно возразил Гелиодор, успев даже немного пожалеть о том, что не сдержался и залез в этот спор.       Наклонившись, секретарь подобрал брошенное Канидием послание и положил на стол. - Неправ ты, Гелиодор, ох как неправ, хотя одна вещь у тебя дельная. Да, не все рождаются в рабстве, но это еще не говорит о том, что ты не займешь то место, которое тебе предначертано. Взять например тебя, ты хоть и родился когда-то свободным человеком, но теперь сама судьба показала тебе твое место, кем ты должен был быть.       Для божественного порядка естественно, что кому-то уготована судьба рабов, а для кого-то судьба господина, как например мне. Я в богов верю и в установленный ими порядок тоже. Я не хочу навлечь на себя их гнев, занимаясь теми занятиями, которые являются уделом рабов, - с насмешкой стал дискутировать Канидий со своим рабом. Для господина это не был какой-то философский спор, а скорее такое необычное развлечение.       Канидия явно увлек разговор с секретарем и он, проглотив виноградину, стал продолжать. Удовольствие, которое он получал от этой демонстрации своих знаний и идейной победы над оппонентом, походило больше на то, что он получал от близости с красивой рабыней или от изысканных блюд. Для Канидия это была не философия и дискуссия, а развлечение и игра. - Как писал великий Аристотель сама природа создала в целях сохранения одни существа для господства, другие — для повиновения. Она пожелала, чтобы существа, одарённые прозорливостью, повелевали как господа, и чтобы существо, способное по своим физическим свойствам исполнять приказания, повиновалось как раб; и этим самым объединяются интересы господина и раба. Рабство настолько естественно, насколько и солнце на небе. Если бы не воля богов, природы, его бы и не было, – продолжил Канидий уже цитатой из Аристотеля. Рабовладелец был не чужд искусства и философии, благо свободного времени было очень много, да и денег тоже. - Господин, не все в этом мире решает судьба, многое может решить удача, случай. Не зря так почитаемы и проклинаемы Тюхэ и Фортуна, что способны поднять человека из пропасти на вершину мира, а затем и низвергнуть его вниз. Вряд ли они даруют удачу и неудачу потому что так сказали мойры, иначе не было бы смысла в поклонении им, – попробовал оспорить своего господина Гелиодор. В богах и их «порядке» можно было легко разочароваться после таких вывертов судьбы, но здесь было важнее отстоять свою точку зрения, пусть и для себя самого. - Хоть ты и споришь со мной, но все же тебе предначертано было потерять ненужную свободу. Мы с тобой не первый раз так разговариваем, даже сейчас тебе ничего не стоит взять нож со стола и прирезать меня. Однако мы оба знаем, что ты этого не сделаешь, даже если тебе очень и очень этого захочется. И ты будешь удерживать себя от подобной меры, в то время как мне ничего не стоит прибить тебя к кресту на соседнем холме и купить нового раба, правда я не уверен, что с ним будет так же интересно, как с тобой, – продолжил свои рассуждения Канидий, совершенно не боясь того, что его секретарь что-нибудь выкинет. В конце концов, жизнь раба была полностью в его руках и он мог оборвать ее в любой момент и эти мысли грели душу господину. – Да даже боги не в состоянии избежать предначертанного, если даже они этого не могут, почему это могут сделать рабы?       Гелиодор промолчал, не желая возражать Канидию. Это было и бесполезно и опасно одновременно. Да, рабовладелец любил философские споры с рабом, но всегда должен был побеждать и потому засыпать доводами его было сложно, ибо если Канидий не мог найти ответа он запросто мог позвать своих надсмотрщиков, чтобы наказать слишком смелого спорщика. Старые рубцы на спине напоминали об этом Гелиодору, наполняя его бессильной ненавистью. Как бы ему хотелось взять кинжал, лежащий на столе и выпотрошить эту высокомерную свинью за все то, что она совершила. Но каждый раз грек останавливал себя, понимая, что ничего этим не добьется. - Ладно, довольно философии, нужно заняться настоящим делом. Судя по тому, что я слышал в Италии не все хорошо с продовольствием. Нужно выжать максимум из ситуации. Так, напиши от моего имени поставщикам зерна в Рим, что я готов продавать по 15 ассов за модий вместо 12. К тому же надо будет сказать надсмотрщикам, чтобы усерднее подгоняли рабов. Нам нужен богатый урожай, который можно будет выгодно продать, пока не поздно. Да и этих крестьян-дармоедов тоже нужно поторопить, - стал отдавать распоряжения, параллельно делая расчеты Канидий, что желал, как и многие землевладельцы, нажиться на грозящем Риме голоде. - Мой господин, я бы посоветовал вам немного повременить с этим. Я не уверен, что от пиратов быстро избавятся и я чувствую, что высокие цены продержатся долго. Может не стоит лишний раз загонять рабов и кабальных крестьян? – посоветовал Канидию Гелиодор, опасаясь, что ситуация может выйти из под контроля и рабовладелец просто прикончит многих рабов еще более интенсивным трудом. - Если бы ты разбирался в том, как делать деньги, мой болтливый грек, то ты бы не стоял сейчас передо мной здесь, а сам отдавал бы приказы своим рабам, – едко осадил свою собственность Канидий, не став злиться за это на секретаря.       Вспоминать это было неприятно. Канидий в разговорах с рабом никогда не сдерживался и прямо говорил что думает, упиваясь своей безнаказанностью. В конце-концов, единственным человеком в этом помещении сейчас был именно он, а не Гелиодор.       Для грека эта тема всегда была болезненной, ведь он оказался здесь вовсе не потому что был врагом Рима и был захвачен на войне. Не был он и потомком рабов. Он знал, что такое свобода, ровно до тех пор пока не столкнулся с непомерными поборами со стороны сицилийских публиканов, ради своего обогащения вводившие все новые и новые налоги и продавая в рабство тех, кто не мог осилить этот гнет. Что случилось с его родственниками, ему было неизвестно, как и то, живи ли они вообще, свободны или тоже где-то гнут спину на господ. Гелиодору, в отличие от многих несчастных повезло, у него было какое-никакое образование и он был продан Канидию как секретарь, а не в какую-нибудь каменоломню.       Даже сейчас, когда он за несколько лет сумел стать практически управляющим, Гелиодор не мог забыть боли, что он перенес, как душевной, так и физической. Даже забравшись на своеобразную вершину, он не мог быть удовлетворен, ему нужна была месть. Месть тем, кто обрек его и его семью на прозябание в нищете, а затем и рабстве. Самые тяжелые дни были позади и казалось бы, можно отдохнуть и наслаждаться новым довольно высоким и злобным положением. Шутка ли, но Гелиодор постоянно видел у своего господина свободных жителей Сицилии и даже римлян, что униженно просили подаяния и отсрочки, не сильно отличаясь от рабов. Будь на его месте кто-нибудь другой, то наверное он бы предпочел получить максимум от своего положения, но Гелиодор знал и другую жизнь и никак не мог простить того, что случилось с ним. - Да, вы как всегда правы, повелитель, но вы же сами видели послания, которые приходят сюда и гуляют по всему острову. Может быть стоит повременить с этими мерами, хотя бы немного, пока этого пирата наконец не изловят и не накажут по всей строгости закона? – снова попытался отговорить от авантюрной затеи Канидия его раб. Гелиодор был бы не против, если бы рабы восстали и прикончили своего хозяина за это, но беда была в том, что при столь интенсивном труде не факт, что многие бы до этого восстания дожили. - А чего мне его боятся? Сицилия защищена легионами, это пиратское Помпеевское отродье не посмеет сунуться сюда, как не посмеет напасть на хоть сколько-нибудь охраняемый корабль. И уж тем более он не запугает меня какими-то каракулями, где он обещает... Не важно. Может, ты считаешь меня трусом, раб? – с ехидной злобой поинтересовался Канидий. Эта злость сейчас была скорее жестокой шуткой, которые рабовладелец так любил, но за годы в рабстве Гелиодор так и не смог привыкнуть к ним, да и испытывать судьбу не было никакого желания. - Ни в коем случае, господин, но не стоит быть безрассудным. Вам же известно, какие слухи ползут по острову, пусть шепотом, но с каждым днем все громче и увереннее. Как рабы в других имениях порой наглеют настолько, что пытаются бежать и отказываются от работ. И все чаще говорят о том, что не за горами тот миг, когда вернется смутьян Спартак... Мне бы не хотелось, чтобы он начал с нашего имения, господин Канидий, – поспешил оправдаться секретарь, однако решив высказать свои опасения по сведениям, которые он черпал из последних посланий, что приходили на виллу.       Гелиодору потребовалась лишь секунда, чтобы осознать, как он ошибся. В то же мгновение кулак господина с грохотом обрушился на стол, так что пустой кубок со звоном опрокинулся на пол. На раба, обронившего неосторожное слово теперь смотрел отнюдь не притворно добродушный и философствующий аристократ, но зверь, жаждавший крови. - Не смей осквернять мой дом этим именем, раб! Твое счастье, Гелиодор, что ты стоил мне дороже любого другого невольника, но видят боги тебе не хватает дисциплины. Поэтому клянусь, еще хоть раз услышу от тебя его имя, да еще и таким тоном и я прикажу отрезать тебе язык, – обычно спокойный Канидий разгорелся от одного лишь имени знаменитого мятежника, но натура холодного садиста взяла верх. Взяв в руки кинжал со стола он направил его в лицо своего раба, так что кончик холодного металла застыл лишь в каких-то дигитах от его подбородка. – К тому же, немой секретарь избавит меня от проблем, верно?       Гелиодор нервно сглотнул, видя острие кинжала перед своим лицом, прекрасно зная, что Марк не побрезгует сам запачкать об него руки. Очень уж хотелось греку съязвить, напомнив образованному господину историю Терея и Филомелы, но держался, понимая что подобная дерзость станет последней в его жизни и ни к чему полезному не приведет. - Вы как всегда правы, мой господин... Простите меня за мою глупость и оплошность, я более не посмею осквернить ваш дом этим презренным именем, – был вынужден униженно извиняться Гелиодор. Конечно, никакой искренности в этом не было и быть не могло, но остаться без языка или лишиться жизни вовсе никак не входило в планы раба. - Вот и славно, тебе же в моем доме нравится куда больше, чем в какой-нибудь каменоломне. С таким воодушевлением и придыханием ты должен произносить только мое имя и ничье больше, знай, эти разговоры ты ведешь только потому что я этого хочу, потому что разговаривать с этими надсмотрщиками, которое имя прочитать не могут мне совсем не интересно. И я бы очень не хотел, чтобы такой интересный собеседник замолчал раньше времени.       Канидий не лукавил, говоря об этом, с Гелиодором и вправду было интересно поговорить на ту или иную тему, притом что Марк естественно всегда оказывался прав. Ему доставляло какое-то удовольствие общение с образованным рабом, знавшим и некоторых философов и драматургов, но особенно ему нравилось колоть бывшего свободного человека своей философией относительно рабов и господ, которой Гелиодор был вынужден следовать.       Да, его господин был тем еще надменным Танталом и Нарциссом в одном лице, который ни во что не ставил даже свободных, но неимущих или бедных людей, что уж говорить о рабах. Однако Гелиодор, нередко отвечавший и за дела Канидия знал, что по соседству есть властители еще хуже, этот хотя бы позволял своему греку относительную свободу, пусть и для собственного же развлечения.       На счастье грека неожиданно обстановку разрядил один из надсмотрщиков Канидия – Спурий. Мрачный громила с солидным шрамом на подбородке, которым его “наградил” какой-то германец стоял у входа в кабинет, не особо обращая внимания на своего нанимателя, что схватил клинок. Зная порой изменчивый и вспыльчивый нрав владельца поместья удивляться подобному было бы глупо. - Господин Канидий, у ворот какой-то проситель Авл Атиний, говорит что пришел по поводу платы, – коротко отчеканил немногословный и угрюмый ветеран, устроившийся на работу одним из надсмотрщиков, а заодно и телохранителем для рабовладельца. - Атиний, говоришь? Превосходно, Спурий, приведи его через десять минут и посмотри, чтобы не притащил с собой ничего лишнего, – Канидий, который и так немного выпустил пар, теперь окончательно успокоился и, положив кинжал обратно на стол, снова повернулся к Гелиодору. – Ты... Найди мой договор с жителями Дивеса и чтобы через десять минут был подле меня. Ясно?       Гелиодор лишь коротко кивнул и Канидий, присоединившись к своему надсмотрщику, быстро покинул кабинет, оставив своего раба в одиночестве.       Столько мыслей, противоречивых и разных были в его голове. Гелиодор чувствовал в воздухе то напряжение, которым заряжалась Сицилия и все события складывались в некую единую цепь, дополняя и усиливая друг друга. Письмо Помпея, планы по увеличению нагрузки на должников и рабов, продолжающаяся гражданская война. Все это заставило сердце Гелиодора биться в предвкушении. Нужно было срочно найти Эвмена и Фрикса и поделиться с ними всеми соображениями, что бурлили внутри него. Эти двое были единственными, кому Гелиодор мог бы полностью довериться на этой вилле. Не раз и не два он мог услышать от них пусть и робкие, но от этого не менее злые выпады в адрес своего господина. Да, они, как и Гелиодор были статусом повыше какого-нибудь обычного раба, правда это не сильно сглаживало их общее положение и нисколько не убавляло ненависти к тем, кто обратил их в рабство, а теперь и повелевал ими. И сегодня он договорился с ними о встрече поздно вечером.       Однако времени на раздумья об этом не было, секретарю пришлось быстро перебирать договора, которые Канидий успел заключить с окрестными поселениями, общинами или другими богатыми рабовладельцами. Гелиодор перебирал бесчисленные записи, где его господин выдавал тем или иным крестьянам деньги в рост. Практически все окрестные поселения были так или иначе должны Канидию. Найдя нужный договор из довольно толстой кипы ему подобных, Гелиодор поспешил к своему господину, который собирался принимать просителя.       Господин уже был на своем месте, потягивая вино из кубка, который принес один из рабов. Спурий угрюмо стоял чуть в сторонке, больше напоминая безмолвную, но грозную статую. Гелиодор поспешил занять место с другой от Канидия стороны и успел как раз вовремя, чтобы увидеть вошедшего просителя. Перед рабовладельцем теперь стоял человек, явно живший своим трудом, грубый на вид, и явно повидавший побольше многих других. Несмотря на то, что он уже давно оставил военную службу, в нем Гелиодор видел еще остатки его прошлой жизни, несмотря на постоянный труд в поле, ветеран держался ровно, не думая даже немного сгорбиться или склониться. - Говори зачем пришел, Атиний, у меня достаточно дел и не так много времени на просителей. Но учитывая сколько твоя община мне должна я готов тебя выслушать, – первым заговорил Канидий, доедая виноград из блюда и теперь ожидая ответа Авла. Причем судя по высокомерному тону, владелец виллы явно знал, о чем пойдет разговор. - Господин Канидий, не по собственной воле, а по просьбе нашей общины я пришел сюда. Сначала были трусливые катоновцы, забрали что увидели, да и были таковы, а потом новый наместник забрал то немногое, что у нас осталось, как говорили его центурионы для похода в Африку, – стал издалека заходить ветеран, излагая события последнего времени. Сицилия не отличалась спокойствием, а смена власти и разгоревшаяся война в Африке не способствовала стабильному ведению дел. - Знаю, времена сейчас непростые. Кому вообще легко? Мне тоже непросто, пришлось отдать часть урожая Куриону для его похода в Африку. Да и рабы в последнее время становятся чересчур беспокойными, – явно наигранным тоном стал сокрушаться рабовладелец, стараясь таким тоном прикрыть раздражение, очевидно Канидий надеялся получить выплату, но тут он уже понимал, к чему все идет. - Но сейчас речь о нас, ведь это моя община должна тебе, а не ты нам. Я могу лишь от ее лица попросить вас войти в наше положение и дать нам отсрочку хотя бы на месяц-два. Иначе никак, – глупо думать, что Атиний не замечал истинного отношения к нему ростовщика и Гелиодор, как ветеран говорит чуть ли не сквозь зубы, через силу демонстрируя вежливость и уважение.       Канидий задумался, или по крайней мере артистично сделал вид, изображая на своем лице сложные моральные терзания. Для помощи себе рабовладелец сделал еще один глоток вина и вновь призадумался. Так он провел пару минут, создав в помещении неловкую тишину. Даже Спурию стало слегка не по себе. Наконец он немного просветлел и снова обратился к просителю. - Хорошо, я могу дать столь желаемую отсрочку, в конце-концов это и моя проблема тоже. Правда я не могу сделать это просто так, иначе все должники начнут пользоваться моей добротой и снисходительностью, поэтому я готов отложить выплату, вам всего лишь надо будет заплатить на пятую часть больше условленного, – наконец, огласил свое решение Канидий, найдя этакой компромисс, отдававший гнилью, но притом крайне выгодный и удобный.       У ветерана Атиния даже глаза стали размером с сестерций от условий, что выдвигал ростовщик. От наглости рабовладельца проситель так растерялся, что застыл на месте как статуя. Гелиодору от такого стало не по себе, он видел, какой огонь в душе загорелся и Авла и что если так пойдет дальше, то все может кончиться плохо для всех. - На четверть больше? Эти деньги и без того велики, всей общине едва хватает, чтобы существовать, почти все заработанное уходит тебе, не только деньги, но и то, что мы сами выращиваем вынуждены отдавать тебе. Как скоро уже кровь нашу пить начнешь вместо своего вина? – с нескрываемым возмущением бросил Авл, который наконец вернул себе дар речи. И речь его была далека от уважительной или заискивающей. - Вы не мои рабы и я не держу вас на этой земле, а ваша кровь... Вряд ли она будет стоить больше самого дешевого вина. Но я предлагаю вам выход, ежели вам нечем платить, вы можете отдать мне общинную землю и можете идти на все четыре стороны свободные от долгов, хоть к самому Нептуну, – надменно и уже не скрывая презрения заговорил Канидий, что был не против расширить свою латифундию. На Сицилии земля была плодородная и каждый югер мог принести хорошую прибыль. - И куда нам податься, если и так почти все деньги все равно у тебя окажутся? В этой общине десятки людей, как старые, так и совсем юные и многим просто некуда будет идти, – попытался объяснить ситуацию ветеран Атиний. Гелиодор видел, как старый легионер горит от стыда, он явно предпочел бы смерть такому унижению, но он говорил не за себя, а за целую общину со своей семьей в том числе. - Меня это не интересует, опять же вы не мои рабы, я не должен за вас отчитываться перед кем либо, так что либо отдавайте свою землю, либо работайте лучше, чтобы долг выплатить. У вас, как у свободных граждан есть столь драгоценное право выбора, которого нет у некоторых, – при этом издевательстве Канидий бросил насмешливый взгляд в сторону Гелиодора, а затем снова посмотрел на оскорбленного ветерана, смотря что тот предпримет. - Не смеем, за эту землю наши отцы проливали кровь, защищая честь Рима, как и я сам. Она оплачена нашей кровью, нашими глазами, пальцами, ногами и руками. Нам эту землю выдали за наши подвиги, за то, что мы отдавали лучшие годы жизни, добывая Вечному Городу славу, земли и рабов, которыми ты, Канидий, в том числе пользуешься, – не выдержал и разошелся гневной тирадой Атиний, да так что два надсмотрщика предупредительно подошли к нему ближе, дабы тот не стал делать глупостей. - Мне все равно за кого они сражались. Я уважаю тех, кто служит Риму и кто проливает за него кровь. Но договор есть договор и я не заставлял его вас заключать. Вы его условия не соблюдаете и я предлагаю вам возможности его исполнить, – продолжал «идти навстречу» своему должнику Канидний, хотя безусловно его привлекала и возбуждала сама мысль о том, что от его доброй или злой воли могут зависеть жизни не только рабов, но даже и свободных римлян. - Я не для того десять лет служил, чтобы отдавать свой клочок земли тому, кто наверное и доспех никогда не примерял, хотя наверное нет такой брони, в которую бы поместились вы, господин Канидий, – бросил упрек рабовладельцу римский ветеран, положив ладонь на рукоять своего старого меча, с которым он побывал в десятках битв. Но вряд ли Атиний мог подумать, что худшее его будет ждать не в битвах с варварами, а уже после окончания службы, когда пора уходить на покой. - Можешь с этой речью обратиться к наместнику, когда он вернется из Африки, заодно попроси его вернуть то, что реквизировал. Или еще лучше, можешь обратиться напрямую к Цезарю, попросишь его отменить все долги, – со злой насмешкой произнес Канидий, правда в его голосе уже чувствовалась усталость. Ему хоть и по душе было унижение немолодого ветерана, но это развлечение рабовладельцу быстро надоело.       Разозленному Атинию все же хватило мудрости не лезть в драку с тремя надсмотрщиками только в этой приемной, хотя по лицу было видно, что очень и очень хотелось. Хотя эти трое последние годы максимум могли гонять лишь истощенных рабов, ветеран не рисковал. Правда сам Канидий был скорее доволен, упиваясь бессилием старого солдата. - Вы не переживаете за свое будущее, Канидий? Не боитесь, что однажды рабы, которых вы предпочитаете своим согражданам однажды перережут вам глотку или повесят на крест? Не боитесь ли вы тех, кому нечего терять? – скрипя от злости процедил старый ветеран, ища хоть какой-то способ укусить этого наглого аристократа. Будь воля Атиния он явно намотал бы его кишки на свой старый гладиус, что был у него на поясе. - Я о своем будущем не переживаю, а вам советую. Даю вам срок до конца месяца, либо вы выплатите полную сумму, либо отдавайте свою землю мне и выметайтесь с нее, – Канидий, хоть и получил удовольствие от унижений и бессильной злобы этого крестьянина, но все же устал от этого представления и в ультимативной форме решился его окончить.       Атиний в гневе опустил взор. Взгляд пронизанный уже не отчаянием, но ледяной злобой, которую трудно было себе даже вообразить, казалось даже слегка припугнул надменного Канидия. А вот самому Гелиодору стало не по себе от нее, да и в душе его витали смешанные чувства. С одной стороны этот земледелец Авл не на шутку его самого напугал, но с другой... Как он ему завидовал, как ему хотелось однажды взять и бросить в лицо этому надменному Канидию все, что он о нем думает, высказать все претензии, что накопились за эти годы. - Мой господин, не сочтите за дерзость, но может стоило пойти им навстречу и позволить им выплатить сумму позже? Вы и так очень богаты, господин Канидий, вам должны десятки таких общин, вряд ли бы вы обеднели от недобора с одной из них, – Гелиодор был впечатлен злобой и яростью старого солдата, который оказался вместе с общиной в безвыходном положении. Конечно, стража у Канидия была неплохая, но рабу не хотелось втянуться в этот конфликт, который казался ему нелепым. - Ха, ты еще будешь указывать мне как вести дела? Отнюдь, именно потому что я веду дела как надо, а не как ты, я и добился такого результата и обзавелся столькими рабами. А ты не только ничего не получил, но теперь еще и принадлежишь мне. Так что не советуй мне как вести дела, иначе я попрошу Спурия выбить из тебя подобную наглость. Не забывайся, Гелиодор, хоть ты мне и дорого стоил, но я не бедняк и запросто куплю себе нового секретаря, – угрожающе заговорил переменчивый рабовладелец, который хоть и любил поболтать с умным рабом, но терпеть не мог, когда ему советовали как правильно вести дела. Особенно в таком невыгодном для него ключа. – Пойду хоть раз на уступки по долгам, остальные перестанут платить.       В целом, судя по виду Канидия, он был более чем доволен. Подобное заводило его похлеще гладиаторских сражений или красивых рабынь. Ветеран Атиний удалился и надсмотрщики также могли вздохнуть с облегчением. Больше подобных приемов на сегодня не планировались, а значит они могли - Ладно, Гелиодор, близится закат, так что можешь быть пока свободен, мне нужно будет сегодня посетить старого друга, – произнес довольный господин, явно предвкушая хороший и прекрасный вечер на соседней вилле. – Тит, присматривай, чтобы тут ничего не случилось без меня, ясно?       Главный надсмотрщик молча кивнул и удалился из приемной своего нанимателя. А вот Гелиодор, поклонившись и поблагодарив Канидия за такую «щедрость» отправился закончить некоторые оставшиеся дела.       Весь вечер до заката он был предоставлен сам себе. Все равно его друзья не смогут явиться в назначенное место раньше срока. Да и к вечеру бдительность надсмотрщиков – этих презренных цепных псов всегда ослабевала и рабы могли бы позволить себе немножко вольности, были бы на это силы.       Картина в имении Канидия была безрадостной, хотя примерно такой же она была во всей Сицилии, да и в Италии, наверное тоже. Рабы были вынуждены трудиться в поле на работах под присмотром надсмотрщиков почти без перерыва. Рабы, что были на мельнице, нередко оказывались сами в мельничных жерновах, дабы не съесть господской муки. Более-менее вольготно и свободно себя мог чувствовать могучий кузнец Эвмен – близкий и хороший друг Гелиодора.       Ранее этот воин армии Митридата был рабом в поле и выполнял ту же работу, что и остальные. И у Гелиодора Эвмен вызывал неподдельное удивление и восхищение, что пленник смог больше десяти лет протянуть в этом ужасном положении, сказывалась природная сила. Прошлый кузнец из Испании прогневал Канидия и был распят на кресте на ближайшем холме и Эвмен сумел более-менее его заменить. Грек, походивший ранее на самого Геракла или греческого героя, в рабстве конечно растерял форму, покрылся отметинами от оков и шрамами от плетей, но оставался сильным.       Другой его друг Фрикс в рабстве провел меньше, лишь несколько лет. Рослый темноволосый фракиец всем своим естеством ненавидел Рим и римлян. Став пленником во время короткой междоусобицы, Фрикс надеялся, если не отомстить, то хотя бы освободиться и сбежать. Канидий всегда требовал, чтобы его раб, отвечавший за небольшую маслобойню коротко стриг волосы. Все для того, чтобы было видно выжженное на лбу клеймо, поставленное за попытку побега. Вероятно только ради такого унижения господин и сохранил жизнь Фриксу, вместо того, чтобы сразу пытать и казнить его. И ему и Эвмену Гелиодор полностью доверял, им удалось сдружиться во многом благодаря тому, что рабы не были заняты на полевых работах и порой пересекались возле господской виллы. И теперь, когда солнце начало заходить за дальнее море, они собирались встретиться для того, чтобы из дружба переросла в нечто куда большее.       