«Страшное ДТП произошло сегодня утром: Внедорожник стал причиной аварии, унёсшей две жизни» — именно таким был заголовок статьи, попавшейся ей на глаза сразу после возвращения домой. Часто она видела схожие публикации, слышала о таких случаях в новостных анонсах, узнавала кучу ненужных подробностей от знакомых и друзей. Но никогда, никогда ей не приходила в голову мысль о том, что подобное может случиться с ней, или же с кем-то из её окружения. Это просто не умещалось в сознании. Нет, Хазан не жила в мире фантазий, где ты — центр вселенной, и с тобой ничего плохого не происходит. Она хорошо знала, что жизнь — это не цирковое представление, на котором ты — единственный зритель, что сидит в первом ряду, ест поп-корн, закусывая сладкой ватой, кружится под куполом цирка вместе с воздушными акробатами, а под конец все артисты поют для него песню. Вовсе нет. С детства девушка знала, что живёт в мире, где приходится сидеть в середине, позади «человека-жирафа», и во время выступления клоуна лишь гадать почему все смеются. Где маленький ребёнок, сидящий сзади, обязательно пнёт тебя пару раз, пачкая твою белую футболку. Где ты умоляющим взглядом посмотришь на маму, а она лишь покачает головой и скажет, что не взяла с собой столько денег. Хазан знала, что такое реальность. Судьба может преподнести подарок, а может забрать, может угостить леденцом, а может и вовсе ударить изо всех сил и выбить из рук всё, что у тебя было. Это казалось ей нормальным, это — жизнь. Вот только произошедшее с ней выходило за рамки её понимания.
«Почему это случилось со мной?»
Она дочитала ту статью от начала и до конца. Как же много вымысла и догадок выдавалось в ней за чистую монету. Водитель, не следивший за дорогой, рассказы каких-то очевидцев, что вовсю описывали страшный грохот, сравнимый со взрывом атомного реактора, запахи крови, сочившейся отовсюду — всё это казалось полной чушью.
«И как же пахнет кровь? Почему они знают, а я — нет? Как они вообще её учуяли?»
Наверное, единственной правдой там были их имена и установленная причина аварии:
«Неисправность тормозной системы белого внедорожника». В тот день погибли двое: её муж, и пассажир того самого джипа, сидевший спереди. Правда скончался он не от полученных травм, а от инфаркта. У него были проблемы с сердцем. Но вот только его родственники смогут с ним достойно попрощаться: поцеловать, посмотреть на умиротворённое чистое лицо, прошептать на ухо:
«Я люблю тебя. Всегда буду». Ей же останется произнести это самой себе, смотря на гроб и кучу венков вокруг него. Их родственникам и друзьям лучше не видеть Ягыза, особенно его слабонервной матери. Удар полностью пришёлся на сторону водителя. Никому не составляло труда представить, что случается с человеком после такого.
«Почему он в таком состоянии, а со мной всё в порядке?»
Единственным, кто видел её мужа после аварии, был его отец. Он тогда весь день проходил с лицом, что было белее мела, и не проронил ни слова. Смотрел в пол, иногда плакал, прикрывая рукой рот. А на мать Ягыза и сейчас было больно смотреть: распухшее от недосыпа и постоянных слёз, лицо, что ещё, казалось бы, вчера сияло радостью и такой всегда присущей ей надменностью. Теперь, с красными носом и глазами, со спутавшимися волосами, постоянно всхлипывая и громко рыдая, она выглядела жалко. Весь её прежний образ, все грациозность и манерность где-то потерялись, полностью растворились в горе. Но не только семья её мужа была разбитой: мать и сестра заливались слезами не меньше. Фазилет спорила и пререкалась с Ягызом больше, чем с кем-либо другим. Завидев на лице старшей дочери хоть одну слезинку, не выясняя причин, первым делом бежала к зятю с обвинениями, грозила разводом и разделом имущества. А теперь, смотря на то, в каком состоянии женщина из-за него, человека, что некогда лишил её дочь работы, Хазан удивлялась. Тогда, более пяти лет назад, представить такой поворот событий было невозможно.
