Ночные дороги

      Через Старый Лес лучше не ходить, это вам любой хоббит, даже самый маленький и непоседливый, скажет. Нечего там делать, в Старом Лесу. Там живёт всякая дичь. Не та, которую можно поймать в силки, а потом сделать аппетитное жаркое, а дичь, в смысле — жуть. А ещё там живёт Том Бомбадил, добрый и забавный малый. Да только в те времена, когда он появился на свет, доброта и забавы были совсем другими. Он очень старый, этот Бомбадил, старше гномов, древнее эльфов, он знал ещё Звёздную Первотьму. Будете ходить через Старый Лес — он и вам её кусочек покажет, и потребует, чтобы спасибо сказали, так-то!       Торин Дубощит задержался в пути. Он хотел первым оказаться у дома таинственного взломщика, мистера Бэггинса, которого так рекомендовал им волшебник. Нужно посмотреть на возможного участника похода, возможно, ещё раз обсудить это с Гендальфом. В окрестностях Шира он раньше не бывал, но отыскать нужный дом, то есть нору, будет нетрудно. Во всяком случае, так казалось днём.       Ночь наступила как-то уж слишком быстро. Кажется, солнце ещё не успело полностью скрыться за деревьями, а в следующий миг небо уже наливается бархатной синевой. Лес вокруг меняется не так стремительно. А может просто гном, который лучше знает горные и подгорные тропы, не сразу это замечает. Деревья вокруг всё старше и толще, ветки их сплетаются над тропой, закрывая темнеющее небо. Куда его майар завёл? А ведь и вправду завёл.       Торин спрыгивает с пони на берегу ручья. В воде отражается уже абсолютно чёрное небо, первые звёзды и луна: полная, багрово-жёлтая, противная и завораживающая. На небе, кстати, виден только тонкий серебристый месяц. Гном недовольно фыркает и зачерпывает воду из ручья. Пони испуганно взвизгивает, пятится назад и исчезает в кустах. Слышен чей-то смех, радостный и громкий, тихая эльфийская песня и нежный женский голос, как журчание ручья.       Ночь кружится вокруг Торина и ложится перед ним круглой поляной и развилкой на ней.       Направо.       Направо идти легко, тропинка стелется под ноги сама. Плывёт в воздухе пьянящий запах ночных цветов, в траве копошится кто-то мелкий и безопасный. На небе ни облачка, звёзды смотрят на гнома ласково и внимательно. Именно так и бывает, когда идёшь домой. Домой.       За поворотом появляется изгородь, пышные цветущие кусты, дорожка и дверь. Дверь голубого цвета с серебряной ручкой и золотистым колокольчиком. Торин привык жить в домах людей за прошлые годы, но это не дом людей, это символ. Тот самый Дом.       Торин делает несколько шагов в сторону от тропинки и смотрит в окно. Там гномка накрывает на стол. Она смеётся, глядя на играющих у камина детей, она ждёт мужа. Она прекрасна: в волосах её золотом блестит королевская диадема, одежды цвета рода Дурина. Она — тоже символ.       Посмотри, Торин Дубощит, Король-без-Горы! Не нужно никуда ходить, ты и без Горы остаёшься королём, ты будешь счастлив!       Счастлив-счастлив-счастлив... Эхом звучит в ушах Торина. Он поднимает голову к небу, чтобы посмотреть на звёзды, и, может быть, чтобы прогнать слёзы из глаз. Они все могут просто пойти домой, к тем, кто их ждёт...       — Просто быть счастливыми, — шепчет гном и вздрагивает.       За домом полыхает огонь. Он охватывает всю Арду, катится с востока волной, его не остановить. В огне исчезает всё больше и больше людей, эльфов, гномов. В огонь шагают ещё двое: Фили и Кили — не оглядываясь, не задумываясь. В небе уже не видно звёзд, его закрывают огромные распахнутые крылья дракона, воздух дрожит от жара и криков. Верхом на драконе сидит тёмный. Он — смерть.       Торин закрывает глаза, но даже так продолжает видеть горящие горы и тела знакомых гномов, тела племянников. Он отворачивается и бежит обратно по тропе, бежит с закрытыми глазами, пока не спотыкается о камень и не летит в траву.       Да, здесь он уже был.       Абсолютно ровная круглая поляна.       Серый, заросший мхом камень в середине. Несколько тропинок в разные стороны.       