Гелиодор чувствовал, что больше откладывать свое дело нельзя. Он прекрасно понимал, что это ночь, если что-то пойдет не так окажется для него последним и рассвет он встретит на холме вместе с другими распятыми рабами. Остановившись перед помещением, он еще раз огляделся и лишь убедившись, что больше никого нет, зашел внутрь. Эвмен уже был на месте, а вот Фрикса пришлось немного подождать. Фракиец довольно скоро объявился, очевидно тайком выбравшись из своего барака. Более закрытой кузнице не было никого кроме Гелиодора и его близких друзей Эвмена и Фрикса. Она находилась в стороне от основной виллы и примитивнейших бараков рабов, поэтому и была избавлена от взора надсмотрщиков. Тем не менее, все трое прекрасно понимали, что произойдет, если их обнаружат, но три друга были к этому готовы. - Говори побыстрее, Гелиодор, для чего ты собрал нас так поздно. Знаешь, как непросто было выбраться из барака и добраться сюда? Повезло еще что этот болван Луций решил уединиться с Пассией. Мне еще обратно нужно будет вернуться, – потребовал Фрикс, потирая мозолистые руки и прислонившись к одному из ящиков. День на маслобойне как всегда был непростым, давить масло от рассвета до заката, да еще и без особых механизмов было очень выматывающе и фракиец хотел хоть немного отдохнуть и восстановиться. Разницы между отдыхом здесь у ящика и в бараке не было от слова совсем. - Я очень долго думал, терзался сомнениями и страхами, я боялся что все может сорваться в последний момент, что может быть я или мы проявим непозволительное малодушие и не осмелимся сделать следующий важный шаг. Мы уже пару лет как хорошо знаем друг друга и не раз друг друга выручали из беды, но мне кажется, нам стоит идти дальше, – попытался сразу перейти к делу Гелиодор из уважения к друзьям и переживая за них. Правда пришлось начать чуть издалека, речь заранее он не писал. – Я понимаю, что говорю долго, но я не желаю далее быть игрушкой в чьих-либо руках. Я хочу чтобы это закончилось, чтобы не пришлось больше пресмыкаться перед ублюдком Канидием или еще кем-либо.       Гелиодор в конце своего вступления не сдерживался в эмоциях и выражениях, больше напоминая пропитого моряка, нежели аккуратного секретаря. Фрикс, слушая его речь, смотрел на Гелиодора своими синими глазами практически не моргая, перестав потирать свои руки. А вот Эвмен явно был в замешательстве от речей сицилийского грека и не до конца понимал к чему он клонит. - А с чего ты, Гелиодор, решил на такое замахнуться? Я не сомневаюсь в твоей искренности и твоих словах, мой друг, но если так подумать, то тебе нет нужды избавляться от Канидия и рисковать своим теплым местом на его вилле. Признаюсь честно, как друг, мне бы могло этого и хватить, если бы за этим последовала свобода, – поинтересовался Эвмен, немного смущенный радикальностью Гелиодора.       У трех друзей было не слишком много времени, чтобы рассказать все свои истории, поделиться мыслями и так далее. И Эвмен знал про то, как свободный грек Гелиодор угодил в рабство и как страстно желал освободиться и о его ненависти к Канидию он тоже знал. Но в глазах старого боспорского воина, сменившего не одного господина, «домашние» рабы всегда были в лучшем положении и могли вполне себе удовлетвориться своим рабством, а заодно они куда чаще могли уйти на свободу, нежели рабы, оставляющие силы в полях, шахтах и мастерских. - Я скажу тебе с чего он это решил. Я видел как в его глазах горит ненависть, такая же как и у меня к тем, кто поработил нас. Я ни разу не видел в его взгляде покорности, бывал в нем страх, бывала и неопределенность. Но он никогда, на моей памяти, не ломался внутри, – тут же возразил кузнецу раб с маслобойни, даже на мгновение позабыв о своей усталости. - Эвмен, не надо, я сам могу за себя ответить. Да, Фрикс, Канидий заботится обо мне, но заботится, как об увлекательной игрушке, а не человеке. Я для него кто-то вроде рабыни Тарпеи, разве что она его игрушка на ложе, а я в кабинете. Развлекаю его «философскими беседами», пересказом пьес, будто какой-то бродячий артист, только вот если ему что-то не понравится мне конец. Если для тебя, Фрикс, это и есть забота, то нам стоило родиться не людьми, а ручными зверьми, – Гелиодор осадил резко выступившего фракийца, решив самостоятельно дать ответ Эвмену. Он не злился на кузнеца за недоверие, ибо подобные рабы, осознававшие себя рабами и притом довольные своим положением вызывали в нем ненависть похлеще, чем непосредственно к господам. – Мне надоело ходить по этой нити в лабиринте неизвестности, я хочу найти выход, покончить с этим и чем скорее, тем лучше. - Ты хочешь устроить побег и предлагаешь бежать вместе или же просишь нас о помощи?! – воскликнул от изумления фракиец, сбитый с толку ответом смелым ответом, да так что даже глаза на лоб полезли. К тому же, он догадывался к чему клонит Гелиодор, но его удивляло, что этот красивый, но слабый на вид грек, наверное и физическим трудом не занимавшийся, теперь замыслил избавиться от господ и сбежать от них. - Я бы согласился, но я не вижу в этом большого смысла. Мы окажемся в бегах, как преступники и скорее всего нас просто схватят. А я не хочу умереть просто так, не сделав ничего и ничего же не добившись. Да даже ты, Фрикс, неужели тебе не хочется свести счеты с теми, кто лишил нас свободы? Неужто тебя удовлетворит один лишь побег? Но если твоя история правдива, то ты должен желать Риму справедливой мести, – на сей раз Гелиодор стал применять свои доводы по отношению к фракийцу. Если Эвмен пусть и немного, но примирился с Римом и желал свободы, то вот Фрикс явно не был на это согласен. - А что еще мы можем, Гелиодор? Из цепей, из под кнута только и бежать в горы и леса родной моей Фракии. Если повезет, то сможем пробраться на какой-нибудь корабль и уплыть как можно дальше отсюда. Об остальном и мечтать-то глупо, – обреченно заметил Фрикс, также не понимая к чему клонит управляющий. – Ты-то грек, тебя не завоевывали римляне, они не разрушали и не сжигали твой дом, убивая всех, кто был тебе дорог... Их железные легионы непобедимы. Мы сколько раз с ними бились и всегда проигрывали. Если мы встанем против могущественных господ снова, то вновь окажемся разбиты. Нет, я согласен лишь на бегство отсюда и сделаю все, чтобы больше не видеть этих поганых римских собак. Если бы у меня была хоть малейшая надежда, я бы поклялся памятью моих детей, моей жены, моих отца и матери перерезать всех римлян как свиней для трапезы. Но я не вижу этой надежды.       Фрикс опустил голову, дабы друзья не видели его скорби. Они знали его историю и как варвар с далекого востока, из дальнего царства Фракии очутился здесь. Война прогулялась по его земле и, несмотря на дружбу фракийского царя с Римом, не все жители были довольны его правлением, так и произволом римских войск, «защищавших» Фракию. Неудачное восстание и попытка поддержать одного из противников тогдашнего царя, что дружил с Римом и вот легионы идут на помощь союзнику, опустошая все на своем пути. Им было наплевать, верны ли фракийскому царю его жители или нет, они были завоевателями и чувствовали себя хозяевами той земли и видимо Тюхэ прокляла несчастного Фрикса, раз его деревня оказалась на пути у римлян. Изначально нейтральные жители, вскоре стали бороться с произволом римлян, за что были объявлены мятежниками и частью перебиты, а частью отправлены в рабство. И вот теперь Фрикс был здесь, вынужденный работать на своих новых господ. Он бы давно принял смерть, пусть даже самую мучительную, но надежда на освобождение или на месть римлянам не позволяла ему покинуть этот мир раньше срока. Краткий миг слабости фракийца прошел и он сжав кулаки, снова поднял голову, ожидая ответа своего друга. - Нет, наш побег, даже если он удастся, ничего не изменит. Свобода не достигается бегством. Я знаю, Фрикс, римские легионы и вправду сильны, но разве убежав от них мы их ослабим? Разве они не пойдут за нами хоть в Ливию, хоть в Египет, хоть в Германию или далекую Скифию? Им принадлежит почти весь мир, а большинство правителей им подчиняются. Я видел карты, Фрикс и мы погибнем прежде, чем доберемся туда, где нет власти Рима, – спокойно и аргументированно стал убеждать фракийца Гелиодор, подходя к своей главной мысли, ради которой и устроил это собрание. – Мы не можем убежать от Рима, но и дальше гнуть спину под господскими кнутами не можем. Остается только одно – восстание!       Для двух рабов, пределом мечтаний которых было убежать как можно дальше от Сицилии, а желательно от Рима вообще или освобождение господской милостью, слова о восстании были как гром среди ясного неба. Они замерли и даже слегка перепугались, прекрасно понимая, что их ждет, если о подобных словах прознает какой-нибудь посторонний. Однако сам Гелиодор был тверд и это придавало уверенности Фриксу и Эвмену, которые пока правда не до конца верили в успех подобной затеи. - Восстание против Рима? Гелиодор, твоя ненависть совсем свела тебя с ума? Рим сильнее нас, как и самих римлян больше. Будь мы сильнее их, разве оказались бы здесь в цепях? – также пессимистично бросил Эвмен, чья свобода закончилась еще пятнадцать лет тому назад во время восточной войны Помпея. Фрикс тоже понимающе кивнул, для него итогом борьбы против Рима оказались его сегодняшние оковы. – Прости мне мое неверие, но Рим как был силой, так и остался, к тому же, нас только трое, нам бы с одним надсмотрщиком справиться. - Я бы так не сказал, сейчас Рим не тот что раньше, его сжирает внутренняя грызня, даже свободные жители не сильно довольны властью. Вы, как и тысячи других рабов за тяжелым трудом не замечают этого, но рабовладельцы передрались друг с другом за власть. Когда еще, как не в ближайшее время выступить против них за свою свободу? – подняв сомкнутый кулак, произнес Гелиодор, пытаясь пробудить веру в своем товарище по несчастью.       Будучи в смятии этим решительным ответом Эвмен не нашел, что ответить или возразить, крепко задумавшись над сказанным. Он смотрел на свои руки, на которых постоянно были следы от кандалов, которые он хоть и смог снять, перебравшись в кузницу, но теперь они навсегда остались с ним, как напоминание о его ничтожном положении. Гелиодор прекрасно понимал своих соратников, ему нужно было донести до них ту истину, которую он сам только недавно узнал.       Видя водоворот, в который постепенно сползал Рим, погружаясь глубже в пучину новой гражданской войны и интервенций, о которых до Сицилии долетали слухи, секретарь Канидия понимал, что иного шанса освободиться, разломав оковы у него и других рабов не будет. Но была еще одна проблема, которая сильно его пугала – то что некоторые римские рабовладельцы пытались заманить на свою сторону рабов в борьбе друг с другом. - Мне кажется, время приходит, послушайте, что говорят другие рабы, не только греки, но и галлы, сирийцы и иберийцы, они пусть и шепотом, но пересказывают друг другу слухи о скором возвращении Спартака, что снова освободит невольников и поведет их на Рим. Но вместо Спартака они получат себе очередного римского господина, который пообещав свободу, отправит их резать своих недругов. Так будет, если не взять дело в свои руки, – после короткой паузы продолжил делиться своими планами и опасениями Гелиодор, вспомнив про письма от Секста Помпея, что тот рассылал среди рабов и населения Сицилии, не слишком одобрявшей римских латифундистов. - А ты это откуда знаешь? Я слышал про возвращение Спартака от одного из своих друзей, что горбатится на Аврия и был по господским поручениям в Сегесте. Там рабы шептались, что Спартак освободил какой-то остров Шардина, принял рабов в свою армию и на свои корабли и теперь собирается высадиться на Сицилию, – решительно возразил Гелиодору Эвмен, делясь слухами, которые гуляли в ближайшем городе среди разных рабов. – С чего ты решил, что слухи о его возвращении ложь? -Я тоже слышал кое-что подобное, но уже от раба, что масло мое в город носил. И что же это за римский господин, который осмелился называться именем Спартака, зачем ему это? – с непониманием поддержал своего друга фракиец. Он бы с радостью встал под знамена нового лидера рабов и от души отомстил бы им всем, проявляя ту же беспощадную жестокость, что римляне проявили к его деревне. – Я-то думал, что это просто слухи, ничем не подкрепленные, иначе я уже искал бы возможность присоединиться к его армии. - Потому что я знаю, кто эти слухи распускает, сегодня я видел воззвание Секста Помпея к рабам и жителям Сицилии, которых он призывает к борьбе против тирании Цезаря и мести за своего отца, обещая свободу всем, кто его поддержит. Они ходят по всему острову, а этот пиратствующий аристократ надеется, что население ради него и восстанет, приняв его за нового Спартака, – произнес раздраженный и обозленный секретарь, показывая для убедительности то самое письмо, которое ему удалось позаимствовать из кабинета господина, благо тот на сегодня уехал, да и вряд ли желал еще раз видеть это письмо. – Мы будем для него проливать здесь кровь и умирать на крестах, дабы он доплыл по нашей крови до своей власти.       Гелиодор действительно был возмущен подобным бессовестным обманом. В своих письмах Секст хоть и не именовал себя Спартаком напрямую, но тем не менее старался себя с ним ассоциировать, распуская слух, что вскоре на Сицилии высадится этот легендарный герой. Грек в силу своей профессии был осведомлен о борьбе рабовладельцев друг с другом и столь же прекрасно понимал, насколько будут лживы их обещания данные рабам. Сейчас помпеянцы проигрывали в борьбе и было неудивительно, что они пытались переломить ее ход, заручившись поддержкой рабов и других угнетенных слоев населения, прося их помочь восстановить справедливость. Правда, оптиматы сами активно способствовали бедственному положению многих крестьян и угнетению рабов и оттого веры им у Гелиодора не было от слова совсем. - Так это же замечательно. Значит скоро мы увидим свободу, я наконец-то смогу снять цепи. И если этот Секст освободит нас, то я с радостью бы прирезал парочку неугодных ему господ, – новость заметно воодушевила и приободрила Фрикс, потиравшего свои мозоли. Он демонстративно хрустнул пальцами, явно представляя как своими сильными руками придушит того же Канидия за все то зло и боль, что он причинил ему. – А если обманет, мы потом сделаем с ним то же, что и с остальными римскими псами. - Нет, Фрикс, ты действительно веришь что этому господину есть дело до таких как мы? До говорящих орудий, живой мебели, как выражаются сами господа. Они конечно могут пообещать свободу, правда для этого не нужен Помпей, они и так это постоянно делают. Только лишь затем, чтобы мы спины лучше гнули в надежде на освобождение через труд, – попытался осадить своего друга Гелиодор, который уже пару раз попался на этой сказке о будущем освобождении и не хотел, чтобы на нее, пусть и в другой форме, купились его друзья. - Но все же почему бы нам не объединиться с Секстом Помпеем? Если он так хочет нашей поддержки, мы сможем добиться от него свободы. К тому же, мы получим эту свободу, да, не освободит он всех, но за наши заслуги он мог бы хоть с нас цепи снять. Мне этого было бы более чем достаточно, – признался Эвмен, не до конца понимая планы секретаря и его скепсис по поводу объединения с Помпеем-младшим.       Гелиодор мрачно усмехнулся, ведь он сам сначала так думал, и все же он понимал, что даже будучи свободным и не будучи врагом Рима можно запросто оказаться в цепях и даже если освободиться он, не факт что кого-то из его детей потом не постигнет подобная участь. К тому же, пусть он и не был на тяжелых работах, но он прекрасно чувствовал всю боль и страдания тех, до кого ему раньше не было никакого дела. Надо было что-то делать с этим порочным порядком и Гелиодор собирался дать ему бой. - За несколько лет в рабстве я многому научился и многое понял, у меня был лишь один господин, но я видел всех остальных, читал, что они пишут. В сущности для нас нет разницы, какому господину служить Цезарю, Помпею или Куриону. С какой стати ему держать свое слово перед говорящими орудиями? Ему наплевать на нас, как и другим господам. Не надо строить напрасных иллюзий и лгать самим себе, что в ком-то из господ проснется совесть, они увидят в нас людей и освободят нас, – не сдержался и опять довольно гневно прошелся Гелиодор по иллюзиям своих друзей. Да, это было грубо и может не слишком красиво, но жить в таких иллюзиях, сознательно обманывая самого себя, сицилиец считал еще хуже и позорнее. И искренне корил себя, за то, что сам жил в низ какое-то время.       Речь Гелиодора произвела нужное впечатление на двух слушателей. Эвмен молча опустил голову, будто еще пытаясь найти какой-то вариант освободиться без столь радикальных мер. А вот Фрикс отреагировал неоднозначно. Сначала его огонь погас в нахлынувшем разочаровании, а затем он стал нервно постукивать пальцами по полу кузницы, будто желая достучаться до ответа. - Хорошо, но если не Секст, то кто тогда? Мы не настолько сильны, чтобы сбросить оковы самостоятельно. Был бы у нас Спартак здесь на Сицилии мы бы побежали к нему. Да будь он даже за морем, мы бы раздобыли корабль и отыскали его. Но ведь его нет, нам не к кому бежать, не у кого искать помощи и защиты от гнева господ. И нового Спартака на горизонте не видно и слухов о нем, не считая этого пирата, нет, – после продолжительной паузы заговорил Фрикс, уже несколько устало и обреченно. Видимо он смирился с мыслью о том, что Секст Помпей это не его избавитель. Но и вариантов других найти не мог. - Поэтому я и собрал вас здесь и рассказываю вам все это, что не нужно ждать чуда, не надо ждать нового Спартака, что разобьет цепи и освободит нас, Или еще хуже, ждать милости господ, что в них проснется совесть и они вновь посчитают нас за людей, а не говорящий скот. Нет, если чему меня и научила жизнь в рабстве, так это тому что римляне не станут освобождать нас, как и не надо питать надежд, что появится новый Спартак и принесет нам ключи от цепей. Если бы сам великий фракиец ждал того же, он не стал бы героем, чье имя боятся услышать римские господа. Мы не должны ждать чуда, мы сами должны стать Спартаком, каждый из нас, иначе мы сами и наши потомки будем вечно ждать этого избавителя. Поодиночке да, из цепей не вылезти, а все вместе мы их разорвем. - На большое дело ты замахнулся, Гелиодор. Неужели ты думаешь, что у тебя получится сделать то, что до этого не удалось никому, даже Спартаку? Он ведь уже пытался одолеть Рим, пытался от него уйти далеко на север, но ни то, ни другое не вышло. При всем уважении к тебе, друг мой, но я сильно сомневаюсь, что кузнец, маслобойщик и секретарь сделают то, что не удалось огромной армии и бывшему гладиатору, – острожничая, высказался Эвмен, который даже повидал рабов, что еще застали то самое восстание, которое потрясло Италию и перепугало рабовладельцев. И скромный боспорец никак не видел себя одним из предводителей восстания рабов. - Я знаю, но иного пути к освобождению я не вижу. Вы не поверите мне, но раньше мне до рабов не было никакого дела, я был свободным жителем Сиракуз. Лишь сам оказавшись в ошейнике, пусть и золотом, я понял это. Думаете я не хотел прирезать этого господина, как жирную свинью, которой он и является? Я постоянно этого хочу, но убив его я ничего не изменю, вместо него придет другой, а рабство останется. И поэтому я стремлюсь к освобождению не только себя, но и других, чтобы был мир, в котором никто не сможет поднять плеть на других и сам не станет рабом.       И Фрикс и Эвмен сидели, ошеломленные пламенной речью Гелиодора, который оказался не совсем похож на обычных управленцев и прочих «элитных рабов», наслаждавшихся своей неволей и презиравших менее удачливых рабов. Тем удивительнее было, что его идеи и взгляды, даже конкретные предложения были куда радикальнее их самых смелых фантазий. Однако искра все же зажглась и они, сбросив краткое оцепенение вняли словам образованного грека. Фриксу куда проще было принять идеи Гелиодора, в нем еще была жива жажда мести, а вот Эвмен был рабом уже давно и не был уверен, что эта затея закончится успехом. - Это красивая истина, мой друг, но что нам с ней делать? Даже отрекшись от иллюзий, мы все еще в цепях и ошейниках, да и здесь нас только трое. Любой из этих боровов-надсмотрщиков сможет справиться с нами. Даже втроем мы восстанем против них, может успеем выпотрошить Канидия, но это не даст нам свободной жизни. И я не уверен, что если мы убьем господина, это поднимет хотя бы здешних рабов на бунт и что они поддержат нас, – посетовал Эвмен, выискивая подводные камни в высказываниях Гелиодора, будто бы выискивая предлог для отказа от авантюры. – Да и рабов на самом деле не так, чтобы много. Не уверен даже что на Сицилии их число превысит римский легион. - Я хочу, чтобы вы помогли мне донести эту истину до других рабов, что не нужно выбирать между Помпеем и Цезарем. Что никто, кроме нас самих, нас не освободит, что свободу от оков мы можем добыть лишь в бою. Вы оба обладаете достаточным авторитетом среди рабов, к тому же Эвмен часто бывает в Сегесте, для первого шага этого достаточно, – успокоил и обнадежил своих новых соратников Гелиодор. – Мы хотим обрести свободу, а не бессмысленно сгинуть, не будем мы сейчас бессмысленно погибать, о нет. Мы подготовим других рабов к восстанию и когда придет наш час сполна отомстим нашим господам за все. Мы объединим рабов и создадим могучую силу, которая опрокинет господ.       Остальные рабы внимали словам своего, пока еще негласного предводителя. В их усталых глазах загорался пусть и слабый, но все же огонек надежды. Надежды на то, что им удастся однажды обрести желанную свободу, вернуться в свои родные земли, не опасаясь преследования и мести со стороны римлян. Но пока им было еще далеко до бесстрашных предводителей восстания, их все еще одолевали страхи и сомнения, но Гелиодор поочередно разбивал и развеивал их своими тезисами одно за другим. - Нас много, ведь на нас, на наших спинах держится богатство этих свиней, ваш пот и ваша кровь превращаются в их золото. И они делают все, чтобы мы этого не понимали, им нужно, чтобы мы чувствовали себя одинокими, изолированными. Как будто бы их много, а нас мало. Эвмен, ты же бываешь по господским делам в Сегесте, верно? – продолжил свою тираду Гелиодор, правда под конец немного сбавив накал и обратившись напрямую к своему другу. - Да, каждую неделю посылают. Единственный день, когда можно хоть чуть чуть почувствовать себя снова человеком, даже эта цепная собака Тит, что должен сопровождать меня, предпочитает проводить время с местными шлюхами. Правда, в этом городе, боюсь, я ничем нашему делу помочь не смогу, рабов там практически нет. Есть лишь те, кто приводят улицы в порядок, что принадлежат самому городу, – ответил Эвмен, вспоминая свои походы в город. До того, как он стал кузнецом, боспорец и вовсе не выходил за пределы хозяйских угодий, а сейчас он мог периодически бывать в Сегесте, помогая продать свои изделия и закупить для них подходящие материалы.              Гелиодор снова усмехнулся, но уже по-доброму, он в отличие от Эвмена знал уловки господ по тому, как держать своих рабов в подчинении без применения грубой силы, раздробленными и беспомощными. То, как рабовладельцы манипулировали рабами было настоящим искусством, кого-то из них покупали откровенной ложью про освобождение за хороший труд, других с той же мотивацией поощряли доносить на собратьев по несчастью. А уж как они любили набирать себе как можно больше рабов из разных стран, с разными богами и языками, дабы они не могли договориться между собой. На этом фоне фокус с переодеванием рабов в свободных бедняков, дабы невольники не знали своей реальной численности был пустяком. - Ты прав, Эвмен, на первый взгляд кажется, что невольников там практически и нет. Но ты появляешься в Сегесте без ошейника, в котором ходишь здесь. Посмотрел бы на себя со стороны и не скажешь ведь, что это раб, верно? – попробовал объяснить другу эту небольшую господскую хитрость Гелиодор, желательно, чтобы тот сам ее полностью понял. - Да, верно. Но в этом городе лишь немногие ходят в тогах, сразу господ видно. А остальные, что италики, что греки, что иноземцы всякие ходят в похожих обмотках и не поймешь, кто из них кто, - согласился с доводами секретаря Эвмен, вспоминая как он был вынужден одеваться для дел в городе. Ни ошейников, ни цепей, даже надсмотрщик за его спиной казался лишь еще одним прохожим, а не цепной собакой, следившей чтобы господская собственность не убежала. - Они делают это специально, чтобы мы не знали, как нас много и насколько мы на самом деле значимы, пусть и людьми нас не считают. Они поощряют склоки между рабами, из-за божеств, языка, любых причин, лишь бы не дать нам объединится. Лишь пробив стену между рабом греком, иберийцем, фракийцем и ливийцем мы заставим Рим содрогнуться, как это сделал Спартак. Но я клянусь, мы пойдем дальше и завершим начатое им. Пусть падет царство насилия и несправедливости, а из его руин мы возведем чертог свободы, – завершил на столь высокой ноте объяснения первого этапа своего плана Гелиодор, после окончания присев на один из ящиков, дабы унять дрожь от столь величественного и волнительного момента. Вслед за этим секретарь поднял высоко правую руку, как знак клятвы. - Знаешь, Гелиодор, я долго сомневался и не доверял всему этому, но пожалуй ты прав. Я при первой же возможности попробую отправиться в Сегесту и найти там своих знакомых, что горбатятся на других рабовладельцев, постараюсь поведать им о наших идеях, а потом, возможно и о планах, – согласился с идеями и доводами Гелиодора Эвмен, который был готов исполнить непростой замысел своего друга. Раб тоже поднял правую руку, присоединяясь к этой символической клятве закончить начатое Спартаком. - В постараюсь больше поработать здесь, убедить здешних рабов поддержать нас. Так, даже если остальные рабы Сицилии откажутся от бунта, хотя бы рабы пса-Канидия смогут обрести свободу, – пообещал со своей стороны Фрикс, поднимая свою покрытую мозолями ладонь, присоединяясь к их общей клятве. Он, в отличие от Эвмена, особо не колебался здесь и был готов сделать все что потребуется, лишь бы римляне сполна заплатили за свои преступления.       Больше задерживать их и задерживаться сам Гелиодор не смел и стоило поспешить вернуться, пока надсмотрщики Канидия не обратили внимание на их отсутствие. Благо сегодня самого господина на вилле уже не было и скорее всего даже до обеда этот мерзавец не вернется. Фрикс и Эвмен успели вовремя вернуться обратно в барак незамеченными. Скорее всего все три друга следующий день будут мучиться недосыпом, но оно явно того стоило.       Все прошло лучше, чем ожидал Гелиодор. Сейчас посвящены в его планы были лишь два раба, но каждому из них он мог доверить свою жизнь, а они доверились ему, приняв его идеи. Для начала этого было более чем достаточно. Теперь предстояла долгая, кропотливая и очень опасная работа, но была надежда, что их старания не пропадут даром и уже вскоре господа утратят свою власть и сполна заплатят за все.

