точка невозврата

      стайлз устал от непонимания.       стайлз давит крики в тишине.       стайлз сжимает зубы до хруста.       но ничего не решается — это доводит до отчаяния.       он не знает, что делать, за что схватиться, чтобы все было хорошо. по-нормальному. он не понимает, почему губы скотта привлекают больше, чем сочность губ лидии, а его прикосновения вызывают пульсацию в мозгах, в самых его недрах, где мысли забиты лишь одним. и оно не бьет по нервам, а сладко ноет.       это называется влюбленностью.       и скотт не против.       его губы не мягкие, как у лидии, но их вкус напоминает самую сладкую клубнику. неловкими прикосновениями он скользит по бледной спине стилински, мягко обхватывая его упругую задницу и с влюбленными глазами преданно смотрит в темную бездну стайлза. — особое приглашение надо?       стилински хлещет ядом и иронией, но больше стонет, приоткрывая свои пухлые мокрые губы, выстанывая каждую чертову букву имени макколла. и скотт готов продать за это свою чертову душу.       через месяц появляется дерек хейл с его хмурым небритым еблом и сухими репликами-харчками, отчего у стилински стоит в штанах крепче, чем статуя свободы. зелено-карие глаза, узкие губы, крепкая спина и литые мышцы сносят крышу мальчишке. он усердно пытается вытрахать из себя хейла с помощью скотта. макколл не замечает ни перемен настроения у стайлза, ни его повадок заправской шлюхи, но преданно ждет каждый вечер, пока стайлз дрочит в душевой, представляя поцелуи дерека на своей шее. — ради всего святого, стилински, завали ебальник.       но дерек не любит целоваться — он узнает это через пару недель, когда хейл дерет его в зад, прикусывает мертвенно-бледную кожу стилински и кончает за час пару раз. он не растрачивается на чувства, слова и эмоции, насухо входит и доводит стайлза до безумия, отчего тот хромает по неделям.       стайлз не влюбился, но и уйти не может. как от скотта, так и от дерека.       стилински любит макколла, но ходит в постель к хейлу — они оба знают друг о друге, но ждут действий со стороны все того же стайлза.       но того стайлза уже нет: он давно испит, тот стайлз сдох в непониманиях.       осталась лишь оболочка, голая, обнаженная до нервов. он теряется между животной страстью с дереком и мягким теплом со скоттом. хейл берет резко, без слов, жарко, громко, по-волчьи, а макколл чувственно целует царапины, засосы, ссадины после дерека, нежно трется, словно потерянный щенок.       только потерянным чувствует себя стайлз, не знающий, как играть в такие игры.       решение приходит в виде миловидной охотницы с таким слащавым именем эллисон арджент. скотт неловко смотрит в глаза стилински, когда тот видит в его постели не себя, а эллисон. красивую, бледную брюнетку с карими глазами и лучезарной улыбкой.       отчего зубы сводит у стайлза. — значит, так, да? — ты не мог сделать выбор, — едва слышно раздается голос макколла среди напряженной тишины, — я уступил место. — не затрахайтесь до смерти.       уходит, хлопая дверями, а затем приходит к хейлу. дереку посрать на стилински, но у стайлза хорошая задница и красивые стоны, отчего волк рычит внутри. дерек хейл не признается в любви, не целует опухшие губы, не звонит и не ходит на свидания. он берет, а потом выкидывает, но снова подбирает, ебет и еще раз выкидывает.       стайлз не претендует ни на любовь, ни на понимание.       стайлз не хочет быть окончательно выброшенным.       стайлз задыхается от ярости, когда дерек ласково прижимает к стенкам брейден, нежно целуя в губы. стайлза разрывает на части, когда хейл уходит так же внезапно, как и появился. — уходи и возвращаться не надо, — вслед летит дереку, которому просто насрать на осколки сердца мальчишки и нож, воткнутый тому в спину.       стилински задыхается, беззвучно кричит и рвет на куски остатки своей гордости, стуча в дверь макколла. — нужно закончить то, что мы начинали, стайлз, — пожимает плечами скотт, держа за руку уже киру. кира смотрит свысока, презренно, будто стилински — это половая тряпка, о которую можно вытереть ноги. — это финал, уходи и возвращаться не надо.       он закрывает дверь, а стайлз понимает, что у него больше нихрена не осталось.       стилински понимает, что скотт продал бы душу за эллисон, но никак не за него. уже не за него.       он неинтересен, пустой, жалкий и неправильный.       у стайлза сквозная дыра вместо сердца.       у стайлза по венам идет кислота вместо крови.       у стайлза отчаяние вместо воздуха.       стилински теряется в бессонных ночах, глотая горькие слезы вперемешку с аддераллом, шляясь из рук в руки, как беспризорная псина, выкрикивая в стонах имена-шрамы, которые не хочет забывать. он вдыхает отчаяние, выпускает кислоту из вен глубокими порезами, забивает дыру вместо сердца однодневной еблей и пачкой сигарет.       он потерян, пуст, разорван — таким находит его тео рейкен с темно-зелеными глазами, ухмылкой-улыбкой, бледной кожей и ядом в поцелуях. тео, надменно смеясь, пихает вместо сигарет ему в глотку правду. — ты ничтожен, жалок, разбит, ты никому не нужен.       но стилински кивает и кивает, ничего не отвечая, а медленно глотая реплики рейкена, медленно сшивающего сквозную дыру вместо сердца. он не вернет его ему. тео рейкен — химера. он неправильный. он заберет кусочки выброшенного сердца себе, чтобы стайлз — мальчишка с разбитыми идеалами, темнотой на дне бездонных глаз, громкими стонами и хрупкими костями — был рядом с ним. рейкен сошьет из осколков старого нового стилински под себя.       тео рейкен неправильный. он пьет отчаяние стайлза, выпускает укусами бурлящую кислоту под кожей, нежно касается его шеи поцелуями, жестко вытрахивая имена-шрамы из головы стилински. тео усмиряет, приручает, делает под себя.       тео берет холодную руку стайлза и смотрит в его бездонные глаза. — такие мне нравятся.       стайлз покорно кивает, отдавая почерневшие куски-угли своего сердца тео, сжимая его руку, и выходит из игры последний.       потому что тео рейкен — точка невозврата.