***
Ароматная шипучка брызнула во все стороны, как праздничный салют. Макс и Пат запищали от восторга, глядя на то, как мистеру Уилсону приходится вытянуться вперед, чтобы не забрызгать себя. Стрекот вентилятора вторил их заливистому смеху. Пили лимонад молча. С жадностью. Приятно-холодный, напиток вызывал лёгкие мурашки по коже и ощущение, словно в животе поселился огромный кашалот. — Так вы расскажете нам историю, мистер Уилсон? — смело спросила Лиззи, садясь на деревянный пол и прижимая ноги в пёстрых кедах к груди. — О чём же вам рассказать сегодня? — мистер Уилсон откинулся на спинку кресла, задумчиво касаясь пальцами мокрого пятна на свободной футболке. — О приключениях! — живо воскликнул Макс. Приключения. Что же ещё, в самом деле, нужно послушать детям? Мистер Уилсон вытянул ноги и заговорил. История начиналась жарким летним днём. В один из тех дней, когда настолько жарко, что и детям не хочется выходить из прохладных домов. Друзья — их было шестеро — по поручению Мудрого Человека направились к… — К мистическому колодцу, — сказал один из них. — Постойте, — растерялся мистер Уилсон. — К какому колодцу? — Мистическому, — робко повторилась Лотти. — Знаете, у таких колодцев обычно загадывают желания. — Ну что же… Мистический колодец находился в горах. Там, где летний зной уступает место почтенной влажной прохладе, а корни деревьев проступают над поверхностью, словно вот-вот готовы сдвинуться с места. Таился он в разломе между древних замшелых скал. Мудрый Человек верил, что этот колодец… — Позволит ему вновь нормально ходить. — Позволит ему… Лиззи, ты хочешь закончить за меня, — мистер Уилсон внимательно посмотрел на девочку, которая смутилась. — Простите, мистер Уилсон. Я подумала, что Мудрый Человек послал друзей к Мистическому Колодцу, чтобы они загадали желание. А какое может быть желание у человека, если он не может пойти и загадать его сам? — испытывающий взгляд зелёных глазищ уставился на мистера Уилсона. — Может быть, он очень стар, поэтому не идёт сам? — Он вовсе не стар, — ляпнула Лотти. — Ему чуть больше тридцати. И он красивый. — Вот как, юная мисс? — мистер Уилсон приподнял бровь, скрестив руки на груди. — Может быть, вы сами знаете, каково будет продолжение истории? — Я знаю! — вступился Пат. Мудрый Человек был далеко не стар, но не мог ходить. Никто не знал, что и когда произошло с ним. Многие предполагали — да — но никто не знал наверняка. Кто-то говорил, что он упал со скалы. Кто-то, что неудачно ездил верхом на стальном коне. Вот только истина была одна: не мог Мудрый Человек уйти далеко от дома. Максимум — в соседнюю лавку, которую держал Остролицый Торговец. Порой Остролицый Торговец сам приходил к Мудрому Человеку. Приносил ему спички и табак, запах которого оседал в носу и заставлял громко чихать шестерых друзей. Они любили долго разговаривать летними вечерами, наблюдая с плетёной веранды за тем, как солнце медленно опускается за горизонт. Именно Остролицый Торговец однажды сказал: «Знаете, мой старинный друг, в горах, в разломе между древних замшелых скал, есть один колодец. Мистический Колодец. Стоит там загадать желание, как оно тут же исполнится». Казалось, это было лишь шуткой, но Мудрый Человек задумался. В любой сказке есть лишь доля сказки. — Интересные мысли звучат в вашей истории, — немного растерянно признался мистер Уилсон, глядя над головами детей через дорогу. Туда, где находился небольшой табачный магазин. — Значит, наша история не хуже вашей? — бодро спросил Пат. — Ни в коем случае. Даже лучше, возможно… Но есть ли у неё окончание? Что у вас случилось с Мудрым Человеком? — Он излечился? — предположил робко Макс. — Ему помогли медики? — более рационально заметил Квен. — Может быть, Остролицый Торговец начал заботиться о нём, и помощь Мистического Колодца уже не требовалась? — Лотти прижала ладони к груди. — А я думаю, что друзья в первую очередь отправились искать Мистический Колодец, — заметил Эван. — Ведь у нас приключения. Наверное. — Простите! — отвлёк их взрослый голос. — Простите, мистер, вы не видели здесь девочку: средний рост, тёмные волосы. Она была в летнем платье и… — Брат! — Лотти сама поднялась на ноги, выглядывая из-за плетеной ограды, около которой они с Лиззи сидели. — Шарлотта! — у Брата был усталый взгляд и глупая ковбойская шляпа. — Ты напугала меня! Я уже несколько часов хожу по городу и пытаюсь тебя найти! — Можешь не волноваться, — вступился