******

      День для Куриона начинался как нельзя лучше. Если бы не жуткая африканская жара, от которой Скрибоний спасался в своем шатре, так и вовсе он бы обошелся без жалоб. Утика была под его почти полным контролем. Посматривая из тени с мокрой повязкой на голове для облегчения здешнего зноя, Курион не без удовлетворения отмечал, что его воины грамотно ведут все осадные работы, возводя укрепления вокруг помпеянской крепости. Следующие корабли должны были, помимо провизии, доставить материалы для осадных машин и тогда Катону и его банде, засевшей в городе несдобровать.       С провизией и даже здешней водой не было никаких проблем, лагерь также был укреплен на случай нумидийской атаке по совету старого опытного легата. Он не был испытанным в битвах командиром и уж тем более никогда не командовал таким количеством солдат, но благодаря большому опыту Марция Рулла подтягивал свои навыки управления армией. Правда судя по веренице всадников, возвращающихся в лагерь из разведки, даже нумидийцы не стали для него большой проблемой.       Вернувшиеся из ночного рейда кавалеристы довольные своей победой т даже будучи слегка навеселе издевательски развешивали перед лагерем на палках нумидийские одежды и броню, которые захватили и даже один штандарт воткнули во главе этой выставки. Она была обращена в сторону Утики, дабы помпеянцы, засевшие в ней убедились, что надеяться на помощь своих африканских друзей бесполезно и лучшим выходом будет сдаться на милость Куриона.       Все складывалось как нельзя кстати, практически идеально и окончание африканской экспедиции казалось Куриону вопросом времени да и с уже решенным исходом. Утика рано или поздно падет, вопрос с нумидийцами тоже скорее всего будет решен. Скрибоний уже мог подумать о предстоящем триумфе, о том что он сможет занять достойное место возле Цезаря и вместе с ним менять Вечный город в лучшую, справедливую сторону. Ему вспоминались славные дни, когда еще был жив Клодий и они вместе с ним, Фульвией и Антонием собирали огромные толпы рассерженных и обделенных плебеев, борясь за право быть услышанными, за право отстоять социальные законы и так далее. Как они, собрав ударный отряд били предателей народа, собиравшихся в банды Милона и его дружкой, защищавших сенаторов и богачей от народного гнева. И все же, теперь у Куриона было куда больше возможностей реализовать свои идеи, свои задумки. Нужно было лишь с триумфом окончить борьбу в Африке.       Но сейчас эти приятные мысли стоило отбросить, судя по тому, что к его шатру направлялась целая делегация с легатом Руллом, перебежчиком из пустыни Массивой и крепко побитым пленником, которого под руки тащил центурион Рабирий и еще один легионер. Убрав с головы освежающую повязку, пропретор Сицилии спешно привел себя в порядок, дабы достойно выглядеть перед подчиненными, да и приведенным ими пленником тоже. Занял свое место за большим столом Курион как раз во время, в этот момент к нему и вошли в шатер его гости вольные и не очень. Рулл сразу вышел вперед, заслонив собой остальных. - Пропретор, вернулись разведчики, которых мы отправили прошлым вечером на Баграду. Говорят там был большой отряд нумидийцев, но их в пух и прах разбили практически без потерь. И заодно привели их командира, который может поведать нам много интересного, – отчитался старый легат Рулл, занимая свое место за столом возле Скрибония. - Да, славное было побоище, я думаю эти варвары даже сами не поняли, что там произошло. Они уже практически спали, была лишь парочка часовых и тут мы налетели на них как ураган на полном скаку. Эх, видели бы вы как они пытались сначала бороться, а потом спастись бегством. По-моему, там они больше друг друга посреди ночи задавили, нежели мы их перерезали, – поделился описанием ночной битвы у реки Баграда центурион, сдерживая желание зевнуть. Тем не менее он был очень доволен результатом битвы и тем, что нумидийский командир выжил и попал в их руки. - Что же, тащите его сюда, пусть расскажет нам все, что ему известно. Признаться, центурион, я не надеялся что вы вернетесь с таким успехом, да еще и вступите в бой с врагом на переправе. Это похвально, Рабирий я благодарен вам и вашим людям. Можете взять себе заслуженный отдых и отправить людей сторожить переправу, – Скрибоний был искренне рад успеху своих подчиненных и тем, что была одержана блестящая победа практически без лишних жертв. Он уже собирался отпустить довольного Рабирия отдохнуть, но, посмотрев на пленного нумидийца, решил пока оставить центуриона здесь. – Но сначала, центурион, останься здесь, мне понадобятся крепкие руки.       Пленный командир на подбородке которого еще не до конца высохла кровь стоял на коленях перед пропретором и легатом Марцием Руллом. Рабирию удалось отыскать стул, хотя больше это было похоже на табурет, на который он и усадил пленника. Побитый нумидиец, однако, не спешил сдаваться и покоряться и оттого попытался освободиться, но эта попытка вырваться на волю была пресечена хорошим ударом в живот. Рабирий был крепким и сильно бить умел и оттого заставил пустынника утихомириться. Массива, зная что сейчас будет допрос, решил обратиться к пропретору Сицилии с предложением, от которого бы тот не смог отказаться. - Благородный и мудрый господин Курион, к сожалению вы сами видите, что этот паршивец не знает вашего языка, но я могу побыть переводчиком, если вам угодно, – услужливо предложил свои услуги Массива, стоя над поверженным нумидийским командиром, который несмотря на сильно побитый вид, отлично понимал, что происходит. - Буду благодарен, Массива, тогда пусть он расскажет мне, кто приказал ему идти на помощь Утике, сколько у них солдат и каковы их дальнейшие планы. Передай ему, что чем больше он нам расскажет, тем целее доберется до невольничьего рынка, – Курион был благодарен услужливому пустыннику и занял свое место рядом с Руллом, а Рабирий и Массива остались возле пленника.       Массива чуть наклонился к побитому и помятому командиру нумидийцев и стал на своем языке четко задавать интересующие его вопросы. Ответа, правда не последовало. Видимо этот пленный пустынник решил поиграть в героя и молчал, будто воды в рот набрал. Он даже не смотрел в сторону переводчика, опустил голову до пола. Центуриону такая наглость надоела и он взяв свой меч в ножнах, поднял ими подбородок нумидийца, дабы тот смотрел на Куриона, что был волен его казнить или миловать. - Не хочет говорить, господин Курион, – в бессилии развел руками Массива, не получив ответа на вопросы. Пленник хоть и был крепко побит, но пока в нем еще оставалась сила сопротивляться и бороться. - Мне не нужен переводчик, чтобы понять, что он молчит, нумидиец! – слегка вспылил Скрибоний, недовольно постукивая пальцами по столу, видя упрямство пленника, ответы от которого он хотел получить как можно скорее. – Передай ему, что лучше ему заговорить, если хочет сохранить свою жизнь. А ты, Рабирий, разомни руки. Если этот варвар не захочет говорить по хорошему, будем из него информацию выбивать, так и передай ему, Массива и пусть подумает.       Курион не был поклонником пыток, но здесь были хороши все средства и он не собирался церемониться с каким-то варваром, когда стоял вопрос о дальнейшем ходе военной экспедиции. Массива, как и Рабирий, отреагировали на слова пропретора не без энтузиазма и пока центурион демонстративно стал разминать руки, нумидийский перебежчик еще раз обратился к пленному, желая склонить его к сотрудничеству, но ничего в ответ не получил кроме кровавого плевка на пустынную одежду. - Если он не хочет говорить, так приступайте, не церемоньтесь с ним. Но Рабирий, будь поосторожнее, мне он живым нужен, – видя сопротивление строптивого нумидийца, отдал приказ Курион. Да, такая пытка была простой и прямолинейной, но под рукой и инструментов подходящих не было для того, чтобы заняться этим темным искусством.       Рабирий довольно кивнул и без лишних слов от души ударил нумидийца в грудь, заставив того согнуться пополам, но к чести пленника, этот удар он выдержал и даже стона, казалось не проронил. Но то было лишь началом – разминкой, центурион постепенно входил во вкус, нанося удар за ударом своими могучими руками, заставив пустынника сначала стонать, а затем и кричать от боли. Курион прохладно смотрел на это жестокое избиение, не испытывая ни удовольствия, ни жалости, для него это было необязательная, но вполне допустимая и оправданная процедура. А вот Массива с трудом сдерживал садистскую улыбку.       Удары центуриона сыпались раз за разом как, в сторону летели и брызги крови из разбитого лица, а порой даже и зубы, когда удары Рабирия были особенно сильными и точными. Массива со своей зловещей улыбкой периодически давал знак центуриону остановиться и вновь задавал пленнику вопросы. Тот что-то сквозь нестерпимую боль, вперемешку со стонами и криками отвечал, но судя по тону это были проклятия и оскорбления, одно из которых явно зацепило Массиву и тот сам ударил пленника по лицу.       Куриона не особо радовало происходящее, пол в его шатре, да и немного стенки, были покрыты кровью, не считая еще пары выбитых зубов. И судя по всему избиение, даже такое жестокое не заставило нумидийского пленника расколоться и ответить на нужные вопросы. Устав ждать результата и не желая, чтобы пленник еще вырубился от града ударов и затянул допрос, Скрибоний жестом приказал остановиться. - Ладно, Рабирий, хватит руки об него пачкать, кажется твои кулаки не столь убедительны. Коли так, приготовь-ка для нашего гостя какой-нибудь аргумент поострее. А ты, Массива, передай своему бывшему соплеменнику, что если он и дальше будет молчать, то за каждый вопрос, оставшийся без ответа, мой центурион будет отрезать ему по одному пальцу, – устав от бесполезного допроса, стал отдавать распоряжения Курион, желая как можно скорее получить ответы на свои вопросы.       Курион смотрел на происходящее спокойно, без удовольствия и без отвращения, единственное что сейчас его интересовало так это информация о нумидийских войсках. Его не прельщала созерцание пыток, которые теперь могут дойти и до отрезания пальцев, но церемониться с пленником слишком долго тоже желания не было. Вот пропретор и решил пойти дальше, к более острым и жестоким мерам с молчаливого согласия как легата, так и центуриона.       Массива вновь задал свои вопросы, предупреждая пленника о том, что будет за отказ говорить, но ответа так и не получил. Пожав плечами и пробормотав что-то на своем языке пустыни, перебежчик дал жест центуриону и помог ему разжать грубую руку пленника. Отогнув в сторону мизинец и не обращая внимания на борьбу и протесты пленника, Рабирий, не дрогнув, обнажил свой меч, а затем быстрым и точным ударом отсек варвару палец. Палатку разорвал крик боли и ужаса, такой, что даже спокойному Куриону стало немного не по себе. Вопль нумидийца, наверное долетел до стен Утики, настолько он был громкий, полный боли и отчаяния. Пленник на мгновение лишился сознания от боли и шока, но пара пощечин и вода из фляги по окровавленному лицу от привели его в чувство. Рабирий же демонстративно покрутил свой меч в руках перед носом нумидийца, намекая что ему не составит труда продолжить пытку, если Курион отдаст такой приказ. - Так, я повторю вопрос, где сейчас находится твоя армия, кто командир, сколько вас? – спокойно повторил вопрос Курион, когда лишившийся мизинца нумидиец более-менее оклемался, в то время как Рабирий снова угрожающе приложил свой клинок к следующему пальцу, надавив лезвием так, чтобы пошла кровь.       Нумидийский и до этого лепетал что-то невнятное, похожее на просьбы о пощаде, по крайней мере по тональности. После же слов Массивы он заговорил что-то другое, дрожа от страха, а слова наполняя болью, в то время как сам перебежчик внимательно слушал, иногда задавая какие-то вопросы на своем языке. Оно и было понятно, пленник едва мог внятно говорить, там было куда больше стонов боли. - Что он там бормочет? Я не понимаю, но по звукам это отличается от предыдущего, – предположил не знавший местного языка Курион. Однако тон неизвестных выражений, да и выражение того, что осталось от лица нумидийца явно говорило в пользу того, что он решил все же пойти на сотрудничество, не желая более получать удары от Рабирия и тем более остаться без пальцев. - Мой господин, он очень просит вас прекратить пытку. Он сейчас рассказывал, что был послан Сабуррой занять переправу у Баграды. Всего их немного, не более пяти тысяч, из которых несколько сотен либо лежит в воде и на берегу, либо у вас в плену, – стал переводить ответ расколовшегося нумидийца Массива, порой кое-что уточняя от пленника и поправляя себя в случае ошибки. - Отлично, а где конкретно этот Сабурра находится? – Скрибоний был удовлетворен ответами пленника, но желал теперь отыскать нумидийского военачальника и разбить его войско за то, что посмел поддержать помпеянцев в борьбе против Цезаря, а заодно и Рима.       После короткого вопроса Массивы последовал длинный и сбивчивый ответ пленника, у которого заплетался язык. Курион не знал, о чем говорит пустынный варвар, но догадывался, что сейчас тот решил рассказать ему все, что знает, дабы не иметь более дел с центурионом. Все же перспектива остаться без пальцев была более чем красноречивым аргументом в пользу того, чтобы сдаться. Массива, наклонившись к пленнику внимательно слушал его трусливый лепет, полный боли, изредка кое что переспрашивая. - Так… Ясно… Господин Курион, Сабурра в двух днях пути от того места за холмами, там где чувствуется веяние великой пустыни, – задав предварительно пару вопросов пленнику на своем языке, подытожил Массива, довольный своей работой. Он выпрямился и отошел от пленника, который более ему был не интересен. – Я знаю эти места, отличное место чтобы поквитаться с Юбой и его войском. Так что, если вам понадобится проводник, господин Курион, я всегда готов послужить и помочь благородным и щедрым римлянам, что славятся своей благодарностью и не забывают сделанного им добра. - Отлично, Массива, подойди к отвечающему за жалование центуриону и попроси законное и заслуженное вознаграждение. Думаю пяти тысяч сестерциев тебе хватит. Если ты проводишь нас туда, куда сказал пленник и поможешь победить Сабурру, получишь еще столько же, – расщедрился такому подарку судьбы Курион, награждая перебежчика, ведь победа над нумидийцами и захват Утики с лихвой перекрыли бы все затраты. К тому же, теперь картина прояснилась и Скрибоний был спокоен насчет нумидийской угрозы.       Слова пустынника откровенно и неприкрыто намекали на требование вознаграждения и Курион не был против этого. В конце-концов Массива им здорово помог и своими сведениями, и как разведчик оказался крайне полезен. Здесь награда напрашивалась сама собой. - Благодарю, мой повелитель, вы очень щедры, не то что мой бывший царь. Уверяю, скоро вы разобьете этого наглеца Сабурру и принудите нечестивого царя к миру, напомнив ему о его месте, – с поклоном поблагодарил Массива, не скрывая довольства и восторга от своей награды. Поклонившись римскому командиру еще раз, дружественный варвар поспешил покинуть шатер, отправившись за поощрением. Однако не успел нумидиец выскочить под палящее солнце, как его прервал новый приказ Куриона. - Рабирий, и ты, Массива, уберите этого немытого пустынника к врачевателю и оставьте нас с легатом потолковать наедине, – приказал довольный ответами пленника Курион, теперь желая поскорее от него избавиться. Более этот нумидиец был пропретору не нужен, было лишь немного жаль потраченного на лишнее избиение времени. Но главное что своей цели пропретор добился и получил ответы.       Центурион, как и перебежчик быстро подчинились приказу и за пару минут выволокли побитого и лишившегося одного пальца варвара на улицу, оставив лишь окровавленный стул. Курион скептически смотрел на некоторые неприятные изменения в интерьере своей палатки, но то было для пользы дела. По крайней мере теперь лично для Скрибония все сомнения и опасения развеялись. Пропретор и так был уверен, что угроза нумидийцев чересчур преувеличена, как и то, что царь Юба встанет на сторону помпеянцев. Но ему нужно было еще убедить в своей правоте осторожного легата Рулла. Сейчас это особенно было легко сделать когда на руках у Куриона появились столь ценные сведения.       Вот правда сам легат Рулл не выглядел довольным или радостным. И явно не пытка варвара повлияла на его настроение, нет. Его что-то терзало и не давало покоя, он косо смотрел вслед довольному Массиве и пленнику, которого тот утаскивал из палатки. Ему явно не нравились эти варвары-пустынники, но он никак не мог дать ответ почему они ему не нравились, почему он подозревал их в обмане. Доказательств их лжи попросту не было, но опыт и интуиция говорили совсем другое. - Видишь, легат, все оказалось не так уж и страшно как тебе казалось. Нет никакой огромной нумидийской армии, лишь войско одного из их местных вождей, с которым не составит труда справиться, – когда все ушли, Скрибоний не удержался от возможности доказать и показать легату свою правоту. Он не хотел как-то оскорблять Марция, но их долгие споры и слишком осторожная позиция старого командира немного раздражали пылкого пропретора, который куда больше любил прямые действия. - Я рад, пропретор, но меня терзают смутные сомнения. Не доверяю я этим пустынным варварам. Более коварных змей, чем они надо еще поискать, – у Рулла после допроса кончились аргументы, но плохое предчувствие оставалось, терзая старого командира. Что-то во всем этом казалось ему фальшивым, но что именно он и сам не знал. - А почему я не должен ему доверять? Он помог нам найти брод через Баграду, разбить несколько сотен варваров. Зачем ему здесь-то лгать? – не понимая паранойи своего подчиненного, удивился Курион, убрав со своего стола фигурку, что символизировала войско царя Юбы.       Рулл здесь слегка замешкался, взяв небольшую паузу. Он хотел переубедить, отговорить Куриона от такой авантюры, но не знал, как именно это сделать. Ведь факты, по крайней мере известные были на стороне пропретора и его плана. Точно также как и признание нумидийского пленника, если конечно ему можно было доверять. - Я не могу сказать, Скрибоний, но чувствует мое немолодое сердце, что нечисто здесь что-то, давайте повременим с решениями, получше все разведаем что ли, – признался прямо легат. Он не мог подобрать объяснения для своего плохого предчувствия, но при этом не мог с ним справиться. - Рулл, я тебя уважаю, правда, но порой мне кажется, что ты… Эх, как бы это сказать, – подойдя поближе к легату, слегка замялся Курион. Скрибоний выглядел не слишком уверенно, явно пытаясь подобрать подходящее слово, чтобы не оскорбить старого командира. Все же опыт Марция и его помощь он слишком ценил и уважал. - Пропретор, можете сказать прямо и честно что думаете. Я старый командир, а не молодая матрона и искренность для меня дороже самой сладкой лести, – успокоил командира старый легат, видя как Курион тщетно пытается подобрать формулировку, дабы сильно не задеть подчиненного. Он даже кривовато усмехнулся, дабы помочь неопытному пропретору раскрепоститься. Все же они были в военном походе, а не на каком-то приеме. - Хорошо, Рулл, между нами, мне кажется что порой ты ведешь себя слишком осторожно или даже трусливо, хотя уже столько фактов говорят о том, что бояться нумидийской армии не следует. Прости меня за прямоту, но твоя осторожность начинает раздражать, причем ты продолжаешь говорить то же самое, хотя только что сам убедился, что опасения были напрасными, - наконец выговорился пропретор, с разрешения старого легата. Он немного замер, ожидая реакции Марция, гадая, какой она будет.       Куриону, судя по лицу, было нелегко и очень неудобно выговаривать все это Руллу. Все же это был опытный командир в отличие от него, да и элементарно старше Скрибония по возрасту. В общении с такими людьми, обычно резкий и пламенный трибун старался сохранять приличие, из-за чего он выглядел несколько неловко. Марций однако не расстроился и не оскорбился от таких обвинений, однако и поддерживать мнение своего командира пока не собирался и решил дать достойный ответ. - Позволю себе возразить вам, пропретор, это не трусость, а именно осторожность. Но Курион, прошу тебя, подумай как следует. Хорошо, пусть он сказал нам правду, но зачем идти за реку, если мы можем встретить врага на переправе и разбить его там? Или почему бы нам не подождать его здесь? – Марций хоть и пытался стоять на своем, но постепенно сдавался под напором Куриона и теперь искал какой-нибудь компромиссный вариант. Старый легат никак не мог объяснить этого, но его немолодое сердце отговаривало его от похода за реку, в то время как разум был склонен поддержать пропретора. На слова Куриона он нисколько не оскорблялся, понимая, что сам их провоцировал. - Все просто, Рулл, я не хочу надолго оставлять без присмотра Утику, а ждать нумидийцев здесь это дать им шанс объединиться с защитниками крепости, что полная глупость. Врага надо бить по частям и чтобы понимать это, не нужно быть опытным командиром. А еще, если мы разобьем Сабурру решим сразу две проблемы и Юбу отвадим от помощи мятежникам и их можно принудить сдаться. Утика не выстоит при штурме или осаде, их единственная надежда на помощь извне. Мы уничтожим эту надежду, Марций и тем самым спасем от напрасной гибели сотни римлян. Я стараюсь не делить легионеров на своих и чужих, мы все воины Рима, а тем, что там в городе не повезло оказаться пешками мерзавцев, готовых продавать части нашей страны иноземным царям – эмоционально высказался Скрибоний, презрение к вождям оптиматов переполняло его и не сдержав его, обрушил кулак на стол.       Это ведь их рук дело, что римляне сейчас воюют с римлянами. Это лидеры оптиматов выставили Цезарю невыполнимый ультиматум и сорвали переговоры, изгнав угрозами из Сената Антония и самого Куриона. И упрямство их командиров обрекает сейчас здесь в Африке на гибель сотни, если не тысячи достойных сынов Рима. И все ради «Свободной Республики», которую Скрибоний отлично знал изнутри, зная что свобода в ней есть только у богачей-плутократов, давно поправших римские законы, а всякий, кто пытался призвать их к ответу погибал. Но теперь пришел час расплаты.       Он терпеть не мог этих плутократов и имел с ними личные счеты, его лучший друг - народный трибун и вождь плебеев Клодий был подло убит, самого Скрибония не раз пытались убить и лишь отряды его сторонников защищали его. Оптиматы клеветали против него, его близких, родных и друзей, обвиняли во взяточничестве, хотя сами обкрадывали граждан и сам Рим на миллионы сестерциев. Нет, упускать возможности поквитаться с ними здесь в Утике он не хотел. А его атака на нумидийцев даст столь желанную победу и сохранит жизни сотен римлян, что оказались обмануты подлыми врагами народа, что ложью заставили их терпеть лишения и бедствия ради красивых слов о «свободной республике». - Правда в твоих словах, пропретор, я тебя уважаю, потому и откровенен с тобой. Мне сложно объяснить, это не из логики или из того что я вижу и слышу. Это говорит мое сердце. Предчувствие у меня плохое и не хотел бы я на старости лет угодить в историю, как какой-нибудь бедолага Красс. Я знаю, слово за тобой пропретор и я поддержу твое решение в любом случае, – дал последний совет Марций Рулл своему командиру. Старый легат знал и соблюдал все правила субординации и оттого смирился с тем, что не может повлиять на решение Куриона, хотя последнюю попытку и предпринял.       Курион лишь по-дружески усмехнулся и легко положил руку на плечо старого легата. Вообще, подобный жест был бы оскорблением и неуважением, если бы сам Рулл не разрешил подобное пропретору. Он уважал Марция за его заслуги и ценные советы, но порой тот напоминал каких-то суеверных стариков и старух, которые больше верят чувствам, чем глазам и ушам или разуму. Злобы в пропреторе не было, да и раздражение более-менее прошло. - Рулл, я понимаю тебя, у меня тоже были сомнения насчет этого перебежчика или слов этих оптиматов Утики, но ведь факты говорят об обратном. А я считаю, что полководец должен опираться на реальные данные и положения вещей, а не на каких-нибудь предсказателей или на эмоции. Нам надо готовится, вот увидишь, мы вернемся сюда с победой, – убрав руку с плеча Курион еще раз улыбнулся на прощание, после чего отправился на выход раздавать приказы легионерам готовится выступать в поход.       Марций хоть и выражал взглядом недовольство, но подчинился, какая-то интуиция не давала ему покоя, хотя он не мог найти в словах пленника лжи, да и план Куриона выглядел толково. Старый легат долго сопротивлялся, но в конце концов сдался и покинул шатер, чтобы отдать приказ легионерам собираться в поход за Баграду. Несколько тысяч легионеров стали собираться в поход за великую реку и пусть Рулл терзался сомнениями, холодной головой он понимал, что это идеальный шанс выиграть войну в Африке. И упускать его, как и Курион, он не хотел.

