Linda

Ты приоткрыла дверь. Красивый молодой человек сидит перед зеркалом и старательно подводит глаза тонкой кистью. Его светлые кудри откинуты назад женским ободком, на нем легкое лиловое платье, на ногах туфли на высоком каблуке. Из старого приемника льется непонятная тебе новомодная музыка. Он не видит тебя, продолжает украшать свое лицо. Касается пальцем своего носа, недовольно морщится. Наносит блеск на скулы цвета топленого молока. Музыка в приемнике меняется, и старый добрый Каэтану затягивает своим медовым голосом. Fonte de mel Nos olhos de gueixa Kabuki, máscara Choque entre o azul E o cacho de acácias Luz das acácias Você é mãe do sol Парень недолго терпит боссанову, тянется тонкой рукой и выдергивает шнур из розетки. Ты усмехаешься. - Красивая, - шепчешь ты. Он резко поднимает взгляд на тебя, ты улыбаешься. - Тётя… - он явно не рад тебе. - Você é linda, mais que demais, vocé é linda sim… - Прекрати, - он встает, поправляя подол коротенького платья. Ты с тоской наблюдаешь, как он прячет свои кудри под париком. Теперь перед тобой девушка. Высокая, стройная, действительно красивая. Но тебе невозможно жаль. - Чего смотришь? - Закрой рот, милая. Отворачивается, ходит по комнате, собирает вещи в сумочку. - Он приедет? - Конечно приедет. - Не надоел еще? - Надоест, дам тебе знать… - Выпороть бы тебя. - Ты мне не мать. - Вот именно, рука то у меня потяжелее будет… Быстро набирает номер, щелкая по клавишам длинными ногтями. Прижимает трубку к уху. Ждет. Скидывает. - Не отвечает? - На работе, наверное. - В десять вечера? Ты его переоцениваешь, детка. - Хватит! - Не волнуйся, он приедет. - Знаю… Ты улыбаешься. Если бы чеширский кот был кошкой… - Тебе не надоело ходить в халате? - А я никого не жду. - Понятно, - кривит губы, хочет выйти из комнаты, ты загораживаешь проход. – Можно? - Куда? Хлопает накладными ресницами. - Тебе-то какое дело? - Ты не забывай, что пока ты в моем доме… - Да да да, ты за меня отвечаешь. Надо было об этом думать, когда из меня шлюху делала! Ты крепко держишь хрупкое запястье, которое, кажется, вот-вот сломается. - Больно… - скулит. - Повтори… - Пусти! Больно! - Повтори, что сказала… - Тетя! – она вскрикивает, ты отпускаешь. Трет покрасневшую кожу. – С ума спятила? Пощечина. Звонкая. Тебя не трогают проступившие слезы. - Еще раз скажешь, что это я подложила тебя под него… - Я больше вообще ничего не скажу. - Да сам Бог не заставит тебя замолчать…Сэзария… - Что? - Сиди, жди, когда приедет. - Еще чего… - Что, сама за ним поедешь? - Поеду, если надо… - У тебя хоть гордость есть, раз стыд весь потеряла? - Шлюха говорит мне про стыд, - она падает в кресло, прикуривает сигарету. Тонкую, легкую, как она сама. - Шлюха еще многому может тебя научить, милая… - Я устала от тебя… - Заказать билет в Лиссабон? - Спасибо… не бойся, скоро я уеду отсюда. - Это куда это? Не к Витору ли? - Именно… - Все еще веришь в сказки? - Все еще злишься на меня? - Что ты, радость моя, - подходишь, целуешь в лоб. - Знаю, что злишься. Только это закон джунглей, тетушка… - Как бы этот удав не сожрал тебя, горе ты мое, - ты поправляешь темно-зеленый халат, откидываешь тяжелые каштановые кудри, присаживаешься на подлокотник кресла. Проходит час. Вы допиваете свой крепкий кофе. Ты докуриваешь сигариллу, Сэзария выкуривает пол пачки своих сигарет. Сначала набирала его номер каждые пять минут, сейчас просто с тоской смотрит на свой