Сочные персики и домашний лимонад

Они встретились в начале мая. Был прохладный день. Небо было затянуто тучами и в воздухе витал запах надвигающейся грозы. Высокий, худощавый парнишка, одетый совсем по-простому, поправлял свой серый изношенный берет, стоя на пристани. Он наблюдал за тем, как большие и маленькие суда пришвартовывались, а люди что-то радостно кричали друг другу. Матросы сновали туда-сюда, а в воздухе стоял запах копоти и угля, который смешивался с ароматами разных дорогих и не очень духов, одеколона, пота и сырости. Парень не особо замечал эту какофонию из разных ароматов. Он прекрасно различал среди всего этого чарующий запах моря, хоть он был и не такой насыщенный и чистый как где-нибудь на песчаном берегу дикого пляжа. Его взор приковал большой пароход. Он прибыл из Америки, люди на нем приехали интересные и самые разные. Высаживались они быстро и быстро говорили, сразу спеша сесть в свои специально заказанные машины или ловили небольшие экипажи. Это были люди из первого класса, все разодетые в пух и перья, что аж становилось противно на них смотреть. Когда стал выходить средний класс, Сехун заприметил там высокого молодого человека с холщевой сумкой через плечо и небольшим, но на вид тяжелым чемоданом, но парень был мужественный и сильный, поэтому легко его нес в руке. Он потерянно глядел на толпу, было понятно, что тут его никто не ждет. Он прибыл в Неаполь за поиском новой жизни, возможно, более счастливой и спокойной. Как жаль, что этот город такую сулить не мог... Парень замечает Сехуна совсем случайно, но почему-то уверенно шагает к нему и немного резко протягиваем ему свою сильную руку. Парнишка напротив незнакомца дергается и делает шаг назад, но потом неуверенно пожимает пятерню высокого молодого человека. Его прохладные пальцы касаются слегка загрубевшей ладони, покрытой небольшими мозолями. Щеки Сехуна покрываются румянцем, и он убирает со лба выгоревшие волосы. Молодой человек изучает его. Такой чудной этот турист. Рыжий, с янтарным отливом, весь покрытый веснушками, а кожа слегка смуглая. Одет он в какой-то простой и недорогой костюм, у пиджака которого на локтях уже стоят заплатки, рубашка на нем серая от долгого ношения и стирок, но коричневые туфли новенькие и начищенные до блеска. На голове у парня кепка-восьмиклинка кофейного цвета в тонкую и еле заметную клетку. Она ему очень идет. Молодой человек поправляет ее и прочищает горло, доставая из нагрудного кармана пиджака небольшой англо-итальянский разговорник. Он быстро перелистывает страницы и, когда находит что-то нужное, несколько раз пробегается по фразе глазами, повторяя ее про себя. Сехун покорно его ждет, потому что понимает: этому чудаку нужна помощь. Парнишка незаметно улыбается, но сразу перестает, когда незнакомец поднимает глаза от разговорника и неумело на ломаном итальянском произносит: «Добрый день, меня зовут Чанёль, мне хотелось бы найти жилье». Сехун прыскает от неловкости этого парня, который сразу теряется и чешет рыжий затылок, вновь поправляя кепку. — Я прекрасно говорю по английски. Меня зовут Сехун, я живу недалеко отсюда, — весело говорит парнишка, по привычке почесывая переносицу. — Я бы мог отвести вас к одному хорошему человеку, который с радостью сдал бы вам большую комнату, ведь мне кажется, что вы человек творческий. Так? — Ох, вы проницательны. — Щеки парня покрываются слабым румянцем, а за ними краснеют и кончики оттопыренных ушек. — У вас пальцы музыкальные, а еще ноты лежат в вашей сумке. Я думаю, вам понравится ваше будущее жилье, — говорил Сехун, когда они уже быстрым шагом петляли по улочкам между разноцветных домов и разносортных людей. — На чем вы играете? — На фортепьяно, — не сразу отвечает Чанёль, засмотревшись на балкончик, где женщина вывешивала белье. — Я играю джаз. У вас тут любят джаз? — Хм. Джаз? — задумывается парнишка. — Кто знает. Тут каждый любит свое. Они на секунду останавливаются у маленькой лавчонки. Сехун кидает пару манет в баночку седому