***
- Ммм? - Чеюн щурится и смотрит на своё запястье. Ухмыляется появившейся надписи и ведёт кончиком языка по верхней губе. Это началось не так давно, не больше недели назад. Просто вдруг на руке всплыло чьё-то стихотворение. И что самое странное: это был не сон. Чеюн знал подобные стихи, сам писал их иногда: простые и открытые, полностью отражающие настроение их создателя. Такими бывают стихи, которые кто-то пишет просто для себя. И именно такие стихи парень считал самыми прекрасными. Тогда он аккуратно, словно посягал на что-то личное и сокровенное, вчитывался в каждую строчку, затаив дыхание. Не думая о том, почему это вдруг появилось на его теле, он лишь пытался составить в голове образ человека, которому принадлежали эти слова. Отчего-то мысль о том, что у этих стихов однозначно есть автор, не оставляла сомнений. Слишком много чувств, слишком много интимной откровенности. Будто перед ним предстала совершенно обнаженная и такая хрупкая душа. В тот момент Чеюну так искренне и банально захотелось спрятать ее обладателя от других и поддержать его, что он выудил из пенала первую попавшуюся ручку. "Мне нравится," - оставил он под чужой поэзией. И ни капли не удивился, когда ни одно слово с его руки не исчезло даже через пол недели. "Твоя судьба," - отвечает он на вопрос, возникший на запястье парой минут ранее. Смотрит на руку ещё несколько минут, тихо усмехается на притихшего поэта и идёт на тренировку, перекинув через шею полотенце.**
Вот только Инсон такую судьбу не заказывал. И исписанную кожу тоже. Он смотрит на внутреннюю сторону правой руки с текстом песни буквально до локтя. Смотрит на подушечки пальцев, на запястье с двумя короткими фразами. И думает Инсон о том, что проебался с такой судьбой по полной программе. Но что ж, бывает, поправимо. Фразы на запястье он сможет выдать за татуировку со смыслом. Почему нет? На стихи положить музыку, стать популярным, а потом ходить с собственным текстом на руке, загоняя всем про особый стиль. А если больше ничего не писать на теле - то и ответа наверняка не будет. В конце концов, пока что чёрные чернила на его коже первыми диалог не начинали. Только вот, когда парень узнает, что не прошёл в вуз, он сам тянется за ручкой и касается кончиком бледной кожи. Ему хреново, правда. И он вряд ли поделится этим хоть с кем-то. Такой уж характер: держать в себе и, наверняка, когда-нибудь просто сломаться. На этот раз он пишет текст о том, что чувствует себя испорченным листом бумаги. И лучше бы чернила, что хранятся на нем, исчезли. Что испорченный лист положено выкидывать. Только вот в урне холодно и страшно. А листочек хочет, чтобы на нем нарисовали солнышко. Инсон не знает, что ему ответят, но очень надеется на простое "мне нравится". Ему хватит, честно. Ему и не нужно большего. Но он чешет кожу под ключицей, косит взгляд вниз и бежит к зеркалу. Под выпирающей косточкой слишком кривеньким почерком выведено "Я с тобой". И это, черт возьми, куда нужнее. К тому же... кажется, это первый вечер его девятнадцатилетия, когда он не чувствовал себя одиноким. "Я не поступил в универ," - пишет он с грустной улыбкой и ждёт нового маленького чуда. Своего собственного, странного, пугающего. Но отчего-то такого тёплого и необходимого сейчас. За ту ночь на его правой руке не осталось свободного места для записей. Ким Инсон понял: это только начало. И полностью осознал это, когда ровно посередине груди с утра обнаружил нарисованное оранжевым фломастером солнышко.*
