Светлячок

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Минсок перечитывает досье и хмуро смотрит в окно. За тонкой плёнкой стекла мир окрашивается в серый — гроза всё-таки пришла и намеревается пролиться щедрыми потоками, судя по низким почти чёрным тучам. Гром гремит так, что проникает даже сквозь закрытые створки окна. — Провалишь дело, — со вкусом тянет Чондэ, наматывая на указательный палец ярко-розовую жвачку с омерзительно-сладким запахом. — Изыди, — шипит Минсок, потирая виски. Его предельно достало всё. Закончит это дело — и в отпуск, и гори оно всё синим пламенем вместе с язвительным прорицателем Чондэ. Зачем его только держат? Ходит и бесит! — До тебя четверо брались, никто не нашёл Светлячка. — Слушай, свали по-хорошему, а?        Чондэ два раза повторять не стоит, если он слышит ставший неожиданно вкрадчиво-мягким голос Минсока. Даже начальник чаще всего протирает внезапно запотевшие очки и натянуто улыбается, пытаясь сгладить неловкость, какой бы она ни была. Потому что таких ищеек, как Минсок ещё поискать, а он не ушёл за большей зарплатой в конкурирующую фирму и даже отказался от престижной должности в международном агентстве, оставшись почему-то в фирме, в которой начинал.        Сейчас же Минсок и вовсе не в духе — задание непростое, умаялся просто в край, отпуска четыре года не видел, с одного дела бросаясь в другое, чтобы не думать, не вспоминать и не дать заволакивающей душу тьме поглотить его окончательно. Вот только отпуск необходим, Минсок это понимает. Он уже договорился с давним другом Исином о госпитализации на недельку-вторую, чтобы отлежаться в тишине и на свежем воздухе.        У Исина сады, аллеи, речушка и небольшое озерце. И всё это на фоне роскошных гор, усеянных хвойными и лиственными деревьями, красочно оттеняющими серые скалы. Осень медленно, но уверенно вступает в свои права, раскрашивая яркими красками окружающий мир, облачая в одежды спокойствия и медленного увядания.        Именно в этом сейчас нуждается Минсок больше всего. Даже больше, чем в большой чашке кофе, которую заботливо приносит Кёнсу, щуря глаза из-за толстых стёкол очков. Тихий, спокойный, уверенный. Эдакий островок адекватности в их безумном агентстве. Чанёль вновь готов махать кулаками на подначки Чондэ, Сехун тайком поливает любимый кактус начальника спитым кофе, а Чунмён усиленно делает вид, что этого не видит.        Не говорить же ему, что от спитого кофе и распотрошённых и высыпанных в землю пакетиков чая кактус лишь здоровее и краше. Пусть Сехун в удовольствие каверзничает, лишь бы кактус назло ему цвёл, не переставая, радуя Чунмёна. И так у начальника нервный тик на фоне этого провального дела, которое перекочевало из более успешного агентства к ним.        Минсок растирает пальцами уставшие, усеянные тонкой красной сеточкой воспалившихся капилляров глаза, и смотрит вновь в дело, вчитываясь в буквы. Светлячка найти. Никаких данных больше. Но не зря Минсок которую ночь не спит, выясняя, какой из торговцев подпольных товаров может пойти на подобное дело, взяв редчайшее существо на продажу.        Проблема заключается в том, что никто толком не дал описания того самого светлячка, и Минсок долго копался в сети, распечатывая картинку за картинкой, выданные в поиске. — Мне кажется, что наиболее вероятны торговцы Тао, Хань и Бэкхён, — подаёт голос Кёнсу, указывая на разложенные перед Минсоком бумаги, и Минсок не отрывая взгляда от документов, кивает, слушая слова коллеги. — Они сорвиголовы, редчайшие вещи сбывают, а за руку пойманы так и не были. — Согласен. — С кого начнёшь? — Кёнсу садится напротив в потёртое кресло и незаметно для Чанёля подставляет ему подножку, отчего тот летит на пол, пропахивает носом по ковру и зло щурится, оглядываясь в поисках злодейского Чондэ.        Но Чондэ даже в кабинете нет. Чанёль прищуривается, рассчитывая траекторию полёта и согнутую над столом фигуру Сехуна. Минсок едва слышно хмыкает: Чанёль ни на секунду не задумывается, что это сделал Кёнсу. Атмосфера накаляется, когда отчётливо в тишине откашливается Чунмён. — С Бэкхёна, — говорит Минсок. Бэкхён кажется наиболее разговорчивым даже на фотографии. Не то, что закрытые китайцы, из которых и слова не вытянешь. — Не забудь перекусить, одежда уже болтается. Совсем с лица спал, — заботливо напоминает Кёнсу, поднимается с кресла и хлопает Минсока по плечу. — Ага, да, — рассеянно кивает Минсок, делает пометки в деле и спешно выпивает кофе, чуть щуря глаза от приятной сладости. Кёнсу — умница, знает, когда сахара в напиток добавить, дай ему волю — и закормить попробует.        