загорелому старичку и берет с прилавка два спелых яблока, одно из которых он кидает Чанёлю. Парень ловит плод одной рукой и внимательно крутит его, разглядывая со всех сторон. Его проводник усмехается и быстро вытирает свой о подол ситцевой рубашки, а потом жадно кусает. Слышится треск, и сок брызжет на руку парня. Он разворачивается и идет дальше. Чанёль старается поспевать за ним, натирая свое яблоко рукавом пиджака. — Вам понравится у сеньора Бьянки. У него в гостиной большой рояль и комнаты у него редко снимают, поэтому будет тихо. Они доходят до небольшого домика в конце улицы быстро. Сехун стучит в тяжелую дубову дверь и отходит от нее немного, переминаясь с ноги на ногу и иногда почесывая одну носком своих тряпичных туфель. Им открывает немного полный старичок, вытирающий со лба платком капли пота. Сеньор Бьянки пропускает их внутрь, одаривая Сехуна теплой и немного отеческой улыбкой. Парнишка с порога начинает болтать, размахивая руками как настоящий итальянец и постоянно улыбаясь старичку, который кивает иногда вставляя какие-то фразы или задавая вопросы. После он удаляется в свой кабинет и приходит оттуда уже с толстым блокнотом в кожаном переплете. Чанёля он провожает в столовую, а Сехун черкнув на рваном листочке молодому человеку свой адрес, быстро скрывается за дубовой дверью. Чанёль видит пару минут в окно, как он быстрым шагом идет вверх по улице, а потом исчезает за поворотом. В эту же минуту раздается первый ужасно сильный раскат грома и еще более темные тучи заволакивают небо. Крупные капли дождя начинают сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее стучать по крыше и окнам дома сеньора Бьянки.

***

В конце июля в маленьком домике недалеко от берега Тирренского моря поселяются двое парней. Своему арендодателю они говорят, что старые друзья и желают провести это лето подальше от компании своих жен. Они приезжают сюда на недорогом «роллс-ройсе», который тоже взяли в аренду в Неаполе. Арендодатель не особо верит, что у худощавого шатена из их дуэта есть жена. Он выглядит слишком молодо, а глаза горят детским огнем. Он еще не разучился мечтать и верить в чудеса. Паренек вызывает на лице горькую улыбку, заставляя вспомнить свои юношеские годы, когда он тоже был глуп и безрассуден, а его голову покрывала шапка золотистых кучерявых волос. Арендодатель не задает им лишних вопросов, оставляет ключи и уезжает на лето в какой-то другой городок к больной матери. Конечно, съемщиками жилья оказываются Чанёль и Сехун. После их знакомства в мае они не перестали общаться, а стали только ближе. Оба не знали почему. Им просто было хорошо и комфортно вдвоем. Сехун приходил часто к молодому человеку домой, и душные вечера они проводили в компании друг друга, малинового чая и рояля, на котором Чанёль чаще всего играл задорную джазовую музыку, которую написал сам. Сеньор Бьянки им не мешал, предпочитая отсиживаться на заднем дворике с книгой и платком, которым он поминутно вытирал пот. Лето ему давалось тяжело, хоть он и был коренной неаполитанец. Все это шло парням только на руку. Через пару недель они стали друзьями, а через месяц любовниками. Все произошло спонтанно в комнате Се, которую он снимал у какой-то пожилой сеньоры. Они не считали это чем-то неправильным, ужасным. Они просто полюбили друг друга и решили остаться вдвоем навсегда. Им обоим требовалось что-то уединенное и сокрытое от посторонних глаз, поэтому они выбрали Кастильончелло. Это был маленький городок в провинции Ливорно, расположенный на мысе, омываемом Тирренским морем. Тут было много сосновых и дубовых лесов, аромат которых сливался с солоноватым запахом моря, проникая под кожу, пропитывая легкие и вызывая у всех обитателей городка и туристов непроизвольную одухотворенную улыбку. Живописные холмы здесь буквально обрывались, падали вниз и формировали скалы, заливы и уютные бухточки, в которых находились очаровательные пляжи. Недалеко от одного из таких и стоял домик молодых людей. Городок славился тем, что