******

      Последние дни были словно в тумане и притом Фабий помнил все до мельчайших подробностей. Что произошло с ним, с его солдатами сначала на берегу этого злополучного Истра, а затем в Калатисе. Он даже смутно помнил то, что происходило в каком-то большом шатре, который он делил вместе с эльфийкой. Пробудившись, центурион на мгновение подумал, что все это было лишь безумной игрой Морфея, но очень быстро понял, что это не так.       Ему казалось, что он погиб тогда в схватке на городской площади, после того, как его обесчестила какая-то длинноухая воительница, против которой он ничего не мог сделать. Все казалось предсмертной или даже посмертной фантазией, видениями, которые преследовали Фабия на пути к известному паромщику.       Но открыв глаза римлянин быстро понял, что это не так. Он все еще был жив и, вроде бы здоров. Он лежал на чем-то мягком и довольно удобном, что совсем не было похоже на его плащ, который в походах приходилось подкладывать под себя. Оглядевшись, Фабий заметил, что находится в каком-то большом и просторном шатре, где был и стол с какими-то материалами, пара сундуков с непонятным содержимым ну и доспех с оружием, причем до боли знакомые. Фабий спросонья не мог вспомнить, где их видел и решил рассмотреть их поближе, но едва пошевелившись понял, что его руки крепко связаны и центурион не без ужаса понял, что то сражение и все что было после него было наяву и что он до сих пор жив.       Тут, как нарочно, объявилась и сама хозяйка шатра.С недовольством она положила очередную записку на стол, однако увидев что центурион проснулся, заметно приободрилась и, не торопясь, подошла к Фабию. Центурион в страхе попытался было притвориться спящим, но сам же понял, насколько глупа это идея и с ужасом смотрел, как Астерия медленно и размеренно приближается к нему, будто кошка, загнавшая мышь в угол. - Ох, наконец-то ты проснулся, центурион. Ты в порядке, ничего не болит, ничего не сломал, пытаясь меня одолеть? - с насмешкой поинтересовалась эльфийка, приблизившись к Фабию и аккуратно огладив его лоб рукой, будто бы проверяя, есть ли у него жар. - Да что тебе от меня нужно, остроухая? Мало тебе было обесчестить меня, так ты еще и издеваешься?! - центурион заскрипел зубами от такого унижения. Ох, совсем не так он представлял себе окончание службы. И что ему хуже, он вообще ничего не мог сделать Астерии, будучи связанным. - Издеваюсь? Ничего подобного, просто проверяю, в порядке ли ты после такой схватки. Да и зачем мне тебя убивать, ты ведь не видел и малой доли того что я могу и что я умею, - Астерия ничуть не оскорбилась на подобный выпад, скорее наоборот слегка завелась, проводя рукой по помятому телу центуриона, довольно гладко, но и твердость в ее ладони была. - Что тебе нужно? Хочешь выкупа за меня и оттого я угодил в твой плен? - не получив ответа на свой вопрос, все же решил перейти к конкретике Фабий. Еще бы, он лежал связанный на кровати какой-то остроухой твари и центурион надеялся, что та удовлетвориться солидным выкупом за пленного римского командира. - А зачем мне деньги, когда у меня есть ты? Поверь мне, нет таких денег за которые я согласилась бы тебя кому-либо отдать, - отрицательно покачала головой эльфийка и ее слова никак не помогали центуриону от пожиравши его страшных мыслей. -Тогда зачем я тебе? Закуешь в цепи, как какие-нибудь парфяне и заставишь горбатиться на тебя до погребального костра? На какой край Ойкумены ты вознамерилась меня угнать? Или может потащишь на какой-то темный ритуал? - сыпал вопросами центурион, желая получить хоть какую-то ясность своей дальнейшей участи, ибо неизвестность пугала его сильнее всего. - Скажи, для чего я тебе? - Хм, если ты так желаешь узнать, что тебя ждет, то я скажу. Ты подал мне пару мыслей, думаю я возьмусь за твое обучение в моей постели, - приняв задумчивый вид произнесла Алкиона, от чего центуриону стало сильно не по себе, хотя была заметна и ее улыбка. Такие высказывания, учитывая что он сам заикнулся про неволю, нагоняли мысли о тренерах рабов, которые их обучали, чтобы получше продать для каких-нибудь господских утех. - Конечно я могу быть доброй, а могу и строгой, это от тебя зависит и от твоей готовности помочь мне.       От этого Фабий нервно сглотнул, потому что в данной ситуации это звучало как плохо прикрытая угроза. Лишь усилием воли ему удалось сдержать дрожь, а в голове вертелось множество мыслей о том, что его ждет дальше. Какая-то изощренная и изуверская пытка, которыми славился варварский мир? Позорное шествие на их триумфе? Еще одно унизительное изнасилование как в тот раз? Или может она сжалится над ним, насытится его страданиями и решит прекратить их? Для чего она вообще упомянула это непонятное обучение. - Если вздумаешь меня пытать, то не надейся, я тебе ничего не скажу, остроухая! - скорее от страха, нежели осознанно выпалил центурион. Однако, когда эльфийка с интересом и удивлением посмотрела ему в глаза, Фабий понял что сказал сильно больше, чем стоило. - Правда? Признаться, я не думала о каких-то пытках сегодня вечером, но спасибо за идею, римлянин. Может мне стоит от души высечь тебя своим хлыстом, или предпочтешь поиграть с огнем. А может быть мне стоит применить кое-что особенное. Представь, как я буду погружать тебя в пучину наслаждения, что сводит с ума, разъедает волю и ты не сможешь от него освободиться. Ты будешь на самой грани, на самом пике, но я не дам тебе высвобождения, пока ты не сдашься, - коварным голосом, переходящим на шепот описывала идеи и мысли эльфийка. Ее рука, изучавшая тело римлянина нашла разрез в тунике и проникла прямо под него и Фабий с замиранием сердца ощутил ее ладонь на своем стержне, теплую и мягкую. И все это вместе со взглядом Астерии прямо в его глаза. - Вижу боишься. Но на такие пытки у меня пока настроения все же нет, центурион.       Центурион даже не стал отвечать на подобную “шутку”, да и ответить по-настоящему со связанными руками было трудно. Эльфийка, чуть погладив и подразнив рукой его стержень, который еще прикрывала изрядно пострадавшая туника, отошла в сторону и даже на минутку покинула шатер, оставив бедного Фабия в полнейшем замешательстве. Но не успел римлянин что либо обдумать как Астерия вернулась с полной тарелкой, содержимое которой пахло довольно аппетитно. - Тебе стоит подкрепиться как следует, Гай Фабий, вернусь я только вечером, а связанным ты мне пока нравишься больше, чем свободным, - не без очередного укола произнесла эльфийка. Она поставила тарелку с супом, в котором были заметны грибы и овощи, а затем чуть ослабила путы на руках центуриона, дабы тот смог поесть. - Я дам тебе немножко свободы, но учти, если замечу что пытаешься сбежать или напасть на меня, то я снова покажу тебе мою силу, а заодно познакомлю с моим хлыстом. - Ты меня отравить хочешь? Думаешь я вот так буду есть то, что мне дает какая-то неведомая тварь? Или ты туда чего-то намешала, чтобы со мной сделать что-то в твоих нездоровых увлечений, - резонно поинтересовался Фабий, изучая на глаз содержимое своего обеда. Подозрительного, на первый взгляд в нем ничего не было, да и пах вкус аппетитно, особенно для не евшего весь день римлянина. Астерия на удивление спокойно воспринимала оскорбления и выпады со стороны центуриона. Скорее она от этого забавлялась и, видимо, внутренне была даже рада тому, что римлянин демонстрирует свое неповиновение. - Видишь, ты и сам понимаешь, что мне надо тебя травить. А там наша повариха приготовила отличный суп из грибов и овощей, вкус невероятный. Думаю такого ты никогда не пробовал. Вот, смотри, никакой отравы, - продолжала как-то едко колоть его Астерия и Фабий не понимал, это очередная ее злая шутка или может она говорит правду. Для большей убедительности, эльфийка сама чуть отхлебнула супа и томно вздохнула, видимо в очередной раз дразня голодного легионера. Фабий с огромным трудом удержал желание выплеснуть этот суп ей в лицо, ударить по нему связанными руками или вовсе удавить эту наглую особу. Он совсем не хотел даже прикасаться к этому странному и необычному блюду, но вот выбора у него все-равно не было. К тому же, будь там яд, это хотя бы закончило позор и мучение для центуриона и потому он нехотя, но принялся есть суп. На удивление, его вкус не вызывал отторжения, скорее наоборот. Да и сытности в нем тоже хватало, совсем не сравнить с похлебкой, которую давали каким-нибудь рабам или пленникам сами римляне.       Не то, чтобы это не приносило удовольствия центуриону, вовсе нет, какому римлянину бы не понравилась подобная близость. Куда больше его пугало то, что за этой близостью стояло, почему его пленительница так с одной стороны опекает и заботится, а с другой будто норовит его извести. Ведь еще день или два назад – Фабий не знал точно, она сражалась с ним и вполне могла бы убить, как и он ее. А теперь она хоть и была игрива, жестоко шутила и демонстрировала строгость, но никоим образом не показывала своей враждебности. Центуриона это пугало даже больше, чем если бы Астерия принялась всерьез его пытать для информации или же собственного развлечения. - Вот видишь, никакая это не дрянь и не отрава, ты просто не пробовал как следует, - довольно произнесла Астерия, а ее тон заметно смягчился, даже ее жестокие остроты чуть притупились, правда Фабию от этого было не легче. - Почему ты просто не убила меня? Зачем я тебе живой сейчас нужен? Почему именно ты? - сбивчиво стал задавать вопросы центурион, доедая суп. Причем эти вопросы были скорее адресованы не самой эльфийке, а куда-то наверх к богам, а может и конкретно Фортуне с ее злосчастным колесом. - А зачем мне тебя убивать? Да и мы не убийцы, чтобы кого-то лишать жизни. А почему я выбрала именно тебя, а не какого-нибудь другого римлянина или грека... - на этом моменте Астерия и сама призадумалась, поскольку то, что произошло в Калатисе будто бы случилось само собой и довольно сумбурно. - Ты впечатлил меня своей смелостью, которая была больше похожа на безрассудство. Ты не побоялся бросить нам вызов, в том числе и мне, а я люблю подобное. - Неужто боги решили покарать меня за мою смелость? - обреченно прошептал себе под нос центурион, ведь получается будь он менее смелым, то не оказался бы здесь связанный у какой-то извращенной и изощренной остроухой особы. - Вполне может быть, но пока ты еще не понимаешь, как тебе повезло, центурион. Поверь мне, это большая удача для тебя и для твоих подчиненных, что вы оказались у нас, а не у каких-нибудь даков или скифов, - Астерия худо бедно расслышала вопрошания Фабия и поспешила на них ответить, а заодно и успокоить его. От этих слов Фабий чуть супом не подавился, ибо перед ним был какой-то запредельный уровень издевательства. Будь он свидетелем подобной сцены в театре, он бы скорее всего хохотал и хвалил автора комедии, но вот самому быть в подобной ситуации было отнюдь не весело. Уж лучше бы его прикончили даки или скифы, чем то, что центурион сейчас был вынужден терпеть, краснея от стыда. А Астерия не унималась, будто специально выискивая в центурионе точку, за которую можно было бы зацепиться - Я думаю довольно скоро, уже через день или два, ты и твои подчиненные убедитесь в том, что мы вам не враги и то, что мы не хотели причинить вам вреда, - продолжала рассказывать Астерия, будто не обращая внимания на Фабия. - Если уж вы такие добрые, то зачем было нападать на нас? – бросил язвительную претензию Фабий, который элементарно не выдержал этого непонятного и абсурдного потока, который изливала на него Астерия. - Почему ты держишь меня в веревках, зачем обесчестила меня, зачем сейчас издеваешься? Это и есть доброта что ли? Астерия проглотила эту дерзость от обманутого и мало что понимающего человека. Она бы с удовольствием высекла его плетью за столь неуважительное и неподобающее отношение как к ней, так и к ее новым сестрам, но эльфийка сдержалась. Сейчас на эту роскошь у нее не было времени, да и желание пока не так сжигало ее изнутри, чтобы давать волю своим страстям, своему внутреннему огню. - Потому что если бы мы не напали, то рано или поздно вы бы пришли убивать нас по велению своих истуканов, живущих на Олимпе. Сражаться против нас ради тех, кто даже огня для вас пожалел это добро? - поинтересовалась эльфийка как ни в чем не бывало. У нее будто перед глазами был невидимый список вопросов с уже готовыми для них ответами. - Убивать чудовищ, которые и есть чудовища и при этом строят из себя добреньких? Вполне себе, - бросил в ответ центурион. Эльфийка грамотно вывела пленника на эмоции и теперь явно не без удовольствия говорила с ним, даже без угроз пыток или какого-то наказания за неподчинение и споры. - Забавно, ведь я сама когда-то думала ровно точно также, что мы защитники, точнее защитницы божественного порядка, против хаоса мрака и ужаса, порожденного Ехидной и ее уродливых отродий, пусть простит мне эти слова Матерь Монстров, - принялась за рассказ Астерия, вспоминая свое прошлое. - Я тоже сражалась и боролась против монстров, мой меч мог быть закален в крови минимум четырех из них, но потом им удалось одолеть меня. Я ожидала пыток, унижений и казни, но... Встретила их сочувствие и понимание, а также прощение. Они приняли меня к себе несмотря ни на что, поделились со мной своей силой и могуществом. И вот теперь я перед тобой, точнее, ты передо мной. - Это ты намекаешь на то, чтобы я присягнул этой вашей Ехидне или еще какому-то чудищу, которое в кошмарах снится будет? Вот даже не смей просить, Эфиальтом или Тарпеей я не буду! - дал резкую и гневную отповедь Фабий, который просто не понимал, как можно было присягнуть тьме, даже попав к ней в плен и поверить такой лживой чепухе. - Не поверишь, но я опять тоже так думала и я очень долго цеплялась за свою преданность богам с Олимпа, верность своему племени и своей предводительнице, - спокойно отвечала Астерия, но вот тут ее тон внезапно переменился. Она снова впилась в него своими глазами, что смотрели прямо в душу римлянина. - Ну ничего, обещаю тебе, со временем ты передумаешь. Ты получше узнаешь нас и поймешь от чего сейчас глупо отказываешься. Уж поверь, Фабий, ты передумаешь.       Бравый центурион нервно сглотнул, к взгляду Астерии невозможно было привыкнуть и даже смелый воин мог перед ним спасовать. К тому же лагере этих тварей все было таким странным, как будто бы в самом воздухе витал незримый туман, что пытался спутать все мысли в голове. Сейчас ему хватало силы духа и выдержки сопротивляться Астерии и ее россказням, но Фабий чувствовал, что вечно так продолжаться не будет. С ума сходить он не собирался, как и присягать монстром тоже, но вот выбраться отсюда как-нибудь стоило и чем скорее, тем лучше. - Ладно, к нам прибыли некоторые особенные гости из нашего дома. Ты, Фабий, мне не веришь и я это понимаю, но я думаю они расскажут о нас, детях Ехидны, куда лучше и больше моего. Пойдешь на собрание, центурион? - поинтересовалась Астерия, убрав свой пугающий взгляд и снова разговаривая с римлянином нормальным тоном. - Нет, спасибо, я уж лучше тут посижу, - буркнул в ответ Фабий, не желая еще слушать подобную чепуху, только теперь от кого-то еще. - Хорошо, тогда просто прогуляемся по лагерю, - при этих словах Астерия демонстративно, чтобы центурион, открыла свой сундук и вытащила оттуда ошейник с поводком. Тут все было ясно и без дополнительных пояснений и потому Фабий согласился пойти на это непонятное собрание. Уж лучше чем ходить в ошейнике, да еще и с этой остроухой.       Правда, освобождать центуриона от веревок Астерия не собиралась, лишь отвязав от кровати и затем вытащив его на улицу. Перед глазами изумленного Фабия раскинулся большой лагерь монстров, на первый взгляд не уступавший походному лагерю полностью укомплектованного легиона, если не больше. Астерия, как ни странно, не сильно торопила Фабия, позволяя ему посмотреть на происходящее безобразие, на своих подчиненных во всем их многообразии и разнообразии. Центурион помнил свои наброски о неведомых существах, которые он успел передать Сервию Лонгу, но пара минут на улице дала ему понять, как мало чудовищ ему удалось увидеть.       Тут были существа на любой вкус и уже знакомые остроухие и чешуйчатые воительницы, и покрытые фиолетовой шерстью волчицы, что снаряжались на разведку в ближайшие леса под руководством какой-то черной громадины с большими когтями и пылающими глазами. Были и незамеченные, но знакомые по старым мифам существа вроде кентавров, которые расположились чуть удаленно от остальных за пределами общего лагеря, подчеркивая свою гордость. Разве что бледнолицых кровососок центурион не увидел.       Была и масса ранее невиданных существ, которых и представить себе римлянин не мог, например настоящая орава каких-то девочек с рожками, одеянием напоминавших варварских женщин. На вид они Фабию в младшие сестры годились, а то уже и в дочери, но им не составляло труда играючи размахивать солидными дубинами и проверять свою силу. По-очереди они своими дубинами били здоровый греческий щит, пытаясь его помять или пробить, хвастаясь перед подругами каждым успешным ударом.       Но долго любоваться на происходящее безумие Астерия все же не разрешала и наконец привела своего пленника на собрание. Это была какая-то безумная, абсурдная и фарсовая сцена, Фабия и еще человек пятьдесят легионеров притащили к импровизированной трибуне и рассадили перед ней. Центурион, как и все его соратники по несчастью даже не представляли зачем их сюда привели. Легионеры также были связаны и подавлены, многие из них, как и сам Фабий просто не понимали, что с ними произошло и происходит сейчас. Сначала их атаковали эти чудовища, но вместо убийств захватили их в плен, а теперь еще и куда-то скопом притащили неизвестно для чего. Фабий уже знал от Астерии, что тут будет какое-то выступление или речь, но совершенно не понимал для чего она нужна. У римлян с пленными было гораздо проще, подлатать, в цепи и на рынок невольников, а тут было что-то особое.       Ответы на бесконечные вопросы обещало появление на подмостках красивой девушки с небольшими рожками и крыльями и каким-то необычным хвостом. Несмотря на столь странный облик, в красоте и привлекательности отказать ей, как и остальным пленительницам было трудно, тем более что и одета она была довольно легко, так как не каждая падшая женщина в Риме одевалась, больше подходя на экзотическую рабыню какого-то богатого латифундиста. Рядом на импровизированном помосте стояла, покачиваясь в легком танце, какая-то экзотическая девица, явно не из этих краев. Юная девушка со смугловатой кожей и в полупрозрачном белом одеянии,и с синими распущенными волосами. Ей явно не стоялось на месте и она чуть покачивалась в ненавязчивом, но жутко завораживающем танце.       Ее подруга была не менее красивой гарпией, которых центуриону доводилось видеть, но эта отличалась. У нее был какой-то интеллигентный, но при этом веселый нрав, чуть величественности предавало и золотое оперение. Сама она с любовью держала струнный музыкальный инструмент, что походил на кифару. Фабию оставалось только призадуматься о том, каких еще необычных существ ему предстоит узнать.       С усилием воли, центурион оторвал от них взгляд, желая сохранить ясность мысли, пусть это было и непросто в такой обстановке и такими монстрами. Фабий искренне надеялся, что сейчас выступление этой странной рогатой особы расставит все по местам и внесет хоть какую-то ясность в происходящее, но уже с самых первых слов центурион понял, что эту надежду лучше оставить. - Добрые граждане Рима, я Алкиона и я говорю с вами от нашей великой матери повелительницы Ехидны. Она, как и все мы не испытываем ненависти ни к вам, ни к вашим согражданам, наоборот мы открыты и готовы к миру и сотрудничеству. Мы не враги вам, храбрые воины Рима, мы лишь хотим устроить вам счастливое и безопасное будущее, - начала наконец выступление ораторша с крыльями и рожками, смотря на пленников, но иногда опуская взгляд своих фиолетовых глаз за подсказками. Фабий выдавил из себя еле заметную улыбку со сжатыми зубами. С некоторых сторон посыпались нервные смешки, что не сильно понравились надзирательницам. Но сдержать нервный смех было трудно, ведь эти твари мало того, что напали на них и захватили, так теперь еще и принимаются рассказывать о своей любви к людям.       Большей нелепицы пленный центурион не видел даже в комедиях провинциальных театров, однако рогатую особу это отнюдь не смущало, как и ее спутниц. Они говорили мягко, игриво, но притом максимально серьезно и Фабий не мог понять, они действительно верят в свои слова или очень изощренно издеваются над пленниками. От происходящего центурион словил неловкие воспоминания о своей прошлой жизни в Остии, где примерно тот же бред рассказывали глашатаи, призывая голосовать за того или иного кандидата. - Моя подруга может быть слишком скучна и серьезна, а вы слишком напуганы и смятены, - неожиданно взяла слово восточная красавица в полупрозрачных одеяниях. - помогу вам расслабиться, потому перестать бояться нас. Дивия, сыграй что-нибудь подходящее, чтобы храбрые римляне могли почувствовать себя в безопасности, в кругу тех, кто желает им только добра. - С удовольствием, Айяна. А вы, храбрые римляне не бойтесь, пусть с моей музыкой к вам придет умиротворение и покой, - предложила гарпия-музыкантша, после чего плавно провела перьями по струнам.       Сама апсара дала себе волю и стала плавно танцевать, медленно, изящно и расслабляюще, в такт приятной музыке. На этом моменте Фабий просто перестал понимать, что происходит. Он как и большинство его соратников были пленниками, а тут те кто их пленили развлекают приятными танцами и сладкой музыкой, от которой был способен дрогнуть любой воин. Сама музыка гандхарвы навевала центуриону вольно или невольно мысли о далекой Италии, но не о шумной портовой Остии, где ему пришлось жить, а о маленькой деревеньке где-то на юге Италии, под ее ласковым солнцем и освежающем морском бризе. Апсара же своими движениями могла напомнить о гладком и спокойном море в местности, где они жили, расслабляющем и умиротворяющем. Оттуда правда еще мальчиком Гаю пришлось уехать, поскольку их выселил местный рабовладелец и им пришлось перебраться в Остию. И невольно музыка гандхарвы навевала эту приятную ностальгию.       Однако центуриону и другим римлянам не стоило забывать, что они все еще были в плену и к тому же на особом собрании и Алкиона, понимая что сейчас ее веселые подруги зайдут слишком далеко, жестом осадила их и позволила легионерам выйти из приятного транса. - Я понимаю, вам будет смешно это слушать, но мы не желаем вам зла и мы вам не враги. Мы лишь вынуждены бороться за свое существование, к сожалению, боги и верные им земные правители держат своих подданных в неведении, - продолжала спокойно и невозмутимо свою агитацию крылатая и рогатая девушка, пользуясь тем, что большинство легионеров явно смягчились благодаря ее подругам. Ее тон был даже отчасти виноватым, хотя может это была уловка, дабы подкупить пленников.       Пока ни у Фабия, ни у его спутников не было серьезных возражений или поводов прервать суккубу, что продолжала выступать и изредка ее слова дополнялись приятными струнами гандхарвы. Но, немного отойдя от воспоминаний, Фабий недоверчиво смотрел на Алкиону, что повторяла примерно то же самое, что ранее говорила ему Астерия. И от того, что это повторялось, веры у римлянина не прибавлялось. Однако и активно возмущаться он не стал, да и еще не мог, не выйдя полностью из своих воспоминаний. - Мы здесь не просто так, доблестные воины Рима. Наша великая матерь и повелительница Ехидна хочет как можно скорее прекратить устроенную подлыми олимпийцами вражду между людьми и мамоно и потому предлагает объединить усилия. Наша повелительница Ехидна уважает всех людей и ваши военные традиции, римляне и потому я от ее имени предлагаю вам присоединиться к новому, обновленному Легиону, - продолжила свою пропаганду Алкиона, потихоньку переходя к самому главному - предложению о присоединении к Легиону Сестия.       А вот это предложение уже дало римлянам окончательно проснуться от сладкого, расслабляющего транса и с недоверием посмотреть на Алкиону и ее подруг. Одно дело было слушать их бредни про мир, дружбу и всеобщее счастье, а совсем другое было предложение помогать это самое “всеобщее счастье” нести. Естественно среди легионеров стал подниматься ропот, правда пока довольно осторожный. - И зачем же нам присоединяться к вашей шайке? - раздался недовольный вопрос слева от Фабия. Судя по тональности, пленник мог высказаться куда обильнее и жестче, но не хотел получить от одной из надсмотрщиц. - Что нам это даст кроме позора и презрения со стороны наших соратников и чем приблизит ваш собственный триумф? - Служба в Легионе Сестия приближает победу повелительницы Ехидны. Каждый из вас может пусть и немного, но приблизить ее, внести свой вклад в это великое дело. Плечом к плечу с ними вы принесете счастье и свободу своим согражданам, освободите их из божественного плена, от несовершенства, в котором вас держат олимпийцы, дабы вы были их рабами и дальше. И как было обещано, с ее окончанием вы все вернетесь к своим семьям целыми и невредимыми, - продолжила Алкиона, демонстративно расправив свои крылья. Она не сильно смущалась возражениями слушателей, ей было важнее донести до них свою истину. - Брось, Алкиона, сражения вовсе не обязательны. Нашему делу в славном легионе можно служить и по-другому, не сражаясь на поле боя. Вы можете доносить правду о нас, истину до своих, еще не верящих нам людей, - говорила пацифистски настроенная апсара, которая в принципе не очень любила сражения, предпочитая веселье и развлечения. И тем не менее она была не прочь завлечь в Легион Сестия побольше пленников. - Вместе мы поведаем, что повелительница Ехидна добра и милосердна, она готова изменить саму жизнь, превратив ее из череды страданий в удовольствие и наслаждение. Вы поведаете своим соратникам в других городах и армиях о наших истинных намерениях и принесете больше пользы, чем непосредственно размахивая мечами.       Правда эффект выступления был немного далек от ожидаемого. Если раньше пленники от безысходности едко шутили насчет обещаний мамоно, не сильно-то им веря, то вот предложение присоединиться к Легиону Сестия вызвало откровенное раздражение и возмущение. По сути эти варвары и чудовища предлагали римлянам перейти к ним непосредственно на службу, что естественно вызвало волну негодования, которую было непросто удержать в узде. Если раньше легионеров пытались обмануть, то вот это уже тянуло на полноценное оскорбление - Легион кого?! Повтори это имя, чтобы я знал, кого проклинать как врага и предателя! - с возмущением выкрикнул один из легионеров в последнем ряду, которого тут же стали поддерживать другие пленные соратники, сбросившие с себя расслабляющий транс, в котором они пребывали. - Чтобы мы еще и против своих же сограждан сражались рядом с вами, варварами и чудовищами?! - выпалил еще один легионер уже из центра, настраивая и поддерживая волнц возмущения. - Мало вам того, чтобы мы поверили в ваши бредни, так еще и хотите чтобы других обманывали?! - не удержался и присоединился ко всеобщему возмущению Сестий. Да, он на фоне остальных пленников был относительно спокоен, потому что уже слышал подобное от Астерии, а вот узнать, что тут создали целый легион во главе с каким-то предателем, к которому предлагали присоединиться было для центуриона сюрпризом, да таким что не смог сдержать возмущение.       Поднимался недовольный гул, но Алкиону и Айяну это нисколько не волновало, хотя вот добрая и беззаботная апсара самую малость помрачнела, но быстро вернула себе привычный веселый и игривый вид. Красивая девушка под сладкую музыку гандхарвы Дивии расслабленно и плавно танцевала и это вкупе с чарующей мелодией умиротворяюще повлияло на легионеров и те, чуть успокоившись, перестали открыто бунтовать против ораторши. Алкиона пока молчала, а вот Айяна, чуть помедлив, решила взять на себя смелость продолжить, когда недовольный гул стих. - Мы не требуем и не принуждаем никого из вас поднимать мечи на ваших сограждан, на ваших друзей и соратников. Нашей великой повелительнице противно любое принуждение, она ценит свободу, которую мы и хотим дать вам. У великой Ехидны нет желания делать римлян рабами, как это делаете вы с другими народами. Для чего вам идти по тропе жестокости, по тропе принуждения и лишений, если можно освободиться и быть счастливыми? - начала апсара, пользуясь наконец более-менее спокойным настроением легионеров. Сама она стремилась успокоить их еще сильнее, как плавными и соблазнительными движениями, так и словами. - Мы поймем тех, кто решит бросить войну, убрать меч в ножны и мы это приветствуем. Вы двадцать лет проводите вдали от дома, большую часть вашей жизни, не имея возможности в него вернуться. Рискуете своими жизнями ради неизвестно кого и неизвестно чего. Да, побеждаете, но тех кто не несет угрозы вашему дому и вашим семьям? Как племя славных даков может угрожать Вечному Городу? Они даже не знают где он. - Именно так. Вы обвиняете нас в том, что мы требуем повернуть оружие против своих сограждан. Но разве вы не поднимали его сами друг против друга? Прошлые пленники, что сейчас живы и здоровы рассказывали нам о том, как храбрые воины Рима с упоением истребляют друг друга легионами, одни ради власти Цезаря, другие ради власти Сената. Вы так разозлились на Легион Сестия, но разве вы не делали то же самое последние годы? - тоже чуть сменила тактику Алкиона, уйдя от прямых призывов к массе доводов, дабы сбить легионеров с толку. - К тому же, а стоят ли ваши вожди, будь то Цезарь, будь то Сенат чтобы проливать за них кровь и двадцать лет рисковать жизнью? Разве не было такого, что ветераны, отдавшие свое Риму ничего не получали взамен, оказывались выброшены как отработанный материал? Как Сенат не раз и не два отказывался отдавать римлянам их заслуженную землю? Вы сражаетесь за Рим, готовы отдать за него жизнь, но подумайте, заслуживает ли Рим таких сограждан?       Несмотря на очередное упоминание Легиона Сестия, Фабий и его соратники теперь восприняли его спокойнее, поскольку все размышляли над тем, что говорили им с трибуны эти чудовища. В их словах был резон, была и правда, центурион запросто поверил, что монстры действительно многое узнали от прошлых римских пленников, что делились своими тяготами и жалобами на римскую власть.       Самого Фабия участие в гражданской войне миновало, но вот некоторые его друзья оказались по разные стороны баррикад и были готовы убить друг друга, дабы угодить своим лидерам и получить от них взамен хоть какую-то награду по уходу со службы. А ведь хватало и у него перед глазами примеров, когда ветераны могли остаться ни с чем лишь оттого, что служили у непопулярного в Сенате полководца. Личные склоки и интриги в верхах могли оставить ветеранов без средств к существованию и Фабий и его соратники не хотел пополнять их ряды. Однако доверия к монстрам пока еще не было, правда и бурного возмущения тоже. - Что дали вам ваши боги? Разве они помогли вам защититься от нас, несмотря на все ваши мольбы? Разве они дали вам счастливую жизнь в счастье и без нужды? Наша повелительница предлагает прекрасное будущее и процветание для всех без исключения, как для людей, так и для монстров. Мы более совершенны чем вы, это правда, но мы не жадные, мы не олимпийские боги и готовы поделиться с каждым своей силой и своим удовольствием, своей новой жизнью, - продолжила Алкиона, решил немножко сменить тактику и на время забыть про Легион, который вызывал такой гнев у еще не подготовленных римлян. - Вы сможете жить не испытывая болезней, не страдая от голода, лишений и несправедливости с теми, кто вам близок и дорог. - Наша повелительница даст вам куда больше, ваша жизнь будет долгой, красивой и лишенной страданий, вы всегда будете рядом со своими близкими и никакие командиры не посмеют увести вас куда-то далеко от ваших любимых. Зачем вам сражаться, для чего проливать кровь свою и других людей, лишать детей их отцов, а родителей их детей? - дополнила восточная танцовщица приятным и чарующим голосом, не переставая плавно и грациозно двигаться, будто стараясь так загипнотизировать слушателей. И устоять перед этим, вкупе с расслабляющей музыкой было более чем сложно. - Не надо сражаться, давайте веселиться и танцевать, радоваться жизни, а не отнимать ее. С нашей повелительницей вы сможете быть теми, кем всегда мечтали, вы сможете заниматься любимым делом с теми кого любите, а не бессмысленным кровопролитием! - К тому же, наша повелительница готова не только поделиться с вами великим даром, который сделает вас сильнее, прекраснее и здоровее. Для Великой Ехидны нет необходимости трястись над каждым процентом каких-либо долгов, как и нет желания отбирать у бедняков их клочки земли. Ей нет нужды и в армиях рабов для обработки земельных угодий, - напоследок Алкиона решила перейти к куда более ощутимым и материальным преимуществам власти Ехидны. Если вечная молодость пока пленникам была непонятна, то вот социальные проблемы еще как. - Поэтому когда она освободит Рим от олимпийского рабства. От их несправедливого божественного порядка она уничтожит несправедливость и среди вас. Не будет более мироедов-ростовщиков, не будет более бедных и безземельных. И вы, воины Рима, получите все, что вам было обещано и даже больше, ибо щедрость нашей повелительницы безгранична.       