за нового члена Стаи Квен. — Мы бы вернулись к вечеру. И она тоже, — он чуть нахмурился. — Я верю, — спокойно ответил Брат, — но она могла позвонить. — Кто пользуется телефонами во время приключений? — возмутился Квен. Стае показалось в этот момент, будто они играют в какие-то странные, взрослые гляделки. Пытаясь проникнуть в сознание друг-друга или загипнотизировать. — Наверное, тот, кто не инфантилен? Вопрос заставил отступить перед Братом. «Стоит ли спорить со взрослым глупцом?» — рассудил здраво Квен. Что рассудил Брат, укоризненно глядя на Лотти, мог знать только он сам. Или другой Старший Брат из согласившихся обменять себя на ключи от автомобиля, кредитную карточку и возможность жениться. — К тому же, — смягчился Брат, — так намного легче избежать недоразумений. И волнений от родственников. Неужели вас никто не ищет? Стая стушевалась. Их никто не искал. — Давайте лучше выпьем чая, — предложил мистер Уилсон. Пили чай. Прохладный, с кубиками льда. Лотти и Лиззи сидели рядом, порой переглядывались, пытаясь слушать разговоры, но не в силах толком этого делать. Пат что-то громко и вдохновенно рассказывал. Мистер Уилсон посмеивался над ним. Квен чуть сердито поглядывал на Брата, а тот выглядел виноватым.***
Лето шло стремительно. Путешествия, кажущиеся бесконечными в яркие летние дни, когда солнце жжёт макушку, вынуждая через каждый час искать тёмное, прохладное место. Ночи — такие короткие, но пламенно-жаркие, когда больше хочется смотреть на звёзды, чем спать. Каждый из членов Стаи обожал это время. Сразу появлялось ощущение собственной вечности, которая удивительным образом укладывалась в три коротких, но столь ярких месяца. Время любви. Всё ощущается по-особенному, когда сидишь ночью на берегу безбрежного моря, глядя на лунную дорожку. «Лишь бы этот миг не заканчивался», — думала Лиззи, сидя на мягком песке. Рядом лежал Квен, смотрел на звёздное небо и тихо напевал дурацкую песню из восьмидесятых. Макс, Пат и Эван спали, кажется. — Это так странно, — тихо заметила Лотти. — Странно? — удивилась Лиззи. — Конечно… Неужели ты не понимаешь? Я совсем не подхожу вам… С трудом катаюсь на роликах, не всегда поспеваю за вами… — Лотти грустно вздохнула. — Иногда мне кажется, что я совсем чужая здесь. — Ты не чужая! — с жаром ответила ей Лиззи. — Ты и Брат живёте здесь уже… Не меньше месяца! Я потерялась во времени немного… Но кажется, будто мы знакомы больше жизни… Девочки замолчали, неловко размышляя о прозвучавших словах. Они показались такими наивными и глупыми, что стало неловко. Волны шумели, накатывались на песчаный берег пенными валами, заставляли вспомнить старую сказку про Русалочку, которая в конце обратилась такой же белой пеной. Тосковать не хотелось, но отчего-то именно сейчас нахлынуло чувство пронзительной печали. — О чём ты думаешь? — тихо спросила Лотти, пытаясь отогнать наваждение. — Не знаю, — призналась Лиззи. Ей было трудно понять собственные мысли. Они смешивались со строчками знакомых песен и шумом волн. Где-то на границе сознания строчки из «Сельских дорог» перетекали плавно в «Отравленное сердце», хотя общего между этими песнями ничего не было. — Я действительно хочу покинуть этот мир, — напела тихо Лиззи, а потом усмехнулась. — Покинуть мир? — растерялась Лотти. — Это из Рамонес… Часто, когда Отец приезжает домой, вечерами он включает музыку на старом кассетном магнитофоне. Я знаю, что с мамой он познакомился именно благодаря кассетному магнитофону… И двум песням на одном микстейпе — хотя раньше это не называли микстейпом… — Что это были за песни? — «Отравленное сердце». Рамонес. И «Приведите меня домой, сельские дороги» Джона Денвера… Отец чувствует себя паршиво каждый раз, когда слушает их, — Лиззи затихла. Она вспомнила Отца и то, что он уже долгое время не улыбался. Только работал, иногда позволял себе закрыться в комнате, включить музыку и… тосковать, вероятно. Взрослые не умеют плакать. Они теряют этот дар, когда получают работу и то, что называют «ответственность». Ответственный человек просто не имеет времени и возможности остановиться в окружающем его бурном потоке жизни и заплакать. — У моего Брата тоже есть такой сборник… Правда его причины чувствовать себя паршиво не столь… Серьёзные… — пробормотала Лотти. — Не говори так, — Лиззи покачала головой, — Не бывает таких причин. — Каких? — Несерьёзных. Несерьёзными могут быть люди… Или какие-то события, вроде ярмарок или