сюда часто приезжали творческие люди, поэтому Сехун сразу выбрал его. Он жаждал от Чанёля новую песню, которую потом бы мог спеть специально для него. Сехун мечтал и мечтал, наслаждаясь летом со случайно обретенным возлюбленным. Они оба не думали о своем будущем, наслаждаясь таким сладким настоящим. Оба спали до обеда и валялись подолгу в постели, занимаясь любовью или просто болтая. Они делали все, что хотели, жадно глотая такую вкусную и редкую свободу. Сегодня Сехун спал дольше обычного, обняв небольшую подушку и тихо посапывая в нее. Его хрупкое тело было почти неприкрыто тонкой простыней, поэтому Чанёль мог свободно любоваться плавным изгибом талии, светлой кожей, которую почти не тронул загар и ребрами, выпирающими из-под тонкой кожи. Его щеки покрывал детский румянец даже во все. Казалось, что он совсем не стареет. Парнишке было уже двадцать два, но он выглядит на все восемнадцать. Игривый, улыбчивый и безумно нежный. Чанёль даже немного завидовал ему. В свои двадцать шесть рядом с Сехуном молодому человеку иногда казалось, что он отец или старший брат, настолько его возлюбленный мог быть сумасбродным и неуправляемым. Но старшего все устраивало, он любил Сехуна таким, каким он был, со всеми его капризами и недостатками. Чанёль тянется к нему и касается его носа пальцем, легонько нажимая. Пушистые ресницы парнишки вздрагивают и лениво приподнимаются вместе с веками, но не до конца. Прядка каштановых волос спадает ему на лоб, делая его слишком необыкновенным. Если бы Чанёль писал картины, он бы изобразил на них Сехуна. Для него он был настоящим искусством. Музыкант лежит лицом к парню, приподнявшись на локте и тепло улыбается, наблюдая за тем, как Сехун нехотя тянется, выгибаясь и хрустя пальцами на ногах и руках. Слишком необыкновенно и интимно. Чанёль сглатывает, но сдерживает себя. Он никогда не позволяет себе лишнего, парнишка должен сам попросить. — Доброе утро, Хунни, — сладко шепчет старший, поглаживая его щечку. — Доброе. Голос Чанёля медовый. Он оставляет в горле приятную горчинку и желание слышать его снова и снова. Сехун улыбается уголками губ, потирая глазки. Он тянется еще раз, стараясь отогнать от себя сон окончательно. Чанёль гладит его спину, слегка надавливая на позвонки и проминая их. Младший это любит. Легкий веток из открытого окна треплет их волосы и вызывает на коже приятные мурашки. Легкий белый тюль немного покачивается, надуваясь. Сехун смотрит на небольшой будильничек на туалетном столике и вздыхает, одаривая щеку музыканта невесомым поцелуем. Его маленький ритуал перед началом дня. — Уже обед, — шепчет Сехун, почесывая обгоревшую переносицу. — Да. Ты хорошо спал? Мы вчера все же очень поздно легли. Чанёль падает на подушку и утыкается носом в изгиб шеи Сехуна. Вчера у них вновь была прекрасная ночь любви, воспоминания о которой вгоняют в краску. Парнишка лишь угукает в ответ, он наверняка смущен, ведь этой ночью он был как никогда громок и несдержан, поэтому смущается перед старшим. Он нежно запускает пятерню в волосы Чанёля, перебирая их и поглаживая. Чанёлю нравится, когда он так делает, сразу становится хорошо и спокойно. Старший водит носом по шее Сехуна некоторое время, а потом нехотя отстраняется, целуя его тонкие пальчики, словно парнишка леди. Бледное личико младшего сразу приобретает нежно-розовый цвет. Он натягивает простыню на грудь, начиная стыдится своей наготы. Это не может не вызывать у музыканта улыбку. Он отворачивается и надевает свое белье. Чанёль говорит, что пойдет готовить завтрак. Он невесомо целует плечо младшего и скрывается за дверью спальни. Слышно, как его босые ноги шлепают по деревянному полу, а потом скрипит дверца шкафа, — старший достает свои легкие летние штаны, — потом все замолкает, когда он оказывается на кухне. Сехун улыбается. Он так любит это лето, пусть оно длится вечно. Через некоторое время из кухни начинает тянуть вкусным кофе и поджаренным хлебом. Младший берет свое белье и идет в душ. Он быстро обмывается