Легионеры были смятены еще больше и слушали обещания посланниц Ехидны приоткрыв рты. Даже Фабий не знал, как на это все реагировать, эта суккуба, а точнее та, кто готовила им речь явно знала, на какие точки можно давить для успеха. И вправду, если так подумать, многие бы римляне, включая Фабия оставили свои семьи и отправились на самый край Ойкумены на двадцать лет? Конечно нет, у центуриона, как и его подчиненных были свои семьи, которые им не слишком-то хотелось оставлять. Но жизнь простого человека в нынешнем Рима была полна лишений и нужды, единственный шанс выбраться из нее, выбиться в люди, обеспечить родных и близких было сделать карьеру в легионе, в котором оттого и не было отбоя среди новобранцев. И вправду, дай все то, что обещали монстры, вроде долголетия, красоты, любящей и красивой жены, достойного обеспечения и Фабий вряд ли подумал бы рисковать жизнью на варварской границе. Да он даже смог бы не переживать за оставшуюся в Остии семью, что они не окажутся в какой-нибудь кабале очередного процентщика и не будут перебираться случайными заработками.       Но при этом веры этой уверенной крылатой агитаторше никакой не было. Нет никакой гарантии, что все это не какой-то циничный обман и грандиозный обман. Фабий уж достаточно пожил в республике, чтобы повидать разных демагогов и ораторов, обещавших жителям Рима практически все то же самое, только без красивых жен, чтобы верить суккубе и этой экзотической танцовщице. Да и сама мысль о том, чтобы объединиться с пленившими и обесчестившими их тварями против своих соратников и против Рима вызывала у большинства легионеров плохо скрываемое отвращение. Правда на сей раз уже не столь активное, ибо аргументы Алкионы были довольно убедительными.       По рядам вокруг Фабия пошла волна роптания, которую правда удалось пресечь. К чести крылатой агитаторши, она видела смятение и недовольство в рядах легионеров ее словами и реагировала на это довольно спокойно, как профессионал, знающий свое дело до мелочей. А гарпия-музыкантша пару раз погладила струны своего музыкального инструмента, дабы ее чарующий звук помог римлянам успокоиться. - Я не жду от вас согласия здесь и сейчас, хотя безусловно оно порадует нашу повелительницу. Но настоятельно предлагаю вам подумать над ее щедрым предложением. В отличие от олимпийских подлецов Матерь Ехидна не принуждает никого сражаться за нее, так и у вас будет выбор, храбрые воины Рима. Либо ждать окончания войны и низвержения божков с их горы в объятиях ваших жен, как предлагает вам моя подруга Айяна. Либо вместе с ними приблизить этот знаменательный день, когда из мира исчезнут нужда и страдания. Решать вам и знайте, место в Легионе Освобождения найдется для всех, - суккуб решила закончить свое выступление, видя замешательство и смятение в рядах пленников и довольно улыбнулась. Этого для первого раза было более, чем достаточно.       Фабия терзали смутные сомнения. С одной стороны он видел как легионеры коллективно и демонстративно отвергли предложение присоединиться к некому легиону, в который их активно зазывали. Но при этом центурион чувствовал, что решимость бороться и сопротивляться среди пленных понемногу слабеет и сложно сказать из-зп чего. Скорее дело было в обращении с ними. Да, они были пленниками и даже Фабий сейчас был со связанными руками, но это было мало похоже на обычный плен, который был у римлян. Все было слишком сложно, необычно и запутанно, вдруг вся эта забота лишь обман с целью заставить их служить повелительнице чудовищ и какому-то продавшемуся ей легату. Эта мысль позволяла центуриону как-то сохранить здравомыслие после подобного выступление.       Собрание закончилось и пленников стали возвращать на место в отдельный охраняемый район лагеря. Многие легионеры были недовольны, но при этом центурион уже высматривал первых из тех, кого этим мерзавкам удалось обмануть и охмурить. Нет, они не побежали записываться в легион предателей, но по выражению их сбитых с толку лиц, было ясно что они в чем-то, но поверили столь наглой пропаганде. Но обсудить с подчиненными произошедшее у Фабия не получилось и ему пришлось вновь идти следом за Астерией к ее палатке. - Ну что скажешь, центурион? Ты смог подступить ближе к истине и познать получше наши намерения? - поинтересовалась Астерия, видя смешанные и запутанные чувства на лице Фабия и сейчас будто пыталась его дожать и добить. - Не думай, что этот бред меня изменит. Знала бы ты Рим, то придумала бы что-то получше. У нас целые школы подобных болтунов-ораторов есть и от их россказней у меня уже уши закладывает, - вопрос Астерии явно помог центуриону выйти из странного состояния и дать жесткий ответ. Поддаваться пока на эти россказни центурион не собирался, хотя и полностью отмести их он уже не мог. - Ничего, все поначалу боятся и не понимают этого, не понимают нас. Но как я и говорила, со временем ты изменишься и изменишь свое отношение к нам, - Астерия завела центуриона обратно в свою палатку, не показывая однако гнева или недовольства, а демонстрируя скорее понимание. - Знаешь, я с удовольствием сейчас уединилась с тобой и рассказала и показала бы куда больше о наших намерениях, но у меня есть дела поважнее. Так что, Фабий, до вечера оставлю тебя одного, подумай как следует над всем, что я сказала. И не скучай сильно без меня. - С такими веревками только думать и остается, остроухая, - немножко выйдя из смутного состояния, в которое он был погружен, произнес центурион, руки которого были снова привязаны к кровати, дабы он не попробовал убежать, пользуясь отсутствием эльфийки.       Астерию отнюдь не оскорбилась, а скорее наоборот как-то нехорошо улыбнулась, предвкушая то, что будет сегодня вечером. Но как бы Астерии не хотелось бы еще побольше провести время со своим пленным центурионом, про долг и обязанности она себе забывать не позволяла. Убедившись, что Фабий сыт и никуда не денется, она зашагала через весь лагерь к шатру повелительницы Тенебрис. Узнать его было нетрудно, сделанный из черного как бездна Тартара или безлунная ночь материала, он возвышался над всем остальным лагерем монстров, внушая страх своим врагам. Вампир все время днем проводила у себя в темном шатре, не желая вылезать под солнечные лучи. Конечно, они были не смертельны для Тенебрис, но и приятного ей от них было мало. Ее красные, будто рубины глаза зловеще переливались в тусклом свете, но при виде Астерии одна из дочерей Ехидны заметно смягчилась. - Астерия, проходи, уже думала что придется еще полчаса посидеть в одиночестве, - поприветствовала свою подчиненную и хорошую подругу Тенебрис, поднимаясь со своего места, чтобы пригласить эльфийку за свой стол. - Дела, дела и еще раз дела, повелительница Тенебрис, столько всего нужно организовать, проконтролировать. Я потому и пришла немного раньше, оттого что хотела кое-что обсудить насчет нашего войска, - решила поделиться замеченными проблемами Астерия, занимая предложенное место рядом с вампиршей, что по такому случаю чуть разогнала тьму при помощи каких-то таинственных огоньков внутри шатра. - Конечно, Астерия, я вся внимание. Поведай, подруга, что происходит с нашим воинством такое, что ты решила обратиться ко мне, - поинтересовалась Тенебрис, подвинувшись ближе к эльфийке. Все же обстановка тут была довольна неформальная. Астерия на мгновение замолчала, думая как лучше перейти к делу, как сформулировать все свои замечания и предложения, чтобы вампирша ее выслушала, поняла и согласилась с ее идеями. Наконец, набравшись смелости, а заодно и воздуха, эльфийка принялась делиться своими замеченными проблемами. - Повелительница Тенебрис, я не хочу показаться пессимисткой, но с таким подходом боюсь нам не добраться до Греции. Пополнения прибывают, но их пока слишком мало, нам не перекрыть потери воительниц, что прихватили себе мужа и теперь отказываются воевать дальше, - посетовала на проблему с комплектацией Астерия. Калатис был первым хоть сколько-то солидным городом у них на пути и неудивительно, что пленников мужчин было хоть отбавляй, как впрочем и женщин. - Не подумай, я искренне рада за каждую из них. Но повеление Матери Ехидны надо исполнять. И я хотела поговорить с тобой, Тенебрис, об этой проблеме. - Да, я знаю о чем ты, Астерия, но ни я, ни ты не можем вставать на пути их счастья, такова воля нашей великой Матери, - согласилась с имеющейся проблемой вампирша, но ее утечка кадров волновала не столь сильно, как жесткую и требовательную Астерию. Тенебрис с высока посмотрела на имеющиеся планы, указывавшие путь к Греции, прикидывая сколько еще воительниц они “потеряют” на своем пути. - У тебя есть идеи, Астерия, как с этим справиться? И разве моя сестра Эфира не должна была создать армию из пленников Рима? - А этот Легион Сестия... Тут уже прибыла одна вестница от него, легион формируется, но пока он слишком малочисленный, чтобы компенсировать наши потери. Поэтому я считаю, что нам надо использовать нашу силу преобразования на наших пленницах. В одном только Калатисе у нас почти сотня незамужних девушек набралась и все они у нас в плену. У нас есть специалистки, которые помогут им принять новый облик, новую жизнь, которая куда лучше им подходит. И так глядишь у нас через недельку будет сотня новобранцев. Правда их боевые качества оставляют желать лучшего, но мы дети Ехидны априори сильнее любого из людей, - предложила свою задумку Астерия, опираясь, во многом на собственный опыт. Ей конечно не терпелось увидеть римлян-инкубов в деле, но что-то ей подсказывало, что появятся они в ее распоряжении нескоро и оттого предложила свою альтернативу. - Я пока не вижу смысла в настолько радикальных мерах. К тому же пленных незамужних женщин мы и так преобразуем, позволяя им стать лучше себя прежних в подходящем облике. Так что это и так делается, Астерия, - осадила подругу Тенебрис, не до конца понимая, что именно предлагает эльфийка. Ведь обращения пленных незамужних девушек у них работало как надо и исправно. - Да, а потом отправляем их в наш дом в великих горах, иногда и преобразуя их уже там. Тенебрис, это не поможет, надо чтобы они получали дары Ехидны прямо здесь, в нашем походном лагере и потом шли искать себе вторую половинку в бою вместе с новыми подругами, я об этом и говорю, - разъяснила свою позицию Астерия, считавшая что вновь обращенным девушкам стоит сразу присоединяться к их войску и сражаться в его составе. - Более того, я думаю нам стоит создать небольшие отряды, которые могли бы путешествовать по окрестным деревенькам и поселениям в поисках незамужних девушек, что могли бы пополнить нашу армию. Может конечно, их обращение не будет добровольным, но это для их же блага. Вы ведь тоже меня не спрашивали, хочу ли я получить великий дар вашей Матери, вы заставили меня его принять и за это вам благодарна. Также и они потом и эти девушки будут нас благодарить. И это я не говорю о том, что в городах людей есть рабы, ненавидящие своих господ. Мы могли бы дать им новые тела и свободу в обмен на службу в нашей армии и возможность отомстить своим поработителям. - Астерия, мне нравятся твои предложения и я вижу, как ты хочешь помочь делу нашей Матери, но мне кажется ты немного перегибаешь. Обращать пленниц сразу здесь и тут же записывать их в ряды нашего войска может и правильно, а вот с твоими идеями о похищении мне согласиться трудно. Понимаешь, Астерия, мы же идем этих людей освобождать, они должны принять нас как своих друзей и союзников. А если мы примемся похищать девушек, это может вызвать страх перед нами и местные жители с радостью пополнят ряды наших врагов. Тем более пока наши дела не так плохи, - дала половинчатый ответ вампирша, вгрызаясь клыками в фиолетовое яблоко. - У нас есть союзники - целая армия даков, этих достойных и грозных воинов. Пусть они и люди, но пока нам их поддержки будет достаточно.       Астерия состроила недовольную гримасу в ответ на такую критику, однако ссориться с Тенебрис не стала, как и соглашаться с ней. Вместо этого эльфийка встала у стола и прочертила примерную линию их нынешних владений, ограничивавшихся великими горами. Все остальное были земли людей, их возможных союзников, но при этом и не менее потенциальных врагов с точки зрения Астерии. - Да, но насколько люди, даже сейчас поддерживающие нас надежны? Все люди они такие, колеблющиеся, каждый из них может стать в итоге нашим врагом. Они боятся нас, не понимают, не верят нам. А олимпийские божки только этому и рады, - посетовала Астерия, вспоминая опыт своей еще человеческой жизни и то как ее племя изначально относилось к монстрам, пока не было ими побеждено. - Взять хотя бы нашего “друга” Буребисту. У этого царя есть ведун, который с духами говорит, не удивлюсь если отродья Кроноса внушают ему ненависть к нам и к нашей повелительнице. И ведь каждый раз после советов с ним я чувствую, как этот царь мечтает выйти из нашего соглашения. - Астерия, ты хорошо помогаешь мне в управлении войском, но порой твои идеи и мысли чересчур радикальные и мне это не нравится. Я понимаю, что даки не дали нам клятв вечной верности и могут, подчерку это, могут оказаться нашими врагами. Но пока я не вижу к этому никаких предпосылок, - попыталась осадить командиршу повелительница вампиров, что была вынуждена подняться со своего место и отложить недобитое яблоко в сторону.       Тенебрис хоть ценила и уважала свою подругу, но понимала, что оставлять ее без особого надзора и присмотра нельзя. Астерия была очень умной, верной и расчетливой, но ее фанатизм и стремление добиться успеха как можно скорее и любой ценой иногда мешал ей мыслить здраво. Даже сейчас эльфийка чересчур разошлась и надо было помочь ей немного утихомириться и успокоиться. Благо царь даков не видел этой картины и не слышал этого разговора.       Такой выпад подействовал, как и серьезный вид вампирши и заставил эльфийку немного присмиреть и успокоиться. Она села обратно за стол, прикрыв рукой лоб, будто пытаясь так остудить свою горячую голову. Тенебрис, удовлетворенная тем, что ее подчиненная более менее умерила пыл, вернулась на свое место. - Повелительница Тенебрис, прости меня, при всем моем почтении и уважении, тебе не удастся меня понять полностью. Ты уже родилась с великой силой Ехидны, ты не видела и знала другой жизни, а я долгие годы жила в рабстве презренных олимпийцев сама того не понимая. Я не сразу приняла и сначала отвергла ваш дар, пролив немало вашей крови, - вновь призналась Астерия, уже сидя за столом. Сейчас это походило больше не на собрание, где решалась судьба военной кампании, а скорее на задушевную беседу двух хороших подруг, что делились своими успехами и невзгодами. - Я была человеком и понимаю, как они мыслят, пусть я и давно от этого отказалась. И я знаю, как большинство из них относятся к нам. - Я знаю, Астерия и понимаю твои опасения, но поверь мне, я тоже умею разбираться в людях, особенно в том, хорошая у них кровь или нет, - не удержалась от остроты Тенебрис, желая немного приободрить приунывшую подругу, подвинувшись поближе к ней. Царь даков пока наш союзник и, зная его, я уверена что пока он будет поддерживать нас и без всяких преображений. К тому же его подданные со временем и сами поймут, что принять дары Ехидны лучше чем прозябать в олимпийских оковах иди еще каких-нибудь истуканов. Конечно, среди них есть и те, кто ненавидят нас, но на таких мы найдем управу, пока Буребиста на нашей стороны, их клевета не столь опасна. - Ох не доверяю я ему, подруга, он чем-то напоминает мне предводительницу нашего племени, что предпочла смерть освобождению, которое именовала “осквернением”. Да, этот человек держит слово и оно для него явно не пустой звук, но... Я не знаю, как долго он еще продержится на нашей стороне, - призналась эльфийка, уже не повышая тона, как будто бы одна подруга делилась сплетнями с другой. - Я не против его союза, но вот мне кажется, что он просто использует нас в своих целях. По-настоящему ему можно будет доверять лишь после того, как он свяжет себя узами брака с одной из нас.       Астерия и впрямь не доверяла предводителю даков, постоянно ожидая от него какой-то гадости или подлости, но все ограничивалось в основном упреками и ударами по самолюбию. Эльфийка хоть и не любила старого Буребисту, но со скрипом признавала его действительное благородство, честность и верность своему слову. Это ей, пусть и немного, но нравилось все же больше притворства и лицемерия, старый дак постоянно говорил своим союзницам все, что он думает и как он видит мир вокруг и это в какой-то степени обнадеживало. Пусть порой там бывали упреки, оскорбления и колкости. - Хах, ну у тебя и мысли, Астерия. Если бы не знала про твоего центуриона, то подумала, что положила на царя глаз. Надо будет попозже, как доберемся до Одессоса убедить его продлить союз. Моя мать и повелительница Ехидна сможет предложить Буребисте то, что ему нужно, свободу и помощь против Рима. И, быть может, я сделаю ему персональное предложение от которого он не сможет отказаться, - как-то хитро и соблазнительно улыбнувшись произнесла Тенебрис. В подтверждение своих слов, она аккуратно распахнула свой темный плащ перед Астерией.       Но даже эта некоторая бледность была по-своему завораживающе и красива, не то что у настоящих мертвецов. Без грозного одеяния повелительница вампиров казалось меньше и будто бы более хрупкой, ее чуть бледное тело было аккуратным и изящным и даже сам оттенок кожи не отталкивал, а по своему притягивал и завораживал. Аккуратные изгибы тела, руки, грудь, бедра, все это явно могло завлечь кого угодно, даже эльфийка загляделась. Тенебрис была не против, чтобы Астерия полюбовалась ей и та не без удовольствия отмечала, что устоять перед красивой и изящной вампиршей будет непросто. - Ты с ним? Повелительница Тенебрис, мне кажется ты слишком для него хороша, - усмехнулась эльфийка, только представив этого огромного варвара с, казалось бы, хрупкой на вид вампиршей на одном ложе. - Сколько ему уже? Лет сто наверное, если не больше, даже не знаю, что ты в нем такого присмотрела. - К твоему сведению выглядит царь помоложе. Всем бы в его возрасте так выглядеть, да и с силой Ехидны омоложение это не проблема, - ответила на колкое замечание подруги Тенебрис, что могла наедине с ней немного позволить себе отойти от своего мрачного и грозного облика.       Но внезапно разговор двух подруг оказался прерван появлением дакийского правителя Буребисты. Причем за разговором с подругой Тенебрис настолько забылась, что пришлось спешно заворачиваться в свой плащ обратно, дабы не светить своим телом перед дакийским царем раньше времени, благо Буребиста был поглощен какими-то своими мыслями.       Радости и какого-то удовольствия на его лице особо не было, да и не могло появиться. Не было ни одного дня, чтобы старый вождь варваров не задавался вопросом о том, правильно ли он решил объединиться с неведомыми монстрами. Астерия знала, что правитель даков постоянно о чем-то советуется со своим придворным колдуном Декенеем, который настраивает повелителя против них, но пока ничего не предпринимала. Не хватало еще поссориться из-за какой-нибудь ерунды на радость их врагам. Из союза надо было выжать все соки, максимум, пусть он и был холоден, как снег в великих восточных горах.       Буребиста лишь мрачно поприветствовал своих союзниц и устало занял свое место. Радости на его лице не было, даже недавняя победа не обрадовала его, а скорее наоборот подавила и даже чем-то напугала. Думал ли этот варвар о том, что видели его люди в захваченном монстрами городе или же скорбел о своих павших воинах, а может все думал о правильности своей клятвы, для Тенебрис и Астерии это было не столь важно. - Мы ждали вас, царь Буребиста, после успешной осады нам так и не удалось обсудить дальнейшие планы, так что я сразу перейду к делу, - чуть смущенно поздоровалась вампирша с царем даков, еще раз убедившись что ее одеяние плотно застегнуто. - Пока наши дела идут хорошо, Калатис пал и теперь нам нужно добраться до Одессоса, что в двух-трех днях пути на юг по побережью. Сил для его взятия более, чем достаточно и потому я подумывала о том, чтобы отправить вас и ваших воинов на запад, обогнуть этот большой город и напасть на земли, именуемые Мезией. А мои воительницы захватят Одессос. Мы должны полностью взять под свой контроль побережье, а без захвата этого города не обойтись.       Тенебрис как ни в чем не бывало, указывала Буребисте и Астерии на схемы и планы, которые у нее были. Дальше на юг до Одессоса особых препятствий, не считая маленькой речушки их не ждало. Другой вопрос, что делать с огромными пространствами к западу. Тут вампирше пришлось положиться на помощь царя даков, который давно жил в регионе и знал все его особенности, порой до конкретных ущелий и перевалов. Более того, у нее уже были намечены планы на Одессос и оттого она могла уже сейчас разделить армию мамоно и их союзников для двойного удара. - Воинов у нас много, а вождей с головами светлыми мало. Да и глаз да глаз за ними нужен. Я готов вместе с Комосиком отправится в Мезию. Римляне и их фракийский цепной пес не ждут нас там, - согласился вроде бы с планом Тенебрис Буребиста, но по его последним словам было очевидно, что сейчас пойдут придирки. - Вот только хватит ли вам самим сил взять Одессос? Я хочу закончить свою жизнь увидев единую и свободную Дакию. И я не хочу, чтобы дело мое пошло прахом из-за того, что остроухие что-то намудрили. - Царь Буребиста, я более чем уверена, что сил нам хватит. К тому же, римляне будут вынуждены разделить свои войска, чтобы защитить Мезию и потому Одессос им спасти не удастся. Без поддержки извне у любого, даже самого большого города не будет шансов выстоять, - вампирша была готова к претензиям от царя варваров и потому принялась своими доводами их разбивать. - Повелительница Тенебрис права. Да даже с поддержкой извне город так или иначе падет, ведь нам противостоят всего лишь люди, - пренебрежительно бросила эльфийка, что ничуть не сомневалась в силе и могуществе своего воинства. К тому же две схватки с римлянами им удалось выиграть и сомневаться в новой победе не приходилось от слова совсем. - Вы уже видели наших воительниц в деле, царь Буребиста и думаю убедились, что наша сила и могущество не пустое бахвальство. Вампирша недовольно сверкнула глазами в сторону подруги, которая кажется не особо следила за своей речью, не сильно уважая царя даков. Однако перебивать и обрывать ее Тенебрис не стала, тем более, что Буребиста не стал сдерживаться и ответил сразу. - Всего лишь люди, - язвительно передразнил старый варвар, с нотками презрения в голосе, ведь он тоже был всего лишь человеком, как выразилась Астерия. – Эти "всего лишь люди" не испугались вас и встали на защиту своего города. Дакия оплакала сотни своих достойных сыновей. Да и вы не без потерь город взяли. За языком надо следить, особенно когда речь идет о римлянах. Эти железные войны много горя моему народу принесли и вам принесут, если их недооценить. - Нет такой крепости, которую мои воительницы не смогли бы взять, царь Буребиста. Одессос падет точно так же как пал Калатис. Я совсем не вижу поводов для переживания или волнения. Мы не должны пугаться толщины крепостных стен и численности гарнизонов, иначе зачем мы вообще пришли сюда, - Астерия слегка нахмурилась, но проглотила упрек правителя даков, продолжая выглядеть спокойной и уверенной. - К тому же, мы все еще союзники, а объединив наши усилия с вашими бравыми войнами мы сокрушим кого угодно и возьмем какую угодно твердыню, великий царь Буребиста, - попыталась перехватить инициативу заговорила и Тенебрис, видя неуместную надменность и уверенность своей подруги. Она же предпочла отметить и по заслугам оценить своих союзников, дабы не напрягать и без того непростые отношения.       Буребиста не разделял оптимизма своих союзниц, в обществе которых ему с каждым днем было все неуютнее. Старый царь не раз упрекал себя за то, что пошел на сделку с ними, но мечта объединить Дакию и изгнать захватчиков с ее земли была сильнее. И Одессос должен был поставить точку в этом великом освобождении - делом всей очень долгой жизни царя Дакии.. - Вы правда верите. что сможете вот так по щелчку захватить сильнейшую крепость на побережье? Мы, даки однажды бились об эти стены, да только сами разбились, - мрачно отчеканил правитель даков, не веря в то, что даже темная магия его союзниц сумеет одолеть одну из лучших крепостей Эвксинского Понта. - Я бы предпочел сражаться с легионами Помпея в поле, чем брать эту твердыню. А вы не имеете о ней ни малейшего представления, но хотите на раз ее взять.       Царь Дакии поведал своим союзницам все что знал о городе, который им предстояло взять, но к его удивлению, ни Тенебрис, ни тем более Астерия не впечатлились рассказом о могучей крепости на Эвксинском Понте, которая открывала дорогу дальше с Геллеспонту. Одессос обладал высокими и прочными стенами с несколькими башнями. А его сердцем была цитадель-акрополь, возвышавшаяся над городом, штурм которой обещал быть даже сложнее взятия стен. Однако для монстров это звучало настолько буднично, будто бы они каждую неделю брали такие крепости. - Взятие крепости, которую вы описали, царь Буребиста, было бы проблемой для вас, но мы дети могущественной Ехидны, - успокаивающее произнесла Астерия, с надменной улыбкой сделав шаг навстречу старому царю, который уже слегка надоел ей своим неверием и пессимизмом. – Нас больше и мы сильнее каждого римского воина. У нас есть такие силы, которые вы предпочитаете называть колдовством и которых боитесь. Для детей Ехидны это столь же привычно как солнце на небе.       Эльфийка вытянула руку, так что ее ладонь оказалась перед лицом Буребисты. Прошло мгновение и в ладони Астерии вспыхнуло фиолетовое пламя. Тенебрис косо смотрела на свою подругу, что так проверяла их союзника, а с другой стороны ей самой было интересно, уступит эльфийке царь даков или нет. Буребисте пришлось чуть отклониться назад, поскольку необычное пламя не могло не напрягать его. Оно было странным и совсем не похоже на привычный старому даку огонь, он был каким-то другим, будто лишенный привычного тепла и притом абсолютно послушный Астерии, которая заставила его принять форму какого-то огненного круга, парящего чуть в воздухе над ее ладонью. - Астерия, довольно игр, мы серьезное дело обсуждаем, - осадила подругу Тенебрис, которая решила так разрядить напряженную обстановку между союзниками. Буребиста лишь бросил косой взгляд в сторону вампирши, оставаясь неподвижным, а вот Астерия, явно недовольная, была вынуждена сжать ладонь и пламя просто исчезло, словно его и не было. - Этим огоньком бы костер развести еще. А там каменная твердь и сотни солдат. На башнях баллисты и катапульты. Вам будет за счастье хотя бы на стены подняться, - Буребиста усилием воли заставил себя стоять на месте и не отступать перед зажегшимся в ладони Астерии небольшим огоньком. Да его союзницам были подвластны неведомые старому даку силы, но он не был уверен, что подобное колдовство радикально переломит ситуацию на поле боя. - Царь Буребиста, мы это предусмотрели. Как говорила Астерия, наши силы превосходят ваши, человеческие, позволяя делать то, что вы и представить себе не можете. В этом же и причина недоверия и страхов, которые мы вызываем, - спокойно ответила Тенебрис, как будто знала претензии царя даков и заранее придумала как их парировать. – С гарнизоном можете положиться на меня, я уже позаботилась о его сокращении. - Это как это? Я помню, как вы "позаботились" о римлянах на великой реке. Так позаботились, что они потом в Калатисе сотню сыновей у несчастной Дакии забрали. И они, в том числе, на совести ваших воительниц. Если вы попытаетесь точно также взять и Одессос, то готовьте побольше погребальных костров. Таков мой совет, - с нескрываемым скепсисом и недовольством посоветовал Буребиста. Его союзницам такая прямота варварского вождя и его какое-то ехидство порядком надоели, что было видно по их взглядам. Но выгод от союза для них было слишком много. - Эй, не забывайся, человек, там были и твои воины, которые слишком медленно переплывали реку и пришли в лагерь к тому моменту, когда все оставшиеся римляне унесли ноги. Да и твой подкупленный архонт нам не пригодился, так что может стоит дать шанс? - бросила в ответ на упрек Астерия, сохраняя хладнокровие. Хотя ее очевидно и раздражало поведение царя даков, она не собиралась терять столь полезного союзника из-за мелких склок. Но и терпеть упреки не собиралась. Царь Дакии ответил эльфийке холодным взглядом, от которого самоуверенная Астерия даже чуть подалась назад, явно не ожидая, что она так разозлит своего союзника. Будь       Буребиста моложе лет на двадцать, он бы мог выхватить свой меч и перерубить нахалку одним махом, что упрекала его людей в собственных неудачах. Без его помощи эти чудища, наверное, еще только переходили бы Тирас, а то и Гипанис. А они еще и смели его в чем-то упрекать. Огромная сила воли была у старого дакийского царя и лишь она могла удержать его от поспешных и глупых решений. - Не стоит сейчас поминать прошлое, когда у нас впереди огромное будущее, - поспешила сменить тему Тенебрис, понимая, что разговор зашел куда-то не туда и конфликт с союзниками был сейчас совершенно не вовремя. – Лучше вам, царь Буребиста, озаботиться достаточным количеством воинов, готовых пойти в поход на запад. Одессос можете доверить нам, обещаю, вы получите свой город как мы и договаривались.       Если Астерия не стала спорить и молча кивнула вампиру, то вот царь Дакии подозрительно прищурил глаз, гадая, какую авантюру задумала дитя Ехидны. Прошлое их мероприятие хоть и увенчалось успехом, но отнюдь не таким, на какой рассчитывал Буребиста. Он думал, что его новые союзницы полностью перебьют все римские гарнизоны на границе, оставив города беззащитными, но несколько дней назад его постигло суровое разочарование. - Мои воины сказали, что вы выманили часть гарнизона. Их легат был глуп и клюнул на вашу приманку. Но солдат в Одессосе еще достаточно и они наверняка уже готовят оборону. И они точно не дураки, чтобы выйти из своей крепости, - поделился своим скепсисом Буребиста. Одессос был последним городом, что отделял его от мечты о единой и свободной Дакии. И было у варварского царя плохое предчувствие, что именно на этом последнем шаге что-то и пойдет не так. И на сей раз он обратился лично к вампирше. - Я дам тебе совет, Тенебрис, не торопись со штурмом. Иначе плохой урожай пожнешь в своей спешке. - Дураки они или нет, но я гарантирую, что падение Одессосе неминуемо и это будет лишь вопросом времени. С Калатисом у нас возникли проблемы, потому что внутри города не было никого, из наших. Теперь этой досадной ошибки мы не допустим и у в городе будут наши разведчицы, более того, они уже там. Поэтому оба не медлите и приступайте к сбору отряда, - несколько повелительным тоном потребовала повелительница вампиров, демонстрируя абсолютную уверенность в своем плане. - А вы, царь Буребиста, отправляйтесь в обход Одессоса. Буребиста скептически отнесся к плану Тенебрис, но слова о ее агентуре в Одессосе заинтересовали его. И если они были правдой, а не пустым бахвальством этой кровопийцы, то у союзной армии появлялось весьма солидное подспорье в будущей осаде и штурме города. Но как они помогут разделаться с гарнизоном, что остался в Одессосе, а вдруг их поддержат местные жители. Все эти и многие другие вопросы крутились в голове повелителя Дакии, не давая покоя. Тем не менее думать об этом сейчас было бы пустой тратой времени и царь Дакии, оставив своих союзниц, приступил к сбору армии для грядущего похода на запад, в обход Одессоса.

