Запомнить это ощущение

      Люси ненавидела таких клиентов. Спайдер — обожал. Они платили много, брали несколько девочек и увозили их в свои шикарные дома, где могли развлекаться до утра. И хорошо, если так… Но этот гражданин, усатый, с тяжелым пивным брюхом и мерзким гортанным хохотом, выгнал их из спальни посреди ночи, хрипло заявив: «Ну все. Жена скоро вернется. У вас пять минут на сборы». Впрочем, на самом деле, времени он дал гораздо меньше, и некоторые не успели одеться. Их просто выгнали через черный ход и кинули вещи в лицо.              Люси смотрела на милую девочку — Грейс — и сочувствовала ей. Несчастная появилась у Спайдера недавно, приползла буквально на коленях и зашептала, что ничего не умеет, но ей очень-очень нужны деньги. Мужчина только рассмеялся и поручил ее Люси. «Обучай», — рассмеялся он и ушел выпивать. А Грейс, кажется, обрела хорошего друга, потому что Люси было её жаль. Оказалось, что у девочки умер отец, оставив все наследство брату, который ее терпеть не мог, а однажды и вовсе избил. Грейс предпочла бежать, но, вот беда, найти работу было невозможно, а вернуться домой — смерти подобно.              — Ты тут ничего не найдешь, — говорила ей Люси, качая головой.       — Но у меня будут деньги, хоть немного, и крыша над головой. И возможно, однажды…              Грейс мечтала о любви. О большой и чистой, как в романах. Когда-то Люси посмеялась бы над этим, но теперь… Подобная мечта недавно ожила и в ней, благодаря джентльмену, на безымянном пальце которого поблескивало изящное золотое кольцо.              Они возвращались в бордель вдвоем, две другие девушки давно убежали вперед, и негромко обсуждали какую-то ерунду: погоду, последние новости, попавшие на страницы газет… А о чем еще им было разговаривать?              До рассвета оставалось довольно много времени, а над Лондоном чернел купол грозовых туч. Дождь должен был вот-вот начаться. Наверное, поэтому улицы были еще безлюднее, чем обычно. Хотя, казалось бы, куда безлюднее? Из каждой подворотни, клубясь, выползала темнота, подобно жуткому зверю. И шаги, такие гулкие в гнетущей тишине, отдавались в голове, пугая. Даже в окнах уже не горел свет. Город будто спал. Но это была ложь. Лондон всегда бдит, и он всегда готов вас удивить.              — Ты слышала, кто-то убивает… проституток? — спросила Грейс, нервно оглядываясь. Никого. Но казалось, что тем хуже, будто именно это видимое одиночество таило опасность.       — А кто-то убивает джентльменов и власть имущих, — Люси безразлично пожала плечами. Кто-то мог бы сказать, что она не ценила свою жизнь. Это не так. Просто опасность стала рутиной, а смерть не раз дышала в затылок, так что пока нож не приставлен к горлу — все в порядке.       — Жутко все это… — девочка поежилась. — Как думаешь, это один человек?       — Вряд ли. Да и какое мне дело? Пока меня это не касается, а когда коснется… когда коснется, уже ничего не поможет, — девушка даже поразилась собственному спокойствию. Что ж, возможно, она просто слишком устала, чтобы по-настоящему беспокоиться за свою жизнь от всего лишь мысли о таинственном убийце.              Грейс взглянула на Люси обеспокоенно, разомкнула искусанные и обветренные губы, но так ничего и не сказала. Возможно, хотела что-то спросить и стеснялась. В любом случае, обе сочли это недостаточно важным и продолжили тихо переговариваться о скучном и бессмысленном: о нарядах дам, о Спайдере… Лишь бы не молчать, потому что все-таки, совсем чуть-чуть, жутко.              А потом в конце улицы показались два мужских силуэта. Был слышен их пьяный смех и громкие шаги по лужам. Ничего хорошего это не сулило… Свернуть некуда, дома жались к другу и будто пытались дотянуться до строений на другой стороне улицы. Все ближе и ближе, теснее и теснее.              А у Люси с собой не было ножа…              — Мне страшно, — дрожащей рукой Грейс вцепилась в её запястье.              Молодые люди ускоряли шаг…              — Девочки! Неужели вы нас не узнали! — они снова рассмеялись. Вот только… да, лиц видно не было, темнота пожирала краски, но голоса… Кажется, Люси начинала вспоминать.              И правда. Через некоторое время они стояли лицом к лицу, и девушка смотрела в знакомые глаза, хитрые и веселые. И пьяные. Эти мужчины, два хороших друга, были частыми гостями у Спайдера. Кто-то даже уверял, что их связывает тяжкий грех содомии, но в борделе ли говорить о чужих пороках… В любом случае, кажется, девушки были спасены. Сейчас им предложат деньги (отказаться, конечно, нельзя), а потом поведут в теплый дом или квартиру. Цена и место были не важны, главное, что в «Красную крысу», ставшую им не домом, но стенами и крышей, они будут возвращаться уже утром, когда вокруг будут люди.              