прохладной водой и чистить зубы, тщательно умывая лицо душистым мылом. Сехун хочет быть взрослым, поэтому быстро пшикает на себя одеколоном Чанёля, разглядывая свое фарфоровое тело в зеркало. Он напоминает себе куклу, но музыкант любит его таким, настоящим. Младший вздыхает и накидывает на себя шелковую рубашку возлюбленного. Брюки ему надевать лень, поэтому на кухню он приходит в белье. Старший стоит у плиты, старательно делая сэндвичи. Сехун улыбается, обнимая его со спины. Чанёль всегда теплые, он настоящее солнце. Его смуглая кожа очень приятная на ощупь и на вкус. Он пахнет как настоящий мужчина: одеколоном, лавандовым мылом, вином, сигаретами и мускусом. Этот аромат дурманит голову Сехуна, а ноги заставляет свести. Низ живота тянет и скручивает. — Мне... мне побольше овощей, пожалуйста, — еле проговаривает Сехун, отстраняя нос от кожи парня. — Опять овощи. Ты следишь за фигурой? — немного недовольно произносит Чанёль, отрезая добротный кусок ветчины. — Не-а. Будешь питаться как положено. А вообще не подглядывай! Иди за стол. Сехун целует его между лопаток и послушно садится на скрипучий стул с мягкой подушкой. Чанёль считает, что младший уж слишком мало ест, но парнишка уже привык к такому питанию. Он вырос в приюте, а там нет разнообразия в еде. Овощи и фрукты для него — самая вкусная еда на свете, поэтому он ест их с удовольствием. Музыкант же любит его баловать. Он часто покупает дорогие продукты, а особенно сладости. Сехун никогда не ел так много шоколада и десертов, как за эти месяцы. Ему кажется, что он уже опробовал все сладости мира, но Чанёль утверждает, что есть еще больше всяких вкусностей и обещает их купить Сехуну. Но парнишка счастлив и так. Он размещает подбородок на ладонях, наблюдая, как по небу быстро бегут большие кучерявые облака. Солнце то скрывается, то вновь выглядывает из-за них, лучами щекоча носик младшего. Он чешет его и болтает ногой под столом. В кухне вкусно пахнет. Поджаренная ветчина и свежие овощи, сливочное масло, только что заваренный кофе и чанёльевский одеколон — запах счастья. Наконец Чанёль завершает приготовление завтрака и ставит на стол тарелку и чайные чашки с кофе. Сехун замирает, смотря на свой сэндвич. Аккуратный, небольшой, с листиком салата, из которого вырезано сердце. Парнишка улыбается и гладит его, вынуждая Чанёля покраснеть и уткнуться носом в чашку. Он гладит руку младшего и просит его приступать к еде. Сехуну даже жалко кусать такую красоту, но все же он послушно начинает есть. Улыбка не сходит с его лица. Они пьют ароматный и вкусный кофе, болтая о музыке, журналах и поэзии — их любимые утренние разговоры. Чанёль достает из кармана штанов серебряный портсигар и вынимает из него сигарету. Он закуривает. Комната быстро заполняется едким дымом, от которого Сехун морщится. Сигареты старшего очень крепкие и от них много дыма. Чанёль говорит, что именно такими должны быть настоящие сигареты, а все что продается в табачных лавках Италии настоящее баловство для детей. Эти сигареты ему кто-то присылает из Америки, младший всегда ревнует его в тому человек на другом континенте, потому что помимо сигарет он присылает еще и письма. Чанёль ни разу не рассказал об этом человеке и не прочитал его письмо вслух. Все весточки от него он хранит в небольшой шкатулке на замке. Сехун боится узнать какую-нибудь горькую правду, поэтому никогда не интересуется о том таинственном друге из заграницы. Они замолкают, когда все темы для утренних бесед исчерпаны. Тишина абсолютно их не напрягает, так даже комфортнее. Сехуну иногда кажется, что так они могут слышать сердца друг друга. С улицы доносится шум моря, и его запах резко залетает в их домик с неожиданно сильным порывом ветра. Челка парнишки поднимается и становится лохматой, а запах йода и соли проносится по всем комнатам, заполняя их собой. Чанёль заботливо поправляет волосы Се и убирает со стола пустую посуду, сам приступая к ее помывке. Младший приносит из гостиной два сочных, розовых