В необычайно холодный осенний день, после проливного дождя, на кладбище собралось приличное число людей. Все в чёрном, и все плачут. Кто-то по очереди соболезнует каждому члену семьи, бросаясь громкими речами об усопшем, кто-то и вовсе, в буквальном смысле, воет, не имея мочи членораздельно произнести и слова, а кто-то лишь молча смотрит под ноги и изредка тяжко вздыхает. Сотрудников фирмы на горестном мероприятии было больше всего. В меньшем количестве оставались родственники и близкие друзья, среди которых мелькали женщины в длинных юбках, пришедших по просьбе Фазилет. Это были их старые соседи по району, чьего появления не ожидал никто. Некоторые из них сбивались в кучки, и, не дожидаясь даже момента, когда свежую могилу полностью засыплют землёй, уже судачили о семье умершего. В первую очередь, конечно же, о его жене. Порой гости косились на неё, оглядывая с ног до головы, а после поворачивались к друг другу и перешёптывались. Однако её это совсем не волновало. Хазан была единственной, кто действительно выделялся из толпы. Она стояла заметно дальше остальных членов семейства. Её отстранённый взгляд не был сосредоточен на горстке мокрой земли. Он гулял по лицам и затылкам присутствующих, по качающейся на ветру листве, по серому скучному небу. Стеклянные тёмные глаза глядели то вниз, куда-то под ноги, любуясь жёлтыми опавшими листочками, то поднимались вверх, приметив парочку птиц, прыгающих с ветки на ветку. Как заворожённая, девушка оставалась на одном месте, не делая ни шагу, держа руки скрещёнными на груди. Наблюдая за происходящим, словно невидимый гость, словно художник, пишущий картину. Она думала о своём. О том, как Ягызу за мгновение ока удалось такую контрастную пору, такую золотую осень полностью окрасить в чёрный. И тогда она осознала всю поэтичность этого момента. Он непредумышленно стал страницей, вырванной из книги какого-то русского классика, или же сценой из старой, но уже наполненной яркими красками киноленты. Осень чёрного цвета. Невольно на её лице проскользнула лёгкая улыбка, что моментально было замечено и предано новой волне перешёптываний.
Спустя пару часов вся процессия переместилась в дом Ягыза и Хазан. Большая часть гостей разошлась, остались лишь самые близкие, ну или самые стойкие. Они пришли, чтобы посочувствовать, поддержать семью, поплакать вместе с ними. А на деле: выпить по бокальчику вина, поесть, поболтать с друг другом и тихо-мирно разойтись, вернуться в свои плавно текущие жизни. Фазилет бегала от одного угла помещения к другому, следя за тем, у всех ли есть закуски, не создаёт ли кто проблем. Так, как Эгемены сейчас были не в лучшем состоянии, подготовка и проведение похорон легла на её плечи. Родители Ягыза, обнявшись, стояли лицом к камину, и вместе с каким-то человеком разглядывали фотографии, предаваясь воспоминаниям. Все были заняты своим. На Хазан, что вновь отстранённая сидела на диване, положа голову на его подлокотник, уже мало кто обращал внимание. Лишь Эдже изредка поглядывала на сестру между тем, как бегала по поручениям матери. Её поведение после возвращения из больницы казалось девушке странным. Не такими она представляла себе страдания по мужу. Ведь раньше для сестры он был чуть ли не жизненно необходимым воздухом, а сейчас, в этом море горечи без него, она дышала так, словно внезапно отрастила жабры.
Эдже уже хотела было положить поднос с чашечками кофе и подойти к Хазан, но её внимание привлёк появившийся на пороге гость. Момента, когда он объявится, очень ждали в этом доме. Особенно супруги Эгемен, один из которых желал выплакаться у него на плече, а другой накинуться с обвинениями за то, что тот пропустил похороны родного брата. Появление Синана заставило и Хазан подняться с места. Она хмурым взглядом оглядела того с ног до головы. По его неопрятному виду и красным глазам можно было с лёгкостью понять, где последний провёл день. Он делал то, что получалось у него лучше всего — запивал проблемы. Парень посмотрел на спины родителей и, поддавшись вперёд, вдруг резко остановился. Руки его сжались в кулаки.
«Ему не хватит смелости подойти к ним». — Подумала Хазан, неотрывно наблюдая за младшим братом своего мужа. В её глазах, впервые за день, можно было прочитать эмоцию — жалость. Она была уверенна в своей самостоятельности, в том, что крепко стоит на ногах. Но вот что без брата, который всегда оберегал и в любой ситуации приходил на помощь, будет делать он, оставалось для неё вопросом. Смотря на Синана сейчас, такого беспомощного, она вспомнила тот день, когда впервые увидела этого парня.
***
Она не сразу поняла, что произошло. Один телефонный звонок, и вот они уже в машине, мчатся в неизвестном ей направлении. Ягыз был полностью сосредоточен на дороге. Руки его с силой сжимали руль, на лбу проступили капельки пота. Мужчина время от времени вжимал педаль газа в пол, обгоняя все встречные автомобили. Впервые Хазан довелось видеть его таким встревоженным, нарушающим все правила дорожного движения. Он выглядел до того напряжённым, что ей страшно было даже громко дышать рядом с ним, не то чтобы спросить в чём дело. Только уже у входа в больницу Ягыз поведал девушке, что случилось: его младший брат врезался в столб и находился в одной из палат здания. За три месяца их отношений, это было первым разом, когда она увидела ещё одного члена семейства Эгемен. На тот момент Ягыз был знаком с её матерью и самой младшей сестрёнкой, но представлять Хазан своей семье он не торопился. В её голове закралась мысль, что не прерви этот несчастный случай их свидание, ей бы ещё долгое время не довелось увидеть Синана.
Какие только страшные картины не вырисовывались в сознании молодых людей пока те шли по длинным белым коридорам. Однако ожидало их совершенно иное зрелище. Через большие стеклянные окна им весело махал рукой темноволосый парень, выглядевший неестественно счастливым. Он лежал на больничной койке, упёршись спиной о её край, и улыбался во все тридцать два зуба. Серьёзных ушибов на нём заметно не было. Лишь зашитая небольшая рана на лбу и забинтованная рука выдавали произошедшее с ним приключение. Входя в палату, Ягыз шумно выдохнул. Хазан была немного удивлена и насторожена, но всё же рада, что жизни брату её молодого человека ничего не угрожало.
