Пепел на губах

      Тихая ночь — ничем не отличимая от предыдущих. Тот же камин, та же комната, те же виски, которые так нравились тебе. Только мир другой — серый, пустой... Мертвый.       За окном метель. На улице так же холодно и пусто, как и в моей душе. Одинокий уличный фонарь мигает, затухает и вспыхивает снова. Убрать к чёрту! Слишком сильная боль, слишком невыносимая. Дайте мне обезболивающее и я клянусь, мне больше ничего не нужно.       Серебристые нити луны то и дело пытаются проскользнуть сквозь плотную ткань штор. Они хотят побеспокоить мой покой. Вон! Никого не хочу видеть. Ничего не хочу слышать, чувствовать. Хочу просто забыться. Всё равно как, главное, чтобы не чувствовать эту боль. Как будто внутрь зашили горсть гвоздей. И эта горсть шевелится, царапает легкие, холодит желудок и пронизывает сердце. Как бы сейчас хотелось отвлечься от этих мерзких ощущений.       Пустая комната, пустой дом. Спасибо за это Мастеру. Кому, как ни ему чувствовать всё, что происходит со мной сейчас. Прошел ровно месяц с того рокового дня. Казалось, чувства должны были притупиться, оставив место смирению и пониманию, но нет. Я до мельчайших деталей помню ту злополучную ночь, что обернулась для всех нас кошмаром.       Воспоминания проносятся перед глазами одно за другим, вновь заставляя окунуться в кровавый омут. Тело словно пробивает молнией, ломая каждую кость, сжигая каждую клетку. Прости меня...       Я не смог тебя спасти, просто не успел. Я ненавижу себя за это. Не уберёг, не спрятал, не защитил...       Их было слишком много. Удар. Защита. Нападение. Снова защита и снова удар! Вокруг болезненные крики и жалобные стоны.       Когда всё закончилось, я повернулся туда, где должен был стоять ты. Живой, невредимый, с победоносной ухмылкой на лице. Но я увидел только неподвижное окровавленное тело на сырой земле. Кажется, сердце пропустило удар. Помню, как кричал твоё имя. Так громко, что заложило уши, а в висках застучало болью. М-21 — забавное, необычное и самое прекрасное имя. Почему я осознал это только сейчас? Преодолев немалое расстояние, разделявшее нас, я оказался возле тебя и упал на колени. А дальше… Дальше воспоминания проносятся рваными клочками. Помню, как прижимал к себе твое холодное и безжизненное тело. Торопливо шептал что-то, переходя на хрип, целовал твоё мокрое от дождя лицо, умолял открыть глаза. Но ты меня не слышал. Как же я ненавидел тебя в этот момент! Как ты посмел покинуть меня? Почему ты сдался?       А потом были похороны. Тогда мне казалось, что вместе с тобой ушла часть меня. Та часть, что способна любить. И пусть... Они молчали. Порой украдкой поглядывали в мою сторону, но молчали. Что они могли сказать? Было только немое утешение, порой, совсем редко, сопровождающееся тяжёлыми вздохами (кто-то не выдерживал). Они даже не представляют, каково это — потерять любимого человека. Осознавать, что его больше нет, что ты никогда не сможешь его обнять, никогда не сможешь поцеловать, прижав у ближайшей стены и услышать взамен недовольные рычания. Поругаться с ним, черт возьми, а потом подойти и обнять, чтобы снова поцеловать. Запустить пальцы в пепельные волосы и притянуть ближе, так, чтобы его тело плотно прижималось к твоему. Больно и страшно осознавать, что ты больше не сможешь просыпаться по утрам и видеть, как в его волосах запутались лучи утреннего солнца. Не сможешь прильнуть губами к обнаженной спине и провести влажную дорожку поцелуев, сосчитывая каждый позвонок, услышать довольное потягивание на смятых простынях — последствие бурной ночи. Их тоже больше не будет.       Привычный полумрак в комнате. Тихое потрескивание и пощёлкивание дров в камине, неторопливое тиканье секундной стрелки по циферблату и тяжелый вздох. Свет от камина падает на мокрое от слез лицо. Я не помню уже сколько так сижу. Час? Судя по выкуренным сигаретам гораздо больше. Остекленевшие глаза прикованы к страстным языкам пламени в камине. Надо же, они так тесно сплетаются друг с другом. Мне это кое-что напоминает.       Залпом выпив остатки виски в стакане, яростно бросаю его в камин, отчего плотно сдерживаемая тишина рвётся звоном разбитого стекла и беспокойным вспыхиванием огня. И снова к горлу подкатывает огромный ком слёз. Сжав в зубах очередную сигарету, вслепую тянусь к зажигалке и задеваю пепельницу. Горка рассыпается по стеклу журнального столика от неуклюжего движения. Дрожащими руками пытаюсь щёлкнуть зажигалкой, но тщетно. В конце концов, просто роняю её у ног и, потянувшись к губам, медленно убираю сигару. Никогда не чувствовал себя таким... омерзительно слабым.       Голова непроизвольно поворачивается в сторону окна. Потерянный и отдалённый взгляд цепляется за тонкую и светлую нить между задвинутыми шторами. Светает.       В комнату пробился солнечный луч. Затем ещё один и ещё. Я поморщился и отвернулся словно вампир, потревоженный светом дня — глаза еще не привыкли. Встав и направившись к окну, я опасливо прикоснулся кончиками пальцев к плотной ткани штор и раздвинул их в стороны. Взгляд метнулся к небу. Цвет небосвода менялся от розового к фиолетовому, а над крышами домов всплывала золотая полоса.       — Ещё не всё потеряно, — в горле застрял неприятный ком, мешая хриплому голосу рваться наружу. Я глубоко вдыхаю и, слабо улыбаясь, едва слышно шепчу:       — Дождись меня…