персика. Он разрезает их пополам на тарелке и вынимает косточки. Душистый аромат ударяет ему в ноздри, заставляя слюну быстро заполнить рот. Сехун начитает есть фрукт. Он наслаждается его невероятным вкусом, прикрыв глаза. Вкуснее персиков, чем в Кастильончелло, он еще не ел. Музыкант вытирает руки полотенцем и садится на свое прежнее место, с легкой улыбкой наблюдая за парнем. Он ест с неприкрытым аппетитом, не обращая внимания ни на кого. Сладкий сок стекает по его подбородку и шее, капая на рубашку и тощую грудь. — Весь в соке. Чанёль приближается и медленно слизывает капли сока с его губ и щек. Парнишка моментально краснеет, откладывая недоеденную половинку. — Так ты еще вкуснее. — Хочу тебя, — неожиданно выпаливает Сехун. Музыкант тушуется на мгновение, но сразу сглатывает и притягивает младшего себе на колени. Он скидывает с него мешающую заляпанную соком рубашку и шепчет: — А я тебя... Его голос становится хриплым и еще более глубоким от возбуждения. Жар ударяет в голову Сехуну, внизу живота тянет, а по телу пробегает дрожь. Чанёль берет с тарелки оставшийся кусочек персика и давит его в руке над грудью Сехуна. Сладкий сок брызжет в разные стороны, быстро заливая грудь и живот парнишки, который выгибается и прикрывает глаза. Его щеки покрывается румянцем. Теперь он сам напоминает спелый вкусный персик. Старший стягивает с него белье, начиная жадно целовать его грудь и соски. Сок медленно, щекоча кожу, стекает к паху. Член парнишки медленно встает и начинает подрагивать, источая смазку. Ладони Чанёля, блуждающие по его торсу, липнут к коже. Музыкант оставляет на теле Сехуна небольшие засосы в местах, которые точно не будет видно под одеждой. Парнишка тихо стонет от невероятных ласк. Чанёль всегда слишком нежен. Он всегда говорит, что наслаждается телом младшего, потому что боится, что завтра они не смогут быть вместе. Все это такие детские глупости по мнению Сехуна. Музыкант усаживает парня на стол, продолжая слизывать оранжевый сок с живота и сосков Сехуна. Кожа младшего всегда была сладкой, молочной, но теперь он как настоящая конфета или еще что-то в этом роде. Он как заморская сладость и такой сладости больше нет ни у кого, кроме Чанёля. Парень прикусывает нежную кожу у паха Сехуна и оставляет там большой красный засос. Он целует его, чтобы тупая боль прошла побыстрее и не заставляла парнишку жмурится. — Сладкий мой... — шепчет Чанёль, обжигая горячим дыханием член Сехуна. Сехун стонет, ерзает и извивается в руках старшего. Его сердце колотится с бешеной скоростью, пропуская по телу мелкую дрожь. Капельки пота покрывают его лоб, шею и грудь. В лучах выглянувшего из-за облаков солнца он весь переливается и блестит. Сехун всегда был синонимом к слову искусство. Чанёль сглатывает, проводя короткими ногтями по бедру младшего. Он оставляет засос чуть ли не на самом члене, от чего парнишка вскрикивает и хнычет. Музыкант сразу покрывает это место множество поцелуев, улыбаясь тому, как Сехун тихо скулит, напоминая маленького щенка. Он опирается спиной о стену. Возбуждение переполняет его. Ему очень хочется кончить, но он не смеет прикоснуться к перепачканному в соке и смазке члену. Больше всего ему хочется кончить от сильных рук старшего, которые всегда властно его обнимают и гладят. — Так хорошо... — шепчет Сехун, пальцами перебирая под собой скатерть. — Чанёль, ты такой нежный. — Я всегда буду таким для тебя, мой Хунни. Сехун вздрагивает и откидывает голову назад. Чанёль берет член младшего в руки и аккуратно оттягивает кожу вниз, открывая головку. Музыкант улыбается, слизывая сочащуюся из уретры смазку. Парнишка сдвигает брови, он изо все сил старается не кончить. — Ты везде прекрасен, Сесе, — сладко произносит Чанёль своим глубоким и ставшим еще более хриплым от возбуждения голосом. — Ты знал это? — Сесе, — тихо повторяет за ним младший. — Как давно ты меня так не называл. Ты вкладываешь в это имя столько нежности... На лице Чанёля появляется теплая улыбка. Он невесомо целует