— Синан, что с тобой? Ты в норме? Как это произошло? — Суетился возле пострадавшего старший Эгемен с неподдельной заботой в голосе.
Но тот смог выдавить из себя лишь протяжное «Бра-а-а-т» и несуразный вопрос:
— Ты откуда здесь вырос?
— Это ещё что значит? — Мужчина нахмурил брови. На его лице читался немой вопрос: «Что за хрень ты несёшь?».
Хазан, которой тоже был невероятно интересен ответ, решилась подойти к медсестре, что крутилась здесь всё это время.
— Это он что, от наркоза отходит? — Слегка сощурившись, почти шёпотом, спросила она.
— Нет, уверяю Вас, — девушка в светло-голубой форме иронично улыбнулась, приподняв одну бровь, — мы не давали пациенту никаких препаратов, способных вызвать подобную реакцию.
Она явно на что-то намекала. Только Хазан, стоявшая с серьёзным, надуманным видом, всё никак не могла понять на что именно. Лишьзаметив на себе разочарованный, но вполне спокойный, взгляд Ягыза, до неё дошло — младший братишка был обкурен до самых кончиков кудряшек! Удивление на её лице резко сменилось неловкой улыбкой. Сжав губы в тонкую линию, она глядела то на одного Эгемена, то на другого, пытаясь не засмеяться вслух.
— Видимо, — Ягыз поднялся с места, поправляя свой идеально выглаженный пиджак, — мне стоит кое-что обсудить с врачом.
Медсестра лишь одобрительно кивнула, засунув руки в карманы. И вскоре они вышли из палаты друг за другом.
— Подожди меня здесь. Я быстро. — Кинул он напоследок и лучезарно улыбнулся, мысленно прося прощения за испорченный день у своей возлюбленной.
— Ну? — Синан смотрел на брюнетку снизу вверх, скрестив руки на груди, с невероятно довольной миной. — Как тебе мой брат? Большой, правда?
От внезапности и нелепости заданного вопроса глаза Хазан округлились до размеров блюдец. Девушка тут же обернулась назад, смотря куда-то сквозь стеклянные стены палаты, словно ища спасения.
— Моё место спереди! — Плавными, почти балетными, шагами, Эгемен младший направлялся в сторону припаркованного Мерседеса. Казалось, что ещё немного и тот вовсе пустится в пляс! — Меня немного укачивает в транспорте.
— Да ты что? — Саркастично отозвался его старший брат, открывая перед ним дверцу переднего сидения.
Взгляды Ягыза и Хазан пересеклись. Они устало улыбнулись друг другу.
— Если его стошнит в машине, это официально станет нашим худшим свиданием. — Она ткнула тонким пальчиком мужчине в грудь.
Тот резко перехватил его и сжал в своей руке, притянув девушку поближе.
— Если бы ты только знала, что я бы сделал с тобой сегодня вечером, не помешай нам мой безмозглый брат. — Его мягкий приглушённый голос звучал так маняще и успокаивающе, что ей даже не хотелось ответить грубостью на такое, казалось бы, наглое высказывание.
Следующим шагом, запланированным в его голове, было немедленно поцеловать её, вот только она вдруг увернулась, помешав ему это сделать.
— Твой тот самый брат всё ещё здесь.
— Да ты только посмотри на него. — Ягыз кивнул головой в сторону, уже усевшегося на сидение, Синана. Тот смотрел в зеркало заднего вида и явно занимался самолюбованием. — У него сейчас работает всего одна извилина. И она точно не поможет ему понять, что происходит.
Заметив блеск в её тёмных, горящих желанием, глазах, Эгемен таки осуществил задуманное. Он, с какой-то животной страстью и жадностью, впился в сочные, пухлые губы, сжав бёдра девушки так крепко, что, наверняка, оставил там следы от своих пальцев.
Это был первый их поцелуй, в котором не было и капли нежности. И, наверное, этот момент был одним из тех самых, которые хочется запомнить на всю жизнь. Она не до конца понимала почему, но запомнила тот день в мельчайших подробностях, так чётко он отпечатался в её памяти.
***
Протирая последнюю вымытую тарелку, Хазан устало смотрела через дверной проём на последних, покидающих их дом, гостей. Сегодня она услышала от них слово, которое никто до этого не осмеливался произнести по отношению к ней. Вдова. Теперь она — вдова. И это слово ей придётся слышать очень часто. Им будут тыкать ей лицо все, так называемые, скорбящие, те, кто будут соболезновать её горю на каждом шагу, куда бы она не пошла.
«Ведь все так его уважали, так любили» — эти слова Хазан тоже слышала сегодня. Они доносились со всех углов дома, из уст всех присутствующих, и звучали так приторно, с таким отчётливо деланным сочуствием, что она морщилась от услышанного, как от кислого лимона.
«Хотя… Быть может, они в чём-то правы. В конце концов, все тебя любят… На смертном одре».