Торин поднимается на ноги, отряхивает одежду, трёт глаза. Глаза болят, словно гном слишком долго смотрел на солнце. Уж лучше бы он смотрел на солнце. Торин подходит к камню, осторожно проводит пальцами по надписи: "Направо пойдёшь — счастливым будешь..." Сдирает мох и видит продолжение: "... сколько сможешь."       — Нисколько не смогу, — ворчит гном и уходит к другой тропе. В спину ему смотрит семья, которой не будет, дети, которые не родятся, — нисколько не смогу.       Налево.       Тропа налево извилистая, заросшая жёсткой травой, нехоженая. По ней можно идти только одному. Небо тёмное, чёрно-серое, дурное — ни звёзд, ни луны, ни желания вообще туда смотреть. Торин пробирается упрямо, отбиваясь от веток, что цепляют его за одежду, отмахиваясь от мерзких насекомых, что лезут в лицо. Это такая ерунда, что ему какие-то паучки. Он и один сумеет выдержать любые трудности, лишь бы всё удалось, все остались живы. Он не возьмёт в поход ни мальчишек, ни воинов, ни взломщика, ни даже волшебника. Он справится сам. Даже если и погибнет, то в одиночку, никого за собой не потянет — лишь бы не зря.       За новым поворотом открывается новое видение. Одинокая Гора прекрасна. Солнце ласкает её склоны, окрашивает в янтарь и рубин, ярко серебрятся воды Долгого озера. Торин видит себя в мифриловом доспехе, в короне с Аркенстоном, с безумной улыбкой, но не успевает об этом даже задуматься. Всё видимое пространство вдруг превращается в поле боя. Нет армий, нет боевых построений, только свалка, кровь и пепел, насколько хватает взгляда. Почти сразу Торин видит всех тех, кого на этой тропе оставил, не взял с собой.       — Таких попробуй не возьми, — побелевшими губами шепчет гном.       Они гибнут один за другим: мудрый Балин — куда в его-то возрасте лезть под орочьи клинки, Двалин, пытающийся защитить всех вокруг и забывающий о себе, Бомбур, своим бездыханным телом придавливающий насмерть варга... За ними взлетают в воздух страницы, исписанные мелким аккуратным почерком Ори, на землю падают мальчишки. Кили опять полез с луком врукопашную, ну что за ребёнок. Всё, дальше можно не смотреть.       Чёрная тень затягивает всю Арду в видении Торина, но Король-без-Горы уже идёт обратно, в мутную лесную ночь. В голове стучит в такт шагам: "Зря. Зря. Зря." Под его твёрдой поступью тропа выпрямляется и выводит к поляне и камню вдвое быстрее. На камне сидит ворон, перья блестят в лунном свете. Птица насмешливо наклоняет голову и каркает:       — Зр-р-ря!       Торин ловит ворона за клюв и пристально смотрит ему в глаза: птица пытается пятиться, машет крыльями, но хватка у гномьего короля железная.       — Не зря, а напрасно, — наставительно проговаривает Торин и отталкивает птицу. Ворон падает с камня, обдирая когтями мох, отпрыгивает к краю поляны, что-то ещё каркая себе под клюв, но на гнома глядит уже с заметным уважением.       На камне написано: "Налево пойдешь — коня потеряешь". И чуть ниже: "и вообще, всё потеряешь, не ходи туда."       — Не пойду, не пойду, коня верни. В смысле, пони, — Торин оглядывается, призывно свистит. Из ниоткуда вдруг появляется его пони, живой и здоровый, только взгляд у него малость ошалевший. Гном скармливает бедному животному последнюю морковку. — Ты, интересно, чего насмотрелся?       Он садится верхом и едет прямо. И опять не читает надписи на камне. А что читать, и так всё понятно.       Прямо. Только вперёд.       Зелёная круглая дверь. Светящаяся руна. Голоса друзей.       — Гендальф. Ты говорил, это место будет нетрудно найти. Я заблудился. Дважды.       Гендальф стоит на пороге смешного хоббичьего жилища и раскуривает трубку. В норе уже всё затихло, угомонились и уснули гномы, разнервничался и забылся сном хозяин. Волшебник стоит на пороге и смотрит на Старый Лес. Напрасно Торин поехал этой дорогой, да ещё в такую ночь. Нужно будет поговорить об этом камне с Бомбадилом и знатно его отругать... Или же отблагодарить, там посмотрим.       Гендальф смотрит в ночь и видит всякую жуть. К сожалению, им нужно именно туда, в эту самую жуть.       Только вперёд.