аккуратную розовую головку парня, вгоняя его в еще большую краску. — Мой малыш Сесе. Мой сладкий персик Сесе. Медовый голос старшего обволакивает сознание Сехуна, расслабляет парня. Его пухлые губы приоткрыты, и он тяжело дышит. Все в голове слишком спутанно, и он не может здраво мыслить, постоянно прокручивая у себя в голове имя своего любовника. Чанёль начинает ему медленно сосать, сжимая его аппетитные бедра. Он делает это медленно, пошло причмокивая. Сехун тяжело дышит и дрожит. Он зарывается прохладными пальцами в рыжие волосы парня. Он сжимает слегка вьющиеся волосы своего возлюбленного, выгибаясь. Все его тело покрывается миллионами мурашек. Капелька прохладного персикового сока, скатывается с его острого плеча и прокладывает тонкую дорожку до ягодиц парня. Она стекает внутрь, попадая на сжатое колечко мышц и заставляя Сехуна задрожать. Парнишка откидывает голову назад, прикусывая губу до крови. — Все хорошо, мылыш? — заботливо интересуется Чанёль. Он нежно дрочит ему, целуя ствол члена. Свободной рукой он гладит впалый живот парня и трогает пальцами соски. Сехун в ответ на его вопрос быстро кивает, а музыкант, усмехнувшись, начинает дрочить быстрее, сильно сжимая член. Парнишка громко стонет и дрожит. Пальцы на ногах сводит от наслаждения, а тело пронизывает мелкая дрожь. В порыве охватившего его оргазма Сехун сжимает скатерть и тарелка с недоеденным персиком летит на пол, со звоном разбиваясь. Парень вздрагивает, цепляясь за плечи старшего. Он напугано глядит в его веселые мутные глаза. — Боже, ты не поранился? Я не хотел, — лепечет он. — Все в порядке. Чанёль облизывает головку и немного резко поднимает ноги парнишки. Тот охает и закрывает глаза, устраиваясь поудобней. Сейчас будет его любимая часть их занятий любовью. Он всегда смущается на ней, но не может не перестать ее любить. Музыкант робко касается языком его дырочки, будто пробует ее на вкус. Сехун кусает губу, когда Чанёль входит во вкус и начинает ласкать его анус увереннее. Жар обволакивает младшего, возбуждение накрывает с головой. Пот выступает на его теле сильнее. Он спускается красивыми струйками по лицу и шее младшего на хрупкое тело. Сехун не может сдерживать громкие стоны, сильнее сжимает волосы парня, направляя его. Музыканту нравится такой любовник. Во время его ласк открывается совершенно другая личность Сехуна, которая не может не завораживать. Парень оставляет небольшой засос на ягодице младшего и отрывается, напоследок лизнув колечко сжатых мышц. Он поднимает глаза на своего возлюбленного, и его сердце тут же замирает. Сехун сидит перед ним такой развратный и смущенный. Его мокрое тело переливается в лучах солнца, ноги широко раздвинуты, и коленки немного дрожат. Он искусал себе все губы, поэтому они стали ярко-красными и немного опухли, напоминая клубнику. Сехун прикрывает их тыльной стороной ладони, краснея. Весь он слишком необыкновенный. — Какой же ты... красивый. — Музыкант подхватывает парнишку под бедра, целуя. Сехун со вкусом металла и персиков, чего-то еще необычного и теплого. Спина Чанёля покрывается небольшими мурашками. Его вкус всегда заставляет старшего дрожать. Он целует парнишку страстно и жадно, боится потерять, боится, что завтра он уйдет, и музыканту вновь придется жить одному, справляться с депрессиями и творческими кризисами самому, угроблять себя сигаретами и дешевым бренди. Они оба не замечают, как оказываются в спальне, просто Сехун уже находит себя на мягкой постели, а Чанёль стоит перед ним развязывая шнурки на своих легких штанах. Он опускает их вместе с бельём, поглаживает свой подрагивающий и сочащийся смазкой член. Младший сглатывает и облизывает неожиданно пересохшие губы. Тело Чанёля накаченное, рельефное, видно, как под кожей перекатываются мышцы. Его кожа тоже поблескивает от сока, которым запачкал его Сехун, пока музыкант нес его в спальню. Младший сводит ноги, как девочка, пытаясь не кончить. Он томно смотрит на любовника, медленно проводя рукой по своему телу. — Поласкай