Кицунэ

Над городом — смог от заводов, над городом — дым поколений, И суетность пепельных будней вгоняет в дурманящий мрак. Кицунэ крадётся по крышам хвостатой оранжевой тенью. Кицунэ стремится на север, в заросший заброшенный парк. И, приняв свой истинный облик, в котором удобнее бегать, Он мчится по струнам заката, почти не касаясь земли, — Туда, где опавшие листья присыпаны жемчугом снега, Туда, куда древние предки когда-то навеки ушли. Они уходили все вместе. Они его звали с собою, Призывно махали хвостами, держали открытым портал. Они объясняли, что в мире отныне не будет покоя, И время пришло возвратиться к истоку, к началу начал. Кицунэ не верит легендам, пророчествам, в принципе, тоже. Он знает: не стоит пытаться сбежать от своих миражей. Попытки исправить ошибки в итоге выходят дороже — и тем, кто попал под раздачу, и собственной грешной душе. Когда-то он сделал свой выбор, отринув и карму, и прану, Оставшись последним скитальцем в обители фальши и лжи. И, пряча звериные чувства в густую прохладу тумана, Кицунэ отчаянно ищет причину бороться и жить. А в городе — поздняя осень. А в парке безлюдно и сыро, Раздетые ветром деревья готовятся к долгому сну. Кицунэ готов без раздумий отдать все сокровища мира За счастье быть нужным кому-то, — и вовсе неважно, кому. Но люди давно позабыли героев классических мифов, Зачитаны древние свитки, затасканны книги до дыр. И смешаны с уличной грязью сокровища эльфов и скифов, И стали рингтоном мобильных мелодии ангельских лир. Привычка — вторая натура. Кицунэ не хочет сдаваться. И в море туманных иллюзий он топит свои миражи. И круглыми сутками ищет второго такого скитальца, — Ведь проще придумывать вместе причины бороться и жить.