Чеюн отправляет внутрь уже пятый стакан виски и думает, что его печень скоро откинется где-то в подворотне, или что он сам скоро умрет. Второе даже лучше, пожалуй. Ещё думает о том, что перед смертью, возможно, он был бы не против выпить вместе со своим маленьким поэтом. И хотя этот парень оказался старше него, Ли все равно не может не воспринимать его как ребёнка. Чеюн смотрит на катающиеся по донышку пару капель напитка и отчего-то решает, что ему срочно нужно с кем-нибудь переспать. "Какой тип девушек тебе нравится?" - зачем-то спрашивает он у руки. Носить в кармане ручку уже привычное дело, а вот первым парень не писал ещё никогда. Но разве это плохо? К тому же он пьян, отстаньте от него. "Я гей," - отвечает ему рука через пару минут. И Чеюн смеётся и выпускает из рук стакан. Тот тихо звенит, касаясь барной стойки и привлекая внимание окружающих. Будто громкое заявление, что этому парню больше не наливать. И хотя стакан, чуть повращавшись, остановился в правильном положении, а сам Чеюн выглядел почти что трезвым, светловолосая девушка, смотрящая на парня весь вечер, решает, что пора таки действовать. Они, по классике, залезают в кабинку грязного туалета с остатками чужой спермы на стене. Чеюн что-то шутит про расточительство, но его тут же утягивают в поцелуй. Ему горячо и приятно. Девушке, кажется, тоже, хотя это волнует Ли в подследнюю очередь. Он закатывает глаза на чужие пальцы на своём члене и входит резко и быстро, так, будто просто хочет как можно быстрее получить разрядку. Выдавливает из себя смешки вместо стонов, щурит глаза в каком-то призрении и вновь утягивает девушку в поцелуй до последнего миллилитра кислорода в лёгких. Она плавится в его руках и чуть ли не теряет сознание. - Ты зверь, - говорит с трудом, еле отдышавшись после оргазма. Ватные ноги держат худенькое тельце с трудом и она хватается за сильные плечи напротив, утопая в чужом взгляде. Слипшаяся ткань футболки (ведь пачкать стены неправильно) ее волнует меньше всего. - Но тебе же понравилось, - Чеюн ведёт плечом, уходя от чужих прикосновений, смотрит слишком холодно и одними губами благодарит за неплохой секс. Она хмыкает, проскальзывает за дверцу кабинки и хлопает дверью, покидая уборную. Он достаёт ручку и пишет под чужими словами короткое "я тоже". А под утро возвращается домой и маркером вырисовывает чокер из одной только фразы. Короткой, уместившийся на шее не меньше 20 раз. "Ты мой," - гласит это послание. Написанное каким-то рваным, с закосом под готический, почерком. Ли Чеюн доволен своим творчеством. Ким Инсон безумно хочет его убить. "Сука," - впечатывает он в свою кожу, - "хотя бы лицо не трогай". "Ты всегда можешь стать кем-нибудь известным и свалить все на стиль". "На зло тебе, я так и сделаю," - и уже днём Инсон снимает все бинты и идёт в агенство с пачкой документов и тетрадью, полной неспетых песен. Уже вечером на его коже появляется "меня взяли", которое он сам аккуратно выписывает на собственном плече. Подумать только, первым об этой новости узнает какой-то незнакомец, использующий его тело, как чат в какао. Ли Чеюн счастлив за него, правда. Он пишет в ответ "молодец" и улыбающийся смайлик, смотрит на тёмное небо за окном и думает, что ему ничего не светит. Думает и вновь хватается за ручку. "Поговори со мной," - словно зов о помощи. А на самом деле Чеюн просто слишком устал от чувства одиночества. И Инсон говорит, пишет вернее. Рассказывает о полноватом менеджере, о вкусном кофе и "у тебя хорошие тексты и подходящий под них вокал". О том, как страшно было на прослушивании и как он был счастлив, когда ему объявили, что он принят. Чеюн смотрел на покрывающуюся ровными рядами символов руку и думал о том, что же такое произошло с ними двумя. Почему буквально за пару недель парень, у которого он не знает даже имени, стал чем-то неотделимым от его собственной жизни. "Кто ты?" - пишет он на последнем не исписанном клочке кожи своих рук. "Услышишь по радио," - отвечают ему и строят в голове небесные замки. После этого они не общаются почти что год. Ровно до тех пор, пока Чеюн не узнает от своих новых одногруппниц про какого-то там айдола с исписанными руками и чокером, который обвивает его шею неровным рядом букв. - Инсон, - отвечают ему, когда он вливается в чужой разговор, - а что? Ты слышал о нем? Ли Чеюн мотает головой и поправляет высокий воротник водолазки. Слушает песню, узнает слова, которые впервые прочитал на предплечье правой руки и тянется за ручкой, которую хранил в дальнем углу органайзера. "Мне нравится," - пишет он над пупком, - "Ким Инсон". Недавно дебютировавший парень гладит