фестивалей. Причины, какими бы они ни были, для каждого человека всегда серьёзны… Или ты мне не веришь? — Лиззи взглянула на Лотти внимательно и немного строго. Та растерялась. На самом деле она никогда и не интересовалась причинами, по которым Брат мог расстраиваться. Он всегда казался слишком взрослым и правильным, чтобы спрашивать его о подобных вещах. Лотти смутилась и отвела взгляд. — Как думаешь, скоро мы станем такими же, как Отец или Брат? — тихо спросила она, чуть подумав. — Надеюсь, что, как Квен, никогда, — призналась Лиззи. — Почему? — Посмотри на Квена… Он скоро пойдёт в колледж, но всё равно остаётся с нами. Ему можно водить машину, но он предпочитает велосипед. Зато ему не в тягость присматривать за Максом, а ещё он может любить, что угодно… И кого угодно, — последние слова она произнесла гораздо тише. — А взрослые? — заупрямилась Лотти. — Они тоже могут любить, что угодно. И уж точно кого угодно! Это я могу точно сказать… — Прям точно? — Лиззи лукаво сощурилась. — Откуда знаешь? — От брата, — ляпнула Лотти. — Он всегда мне говорит, что любить можно кого угодно. Неважно, как его зовут, как он выглядит… Он говорит: «Если с человеком можно сесть около окна и всю ночь слушать музыку из восьмидесятых, то остальное теряет малейший смысл», — она попыталась повторить интонацию Брата, даже сделала жест, которым он обычно поправлял свою дурацкую ковбойскую шляпу. Они рассмеялись, склонив головы друг к другу. — Мне нравится эта мысль, — призналась Лиззи. — Им, — она кивнула на мальчишек, — тоже понравилось бы. Квену так точно. — Разве он не слышит, о чём мы говорим? — удивилась Лотти. — Он пару минут уже ничего не напевает. Наверное, заснул… А может просто подслушивает, — Лиззи пожала плечами и оглянулась через плечо. Квен, возможно, лишь прекрасно делал вид, что спит. В любом случае, для девочек это уже никакого смысла не имело. Они вновь замолчали, глядя на темные волны, ворчащие около берега. Как древние старики, бранились на засидевшуюся до поздней ночи малышню. Казалось, будто можно услышать их слова: «И чего же, как приличным, дома не сидится? В такую ночь только хулиганы шастают, а приличные молодые люди спят дома!» Вот только как же тут заставишь себя уйти домой, когда сейчас весь мир застыл вокруг, а в воздухе разливается приятный солёный аромат прохлады. Днём такого не ощутить. «Странное что-то происходит с нами», — задумалась Лиззи, но сама не поняла, почему. Слова, которые Лотти передала от Брата, пробирались в сознание, заставляя чувствовать себя странно. Когда ты ребёнок — даже подросток — при всей свободе зависишь от решения родителей. А когда ты взрослый? От кого зависят взрослые? Законов и правительства, вероятно. Вот только могут ли законы и правительство запретить заниматься любимым делом? Может быть. «Ведь почему-то люди мучаются на нелюбимой работе? — Лиззи закусила губу. — Отец, например… Он ведь ненавидит работу на этом заводе, разве нет? Но почему-то продолжает…» Она тряхнула головой, заставив рыжие кудряшки вздрогнуть. Вспомнился почему-то мистер Уилсон. Он был взрослым, но не казался таким уж несчастным. Особенно когда общался с ними… Или с владельцем табачной лавки. Могли ли они, как выразилась Лотти, сидеть около окна всю ночь и слушать музыку из восьмидесятых? Или не восьмидесятых? Мистер Уилсон всегда говорил, что ему нравятся Битлз. Живо себе представила Лиззи картину того, как мистер Уилсон и владелец табачной лавки сидят так же, как они сейчас, на берегу. Между ними наверняка старый проигрыватель для виниловых пластинок. Игла касается винила, издавая лёгкое шипение. Трость мистера Уилсона лежит рядом с ним. «Нет. Не так… Проигрыватель должен стоять в стороне, а они… Они могут сидеть и ближе друг к другу, вероятно… Может быть, мистер Уилсон может положить голову ему на плечо?» — мысль эта заставила растерянно улыбнуться. Ведь никто им ничего не скажет! И никто не запретит сидеть так хоть всю ночь напролёт. Разве это не прекрасно? — Что-то не так? — тихо спросила Лотти. — Не знаю, — призналась Лиззи. — То, что ты сказала… Сейчас я думаю об этом… Может быть, это означает, что вырасти не так уж и плохо? — Я не знаю… Может быть… — Лотти неловко улыбнулась. — Особенно если ты пообещаешь мне, что мы сможем сидеть около окна всю ночь и слушать музыку из восьмидесятых. Вместо ответа Лиззи взяла Лотти за руку. Лунная дорожка ярким лучом искрилась в тёмной воде. Лотти улыбнулась.