******

      После прибытия Сервия в Одессос город продолжил жить своей жизнью. Помня приказ старого центуриона и осознавая всю бесполезность нахождения здесь, огорченный Лонг взялся за исполнение. Толком ни с кем не попрощавшись, сел на первый же корабль, который шел на юг к Византию.       Курий остался в городе за главного. Сам опцион воспринимал назначение больше как наказание, но решил не ударить в грязь лицом. Делать все-равно было особо нечего и молодой командир проводил время с пользой. Ему не давали покоя слова отплывшего дальше Сервия про жутких чудовищ и даков, что вместе с ними осадили Калатис и, оставшийся без присмотра опцион решил лично проверить еще раз готовность города к осаде. Конечно, было бы куда лучше, окажись слова той беженки правдой, но успокоиться Курий не мог и с самого утра отправился в обход.       Могучая цитадель Одессоса была в полном порядке, даже Валерий не скупился на ее содержание, видимо чтобы было где прятаться от жителей или врагов. На паре башен даже стояли катапульты, а на некоторых участках стены стояли скорпионы. С запасом провизии был полный порядок, на месяц-два его должно было хватить, но только самим защитникам.       А вот прогулка по городу навевала нехорошие мысли. Горожане жили своей обычной жизнью и кажется не особо переживали о возможных опасностях, полагаясь на римский гарнизон. Ополчение в городе хоть и было, но не собиралось уже очень давно и Курий имел только самые приблизительные представления о его численности. Внешние стены были более-менее в порядке, по крайней мере нигде не требовался ремонт, а вот ворота, как заметил Курий, не помешало бы укрепить как следует. На паре башен обнаружились разобранные скорпионы, про которые кажется все успели забыть. По итогам осмотров Курий отметил, что можно было бы улучшить и исправить при возможной осаде, но по крайней мере на первый взгляд все было не так уж и плохо. День выдался плодотворным, пусть и немного выматывающим, после которого усталый, но довольный собой опцион собирался пойти отдохнуть.       К воротам Одессоса, ковыляя возвращался изможденный и измученный легионер, где-то потерявший свой шлем, который взвалил себе на плечи старого охотника. Курий, присмотревшись повнимательнее с удивлением узнал в побитом римлянине Нения, вот только выглядел он страшно. Обычно наглый, любящий пошутить и повеселиться римлянин выглядел так, будто пару дней провел в лесу без еды, да еще и в кишащем голодными волками. Привычный огонек в глазах погас, а от растаявшей улыбки простыл и след. Зато страх и ужас на его лице читались великолепно. - Пошлите за Курием, срочно! - собрав все силы, постарался выкрикнуть изможденный легионер, который скорее хрипел, чем кричал. Ворота поспешили открыть, узнав своего соратника. Нений на последнем издыхании заковылял в открывшийся город и, дойдя до большого камня, бессильно плюхнулся на него, забыв даже снять охотника с плеча. Немногочисленные горожане, предчувствуя неладное, стали делиться слухами, из-за чего вскоре возле ворот вырос лес любопытствующих.       Опцион появился довольно скоро, спускаясь по лестнице пробиваясь в одиночку через десяток другой городских зевак, которые мгновенно окружили вернувшихся из похода Нения и Андроника. Охотнику было совсем плохо, он с трудом мог шевелиться, но по крайней мере был жив. А вот Нений, казалось не пострадал, но был бледнее покойника и, почувствовав себя в безопасности погрузился в себя, практически не реагируя на окружающих. - Что во имя Юпитера и Марса все это значит? Нений, что с вами стряслось, почему вы здесь? - стал безудержно сыпать вопросами Курий, совершенно не понимая что все это значит. Но глядя на потускневшего Нений, опцион почувствовал, что ответ ему не понравится. Андроника тем временем аккуратно подняли два легионера и понесли к крепости, чтобы показать лекарю, а вот Нений так и остался сидеть, лишь изредка моргая. - А где Цезий? Валерий? Где все остальные?! - набросился на спасшегося легионера Курий, который от волнения стал просто заваливать того вопросами. Настойчивость Курия окупилась и Нений чуть пришел в себя, но все-равно подавленно молчал и лишь взмах рукой был ответом опциону. Да и то была скорее отмашка. - Нений, проснись, говори уже наконец что с вами со всеми произошло! -Курий не сдержал эмоций и уже буквально набросился на Нений, желая хоть немного его привести в чувство.       Пощечина слегка привела шокированного легионера в чувство, будто он только сейчас осознал, что находится в безопасности за городскими стенами, а не в лесной теснине. - Курий, где этот Сервий? - неожиданно спросил сбитый с толку легионер, которому удалось выбраться из засады монстров. Пару раз хлопнув глазами он все же стал чувствовать, что опасность наконец-то миновала. - Он уже уплыл. Говори уже, что случилось! - снова потребовал ответа Курий, но уже немного успокоившись, поскольку Нений смог заговорить. - Я сам толком не понял, мы зашли в какую-то теснину лесную, а там... Какие-то паучьи сети, стрелы со всех сторон и эти твари прямиком из Тартара, которых почти невозможно победить. И их тысячи, десятки тысяч, - последнее было явным преувеличением, но в том состоянии Нению казалось, что монстров в десяток раз больше, чем легионеров. Этот проклятый Сервий.. Он был прав, - виновато признал Нений, понемногу отходя от шока и вспоминая как буквально пару дней назад насмехался над его записками.       Курий уже успел пожалеть, что решил выпытать ответы у Нения прямо здесь вместо того, чтобы поговорить с ним наедине. Тут было полно любопытных зевак и вряд ли они спокойно отреагировали на услышанное. По их рядам уже пошел беспокойный ропот, который охватывал толпу жителей, собравшихся у ворот.       В голове у опциона все не просто перевернулось, а еще и беспорядочно вертелось - выходит что теперь на город, сильно ослабленный движется огромная армия тех неведомых тварей. Да, опцион поверил сбежавшему легионеру Сервию, но и подумать не мог, что все так скоро до него докатится. А самое худшее, что времени у него оставалось судя по словам Нения катастрофически мало. - А где эта беглянка? Найти ее как можно скорее, она явно одна из них! - обратившись к сопровождавшим его легионерам выпалил опцион, правда быстро понял, что вопрос был обращен по сути в пустоту. В растерянности Курий вспомнил про якобы спасшуюся крестьянку, которая по сути заманила немалую часть гарнизона в ловушку. Сопровождавшие его воины лишь развели руками, да пожали плечами, они наверное и не видели ту таинственную беглянку из Калатиса по наводке которой легат Валерий завел своих воинов в ловушку. Она еще тогда не понравилась Сервию и Курию, а теперь опцион лишь был убежден в правоте тех подозрений. Курий и сам был практически в прострации. Буквально утром он считал командование крепостью наказанием за дерзость и был готов в любой момент его сложить. А теперь он должен был возглавить ее оборону, имея примерно шестьсот легионеров и не видя даже призрачной надежды на подмогу извне. - Так... Так, стой, - заговорил сам с собой Курий, стараясь усилием воли подавить дрожь, в которую бросило его тело. Тем не менее, Курий пришел в себя, понимая что паникой делу не поможешь и надо срочно делать все зависящее, чтобы спасти и себя и горожан, которым грозила вражеская армия. Катастрофа неумолимо приближалась - город был не слишком хорошо подготовлен к обороне, среди горожан запросто могла подняться паника, а про запасы продовольствия на случай длительной осады не было никакой информации. - Нужно.... Нужно срочно собирать ополчение, объявите пусть собираются и ни в коем случае не позволяйте начаться панике! - немного подумав, выдал первую команду стоявшим рядом легионерам Курий. Его команды были резкими и не слишком продуманными, но в данном моменте по-другому было никак. - А еще отведите Нения в крепость и помогите ему прийти в себя, он мне нужен как можно скорее! Легионеры, пусть и были растеряны, но все же отправились исполнять приказ командира. Нения осторожно повели в цитадель, а сам опцион бросился отдавать распоряжения и команды. Ему оставалось катастрофически мало времени и новый командир спешил, стараясь успеть сделать как можно больше.

******

      За пару дней молодой опцион будто бы постарел на пару лет. И Нений и Андроник видели не переходящую тревогу на лице опциона и его горящие глаза, притом страдавшие от недосыпа. Курий, понимая что стоит на кону, как мог экономил на себе, стараясь помочь городу. Мечась по улицам с младшими командирами когорты он энергично раздавал указания, оценивал обстановку и продумывал планы на обороны. Скорости, с которой он бегал по улицам большого города могла бы позавидовать даже Аталанта. Неудивительно, что сейчас Курий выглядел несколько изможденным, но энергии в этом молодом командире нисколько не убавлялось.       По приказу опциона сейчас шла работа по укреплению города, а также со всех кораблей в гавани был изъят груз, который мог пригодится при обороне. Часть горожан правда уде отплыла, да и некоторые торговцы, узнав об опасности поспешили уплыть из Одессоса и теперь опцион смотрел на неестественно пустой городской порт.       В самом помещении цитадели был только Курий с парой подручных, что охраняли его, а также бегали в город, дабы передать распоряжения командира. Андроник, чуть пошатываясь и опираясь рукой на стену шел к Курию в сопровождении Нения, который более менее пришел в себя после шока. - Андроник, ты как? - поприветствовав старого охотника, поинтересовался Курий. Он лишь видел как его отнесли к врачевателям легиона и два дня совершенно не интересовался его судьбой - не до того совсем было. - Уже лучше, правда признаться никогда со столь странным ядом не сталкивался. Думал, конец мне будет. День почти шевелиться не мог, - рассказал про ощущения от той алрауны охотник, действия которого даже сейчас были довольно замедленными. - Это радует, тебе повезло, а то в окрестностях хватает дряни из которой можно сделать яд, - порадовался за уцелевшего охотника Курий, помогая тому подойти к его столу. - А ты как, Нений, в порядке? - Я-то в порядке, Курий, но понятия не имею что думать и что делать дальше. Надеюсь, Минерва подала тебе какую-нибудь светлую идею, мысль, которая сможет спасти нас, - без особого энтузиазма произнес Нений. - А зачем ты позвал нас? - Есть у меня кое-какие идеи. И именно поэтому я тебя и Андроника я сюда позвал потому что вы единственные, кто смог выбраться из западни и вы можете хоть что-то знать о нашем противнике. Я знаю, что ждать от даков или фракийцев, а вот этих чудищ я даже не видел, - разъяснил ситуацию Курий, у которого в голове крутились различные планы действий. - Завидую тебе, опцион, и вправду лучше этого не видеть. Честно, я не могу многого о них рассказать. Я до сих пор думаю, что это лишь злая шутка Морфея и я вот-вот проснусь рядом со своими друзьями, но нет, -с грустью произнес Нений, который хоть и оправился от пережитого шока, но тот все еще давал о себе знать.       Нений стал уже более четко и подробно рассказывать то, что развернулось перед его глазами в той лесной теснине. Если бы легионер говорил такое пару дней назад с таким серьезным лицом, его явно посчитали бы лишившимся рассудка. Описания чудовищ были красочны и разнообразны и Нений только сейчас задумался о том, что практически все они носили открытую и легкую броню, демонстрируя свое тело практически в первозданной красе. Да и выглядели они при более взвешенной оценке скорее привлекательно чем чудовищно, даже та цветочница.Охотник лишь кое-где поправлял Нений и дополнял его рассказ своими подробностями и наблюдениями. - Я так скажу, командир, я не специалист, но точно скажу одно и со всей уверенностью. Только в городе у нас есть надежда, хоть какая-то. В открытом бою вас просто растопчут, разорвут, растерзают, да так быстро, что мы испугаться даже не успеем, - мрачно подытожил Нений свой долгий и красочный рассказ, который больше походил на какую-то страшную легенду. - Я знаю, Нений, потому я два дня и одну ночь руководил работами. Одни боги знают, как удалось сдержать панику и мобилизовать ополченцев города. Мы эвакуировали часть горожан, реквизировали все излишки продовольствия, даже заброшенный колодец починили и очистили. Но это лишь малая часть того, что еще предстоит сделать, - отчитался о своей работе Курий. Он был с головой погружен в нее и ни на секунду не прекращал ее, думая, чем еще может помочь городу.       Экстренная работа по укреплению города давала свои плоды. Главные ворота в ожидании неприятеля были кардинально укреплены и более того, забаррикадированы изнутри. Скорпионы и катапульты в цитадели и на башнях также приводились в боевую готовность. - Андроник, ты не обязан помогать нам в этой схватке, она только наша, - посмотрев на Андроника спокойно произнес Курий, помня как тяжело далась охотнику его прошлая встреча с монстрами.       Старый охотник явно был польщен таким вниманием к своей личности, однако с ответом затянул. Расхаживая взад-вперед, Андроник явно думал о своем будущем и о своей судьбе. И конечно о тех тварях, от которых ему повезло унести свои немолодые ноги. - Командир, ты говоришь так, будто бы я этого хотел. Будь моя воля, я бы убрался отсюда как можно дальше и как можно быстрее, вот только выбора мне не оставили. А если уж от судьбы не убежать остается лишь встретить ее достойно. Хотя не о таком конце своей старости я мечтал... В общем, мой лук с вами, - честно и жестко ответил Андроник, сделав пару шагов к опциону. - Я знаю, пользы от меня будет немного, но теперь я встречусь с этими тварями и утыкаю их своими стрелами, насколько позволят мне боги.       Курий, потускневший за последние пару дней, просиял от того что старый охотник, сразившийся ранее с монстрами решился помочь в защите города. - Хорошо, Андроник, тогда бери себе лучников из горожан и занимайте позицию в башне у ворот. Эти твари однозначно попытаются их выломать. Там можешь утыкать их всеми стрелами, что у тебя будут, - опцион быстро нашел охотнику применение в своем оборонительном плане. - Похоже это судьба. Чем-то я сильно прогневал богов, что оказался в таком положении. Что же, по крайней мере я снова в них поверю, - мрачно усмехнулся старый охотник, соглашаясь с планом Курия. Андроник потерев свой морщинистый лоб и, осмыслив сказанное Курием, коротко кивнул в знак согласия. Опцион понимал, что это большой риск, ведь охотник явно не имел опыта командования. С другой стороны он превосходно владел луком и к тому же имел опыт схватки с монстрами, в отличие от сотен защитников города. - Раз уж зашла речь про то, как обороняться, позволь сказать, Курий, что я думаю на этот счет. С ополчением нам хватит сил, чтобы заполнить стены, они высокие и крепкие, можно просто не дать им подняться, - предложил Нений. Конечно, он уступал Курию в иерархии, но хотел вставить свои пять сестерциев, тем более что опцион ему это позволял. - Нет, Нений, боюсь стены мы все удержать не сможем. Уцелела бы хоть когорта в той засаде, можно было бы дать бой на стенах, - отрицательно покачал головой Курий, трезво оценивая собственные силы. - Смотри, если всем встать на них, эти твари точно найдут, нащупают слабое место, где и прорвутся, а в городе их будет практически некому встретить. Начнутся хаос и паника, а нам останется только капитулировать. - А как тогда быть? Предлагаешь дать им зайти в город и устроить тот самый хаос и панику? Вместо того, чтобы остановить их еще под стенами. Командир, при всем к вам уважении, я имел дело с этими тварями и знаю, что если им удастся пролезть в тыл, то останется только бежать, - стал спорить и возражать Нений, не понимая плана своего нового начальника. - Отчасти так, Нений, но мы и не пустим их в тыл. Мы сделаем две, нет, даже три линии обороны, одну на стенах, одну на улицах и последнюю здесь, в цитадели. Более того, нам нужно несколько небольших отрядов, которые смогли бы заткнуть дыру, если они где-то смогу пролезть. Город должен будет стать для них ловушкой, где мы сможем их перебить, - разъяснил более подробно свой план молодой опцион, понимая что будет, если бросить все на защиту стен. - И ты, если согласен, поможешь приготовить их в городе.       Нений промолчал, ибо возразить доводам Курия было нечего. Да, план Курия выглядел громоздким и притом в какой-то степени авантюрным, но все же более надежным, чем ставка на защиту внешней стены. - Хм, ты так это растолковал, прямо как наш старый центурион, - при воспоминании о Цезии легионер сглотнул от горечи, но быстро подавил в себе сентиментальность. - Мне нечего на это возразить, Курий. Ты теперь главный и я пойду за тобой куда прикажешь.       Обсуждение проходило далее в спокойном режиме, главные и самые трудные вопросы уже были решены и теперь принялись за вопросы второстепенные. Совет практически закончился, все без исключения поддержали план Курия по обороне, пусть и изначально не были с ним согласны. Тем не менее опцион остался стоять над начертанным им планом, не переставая выискивать в нем слабые места, пока остальные собирались разойтись но назначенным позициям.       Размышления молодого командира оказались прерваны неожиданно ввалившемся в помещение легионером. Запыхавшийся солдат выглядел растрепанным и взволнованным, даже немного напуганным. Нений как-то без слов смог понять, о чем пойдет речь. - Господин Курий, прибыли те твари. Они желают говорить с командиром гарнизона, - запинаясь и ловя ртом воздух затараторил легионер, передавая командиру послание от неизвестных чудовищ, которых увидел впервые в жизни. - Хорошо, оставайся здесь, а я скоро приду туда. Посмотрим, о чем они хотят поговорить, - коротко отчеканил опцион, собираясь на переговоры, позволив взволнованному солдату отдохнуть и не возвращаться обратно на стену. Курий быстро натянул привычную Лорику Хамату, поскольку не сильно доверял новым неведомым врагам и поспешил к воротам. Слухи про появление чудовищ у стен города, пусть даже и для переговоров переполошили горожан. С одной стороны многие в панике принялись прятаться и запираться в своих домах, а с другой некоторые смельчаки и просто любопытные зеваки пытались пролезть на стены мимо легионеров и ополченцев, дабы посмотреть на монстров, которых раньше знали лишь по старым легендам.       Стоя на воротах, Курий мог видеть своих врагов, которых хоть было немного, зато все выделялись. Была здесь и остроухая всадница и какая-то пернатая особа и орк с булавой наперевес. Даже какая-то странная зверодева синего оттенка в варварских одеяниях и той нашлось место. Судя по тому, что лишь одна из них была на лошади, она являлась их предводительницей, остальные лишь сопровождали ее. - Утыкать бы этих тварей стрелами и всего делов-то, - предложил Нений, поглядывая с высокой стены на приближающуюся к воротам делегацию. Симпатий к чудовищам, от которых он едва смог унести ноги у легионера и близко не было. - Командир, на правах старшего осмелюсь дать вам совет, тяните время. Как хотите, обещайте что хотите, клянитесь всеми известными вам богами, но выиграйте время, чтобы мы получше укрепились, - попросил молодого опциона старый охотник, чувствуя неладное. - Андроник, я ценю твою помощь и твою поддержку, но я сам решу, как и что мне говорить, - отмахнулся от настойчивого совета охотника юный командир. Пока Курий негромко переговаривался с охотником и Нением, эльфийка, возглавлявшая монстров, выдвинулась чуть вперед, подходя ближе к воротам, дабы ее лучше слышали. На удивление Курия, она совсем не была каким-то жутким чудовищем, по крайней мере внешне, как и ее подчиненные. Все они выглядели хоть и диковинно, но по-своему привлекательными. А Астерия так и вовсе от человека практически не отличалась, не считая необычных волос и заостренных ушей. - Приветствую, храбрые защитники Одессоса, я Астерия и я говорю от имени нашей Матери и Повелительницы Ехидны. Я желаю переговорить с командиром, если не ошибаюсь, то имя его Курий, опцион, - говорила громко Астерия. Ее голос будто бы был усилен каким-то колдовством и снизу, да еще и с хорошей дистанции эльфийку было хорошо слышно как Курию, так и его подчиненным на стенах. - И не советую вам устраивать какие-либо подлости. Мы на переговорах от которых зависит ваша судьба.       Молодой комендант подивился - откуда Астерии известно, как его зовут и какого он звания. Тем не менее, преодолев любопытство, Курий дал ответ эльфийке с высокой стены. - То же касается и ваших приближенных, Астерия. Мы римляне свое слово держим, а вот насчет вас я не уверен. Так что за любую подлость вам придет немедленное возмездие, - предупредил со своей стороны Курий, элементарно не зная, чего ожидать от эльфийки. Тем не менее опцион не выражал враждебности, говорил без агрессии, показывая что в целом готов к диалогу.       Эльфийка несильно обрадовалась ответу опциона, а часть ее спутниц, явно услышав слова римлянина недовольно посмотрели в его сторону. Особенно его слова задели Сенамотис, которая, тем не менее пока сдерживала как свои слова, так и свои действия. - Что же, командир, вам стоит подумать о как о собственной судьбе, так и об участи жителей города, которых вы по сути взяли в заложники. Ни я, ни моя повелительница Ехидна, ни одна из моих подчиненных не желает кровопролития и страданий. И вам тоже этого не хочется, опцион, - решила перейти к делу Астерия, которая уже проходила эту историю с переговорами на прошлом городе. - Давайте поступим благоразумно и договоримся на взаимовыгодных условиях. - Еще чего, это какие у меня, у этого города могут быть взаимовыгодные условия с вами? Зачем нам идти на какое-то соглашение с вами, если Одессос укреплен и готов выдержать любой штурм и любую осаду? - поинтересовался опцион, явно не доверяя Астерии. Хотя пока это недоверие было больше с целью вскрыть требования и предложения эльфийки, а не грубо прогнать ее от ворот. - Подумайте своей головой командир, тут на многие сотни стадий вокруг нет больше помощи, запасов провизии вам надолго не хватит. К тому же кто знает о вашей беде, кто отправится просить помощи? А если такие и найдутся, она не успеет прийти, ибо к тому времени город и все его защитники уже падут. Я же предлагаю вам не тратить понапрасну свои силы и свои жизни. Я вижу вы еще молоды, опцион, но надеюсь, что вы не по годам мудры и примете правильное решение, - повторила свои требования Астерия, на сей раз довольно подробно описывая расклады римлян. И судя по мрачному и глухому молчанию на стенах, в ее доводах был смысл. А сама эльфийка продолжила. - Вы можете открыть ворота и уйти на все четыре стороны, вернуться домой к своим близким, которые наверняка вас заждались.       Курий не мог не отметить, что Астерия с формальной точки зрения права. Запасов провизии в городе, конечно, пока хватало, но на долгую осаду этого бы не хватило. До ближайшего соседнего римского гарнизона были сотни стадий, да и тот вряд ли был больше нескольких сотен. Единственное, в чем эльфийка просчиталась, так это в том, что помощи не будет. Сервий Лонг уплыл дальше на юг и этот странный беглец сейчас оставался единственной надеждой довольно молодого Курия. Посмотрев на своих соратников, опцион вновь обернулся к противнице. - Нет, я не приму ваше предложение, потому что я не знаю, можно ли вам доверять. Где гарантия, что как только мы выйдем из ворот нас тут же не перебьют, что как только мы их откроем вы не ворветесь в город? И простых клятв тут будет явно недостаточно, пока у вас не будет твердых гарантий, любые разговоры ни к чему не приведут, - взвесив все за и против, дал ответ опцион. Слова Астерии конечно звучали заманчиво и привлекательно, а может и запали кому-то в душу, но доверия ей у римского командира было немного.       Курий понадеялся таким образом хоть немножко потянуть время, видя желание Астерии добиться их капитуляции. Переговоров опцион вести не умел и оттого действовал по наитию, стараясь поставить противника в тупик. Но судя по тому, что Астерия не только не смутилась, но и улыбнулась, она явно была готова к такому развитию событий. - Я знала, что вы мне не поверите, но у меня есть доказательство куда красноречивее моих слов. Вы думаете, наверное, что мы кровожадные чудовища, как это записано в ваших легендах, но это не так. Но пусть лучше вместо меня - Астерия была невозмутима, а скорее даже довольна, будто бы специально ждала, когда разговор свернет в это русло.       