эту надпись большим пальцем, улыбается счастливо и думает, что исполнил свою мечту. "По радио услышал?" "От одногруппниц" "Какой я популярный," - он искренне смеётся и смотрит на появляющиеся на животе буквы. "Я даже куплю твой альбом". После этих слов Инсон долго не может согнать с лица счастливую улыбку. Отчего-то ему показалось, что, даже если от него отвернётся каждый новоиспеченный фан, он будет петь до тех пор, пока тот парень с неаккуратным почерком будет его слушать. Он перечитывает каждое слово со своих рук, раз в десятый за этот год. Думает, что без этого всего он давно бы потерял себя и никогда бы ничего не добился. Думает, что тот год, что они не общались, он лишь сблизился с тем человеком ещё больше. "Будь со мной," - выписывает Инсон на правой ключице, смотря на искаженные буквы в отражении зеркала. "Always," - отвечают ему на левой. Инсону кажется, что когда-нибудь кто-то напишет о нем рассказ, в мире которого у каждого человека будет предназначенный ему судьбой партнёр. Общаться они будут, переписываясь на собственных телах, и, конечно, в конце встретятся и навсегда останутся вместе. И это будет так похоже на правду, что Инсон сядет и прочтёт эту историю от начала и до конца. Разве что перед этим он должен стать профессионалом, а не просто талантливым парнишкой с красивой мордашкой и чистым голосом. Тогда, возможно, тот парень, что пообещал всегда быть рядом, действительно найдёт его. Только вот Ли Чеюн искать не хотел. Он слушал каждую новую песню, покупал альбомы: дебютный и пару, что вышли после, радовался растущей популярности своего собеседника и даже в жару надевал водолазку и джинсы. Ведь будет так странно, если кто-то увидит те же самые записи, только на его теле. Это стало чем-то вроде проклятия. Если бы узнал хоть кто-то - его наверняка посчитали бы больным фанатом, каким-то глупым безуспешным парнем, который только внешностью пытается под айдола закосить, хотя сам даже на мордашку не особо то смазлив. Чеюн все так же искренне любит все, что пишет ему Инсон. Любит его песни, в каждой из которых находит что-то, адресованное только ему. А ещё ему немножко льстит, что он стал первым, кто проникся творчеством этого парня. Они общались куда меньше, чем раньше, но тем не менее иногда могли целыми вечерами обмениваться короткими фразами, заполняя оставшиеся кусочки тела бесполезной, но очень значимой для них болтовнёй. У Чеюна одна нога исписана полностью, на животе почти не осталось свободного кусочка кожи, а на груди написан текст песни, которую ему посвятил Инсон и которая стала заглавной песней третьего альбома. Чеюн не понимает, как старший умудряется исписывать такие места, представляет себе руки, способные гнуться во все стороны и тихо смеётся, когда над тазовой косточкой считывает "I want embrace you". "Это совсем не нужная романтика, Ким Инсон," - думает он, но чёрными чернилами выводит улыбающийся смайлик. Когда выходит пятый альбом, на их телах свободной от букв остаётся разве что спина и пара пустых кусков на боках. Ну и лицо, конечно же. То самое правило, который ни один из них не нарушил за эти годы. Сколько они уже общаются? - ни один из них не сможет ответить на этот вопрос. Но каждому отчего-то кажется, что всю сознательную жизнь. Чеюн просит знакомого нарисовать ему на лопатках крылья, простой гелевой ручкой, не больше. Все равно останется навсегда. Крылья выходят немного разные, кое-где контур получается толще, чем нужно. Но Инсону нравится. Инсон зовёт Джухо и впервые рассказывает кому-то о том, над чем ломает голову каждый его фанат. "Напиши ему, что у меня концерт в Сеуле в эту среду," - и Джухо пишет. Со скептическим недоверием выписывает букву за буквой на пояснице школьного друга и фыркает, когда через пол часа на боку Инсона появляется короткое "поздравляю". Он пишет дальше, все, что ему диктует друг. И, если кто-нибудь достанет камеру и сделает фото, оно наверняка сможет войти в какой-нибудь эстетический коллаж. Первый: исписанный почти что с головы до ног, обхвативший руками колени и