себя, Сесе, — возбужденно просит Чанёль. Сехун неуверенно, но послушно касается своего члена, вздрагивает, поглаживает нежно-розовую головку. Он облизывает изящные пальцы и поглаживает ими свою дырочку, запуская внутрь один палец. Чанёль кусает губы, подрачивая. Младший с удовольствием сжимает в себе палец и медленно поглаживает свой член. Со стороны он такой безумно невинный, но в тоже время невероятно грязный. Его глаза смотрят на музыканта с неприкрытой животной похотью. Он проталкивает в себя второй палец, прося прощение у старшего за то, что он такой развратный. Сехун быстро двигает в себе пальцами, постанывая, переворачивается на живот и поднимает ягодицы. Он выгибается словно кошка, открывая Чанёлю невероятный обзор на его попку. Старший больше не может терпеть и пристраивается к нему сзади. Сехун сразу же убирает пальцы и сжимает подушку со стоном, когда парень начинает нежно трахать его. Он прижимает к хрупкому телу, сжимая его в своих объятьях и целуя его острые плечи. Старший не спеша двигает бедрами, даря Сехуну незабываемое наслаждение. Парень стонет в подушку и улыбается. Они сильно прижимаются друг к другу. Кажется, еще немного и они полностью сольются воедино. Младший смущенно смотрит на Чанёля через плечо и чмокает его в тоже ставшие персиковыми губы. — Ты все еще очень узкий, — хрипит парень. — Горячий и мокрый. — Это звучит слишком пошло... — голос Сехуна сбивается, когда он говорит. — Не говори лишних слов, мне хорошо с тобой и без них. Ведь я очень тебя люблю. — Хорошо. Парень целует ушко младшего, двигаясь немного сильнее. Сехун под них выгибает сильнее. Комната переполненна стонами и шлепками тел. Чанёль немного сжимает волосы младшего, заставляя его оторвать голову от подушки. Он кусует его за шею и со стоном кончает внутрь. Сехун выгибается и падает на простыни. Он кончает на чистую постель. Чанёль улыбается и утыкается ему между лопаток, покрывая липкую кожу маленькими невесомыми поцелуями. — Люблю тебя. Сехун нежно гладит его руку и целует узловатые пальцы. Старший ложится рядом с ним. Парнишка накрывает их тонкой простыней и укладывается на груди своего возлюбленного, крепко его обнимая. Он расслабленно выдыхает. — Пойдем вечером на море? — Чанёль задумчиво смотрит в окно, шершавыми подушечками пальцев водя по плечу младшего. — Пойдем, — улыбается Сехун. — Прихватим с собой персики и тот лимонад, который ты сделал вчера? — Конечно. Парень чмокает Сехуна в розовую щечку, от чего младший сжимается. — Тут так тихо и спокойно. Мне ужасно тут нравится. Я бы хотел остаться тут навсегда. Сехун поднимает на старшего свои блестящие, черные глазки. Чанёль не улыбается, он витает где-то в своих мыслях, иногда вздыхая. Он заботливо целует парнишку в макушку и вдыхает аромат его пушистых волос, которые щекочат его нос. — Любимый, спасибо тебе за все, — произносит Сехун. — За что? — За все, все. Главное спасибо за себя. Чанёль тихо смеется, целуя парня в носик и потираясь о него своим. Он наваливается на него, обнимая. — Глупыш... Я люблю тебя. — Глупыш? — Сехун немного сводит брови и надувает щечки, прикусывая пухлую губу. — Да... Ты слишком замечательный для меня. Иногда я задаюсь вопросом, а достоин ли я тебя вообще? Чанёль с улыбкой вздыхает, убирая со лба парня мокрые прядки. Тот крепко его обнимает в ответ и утыкается носом в его яремную впадину. Он целует его смуглую кожу, и небольшие веснушки на ключицах, маленькие еле заметные родинки. Сехуна переполняет любовь и благодарность к этому молодому человеку. Счастливее, чем рядом с ним, он уже не сможет быть никогда. Он тоже как и музыкант ценит каждую минуту, секунду вместе и не может до конца насытится парнем. Кажется, это состояние называют пиком отношений. Если это так, то Сехуну хотелось бы, чтобы в их отношениях всегда был этот безумный пик, чтобы сносило крышу от переизбытка любви и страсти, и чтобы руки Чанёля всегда крепко прижимали его к себе как сейчас. Вечером они идут на пляж, хорошо выспавшись. Легкий