По знаку Астерии Курий, как и его знакомые легионеры не без облегчения и одновременно не без содрогания узнали центуриона Цезия, которому не повезло угодить в тщательно подготовленный капкан. На удивление немолодой центурион выглядел целым и здоровым, визуально не было похоже, что его как-то истязали или пытали. С другой стороны он был неплохо помят, а его туника и лорика хамата местами разодраны в клочья. Цезию было явно неловко тут находиться и он с неохотой поднял уже седую голову, дабы посмотреть на город, который покинул всего несколько дней назад. - Цезий, ты жив?! - искренне воскликнул от изумления Нений, на секунду лишившись дара речи. Он-то помнил, как на центуриона и его оставшихся воинов нахлынула волна монстров и судя по тому, что до крепости добрались только он и охотник, были все основания считать Цезия мертвым. - Быть такого не может. Цезий, ты в порядке? Если они хоть что-то сделали тебе и остальным, клянусь Юпитером я прикончу их! - пообещал Курий, который даже позабыл о взвешенности и здравомыслии, при виде своего командира и наставника. Старый центурион поднял руку, показывая что слышит своих подчиненных, которым повезло остаться в городе. Правда на лице Цезия был довольно странный спектр эмоций от радости до стыда, но куда больше недоумения и непонимания. - Знаешь, Курий, бывало конечно и похуже, прямо скажем. Например в плену у даков. Как бы я не хотел это признавать, но по крайней мере я все еще жив и относительно невредим, - ответил на многочисленные возгласы и вопросы старый центурион, хотя было заметно, что он о чем-то предпочитал молчать. - А остальные? Что с остальными солдатами, они мертвы? - поинтересовался Курий, ибо вместе с Цезием и Валерием в засаду угодила примерно тысяча римлян и опцион всерьез переживал за их судьбу. Раньше он опять же считал их мертвыми, а тут открылось, что старый центурион все-таки жив. - На самом деле я почти не видел мертвецов. Почти все наши оказались в плену у этих чудовищ и еще некоторые угодили к дакам. И знаешь, их плен это что-то очень... Неординарное, так скажем. Я вроде жив и вроде меня не пытали, но... - Цезий запнулся, явно предпочитая не говорить о произошедшем и вместо этого слегка изменил тему. - В общем когда я по молодости был у даков было хуже.       Астерия демонстративно не прерывала и не торопила старого центуриона, зная как важно показать защитникам, что она может быть милосердной и честной. Цезий это понимал и старался использовать свой, наверное, последний шанс поговорить со своим протеже, ибо вряд ли ему дадут второй такой шанс. - Но Курий, я не осмелюсь просить или приказывать тебе открыть ворота, наоборот, не поддавайся и держи оборону. Да, пока я стою перед тобой, живой, целый и практически невредимый, но кто знает что будет со мной когда я отыграю свою роль? - на этих словах старый центурион обернулся к Астерии. - Уж поверь, я знаю о чем говорю и как это работает. Как только вы капитулируете меня вместе с вами могут запросто казнить, отдать в неволю, принести в жертву, ведь более я буду не нужен. Я стою здесь лишь потому что представляю ценность и могу убедить вас сдаться. Но я не стану этого делать.       Старый центурион переборол свой страх и открыто стал расписывать предполагаемую задумку монстров. Естественно, что Цезий ни секунды не доверял им и явно срывал задумку своих пленительниц. Курий даже задавался вопросом, почему его командиру вообще позволяют все это говорить, ибо даже с высокой стены было видно, как гнев закипает внутри Астерии. - Пусть Минерва поделится с тобой своей мудростью, и капризная Фортуна встанет на твою сторону, Курий. Моя битва окончена, а твоей лишь предстоит начаться, - Цезий, понимая, что особо ничем не поможет своему подопечному, лишь попробовал впервые за долгие годы призвать на помощь богов, после чего замолчал.       Слышать призывы к богам из уст Цезия было чем-то невероятным, но когда он стоял среди порождений Ехидны трудно было не уверовать и в привычных богов. Когда Цезий замолчал, какая-то мелкая особа из свиты Астерии взяла веревку, которой были опутаны его руки и быстро увела обратно. - Как видите, опцион, ваш командир жив-здоров. Более того, он высказал здесь все, что хотел и то, что думал. Так что я повторю свое предложение, вы можете сохранить свободу и уйти отсюда к своим семьям, если откроете ворота, - снова пообещала Астерия, которой очень непросто было проявить выдержку и заткнуть старого центуриона.       Предложение Астерии было заманчивым, тем более опцион своими глазами убедился, что его командир жив. Да и со слов Цезия следовало, что большинство легионеров в плену и условия у них относительно неплохие. А тут можно было уйти на свободу, вернуться отсюда. Но что-то мешало поверить этой остроухой особе и Курий попытался дать ответ. - Я бы согласился сохранить жизнь и свободу своих подчиненных. Но я также в ответе за этот город. Я не могу впустить в город непонятных варваров, не узнав сначала мнение самих жителей на этот счет, - Курий теперь пытался понемногу закругляться. Конечно, он не полностью доверял Астерии, но в его голове возник идеальный план выиграть денек другой для укрепления обороны. - Если они будут согласны, то я думаю...       Раздался странный треск, будто бы прокатился слабый и далекий раскат грома, однако на небе не было ни тучи. - Да варвары мы, да скифы мы, но мы свободны, в отличие от вас! Вы, “цивилизованные” считаете всех, кто не похож на вас варварами, которым нельзя доверять! Но я жила с эллинами и видела их “цивилизацию”, они возгордились и забыли о чести. Их слово не дороже воды в великом Борисфене или ветра в широком поле. Так что уж не тебе, железнобокий, рассуждать о варварстве и дикости, - резко встряла в разговор Астерии и Курия Сенамотис, еще и перебив последнего.       От наглости Сенамотис Курий дара речи лишился на мгновение, так откровенно влезать в чужой разговор было верхом наглости и бестактности. Забыв, что хотел сказать эльфийке, опцион переключился на ее подчиненную. - А я вообще не с тобой разговариваю, не встревай! - не удержался и осадил наглую особу опцион, которому явно не пришлась по душе яростная тирада Сенамотис. Курий собирался вновь заговорить с Астерией, но его новая нежеланная собеседница не успокоилась и, кажется, только сильнее разозлилась.       Пары не слишком продуманных и осторожных слов хватило, чтобы весь разговор пошел куда-то не в ту сторону. На удивление, Астерия не пыталась осадить свою подчиненную, позволяя той яростно препираться с римским опционом. А вот сама молниеносная дева завелась не на шутку. - Погоди, железнобокий римлянин, ты можешь надеяться на свои стены, на своих воинов, на то, что мнимая цивилизованность поможет тебе, но мы не раз побеждали и проливали кровь тех, кто нес нам свою “цивилизацию” с порабощением и истреблением. А ныне с силой царицы Ехидны вы и вовсе нам не ровня, - горделиво заявила Сенамотис, накаляя обстановку до предела и теперь переговоры превратились в какую-то перепалку. - Это мы еще посмотрим, мне что-то подсказывает если всадить тебе меч в сердце ты помрешь как и обычный человек, - Курий будто зарядился злостью от странной варварши и грубо вступил в перепалку с ней, даже позабыв про эльфийку.       По волосам скифской зверодевы с легким треском пробежали разряды молнии, от чего Курий нервно сглотнул. - Я так не думаю. Клянусь честью моего рода, за свою дерзость ты обязательно поплатишься. Даже если мне не удастся встретится с тобой на поле боя, я обязательно загляну в постель к твоей будущей владелице и так тебя прогрею, что ты больше никогда не осмелишься говорить без чужого дозволения! - обозленная монстр уже не стеснялась прямо угрожать опциону, в подтверждение своих слов пропустив разряд молнии по руке. На удивление Астерия сохраняла молчание и спокойствие, будто выходки подчиненной ее полностью устраивали. - И благодари царицу Ехидну, что я не могу спустить с тебя шкуру, отрезать твою голову и сделать из нее чашу для вина. - Курий, не надо... - едва и успел проговорить старый Андроник, но заведенный Курий даже не посмотрел в его сторону, будучи поглощенным перепалкой с монстрами. Такая угроза явно задела молодого коменданта и он счел нужным ответить. - Да как ты вообще смеешь угрожать мне?! Мне наплевать, кого там когда-то победили твои предки и какая сейчас у тебя и твоих подруг сила. Если же ты так хочешь меня проучить, как ты выразилась, так приди и возьми меня! - Курий хоть и был припугнут ее необычной силой, не сдержался и дал жесткий ответ зверодеве, совершенно не обращая внимания на просьбы подчиненных.       Воцарилась напряженная пауза, слова Курия явно стали для скифской воительницы вызовом, от которого молнии по ее волосам забегали с удвоенной силой. Казалось, она сейчас не выдержит и испепелит наглого центуриона своей силой, но секунды тянулись и Сенамотис постепенно остывала. Астерия дала какие-то команды своим подчиненным и те стали собираться назад, признавая провал переговоров. - Будь я на месте остроухой царицы, я не стала бы терпеть вашу "цивилизованную" наглость, а дала вам время до заката сдаться, а случае отказа подогрела бы ваш городок как котел с жертвенным мясом, - бросила напоследок разъяренная не на шутку Сенамотис, которая, если бы не обстановка переговоров, с удовольствием пропустила через опциона пару разрядов молнии. - Вас история с Калатисом ничему не научила? Тогда потребуется еще один показательный пример. И поверьте, когда мы победим, у вас будет достаточно времени чтобы обдумать свою глупость и свою наглость, - поугрожала напоследок Астерия, уходя от крепостной стены обратно к своим подчиненным. Эльфийка разозлилась не на шутку и явно хотела от души проучить дерзких и непокорных римлян.       Эльфийка и ее молниеносная подруга с раздражением ушли от ворот, оставив защитников в смешанных чувствах. Курий был мрачнее тучи, хотя старался этого не показывать и угрюмо смотрел в спины этим странным существам. - Сколько времени у нас осталось? - почесав затылок поинтересовался Нений, предчувствуя неладное. - Не знаю, но очень мало, - мрачно подытожил Курий, глядя вслед удаляющемуся отряду монстров. - Надо как можно быстрее готовиться к бою, их атаки можно ждать в любой момент. И пусть боги помогут нам в столь нелегкий час. Обозленный больше всего на себя, Курий мог только плюнуть и пойти прочь со стены. Времени на дальнейшую подготовку и так не хватало и надо было спешить.

******

      Отряд Кифаи без труда добрался с остальными монстрами до пригорка, с которого открывался вид на каменный город с внушительными укреплениями, который был готов встретить непрошенных гостей. Могучие каменные стены не могли не вызвать некоторого трепета, даже самоуверенной Сенамотис стало немного не по себе, которая уже была здесь ранее.       Монстры делились на небольшие штурмовые отряды, практически все из них, за исключением нескольких, имели при себе сплетенные арахнами лестницы, которые можно было забросить на стены. К тому же, недалеко позади кружили гарпии, готовые в любой момент налететь на город и преодолеть по воздуху его стены. - Никогда в жизни не видела подобных стен, - произнесла впечатленная Кифая, смотря на грозно возвышавшиеся в ночной тени стены крепости и могучие башни, словно великие восточные горы. - У боспорского царька они будут повыше, - от себя заметила Сенамотис, смотря на стены как на скалы, которые нужно преодолеть. Ее боевой напор чуть ослаб, но его и так было с избытком. - Уж на что этих эллинов ненавижу, но строят они хорошо.       Алфия не стала ничего говорить и старалась лишний раз не смотреть на стены. Она выглядела неуверенной и взволнованной куда больше подруг, ведь она впервые оказывалась на поле битвы, да еще у нее была немаловажная роль. Было ледяной деве от чего занервничать. Тем более что она не то что стен, но столь крупных городов толком никогда не видела.       Напряженная тишина закончилась, когда раздался звук горна и труб, сигналивших к атаке. Некоторые особо нетерпеливые монстры с лестницами помчались вперед, однако большая часть пока оставалась позади и не сильно спешила мчаться к стенам. В прошлый раз у Калатиса преграда не казалась такой основательной как сейчас и потому атакующие не проявляли прежней решительности.       Со стен крепости в приближающихся монстров полетели стрелы, причем защитники явно не скупились. Осажденные плохо видели своих врагов в ночной темноте и потому в ответ на каждое движение щедро сыпали стрелами, не позволяя штурмующим подойти ближе. К тому же, разведчицы гарпии не могли не заметить грозные скорпионы и катапульты на башнях, которые были готовы поразить любого, кто подойдет слишком близко.       Положение монстров было бы не из приятных и Кифая наверняка бы отдала приказ своим подопечным вернуться в лагерь, но у нее была та, кто могла склонить чашу весов в сторону нападающих. - Алфия, давай, покажи свою силу, обрушь на них такой буран, какого не бывает даже в твоих великих горах! - приказала Кифая, понимая что ближе без поддержки подойти будет непросто. Да и понапрасну губить сородичей никто из армии Ехидны не хотел. - Да, подруга, подморозь их так, чтобы я смогла их согреть! - как обычно бросила Сенамотис, которая была во всех смыслах заряжена и готова к битве. Ей не терпелось забраться на стены и одарить защитников своей неуемной энергией, которая ключом била в ней. Однако несмотря на взрывной характер, скифская воительница не спешила под град стрел, который сыпался со стен, ожидая помощи новой подруги. - Сейчас. Я не позволю им причинять вам вред. Я использую свою силу, чтобы не дать кому бы то ни было погибнуть сегодня! - набравшись смелости произнесла Алфия. Все это время она вспоминала советы своей матери, которая учила ее с детства повелевать стихией льда. Это был дар, который должен был использоваться для спасения жизней и защиты и сейчас Алфия была полна решимости его применить.       Ледяная дева вышла чуть в перед сжимая в руке амулет с кристаллом сверкающего льда. Подарок матери пришелся как нельзя кстати, ибо в нем была заключена частичка и ее собственной силы, достаточной, чтобы помочь Алфии создать метель, столь непривычную для этих земель. Будто бы западный ураганный ветер смахнул снег с Сарматских гор и принес его в теплый Одессос.       Магия Алфии обрушила на стены снежный вихрь, такой что даже ее союзники на секунду растерялись. Укрепления тут же покрылись снегом и льдом, погасив факела и погрузив защитников во тьму. Колдовство ледяной девы полностью дезориентировало защитников и окутало как стены, так и башни, не затрагивая монстров. Сложилась идеальная для детей Ехидны ситуация, когда они хорошо видели стены, по которым гулял снежный вихрь, а осажденные разглядеть их уже не могли. Повезло разве защитникам, что держали ворота и башни, поскольку они могли хоть как-то укрыться от ледяного шквала. Естественно про прицельную стрельбу со стен пришлось забыть. - Превосходно, Алфия, превосходно, когда будем у стен, чуть ослабь свой вихрь, чтобы случайно нас не замело вместе с людьми, - Кифая была в настоящем восторге, с некоторым очарованием смотря на результат работы ледяной колдуньи, на то, как теплая летняя ночь для защитников превратилась в суровую северную зиму. - Не переживай, Кифая, если ты замерзнешь я с радостью тебя согрею, - не упустила возможности пошутить Сенамотис, с не меньшим восторгом смотря на магическую метель. - В великой степи я видела много бурь,но эта бесподобна.       Ящерка невольно хмыкнула от такой колкости скифской воительницы и, взяв вместе с ней плетеную лестницу направилась к стене. Алфия оставалась сзади, продолжая засыпать город снегом и льдом, пока еще в ней оставались силы. Под новые многочисленные сигналы горна, воодушевленные монстры ринулись на штурм. Построившись в колонны небольшими отрядами они подбегали к стенам.       Лестницы арахн без труда цеплялись за вершину стены и захватчицы стали быстро взмывать по ним вверх к замерзшим и дезориентированным защитникам. К чести римлян и греков, они пытались сражаться даже несмотря на колдовство монстров. Несмотря на ужасную видимость, со стен все равно иногда летели стрелы, камни, а порой даже копья, однако точность оставляла желать лучшего - большая часть снарядов попросту попадала в землю, хотя из-за кучности и удалось слегка задеть пару монстров и даже отключить одну не особо осторожную ламию шальным броском камня. Хуже дело обстояло с воротами, к которым несколько минотавриц и огров катили таран.       В башнях можно было укрыться от бурана и потому защитники из бойниц щедро отвечали стрелами, которые беспорядочным ливнем сыпались на наступающих. Наступление у ворот стопорилось, но на флангах у монстров дела обстояли куда лучше. Штурмовые группы подбирались к стенам, закидывая на них лестницы, а немногочисленные гарпии и даже пара суккуб кружили над защитниками, отвлекая и атакуя их. Командир гарпий Фратигона и вовсе метала свои стимфалийские перья в обороняющихся, а ее подчиненные бросались на врагов и быстро взмывали с ними в небеса, стараясь вылавливать стрелков.       Кифая не смела более тянуть время, поскольку группы монстров уже пошли на штурм и забирались на лестницы. Вместе со своим небольшим отрядом она быстро добралась до стены на которых уже кипела яростная схватка. Приставив лестницу, ящерка как молния взлетела на стену по ней, и выхватив меч, тут же срезала им какого-то ополченца, пытавшегося ее остановить. Окоченевший пельтаст попытался конечно пронзить Кифаю копьем, но та ловко увернулась и одновременно рассекла им противника.       Оборона стены, когда ящерка забралась на нее представляла жалкое зрелище. Большинство защитников на этой стороне были ошеломлены ледяной бурей и оказались дезориентированы, многие даже не могли стоять на ногах. Несколько из них уже лежали без движения, пораженные металлическими перьями гарпии. Однако при виде захватчиц оставшиеся на ногах бойцы ринулись в бой и даже опустившиеся на камень попытались подняться и дать бой неведомым тварям. Смелости защитникам было не занимать, хотя в их глазах ящерка видела скорее отчаяние и понимание, что надежды на спасение нет и это придавало ополченцам решимости. Правда пользы от этого было мало, движения подмерзших греков были неточными и дрожащими, да так что Кифае не требовалось уклоняться от их атак. Тут даже потанцевать с мечом не выходило и ящерка с долей разочарования пронзала или рассекала врагов довольно скучными и ленивыми, но выверенными движениями.       Сеномотис через минуту оказалось рядом с боевой подругой. Кифая без труда уложила одного рассекающим ударом своего и тут же пронзила второго, будто танцуя со своим клинком. Меч зверодеве же был нужен скорее для вида и как дань скифской традиции, ибо ее когти были острее клинка, а про молнии и говорить было нечего. Сенамотис сразу явила себя во всей красе, заставив молнии бегать по своему телу и наслаждаясь ужасом защитников, которые просто не знали что с ней делать. - Замерз? Позволь я помогу тебе согреться, - с ехидством бросила райдзю легионеру, который дрожа от страха и холода, тем не менее поднял меч на нее. Она растопырив когтистую лапу и послала из нее разряд молнии. Удар сразил римлянина наповал, заставив того упасть и задергаться от пробегавших по телу разрядов.       Пытавшегося напасть на нее сбоку скифская дева уложила ударом когтей прямо по лицу. И не будь ее когти зачарованными, то осталось бы на месте греческого лица кровавое месиво без носа и глаз. Третьего противника Сенамотис вывела из строя очередным разрядом молнии, с удовольствием смотря как молнии пробегают по телу ее врага, сжигая без остатка любую возможность к сопротивлению.       Оставшийся на ногах пельтаст, стоявший посреди пары десятков павших соратников просто бросил оружие, сдавшись на милость победительниц. И если Кифая не стала его трогать, то Сенамотис, увидевшая такой поступок не сдержала своего презрения и пустила разряд молнии в ополченца, который беспомощно забился в судорогах у ее лап. Больше на их участке стены никого не осталось. - Убрать их со стен и тащите в лагерь! - коротко отдала распоряжение Кифая, после чего одна их арахн, помогавших в штурме, стала спускать сраженных врагов за стены. Монстры делали это в целях безопасности, дабы не получить неожиданный удар в тыл или чтобы сами пленники не пострадали в ходе битвы. - Что? Это все что ли!? Вот ведь трусливые эллины! Как то маловато их здесь оказалось, попрятались небось в своем каменном поселении! - подметила со своей стороны Сенамотис, даже слегка разочарованная тем, что защитников на их участке стены оказалось немногим больше двух десятков. Она даже не успела толком разрядить всю накопленную в себе энергию как ее враги закончились и уж точно здесь ей некого было выбрать для себя. - Наверняка засели в городе. Но ничего, сейчас мы до них доберемся. Алфия, поднимайся, ты нужна здесь на стене! - требовательно позвала Кифая, обращаясь к ледяной деве внизу, которая пока не спешила подниматься по лестнице. - В скольких набегах я бывала, сколько лошадей мы угоняли, сколько золота и рабов брали. Но нет ничего приятнее видеть как враги корчатся в бессилии перед моей мощью! - призналась себе Сенамотис, которая несмотря на разочарование от скоротечного боя заметно возбудилась, видя как бьются в конвульсиях ее враги и представляя себе на их месте того самого центуриона. От таких мыслей скифская дева на секунду забылась и уже собралась запустить руку под кафтан. - Сенамотис, соберись, не время еще наслаждаться, мы еще не победили, - поспешила осадить подругу и подчиненную ящерка, с разочарованием убрав меч в ножны на время короткой передышки. Сражаться с этими замерзшими ополченцами для Кифаи было так скучно, что она сама как будто замерзла.       Сенамотис хоть и была немного раздражена, но признала правоту Кифаи, уняв свое возбуждение. Тем временем Алфия аккуратно и не торопясь забиралась на стену. По ней было заметно, что столь мощный буран забрал у нее немало сил, но ледяная дева все еще твердо стояла на ногах и была полна решимости помочь своим подружкам. - Ох, никогда раньше подобного не делала. Надеюсь все получилось? - несмотря на огромную оказанную помощь Алфия немного стеснялась и скромничала, оно и понятно, первый раз применять свои навыки в таких условиях. - Признаться честно, я не видела ничего лучше! Даже в моей Скифии не гуляют столь могучие бури и вихри, - похвалила подругу Сенамотис, которой явно пришелся по душе буран, который обрушился на город. Сейчас он по понятным причинам стих и снег, покрывший улицы и стены, стал понемногу подтаивать. - Да отлично все получилось, смотри, сейчас тебе нужно будет остаться здесь и наслать ту же бурю на город и ту крепость впереди. Можешь сделать ее не такой сильной, я не хочу чтобы ты выгорела, Алфия, - объяснила дальнейший свой план ящерка ледяной деве. - Мы же пойдем в город и попробуем пробиться к цитадели. - Я думаю даже их вторую крепость брать не надо. Окружим ее, займем каменное поселение, а дальше пусть сами идут к нам на поклон просить о пощаде, - добавила от себя Сенамотис, понимая что сходу укрепленную крепость может и не удастся взять, а вот город нужно было захватить обязательно. - Я поняла, Кифая, дай мне пару минут, прошу, - попросила Алфия, планируя заново собраться с силами и помочь магией с захватом города. Тяжело дыша от непривычных нагрузок, она прислонилась к стене, переводя дух.       В этой паузе можно было окинуть глазами поле брани. Бой на участке Кифаи закончился, а вот на остальных было немного труднее. На соседнем участке отряд орков пробил себе путь через десяток пельтастов, элементарно раскидав их своими боевыми дубинами. На другом участке эльфийка командовала несколькими волчицами, которые своими когтями разрывали в клочья броню поверженных греков и римлян. В целом на стенах у монстров особых проблем не возникало и некоторые особенно нетерпеливые уже вторгались на улицы Одессоса.       А вот у башен и особенно у ворот наступление завязло. Пользуясь узостью проходов греки и римляне могли сдерживать наступающих монстров, что пытались вломиться внутрь. Два-три солдата со щитами и копьями в дверном проходе превращались порой в непреодолимую силу. И Кифая видела, как неудобно было суккубу с фиолетовым клинком, которая пыталась вместе с тигрицей прорубиться внутрь. Однако даже помощь арахны, что забралась на вершину башни и пыталась выловить своим арканом какого-нибудь защитника не помогала захватить ворота.       После краткой паузы, Кифая и ее подчиненные пошли в новую атаку, а Алфия снова наслала метель на город, целясь в цитадель. Окрыленные первоначальным успехом отряды монстров хлынули на улицы города, что казался им беззащитным. Практически не встречая сопротивления, они уходили вглубь лабиринта улиц греческого города, который будто бы вымер. Редкие заслоны из нескольких солдат не могли ничего поделать, поскольку Сенамотис элементарно сметала их своими молниями, а Кифая, если надо, добивала мечом. Некоторые просто разбегались в страхе от зверодевы, по которой пробегали разряды молний.       Горожане попряталась по своим домам, а редкие ополченцы, впав в панику при виде магии и силы своих врагов бросились прятаться по закоулкам и переулкам, а некоторые отчаянно ломились в двери домов, но это было бесполезно. С начала штурма городские дома превратились в крепости и жители использовали все материалы, какие были, дабы забаррикадировать двери. Кифая пробегая вдоль одного дома слышала сбивчивую молитву богам, что доносилась оттуда. И если ящерка с презрением прошла мимо, не желая тратить время на этих трусов, то ее подчиненная гоблинша стала бить в закрытую дверь своей дубиной. В другой дом, пользуясь трещиной, попыталась заползти синяя слизь, а у третьего муравейка принялась разбирать и ломать стену при помощи своих подруг.       