прислонившийся виском к холодному стеклу, с мелкой дрожью по всему телу и побелевшими пальцами. Второй - сосредоточенно выводящий символ за символом на бледной коже и все ещё с удивлением окидывающий переписки на чужих подрагивающих плечах. Он дышит через раз, вечно косится на отражение бывшего одноклассника и думает, что участвует сейчас в чем-то до безумия интимном. Они сидят на широком подоконнике, касаясь макушками и плечами огромного окна. Инсон размеренно и как-то безымоционально диктует ему банальные "приходи на концерт" или "я буду ждать тебя" и не отводит взгляд от ночного Сеула с призрачной, какой-то по-грустному счастливой улыбкой. А взгляд лисьих глаз слишком искренний и даже печальный. "Эй, я ведь не знаю твоего имени," - говорит Инсон так, будто за его спиной не сидит некий "третий лишний" в их отношениях. И продолжает, - "А места на коже почти не осталось". Бэк думает, что все слишком похоже на сюжет дорамы с элементами мистики. Думает, что в жанры стоит добавить драму, и тихо вздыхает на каплю воды, скатывающуюся по стеклу где-то на уровне глаз Ким Инсона. - Осталось ещё место под лопаткам, - уточняет зачем-то Хо, - и правый бок пустой почти. Старший кивает как-то обречённо и на луну глаза поднимает. Блики кристально-белого цвета делают его взгляд каким-то потусторонним, ненастоящим. Ким Инсон - странное существо, единственное на этом свете. Чарующее, манящее и пугающее одновременно. Он словно материализовавшийся дух, так просто влившийся в коллектив смертных и не отличающийся толком от простого человека. Но Ким не простой ведь, точно. По крайней мере Джухо мог думать только об этом, глядя на каштановые волосы, приобретающие голубой оттенок лунного света. "Эй, парень, ты не представляешь как он прекрасен," - пишет Бэк лично от себя. И где-то на другом конце Сеула Ли Чеюн пытается не ревновать. Ревновать, впрочем, и причин то нет. Они не клялись друг другу в верности, никогда не заговаривали о собственных отношениях и вообще избегали тем, связанных с личной жизнью каждого. Они, по сути, незнакомцы. Вот только что один, что другой чувствуют привязанность такой силы, будто друг без друга они не смогут существовать. Но пусть так. Ли Чеюн все равно не собирается идти на глупый концерт с толпой кричащих девчонок. Однако он надевает чёрную футболку, обнажающую шею и руки, и белые джинсы, обтягивающие ноги и играющие чёрными разводами слов на свету. Его считают классным, пропускают в фан-зону и шепчутся о том, как не лень ему было расписывать себе руки и почти в точности повторить надпись на шее. Это их первая встреча. Встреча, на которой один не сводил взгляда с парня на сцене, а второй так и не узнал о том, был ли первый в зале. "Он прекрасен," - думал Ли Чеюн. И отчего-то позволил себе пару слез на дебютной песне. Инсон смотрит на правый бок. "Мне понравился концерт," - гласит новая надпись. А у Кима внутри все переворачивается. "Ты был? Почему не подошёл ко мне? Почему не подождал у выхода?" И получает в ответ холодное: "а зачем?" Действительно. Хех. А ведь правда... Ким Инсон, какой же ты дурак. Ему нравится мистика вашего общения, ему нравятся твои тексты, ему нравится думать о том, чем бы ещё исписать оставшуюся кожу. Но это не значит, совсем не значит, что ему нравишься ты. Он зарывает пальцы в своей чёлке, касается ладонью лба и поднимает голову вверх. "Осталось ещё место под лопатками," - вспоминает Сон. Вспоминает и звонит Джухо. На следующее утро после концерта место под лопатками не остаётся. Чеюн читает текст новой песни в отражении сразу двух зеркал, улыбается с какой-то обреченностью и смотрит на жалкие сантиметры, которых пока что не касались чернила ручки. Они могли бы быть вместе. Все ещё могут стать. "Ты не услышишь мое имя по радио," - пишет Ли и усмехается, - "но и сам я тебе его не скажу." Инсон смотрит на белую полоску кожи. В неё можно уместить не так уж и мало, если сжимать буквы. Но пишет он размашисто, не заботясь о почерке и том, что занимает последний свободный клочок. "Я тебя люблю," - пишет Ким Инсон.