ветерок сменился на более сильный и прохладный. Запах моря разносится на много километров вперед. Сехун идет перед старшим легкой походкой, придерживая на голове широкополую соломенную шляпу. Первые лучи заходящего солнца уже окрасили в красновато-оранжевый цвет песок, медленно пробираясь сквозь гущу сосновых лесов. Парнишка напевает одну из песен, написанных Чанёлем специально для него. Она об озорном детстве, теплых воспоминаниях и о нем. Из всех она самая ценная для младшего, наверное, потому что такого детства как в этой песня у него никогда не было. Мелкий песок забивается в его летние туфли из ткани, как только они выходят на дикий пляж. Сехун сразу же снимает обувь и добегает до уютного местечка между больших валунов. Музыкант ставит небольшую корзинку на один из плоских, низких камней. Из нее он достает плед, который они вместе расстеливают, и две стеклянные бутылки с холодным домашним лимонадом. В нем плавают кусочки лимона, апельсина и большие кубики льда, которые сталкиваются между собой и ударяются о стенки бутылки, издавая тихий звон. Они садятся на покрывало и берут по персику, чокаясь своими бутылками и отпивая освежающий лимонад. Сехун с еле заметной улыбкой наблюдает за волнующимся морем и кладет голову на плечо возлюбленного. — Разве это не лучший день в нашей жизни? — одними губами проговаривает он. — Нет, — уверенно отвечает Чанёль. — Лучший был, когда я встретил тебя. — Боже... Ты все еще помнишь этот неловкий день? — А ты забыл? Это было бы нечестно и несправедливо, если бы ты забыл. В тот день ты был такой милый, но в тоже время уверенный в себе... и как никогда игривый. — Я тогда испугался тебя. Ты был слишком большим. — Сехун утыкается в запястья музыканта, очерчивая носом сильно выступающую вену. — Я скучаю по этому дню. Не знаю почему. Тогда все было так неловко и скомкано, но я его люблю так же сильно как тебя, малыш. — Да, ты прав, это был лучший день, лучшее, что произошло в моей жизни на тот момент. Я так рад, что у меня появился ты. Я очень боюсь тебя потерять. Музыкант улыбается, утыкаясь в шею Сехуна сзади. — Я же говорю, ты глупыш. Куда я от тебя денусь? Старший находит щеки парнишки и аккуратно тискает их, от чего тот надувается. Чанёль гладит его руки и нежно целует их. — Я должен тебя оберегать и очень любить. — Ты никому ничего не должен, — быстро и почему-то напугано перебивает его младший. — Нет, должен, потому что я люблю тебя. — Тогда и я должен тебя оберегать. Разве это не будет логичным? Парень трепетно целует прохладные пальцы Сехуна и его ладонь. Его любовник отпивает лимонад и кусает персик. — Ты оберегаешь меня своим присутствием рядом со мной, — шепчет Чанёль младшему на ушко. Они любуются закатом, пьют лимонад и едят спелые и безумно вкусные персики. Скоро речь снова заходит о поэзии и искусстве. Сехун рассказывает о коммуне художников в этих местах, а старший отмечает, что с такой атмосферой, какая царит в Кастильончелло, тут действительно можно писать только картины и музыку. Он обещает написать тут много песен, а Сехун обещает их ему спеть. Чанёль кутает его в свои большие объятья, словно это пуховое одеяло. Старший всегда нежный, он всегда дарит невероятное счастье и покой. Они сидят так еще долго, смотря далеко вперед, думая, что находится там за горизонтом. Они оба хотят изведать мир, посетить новые страны и навсегда остаться вместе. Сехун берет небольшой камушек и на камне, где недавно стояла корзинка чертит их имена. Старший улыбается и целует парнишку. Они оба переполненны любовью и невысказанными словами друг другу, но им не нужно говорить, они понимают все так... без лишних слов. Младший отстраняется и шепчет музыканту в губы: — Наш маленький рай... — Наш маленький рай... — Чанёль целует еще раз тонкие пальцы Сехуна. Шло жаркое лето 1913 года, проведенное в тихом Кастильончелло. Первое и последнее лето парней вместе, такое тихое и умиротворенное, переполненное любовью и счастьем, лето, которое они оба не смогут забыть.