телефон. Тебе немного больно видеть ее такой, но ты прекрасно помнишь, как это бывает с ним. И нужно очень сильно обжечься, чтобы понять, как он опасен этот старый дракон. Ох, португальские мужчины… ты то можешь сказать, что не видела мужчин красивее. О, Порту! Северный город. Суровый океан. Суровый любовник. Совсем не похож на лиссабонских болтунов, что так красиво говорят и сами любят не меньше твоего. Но не Витор… он любит лишь себя. Ну и может быть тебя, совсем немного… но уже давно совсем не той любовью… - Я заварю еще кофе? – ты забираешь у племянницы чашку. Она лишь кивает в ответ. Ты возвращаешься с кофейником. Она лежит на кровати, уставившись в потолок. Снова курит. Ты подходишь, шурша подолом халата, отнимаешь сигарету, тушишь. - Поднимайся, - протягиваешь руку. Она закрывает глаза. - Он не придет, да? - Я не знаю… - Позвони ему. - Еще чего! Вставай, выпьем кофе. - Не хочу кофе, его хочу. Боль меняет твое суровое лицо, ты смотришь на эту бабочку прибитую к кровати, и ты знаешь, что она уже никогда не сможет летать. - Сэзар, - ты силом поднимаешь ее. Она прижалась к тебе, ты обнимаешь, нежно, ласково гладишь по волосам. - Не называй меня так… - Ты ж моя девочка, - ты обнимаешь ее иначе. Крепкое мужское объятье – вот что ей сейчас нужно. Шелковый халат соскальзывает, обнажая твои широкие плечи и мужскую грудь. Она тыкается лицом как котенок, трется щекой. Твои ладони прижимаются к ее спине, чувствуя бюстгальтер под тонким платьем, ты улыбаешься. - Ты мужчиной пахнешь… - Тсс, - подхватываешь ее, сажаешь на кровать. Она смотрит на тебя своими восточными глазами. Ей страшно. Халат уже совсем не держится на тебе, и ты развязываешь пояс, позволяя ему упасть к твоим ногам. На тебе мужские плавки, и она смотрит на них, потом снова на твое лицо без макияжа, на твою грудь. Шмыгает и прячет лицо в ладонях. - Не надо, - ты садишься на корточки перед ней, целуешь ее холодные руки, плечи, спускаешь лямки платья. Она охает, держась за него, не позволяя себя раздеть. Ты стягиваешь с нее парик, освобождая медовые кудри, зарываешься в них пальцами, прихватываешь ее за затылок и целуешь. Она упирается ладонями тебе в грудь, царапается. Ты прикусываешь ее губу, толкаешь на кровать, разводишь ее ноги в чулках. - Тетя, - вздыхает, и ты тихо смеешься. - Я бы попросил… Нанду, ты же звал меня так когда-то… - Сумасшедший… Туфли спадают с ее ножек на пол. Ты осторожно снимаешь с нее чулки, сначала один, потом второй, оставляя влажный поцелуй на коленке. Задираешь подол, а она стыдливо тянет его вниз. Не церемонясь переворачиваешь ее на живот. Она ругается, грязные слова, ругает как любовника. Как мужчину. Расстегиваешь замок, и платье само плывет с ее тела. Проводишь обеими ладонями по спине, она прогибается, и ты начинаешь тяжело дышать. Отстраняешься. Она тут же садится, поджимая под себя ноги. Напугана, возбуждена. - Что за игры? - Тебе не нравится? - Ты точно спятила… - Это уж точно, когда приютил тебя здесь, - ты трешь ее румяную щеку, она прячет взгляд. – Разденься… Удивленный взгляд. - Разденься для меня. Ты встаешь, выключаешь свет, оставляя только тусклый ночник. Протягиваешь руку, помогаешь ей встать. Она смущается, но послушно подходит к тебе. Обнимаешь за талию, целуешь в щеки, в губы, шею, облизываешь мочку, прикусываешь, сжимаешь ее тело, чувствуешь, какая она худенькая, какая хрупкая. Она обвивает твою шею руками и всем