Казалось, дальше трудностей не будет и монстры повторят успех как с Калатисом, причем при меньших потерях. Кифая со своим небольшим отрядом и присоединившимися немногочисленными монстрами с других участков продолжала пробиваться по улицам, поражаясь тому, насколько это было легко. Даже с прошлым городом сопротивление было сильнее. Некоторые из воительниц уже почувствовали вкус победы и потому стали разбредаться по лабиринтам улиц в поисках добычи, иногда даже пытаясь вломиться в запертые дома. Над самим городом бушевал снежный вихрь, созданный Алфией, безопасный для ее подруг и сильно затруднявший защитникам борьбу.       Стены цитадели, что возвышались над городом были все ближе и ближе и монстры чувствовали вкус победы. Необязательно даже было штурмовать ее сходу, достаточно захватить сам город, а там и надменный комендант будет вынужден сдаться. Отряд Кифаи, поредевший из-за отвалившихся воительниц выбрался на относительно широкую улицу, что вела прямиком на агору.       Здесь их встретила хорошо укрепленная баррикада с десятками воинов, что укрывались за массивными щитами. И если у римлян были привычные скутумы, то ополченцы не брезговали обломками мебели. К тому же на крышах домов по улице расположился с десяток лучников и копьеметателей, которые тут же принялись обстреливать монстров, заставив группу Кифаи рассыпаться по углам. - Все же они не такие робкие, как я думала. Они ждали нас, сестра! - прошипела себе под нос ящерка, прижимаясь к скифской подруге. - После прошлого городка, признаться, я стала их недооценивать этих "цивизованных", но коварству их нет предела, - неохотно выдала Сенамотис. Для нее, конечно, не было невыполнимых задач, но здесь врагов было больше обычного, которые, к тому же, хорошо укрепились. Трудно было даже понять, откуда именно летят в монстров стрелы и камни.       Выходить из укрытий между домами было чревато, орк и мантис, получив по стреле едва успели укрыться, иначе их бы прямо там и убили. И надо было благодарить Алфию за метель, которая мешала стрелкам на крышах нормально стрелять. Один особенно настырный лучник сыпал с крыши стрелами, а несколько его помощников метали все, что попадется под руку, от черепицы до копий. Позиции были хорошо подготовлены и любая попытка подойти к баррикаде, ведущей на главную площадь закончилась бы попаданием под перекрестный огонь под которым даже какая-нибудь огр недолго бы протянула. - Ладно, сейчас я их успокою! - прошипела Сенамотис, собираясь вылезти из укрытия. Кифая даже не успела как-то отговорить подругу, как та выскочила из узкого переулка и встала у стены дома.       Скифская дева отлично умела обращаться с луком, но здесь с ее новой силой он не был нужен. Быстро прицелившись, она пустила разряд молнии точно в то место, откуда летели стрелы. Молния попала точно в грудь надоедливому стрелку, от чего тот тут же и рухнул наповал, придавив своего же соратника. - Вот тебе! Кто еще хочет со мной состязаться?! Кто еще хочет познать ярость великой степи?! Чью голову мне забрать с собой, из чьего черепа вино мне пить?! -Сенамотис не могла сдержать своего восторга, все ее тело искрилось от удовольствия и предвкушения, скифская кровь, привыкшая к битвам кипела в ней и теперь на очереди была стоявшая посреди улица баррикада и ее защитники. - Берегись! - едва успела предупредить молниеносную колдунью орк, которая только стала выходить из укрытия.       В Сенамотис стремительно летел приличного размера снаряд, пущенной с катапульты цитадели. Гордая воительница успела среагировать и уйти в сторону, позабыв про свой надменный вид, ибо камень просвистел в каких-то метрах двух от нее. - Они так сами свой же город разнесут по камушкам, надо бы побыстрее с ними разделаться, - раздраженно и немного испуганно произнесла Кифая, видя как снаряд катапульты пробил в доме хорошую дыру. И одной Ехидне было известно, как дом тут же не развалился как трухлявый пень. - Так вот что вы надумали?! Хорошо, так познайте гнев великой Скифии! Я пришла ответить вам, изнеженные эллины за все зло, причиненное моему племени! - прорычала разъяренная райдзю, которая чудом осталась цела и невредима после пролетевшего снаряда. Неистовая Сенамотис и на сей раз не стала сдерживать свой гнев и по улице прокатился раскат грома. Пользуясь тем, что часть лучников отвлеклась на гарпию зверодева выскочила напротив баррикады и пустила прямо в нее разряд молнии разом из двух своих рук. Под оглушительный треск и грохот, от которого закладывало уши центр баррикады разлетелся, а ее остатки загорелись. Тем, кому повезло, успели разбежаться в стороны, а вот тем кому повезло меньше сейчас лежали в нескольких шагах позади своего укрытия не в силах подняться после магического удара. Некоторые защитники и вовсе бросились бежать, а другие попытались восстановить боевой порядок. Тем временем метель заметно успокоилась и прекратилась.       Дело принимало неприятный для защитников оборот, ведь им было трудно придумать достойный ответ против обладателей магических способностей. Одна Сенамотис могла без проблем перебить своими молниями отряд или разрушить линию простеньких укреплений. Она это и делала с большим упоением и удовольствием, неизвестно откуда черпая силу и разя молниями защитников города налево и направо. Теперь в дело вступили орудия цитадели, посыпая в наступавших по городским улицам монстров камнями и стрелами скорпионов. Одна из катапульт на башне нацелилась прямо на Сенамотис, понимая какую угрозу представляет метательница молний. Сама скифская зверодева тяжело дышала, явно сама не веря в силу которую она проявила в ярости. Однако Сенамотис была более чем довольна и, несмотря на усталость издала грозный победный клич, воодушевляя соратниц на новый рывок.       И все бы ничего, но следующий снаряд угодил прямо в крышу соседнего дома, заставив ее черепицу фонтаном разлететься по улице, попутно еще и обвалив стену. Осколки щедро разлетелись вокруг, засыпав как наступавших, так и обороняющихся. Однако пока монстры еще только выползали из укрытий и втягивались в бои на обломках пылающей баррикады, молниеносная зверодева в это время стояла посреди улицы, восстанавливалась после такого выплеска энергии. Несколько кусков черепицы угодили прямо в нее и скифская дева не успела от них увернуться. Сраженная сразу несколькими обломками Сенамотис зашаталась и сползла на землю. - Сенамотис, ты как, жива?! - Кифая настолько волновалась за свою подругу, что бросила управление небольшим отрядом, пытавшимся пробиться через баррикаду и стену щитов на ней. Она подбежала к упавшей на землю райдзю, которая бессильно обмякла и едва шевелилась, словно в конвульсиях. - Я... эм, - скифская дева пробормотала что-то крайне невнятное и вяло подняла лапу, которой посылала молнии, чтобы снова ее опустить. К счастью, удар черепицы оказался несмертельным, но продолжать битву Сенамотис не могла.       Кифая на время потеряла контроль над ситуацией, пытаясь привести свою самую сильную подругу в чувство. Она не замечала как монстры, несколько ламий, пара гоблинов и орков, а также мантис ворвались на баррикаду, но не успели ее преодолеть как были отброшены обратно подоспевшим подкреплением. Десятки римлян подоспели вовремя и не дали монстрам ворваться на площадь, загородив проход щитами, через которые пробиться было не так просто, хотя монстры активно старались Лязг мечей и щитов, стоны раненых, все это сливалось воедино в грубой боевой симфонии.       Гоблинша, несмотря на малый рост, наносила размашистые удары здоровенной дубиной, не позволяя римлянам поднять голов из-за щита. Синяя слизь все же сумела просочиться и облепить одного из солдат, заставив того от неожиданности выронить щит и тут же получить удар в грудь копьем от ламии. Сверху пыталась помочь Фратигона с парой гарпий и даже грифоном, осыпая солдат своими перьями.       Кифая тем временем вернулась в строй и видела, как ее воинам тяжело было пробиваться через очередной римский заслон. Вот тут как нельзя кстати пришлась бы хороший удар молнией или огня, поскольку суккуб, что перелетела строй и попыталась наброситься на знаменосца в основном пользовалась магией очарования. Ящерка вновь крепко сжала свой меч, надеясь помочь подругам но сквозь шум битвы расслышала подозрительный шум с соседней улицы. - Вот они! Прикончить всю эту нечисть. Вы еще ответите за моих друзей! - раздался яростный клич, настолько громкий, что Кифая расслышала его даже через шум боя. И хуже всего, он шел с одной из улиц, которую они уже миновали.       Обернувшись на клич, ящерка с долей ужаса увидела полноценный отряд из нескольких десятков легионеров и ополченцев готовых к бою. Нений, укрывавшийся за большим щитом был переполнен злостью и жаждой мести и сразу ринулся со своими спутниками на Кифаю и ее отряд, прижимая их к баррикаде, на которую спешил новый отряд.       Обстановка резко перевернулась не в пользу монстров. Если пару минут назад Сенамотис разнесла баррикаду и разом вывела из строя пару десятков защитников, то теперь Кифая и ее спутницы остались без магической поддержки, да еще и почти в окружении врагов. У защитников словно открылось второе дыхание, которому вторил громкий рев букцин и корн, явно сигнализировавший об ответной атаке. - Они атакуют?! Откуда? Они должны были остаться на стене, - непонимающе вопрошала Кифая, не зная, откуда на ее исстрадавшийся отряд обрушилась новая атака римлян и ополченцев. Однако к чести ящерки, она не растерялась и бесстрашно ринулась в атаку, ведя за собой попавших в засаду монстров. - Живо! Живо за мной, отступайте.       Кифая, держа Сенамотис на плече и некоторые услышавшие ее монстры успели уйти из западни и завернуть в один из переулков и часть подоспевших римлян ринулась на них в бой. Боевую подругу, что была без сознания, пришлось отдать на попечение поцарапанной гладиусом некомате, а сама отправилась в бой.       Движения Кифаи были как всегда элегантными и грациозными, словно экзотический завораживающий танец. Даже в смертельной опасности она не изменяла себе и билась с римлянами по привычке. Ее клинок пытался обойти огромный скутум и поразить тела римлян, но легионеры держали строй, не позволяя даже столь опытной мечнице ударить в обход щитов.       Мантис рядом с ней, несмотря на рану, пыталась острыми лезвиями попасть по укрывшемуся за щитом римлянину, стараясь достать его и снизу и сверху и сбоку. Суккубу удалось воспарить над противниками, готовя какое-то обольстительное заклинание, но не могла его применить, ибо была вынуждена быстро уворачиваться от камней и дротиков. Сама Кифая хитростью заставила одного из противников чуть раскрыться во время удара и мощным ударом в грудь свалила легионера на землю. Но в переулке их был еще не один десяток.       Ситуация была патовая, а увязание в боях на тесных улицах становилось крайне опасным для монстров. Кифая осознала, что римляне, пользуясь знанием города, нарочно заманивали их в такие засады, поэтому здравый смысл подсказывал необходимость отвести потрепанные отряды воительниц, в противном случае рано или поздно их бы полностью окружили и перебили. Но вот отступать, иначе как шаг за шагом, теснимыми римлянами было невозможно. А медлить тоже было нельзя, иначе за спиной вырастет новый отряд защитников.       Римляне как следует подготовили оборону и действовали по заранее намеченному плану, по разыгранным ролям. Позволив монстрам без труда преодолеть стену, навязали им бой на узких улочках Одессоса, где обороняться было куда проще и атакующие не могли в полной мере реализовать численное превосходство. А теперь, когда наступательный запал детей Ехидны иссяк, пользуясь знанием города, стали небольшими группами атаковать их со всех сторон. Кифае порой казалось, что римляне научились, аки фантомы, проходить сквозь стены, настолько внезапными иногда были их появления.       Бой хоть и был пока равных, местами даже с небольшими успехами для монстров, общая же ситуация становилась для них тревожной, поскольку Кифае не удавалось организовать отход, а ее соратницы не собирались оставлять ее одну. Пытаясь попасть в щель между скутумами и судя по стону, зацепив таки одного из солдат, Кифая почувствовала как резко усилился ветер и вновь воздух словно оледенел. - Пригнитесь! - Прокричала сзади некомата, которая помогала Сенамотис прийти в себя. Кифая не раздумывая, сделала это и очень вовремя. Сначала над ее головой просвистел римский клинок, а затем уже с другой стороны пролетел ледяной вихрь, врезавшийся в римский боевой порядок. Тот легионер, что пытался перерезать горло ящерке выронил меч и упал на землю, дрожа от холода и сраженный его осколками, а остальные его соратники чуть замедлили свое наступление. Обернувшись, Кифая увидела ледяную деву, твердо сжимавшую свой амулет. - Алфия, ты что тут делаешь?! - не смогла сдержать удивления Кифая, которая тем не менее была рада видеть свою ледяную подругу, которую чуть ли не обнимать бросилась. - Я почувствовала неладное и пришла вам на подмогу! - объяснилась Алфия. Несмотря на свой кроткий нрав, ранение подруги и опасность, которая ей угрожала разозлили ее и она, используя силу амулета послала в приближавшихся греков во главе с легионером небольшой буран. - Алфия, прошу, задержи их немного, просто замедли, сделай что хочешь! - взмолилась Кифая, едва успев уйти в сторону от скутума, которым решил протаранить ящерку один из легионеров.       Поток ледяного ветра сильно замедлил защитников. И если греческие ополченцы, у которых почти не было защиты, как и лишившиеся щитов римляне, быстро падали на землю от поразившего их холода, то легионеры со скутумами продолжали медленно, но верно идти вперед. - Отступайте, живо отступайте из города! - кричала как могла Фратигона, попутно уворачиваясь от стрел защитников города, периодически отвечая им своими стимфалийскими перьями.       Алфия как могла сдерживала римлян и греков своим ледяным потоком и бураном. Злость за причиненную ее подругам боль придавала ледяной деве сил не хуже амулета. Вихрь бился о массивные римские щиты, из-за чего каждый шаг давался легионерам с большим трудом. Некоторые не выдерживали и в окоченении падали на землю, а некоторые, скрипя и стуча зубами шаг за шагом приближались к ледяной деве, желая поразить ее.       Но главное она справлялась, магия ледяной девы дала драгоценные минуты, необходимые монстрам чтобы прийти в себя и вернуться к стенам. Некоторые отставали и пытались сами спрятаться посреди города, было много раненых, одна гоблинша даже пыталась вытащить на себе умирающую от ран подругу. Кифая и ее отряд уже были готовы подниматься на стены, поджимаемые свежими силами защитников с разных сторон. - Алфия, хватит, убегай оттуда! Беги и не останавливайся! - попыталась прокричаться через шум битвы и воющий ветер Кифая. Времени оставалось катастрофически мало и ледяная дева была единственной, кого ждала ящерка перед тем, как слезть со стены самой.       Дважды повторять не пришлось. Пользуясь замешательством и задержкой римлян, Алфия побежала к стенам, побежала так, как никогда до этого в своей жизни. Здесь ее одеяние скорее мешало и сковывало движения, но ноги ледяной девы были на удивление быстры. К тому же со стен стали лететь стрелы ее подруг, не позволяя римлянам догнать и убить ледяную волшебницу.       На стенах монстров оставалось с каждой минутой все меньше и меньше. Некоторым помогали спастись гарпии, утаскивающие подруг со стен или налетая на наступающих римлян. Остальные спускались обратно по лестницам, позволяя уйти сначала раненым. Кифая же продолжала орудовать своим клинком, не позволяя римлянам подняться на стену по лестнице, пока все ее подруги, включая Алфию, не спустились обратно вниз, покинув город. И лишь убедившись, что все ее подопечные в безопасности, ящерка сама прыгнула вниз, мгновенно соскользнув по лестнице. Лишь на удалении от городской стены за холмами Кифая и ее подруги смогли с облегчением вздохнуть. Взгляду спасшихся открылся город, где продолжала кипеть битва, из которого по стенам спускались небольшие группы монстров, а у ворот догорал таран. Почти все спасшиеся дети Ехидны были ранены, кто-то отделался царапинами, а в ком-то едва теплилась жизнь, как в одной из раненых мантис, что едва могла пошевелиться. Сенамотис же еще приходила в себя после неудачного попадания черепицы.       Разочарованию не было предела, ведь победа казалось Кифае и ее подругам, да и наверное большинству монстров такой близкой и она столь внезапно ускользнула из их рук. Единственным утешением были пара-тройка сотен взятых пленников, но даже они не могли заглушить горечь неудачи.       То что эльфийка была разозлена было явным преуменьшением. Для нее эта неудача была крайне болезненной, ведь из-за нее явно погиб десяток другой монстров и еще около сотни были ранены в той или иной степени. Авантюрный штурм ограниченными силами захлебнулся и Астерии пришлось командовать отступление в лагерь, дабы избежать больше бессмысленных жертв. Даже немалое количество поверженных пленников не могло скрасить горечь неудачи.

******

      После недавно отраженного штурма в городе сохранялось напряжение. С одной стороны, конечно удалось выстоять под натиском этих неведомых тварей и вышвырнуть их за пределы города. А с другой стороны ряды защитников поредели, многие исчезли или оказались в их лапах. Потери были весьма ощутимы - из почти двух с половиной тысяч защитников около пятисот исчезли - видимо оказавшись в плену. Еще сотни были ранены и отравлены странным ядом своих врагов. Всего на ногах у Курия оставалась едва ли половина от изначального числа защитников. Другое дело, что несмотря на все им удалось выстоять и защитить город.       Одессос сильно пострадал в бою и надо было благодарить судьбу, что монстры не успели построить осадные машины. Будь у монстров хотя бы таран получше имевшегося или катапульты, то штурм запросто мог закончиться в их пользу. И даже так защитники понесли немалые потери, а город потерпел разрушения. Несколько домов просто превратились в руины, а некоторые другие были покрыты трещинами, грозясь в любой миг с грохотом обвалиться.       Некоторые, особенно римляне еще радовались победе, а вот большинство жителей и не думало ликовать. Многие их знакомые, родственники, друзья были в первой линии и потому пропали без вести во время схватки. Не добавляло и радости и изъятия излишков продовольствия легионерами, что по приказу Курия готовились к долгой осаде и обороне. Бродившая по улицам Алкмена видела в основном угрюмое молчание жителей, обреченность и подавленность греков.       В эти дни она могла видеть, как хоронили пару десятков погибших в ходе битвы монстров, в основном тех, что не успели выбраться из коварной западни и были убиты на улицах города. Отдельно защитники предавали огню своих павших воинов, которых, к их собственному удивлению было лишь несколько десятков и то, тех что погибли в давке, неаккуратно сорвались со стен или попали под собственный же обстрел. Еще больше было раненых, которые понемногу отлеживались и приходили в себя.       Алкмена в хаосе боя чудом помогла подругам и смогла спастись сама. Маскировка сработала идеально и легионер, наткнувшись на нее в хаосе боя и отступления монстров помог ей добраться до безопасного места, где ловкая суккуб сумела раствориться в толпе и запрятаться. В городе, несмотря на потери, продолжали ходить патрули, выискивая оставшихся в городе шпионку. Однако ей самой очень повезло найти убежище у одной из местных жительниц - Филинны, к которой удалось втереться в доверие.       Алкмене оставалось лишь бессильно шипеть от злости, когда она видела, как в двух храмах, посвященных Зевсу и Меркурию отправлялись службы и жертвоприношения. Горожанам было непросто, но наверное никогда до того жертвы не были так обильны, а мольбы о помощи искренними.       Суккуб целыми днями ходила по городу, внимательно высматривая все, что может ей пригодится. Новостей извне практически не было и Алкмена действовала по обстоятельствам. Она за пару недель наизусть выучила маршруты римских патрулей, все места, что находились под охраной. Даже за самим Курием ей удавалось шпионить, пусть и очень редко и то, лишь когда тот покидал цитадель. Так было и на сей раз.       Командир выглядел подавленным и уставшим, как будто уже несколько дней не спал. Лицо опциона также немного заросло, но он не обращал на это внимания, продолжая энергично руководить обороной города и его подготовкой к осаде. Выступая перед горожанами он призывал сдавать и экономить провизию, вступать в ополчение, пресекать панику и выискивать лазутчиков. Молодой опцион, теперь ставший комендантом словно постарел лет на двадцать и был больше похож на старого центуриона Цезия, нежели на самого себя. И тем не менее, он продолжал отдавать все силы на защиту Одессоса и Алкмена даже никак не могла к нему подобраться.       В один из дней гавань прибывал какой-то небольшой корабль. Про тяжелое положение Одессоса уже было известно и потому торговые суда сторонились процветающего торгового города, а римский флот на Эвксинском Понте годился лишь на то, чтобы гонять шайки пиратов. Тем больше было удивление жителей, когда небольшая либурна причалила к берегу. Разумеется Алкмена не могла пройти мимо такого события и, как и большинство горожан, отправилась посмотреть на странных гостей.       Уже по символу на парусе Алкмена понимала, что ничего хорошего ее не ждет. Там был вышит золотой орел и суккуб могла лишь гадать, что он тут делает. Подкрепление? Нет, корабль слишком мал, чтобы привезти достаточно солдат. Продовольствие? Возможно, но опять же либурной большой город не прокормить.       Пока Алкмена гадала и предполагала у гавани столпились десятки, а может и сотни людей, с надеждой смотря на прибывший корабль и его пассажиров. Курий спешно прибыл в порт и после короткого разговора с моряками, встал на один из ящиков, дабы сделать объявление. - Жители и защитники Одессоса, прибыл посланник от наместника Македонии - Квинта Гортензия Гортала с важной вестью! - провозгласил подхриповатым голосом Курий перед собравшимися горожанами, после чего отошел в сторону, дабы дать слово посланнику. Из-за усталости опциона, некоторым легионерам пришлось несколько раз повторить сказанное.       Посланец Гортала выглядел не слишком уверенно, но прокашлявшись и рассмотрев свои записи, он начал говорить. - Храбрые жители и защитники Одессоса, до наместника дошли новости о вашем тяжком положении и он восторгается вашей стойкостью и смелостью. Храбрый римлянин поведал ему о вторжении варваров в наши пределы. Он может лишь передать храбрым жителям Одессоса низкий поклон и благодарность за подвиг, который вы совершаете, защищая собой Рим и Грецию от полчищ варваров и чудовищ, - заговорил посланник, у которого в руках была маленькая дощечка с подсказками. Однако стоило признать, говорил он с выражением и духоподъемно.       Жители и защитники пока были не сильны впечатлены речью. Да, похвалу от высокого начальника слышать было всегда приятно, но легионеры и ополченцы с радостью разменяли ее на лишний мешок зерна или корзину овощей, учитывая блокаду города. И тут, будто уловив настроения слушателей посланник перешел к конкретике. - Наместник просит вас проявить выдержку, не сдаваться и стоять до конца. Идет, идет на помощь доблестная римская армия вместе с фракийскими союзниками. Не пройдет и пары месяцев как враг будет разбит и изгнан восвояси! - провозгласил римский гонец, вскинув руку, чувствуя ответственность момента.       Тоскливое и унылое выступление посланника быстро перестало быть таковым. Новость о том, что на помощь идет армия наместника воодушевила всех до единого. Подавленные жители города тут же возликовали, славя как Курия, что защитил город от монстров, так и посланника за столь благую весть. Суккуб в толпе даже потеряла посланника из виду, ибо радости людей не было предела и простому гонцу устроили овацию как победителю Олимпийских игр. - Да, спасибо. Наместник постарается помочь городу и отправит пару кораблей с продовольствием и подкреплением, если море будет безопасным, - продолжил посланник, когда овация немного стихла и позволила ему заговорить снова, перекрикивая ликование. - Вы уже совершили подвиг, добрые жители Одессоса, так продержитесь еще немного. Рим помнит о вас и защитит от иноземных варваров и чудовищ!       Дальше посланник не говорил уже ничего дельного, дойдя до простых, но очень пафосных фраз и очередных благодарностей жителям. Новости для горожан были самыми благоприятными, ведь их лишения, жертвы и страдания не оказались напрасными, а теперь оставалось лишь отстоять свой город и продержаться до прибытия армии наместника.       Алкмена же могла лишь с раздражением и злостью наблюдать за таким праздником людей. Ведь теперь из-за таких новостей ей придется, по сути, начинать работу с самого начала. Жители Одессоса были более чем воодушевлены и замотивированы продолжать свою борьбу. Разозленная лазутчица, тем не менее, не решилась покинуть город и вернуться к своим подругам. Здесь она была гораздо ценнее, чем снаружи, раз быстрый штурм не удался и начиналась длительная осада, работы предстояло более, чем достаточно и Алкмена знала, чем займется в первую очередь.