Однако Люси уже привыкла, что судьба любит жестокие издевки. Будто извиняясь, шутя и кланяясь, мужчины заявили, что этим вечером крупно проигрались и могут позволить себе выбрать только одну девушку. И Грейс показалась им гораздо более лучшей кандидатурой.              — Со мной все будет в порядке, — Люси улыбнулась, потрепала девушку по щеке и скорее направилась вперед по улице. Чтобы девчонка, и без того смущенная и растерянная, не видела, как ей вдруг стало страшно.              Совершенно одна. В темноте. И только позади затихали шаги.              Самым жутким из того, что таилось во мраке, были мысли. Мысли и фантазии о том, как кто-то или что-то накинется сзади. Люси легко могла представить нож, подставленный к шее, и кровь, бусинами сверкающую на ее атласной коже. Как спастись? Как отвлечься от этих тревог? Ведь еще недавно её ничего не беспокоило… А может, это то, что называют предчувствием?              Девушка резко обернулась. Никого. Тишина, пустота. В окне одного дома вспыхнул огонек свечи. Может, кто-то проснулся от ночного кошмара? Это вообще всегда занимало Люси — пытаться угадать, что происходит вокруг, какие судьбы и истории она обходит стороной, вливаясь в них лишь темным силуэтом без имени и голоса. Со странным чувством в груди девушка вспомнила человека, которому сейчас точно было не до нее… Работа, свадьба… Запомнит ли её Генри Джекилл или так же оставит лишь размытым пятном в галерее пациентов? Она пыталась не винить его, но… Можно ли ей было позволить себе хотя бы просто мечтать? Можно ли ей было позволить себе попытаться найти оправдание судьбе? Как же хотелось, чтобы он вернулся еще хотя бы на час, кинул деньги Спайдеру… Или хотя бы улыбнулся ей, как тогда…              Его шаги были беззвучны, он будто просто возник из темноты, дыша зловонием алкоголя, пота и какой-то болезни. Его сердце заходилось, будто он пробежал длинный путь. И Люси чувствовала это лопатками. А еще она чувствовала соленый вкус его кожи, когда широкая ладонь зажала рот. А во второй руке, уверенной и твердой, он держал длинный нож.              Как забавно… Минуту назад Люси дрожала, опасаясь каждого шороха, и ей так отчаянно хотелось мечтать, рваться куда-то и, боже, как смешно, любить. А теперь? Теперь не осталось ничего, кроме животного страха, и куда делись высокие порывы человеческой души? Лишь бы жить, лишь бы хоть как-нибудь…              Кожу опалила горячая слеза отчаяния и боли, горло саднили подступающие рыдания.              — Спокойно, милая. Я быстро, — лезвие скользнуло по шее, холодное и гладкое.              Ей осталось меньше секунды. Он не ошибется, вскроет там, где надо. Доктор. Хирургическая точность. Люси вспоминала обрывочные фразы из газеты, и почему-то хотелось рассмеяться. Наверно, его в самом деле никто и никогда не поймает. Девушка вообще не верила в справедливость, теперь — особенно. Неужели такая мерзкая смерть ей в наказание за грех? Но неужели она действительно грешила, а не просто пыталась хоть как-то выжить…              В голове невольно пронеслась мысль, что последнее, что Люси увидит перед смертью — грязь на стенах домов, лужи, липкий мрак и острие месяца, едва видное в просвет меж туч.              Сдавленный стон над ухом был преисполнен ужаса и боли…              Хватка ослабла.              Нож со звоном ударился о камни мостовой.              Уже упав на землю и дрожа от ужаса, Люси увидела силуэт позади убийцы. Силуэт человека, который снился ей в кошмарах, которого она ненавидела и боялась… Силуэт Дьявола в обличье молодого мужчины. Силуэт Эдварда Хайда. Он крепко держал неизвестного за запястья, впиваясь в кожу длинными когтями. И девушка прекрасно знала, как глубоко они могут ранить…              — Ты посягнул на чужую территорию, уродец, — хищно шепнул Эдвард, разворачивая убийцу к себе лицом. Тот будто по-прежнему не верил в происходящее и даже не пытался вырваться. У него выступила испарина и, кажется, подумать только, человек, пугающий всех своими кровавыми деяниями, был напуган. Действительно напуган. Как была напугана каждая его жертва. Возможно, он даже чувствовал, что сопротивляться опасно: Мистер Хайд мог убить его в любую минуту, и вряд ли ему было необходимо оружие.              — Я не знал, не знал же, — убийца прохрипел это, а затем вскрикнул — ногти впились еще глубже.       — А подумать? — Эдвард противно рассмеялся. — Столь прекрасная особа не может быть свободной, правда? Она моя.              Убийца не успел даже вскрикнуть, когда его грубо толкнули в грудь, и вскоре вытянулся на мостовой рядом с несостоявшейся жертвой, но даже не посмотрел на нее. На локтях выступили темные пятна крови. Люси кожей чувствовала его страх. И чувствовала, как мужчина сжимается, ожидая удара сапог в живот или голову. Но его не последовало. Мистер Хайд быстро поднял нож и принялся изучать его, продолжая усмехаться.              Убийца сел, поджимая губы и тяжело дыша. Эдвард даже не посмотрел на него. Даже когда Люси тихо пискнула, отползая ближе к стене, «джентльмен» не шелохнулся. Правда ли его так интересовало оружие, или он просто выжидал, демонстрируя ложное безразличие… Этого никто так и не узнал. Но убийца уже поднимался, чувствуя на себе испуганный взгляд молодой девушки.              А через мгновение кровавое чудовище, которое совершит еще не одно преступление, сбежало, поскальзываясь и прихрамывая.              Люси же осталась сидеть на земле, прижимая колени к груди и до крови кусая губы. Она знала, что Эдвард не убьет ее. Она знала, что в безопасности. И ужас, сдерживаемый доселе, прорвался горькими рыданиями и дрожью во всем теле. Девушка жалась к стене дома, закрывала лицо перепачканными руками, и не могла унять слезы. Даже встать сейчас было невозможно — ноги казались слабыми, как у маленького ребенка.              — Успокойся. Больше он не посмеет тебя тронуть, — Эдвард оторвал взгляд от клинка и фыркнул, пряча его под полы потрепанного плаща. Возможно, остался недоволен, а возможно, тут было что-то другое. Его вообще было почти невозможно понять. Все эмоции будто скрывала восковая маска похоти и злобы.              Люси хотела ответить, но снова задохнулась в рыданиях. Ей было так стыдно, так мерзко… Ей хотелось спрятаться ото всех и никого больше не видеть. Но Эдвард осел рядом, брезгливо стряхивая грязь с кожаных штанов. Девушка была почти уверена, что сейчас он начнет мучить её словами или действиями, но мужчина молчал. Она искоса взглянула на него и обнаружила, что Эдвард спокойно ждет чего-то, разглядывая свои руки. Широкие ладони с длинными тонкими пальцами… С пальцами скрипача или пианиста. Но вместо этого он решил стать чудовищем.              — Тебе лучше? — Эдвард будто заметил её взгляд и резко повернулся, всматриваясь в заплаканное и грязное лицо.       Люси кивнула и выдавила слабое «угу». А через некоторое время она даже смогла встать, хотя слабость во всем теле все еще давала о себе знать. И немного кружилась голова.              — Это он… тот, о ком говорит весь Лондон? — голос не слушался, хрипел (совсем как у несостоявшегося убийцы), но девушка постаралась не обращать на это внимания.       — Убийца проституток, очищающий общество, — Эдвард поднялся, кряхтя, а затем захохотал. — У него будут десятки подражателей и поклонников!              Острая обида кольнула в сердце. Как же… многие считали их работу грязной, богомерзкой, но неизменно пользовались теми несчастными, кому просто некуда больше идти. Если бы они, эти святоши с неизменно благородными душами, хотя бы на секунду представили, насколько сильно Люси хотела бросить все это и вернуться домой, где, наверно, давно никто не ждет… Но были ли бы деньги. От отчаяния порой хотелось плакать, только даже на эту маленькую слабость времени не было.              — Тебе он нравится, да? Тем, что… «очищает общество»? — болезненно пробормотала девушка, стараясь не смотреть в глаза мужчины. Однако он ухватил её за подбородок и вздернул голову. Сколько же жгучей злобы было во всем выражении его еще совсем молодого лица…       — Каждый в этом мире, моя дорогая, — Эдвард облизнул верхнюю губу, а затем скривился, — действует по своим личным убеждениям. И если тебе угодно знать, что я считаю, что в мире есть куда большие проблемы и пороки нежели девушки, зарабатывающие на мужских удовольствиях. И будь моя воля, я бы подражал не ему уж точно.       С этими словами мужчина оттолкнул Люси и принялся озираться по сторонам, будто что-то потерял. И действительно, через некоторое время Эдвард прошелся вдоль стены дома и поднял помятый цилиндр, весь в пыли. Впрочем, он удивительно гармонично смотрелся поверх спутанных волос.              — Ты возвращаешься в «Крысу»?       Мистер Хайд снова обернулся к Люси, которая будто бы до сих пор не опомнилась от его слов. Она стояла у стены, растерянно кусала губу и прижимала ладони к груди. Напуганная и несчастная… Ей всегда хотелось выглядеть сильнее, особенно в глазах этого человека, но вот её истинное лицо… И Эдвард снова рассмеялся:       — Мне кажется, Спайдеру не понравится, что ты в таком состоянии, — он прижал грязную ладонь к щеке девушки, скользнул к виску и впутал пальцы в огненно-рыжие волосы. — Он будет рвать и метать, правда?       Люси злобно смотрела на мужчину снизу вверх.       — Тебе-то какое до этого дело? — огрызнулась она и тут же вскрикнула от боли — Эдвард сжал несколько прядей в кулак.       — Не хочу, чтобы честную девушку ругали зря, — выдохнул он и снова отстранился.              Люси смотрела на это человека, погруженного в темноту ночи, и думала о том, что только такое мрачное место, как Лондон, могло породить его из пороков, туманов и грязи. Эдвард будто был единым целым и с небом, которое только чудом до сих не разразилось громом и молниями, и с мостовой с лужами черной воды, и даже с самим воздухом, пропитанном вонью.              — Пройдемся вдоль набережной?       — Что?! — Люси тряхнула головой и нахмурилась, не в силах поверить собственным ушам. Он зовет ее на… прогулку?       — Не пойдешь же ты теперь одна до своего милого дома, — Эдвард усмехнулся. — Я провожу, чтобы никто больше не посмел покуситься на жизнь столь очаровательной девушки.       От этих сладких речей Люси даже передернуло. Однако… что-то сродни благодарности затеплилось в ее душе. Девушка улыбнулась, чуть виновато, и отказалась.       — По набережной долго, а я бы хотела вернуться пораньше. Чтобы не злить Спайдера.              На самом деле, Люси не думала, что от ее мнения вообще что-то зависит. Эдвард всегда поступал по-своему. Он не слушал никого и был особенно ужасен, если кто-то осмеливался ему перечить или грубить. Даже Спайдер, этот жестокий и циничный человек, обладающий колоссальными связями в Лондоне, боялся мистера Хайда, бледнея при одном упоминании его имени.              Однако в этот раз Эдвард настаивать не стал. Возможно, он и сам не особо оценил собственную идею. Так или иначе, но мужчина только пожал плечами и зашагал прочь, бросив спокойное «как скажешь». Люси осталось только глубоко вдохнуть, пытаясь унять бешеный стук сердца, и поспешить за ним.              Какое-то время они шли молча. Только иногда мужчина вдруг начинал что-то насвистывать под нос, мелодии были самые разные и не всегда простые, так что Люси почему-то подумала, что это что-то из новых опер и концертов. Неужели мистер Хайд посещает театры? Да. И он отлично разбирался в музыке… и во многих других отраслях искусства. Однако кое в чем девушка все-таки ошиблась. Оперы, концерты — да. Но не новые. Эдвард напевал Глюка, Моцарта, Баха и прочих гениев, давно покинувших мир живых.              Темный переулок сменился широкой улицей, освещенной фонарями. Тут идти было уже не так страшно, изредка мимо даже проносились экипажи. Кучера смотрели на странную пару недовольно и хмуро. Что ж, наверно, они выглядели действительно возмутительно: девушка, одетая… скажем, откровенно, в легком пальто и мужчина, укутанный в грязный плащ. Но им обоим было не до внешнего вида.              А потом Эдвард вдруг обернулся, устремив пронзительный взгляд глаз, казавшихся почти ядовито-зелеными в таком освещении, прямо на Люси.       — Запомни это ощущение, — вкрадчиво шепнул он, снова облизывая губу.       — Какое? — девушка почувствовала, как по коже бегут мурашки, и голос опять едва ли слушался.       — Ножа, приставленного к самому горлу, — отозвался мужчина, когда они вновь свернули на темную улочку, где единственный фонарь не горел уже пару лет. Рука скользнула под полу плаща, да так и замерла там.              Люси вздрогнула, сердце ускорило бег. О да… это ощущение она не забудет никогда, когда все тело замирает в предчувствии конца, когда страх доводит до тошноты… Как не забудет, как мистер Хайд наклонился к ней тогда, целуя щеку и скользя языком ниже, мерзко до мурашек… А потом он прикусил тонкую кожу, отстранился и расхохотался. А через миг мрак поглотил его высокий силуэт. Даже звук шагов потонул в этой вязкой черной пучине.              Но Люси знала, что он еще вернется. Следующей ночью.              Паб «Красная Крыса» зазывал массивной вывеской над дверьми…