телом прижимается к тебе. Ты стонешь. - Перестань, - просишь ты. Она делает шаг назад, ловко расстегивает застежку бюстгальтера, пальчиками скидывает лямки, и он все еще держится на ней. Ты смотришь на нее голодными глазами, обжигая взглядом ее грудь. Она опускает руки, и серое кружево падает на пол. Ты глотаешь воздух. Прижимаешь ладони к бледной груди, чувствуешь твердые соски, мнешь мальчишескую грудь. - Мой мальчик, - хватаешь его на руки, кладешь на кровать, наваливаешься сверху. - Нанду… Ты целуешь его страстно и долго, до тех пор, пока он сам не начинает стягивать с тебя плавки. Ты закрываешь глаза, а он лижет твою шею, кусает, шепчет что-то и постоянно всхлипывает. - Тебе идет твое тело… - Не смотри на меня. - Ты очень красивый, милый. Ты был бы прекрасным мужчиной. Его губы дергаются, и слезы текут по щекам. - Но я не мужчина… - Я знаю, minha menina… Но я скучаю по тебе. По мальчику, который играл со мной. - Который подсматривал за тем, как его дядя переодевается в женское платье по ночам, и уходит до утра. - Мне жаль… - А мне нет… - Витор не лучшее, что ждет тебя, Сэзар. - Откуда тебе знать? - Я просто знаю… - Потому что он любит тебя? Только тебя… Ты накрываешь вас одеялом, ложишься рядом, ласкаешь его грудь, спускаешься ниже, забираешься под кружевное белье. Он стонет. Стонет как девушка. Как давно ты не был с женщиной. Вечность… Он забывает всё рядом с тобой, обнимает, ластится, просится, а в твоей голове только его слова «только тебя…он любит только тебя». Ты сидишь на краю кровати, куришь ее сигарету. Ссутулившись, без одежды, со спутанными волосами, с глубокими морщинами на лбу. Затягиваешься и выпускаешь дым. Он так и не позвонил. Сэзария смотрит на себя в зеркало, застегивает бюстгальтер, надевает короткую сорочку. Ты слегка улыбаешься. Девчонка. Старается быть красивой даже для тебя. Оборачивается, смеется. - Ты такой мужик сейчас. Ты тоже тихо смеешься. - Нравится или нет? - Не знаю, - жмет плечами. – Просто. Мне неловко даже. - Неловко? – ты расправляешь плечи, смотришь на нее. – А полчаса назад тебе не было неловко? - Тё… Да ну тебя, - обиделась. Телефон задребезжал. Она встрепенулась, подбежала, тут же ответила. Бедное дитя. Ты поспешил надеть свой халат. Затушил сигарету. Через пару секунд трубка полетела в стену, и твоя племянница обмякла и упала в кресло. - Что? - Ничего… - Сэзария… - ты протянул руку, она резко ударила по ней. Ты нахмурился, присел перед ней, погладил по коленям. – Ну что? - Оставь меня, - снова слезы. - Почему ты меня так ненавидишь? - Ненавижу? – он всхлипнул, размазывая макияж, уже не заботясь о том, как он выглядит сейчас. – Ненавижу? Да я всю жизнь хотел быть тобой! Одеваться как ты, нравиться мужчинам как ты, говорить как ты, курить как ты, любить тот же кофе, те же цвета, того же мужчину… - В последнем ты особо преуспел, дорогой, - ты прижимаешь его к себе, почти сажая на колени. - А потом я понял, что ты несчастен, ты чертовски одинок… и я не хочу быть как ты. Я не хочу состариться в этом чертовом борделе с кучей старых проституток. - Я старый… - Нет… - Ну не старше его… - Нанду, - он заревел в голос, повис на твоей шее. - Что мне с тобой делать? - Не знаю… - Я же не могу каждый раз брать тебя в свою кровать. - Это была моя, - он вытер слезы, встал, подошел к зеркалу. Начал стирать макияж. Накладные ресницы, потекшая тушь, яркая помада. Без парика. - Так можно в твою?