За дверь выходить категорически не хочется, но идея сплавить на допрос Чанёля или Сехуна отметается тут же. Эти оболтусы только дело завалят, ещё и Чондэ вмешается, начнёт умничать из-за плеча, пророча разное, отчего Чанёль пойдёт пятнами, а Сехун попытается пнуть Чондэ. Но обязательно промахнётся, попадёт по Чанёлю, и начнётся заварушка.        Как только Чунмён их всех терпит? Что же будет, когда Минсок уйдёт в заслуженный, хоть и всего недельный отпуск? Падёт крахом всё. Но это не его проблемы. Поимка негодяя, похитившего светлячка, а потом всё остальное. — Сходи и к Тао с Ханем, — в спину бросает Чондэ, и Минсок едва зубами не скрипит. — И будет дождь. — Вот каркуша, — шипит Минсок и делает вид, что не видит, как Чондэ показывает язык.        Окунаясь в промозглую сырость, Минсок поднимает выше воротник куртки, прячет шею под намотанной арафаткой и оглядывается, принюхиваясь. Ищейка, что поделать. Мотоцикл урчит приручённым котёнком и медленно трогается с места, подвластный крепкой руке. Вот только обитель Бэкхёна оказывается пустой. И судя по выветрившемуся запаху, его здесь не было не меньше недели.        Выбора не остаётся, Минсок давит на газ и отправляется к Ханю с Тао. Их магазинчики стоят друг напротив друга, но словно разграничены невидимой чертой. У магазина Тао тёмное всё — от оформления магазина до высаженных цветов, у Ханя же — всё светлое, будто в противовес.        Вот только на деле кажется, что цвета должны быть наоборот. Тао предстаёт перед Минсоком обычным черноволосым парнем в тёмной одежде, с густо подведёнными кошачьими глазами и не менее кошачьей улыбкой, чем-то напоминающей Чондэ. Но он оказывается милым и мягким, охотно отвечает на вопросы, и Минсок не чует подвоха.        В помощниках у Тао ходит молчаливый и высокий Крис, своей холодной красотой удерживающий взгляд. Одет он в белое с серебром, что идеально оттеняет его светлые длинные волосы, голубые глаза и точёные пальцы рук. Он проворно перебирает карточки клиентов и всех предметов продажи, но качает головой, не найдя и намёка на Светлячка.        Минсок для верности заглядывает в картотеку сам, но убеждается, что говорливый Тао и молчаливый Крис не обманывают, когда Тао щёлкает пальцами, и Крис достаёт закрытую картотеку. — Любовные страдания — самые страшные, — качает головой Тао и предлагает Минсоку маленькое печенье на блюдечке.        Минсок подозрительно принюхивается и к принесённому Крисом напитку, осторожно пробует и с удовольствием опустошает стакан, зажёвывая освежающий напиток печеньем. Внутри приятно колется, а былая боль отступает, оставляя после себя не пустоту, а клубящуюся тьму, которая никак не желает покидать сердце.        Тао цокает языком и качает головой вслед Минсоку и осторожно трогает Криса за ладонь, словно ища поддержки. Хань в светлых одеждах выглядит словно воплощение невинности, но Минсок не упускает тени соблазна, что тает в хитрющих огромных глазах, которым и Кёнсу мог бы позавидовать. — Чем обязан? — невинно хлопает глазами Хань, а Минсок поджимает губы. Хань определённо в курсе, что именно ищет Минсок, и виной тому тот хищно-грациозный смуглый парень в чёрной безрукавке, что секундами раньше увивался вокруг Ханя, оглаживая бесстыдными руками светлую кожу и доверительно нашёптывая что-то на ухо.        Его тень Минсок заметил в магазине Тао, когда принимал печенье с напитком. Но от усталости значения не придал. Теперь же Хань хитро щурится и делает вид, что совершенно не понимает, о чём речь, когда Минсок спрашивает в лоб. — Бэкхёна давно не видел, да и что я ему сторож, что ли? Ах, да… Я дела с запрещёнными препаратами и существами не имею.        «Ага, как же», — хочется шикнуть Минсоку, который знает, что Хань приторговывал даже детёнышами редчайших драконов. Но перед законом Хань официально чист, и у Минсока сводит зубы от невозможности усадить эту смазливую мордашку хотя бы за то, что выглядит как ангел, на деле им не являясь. Хань отвлечённо перебирает карточки, не удосуживаясь даже заглянуть в их содержимое.        Хотя и так ясно, что такую редкость вряд ли будет держать в открытой картотеке. Но в отличие от Тао Хань делает вид, что закрытой у него нет, и Минсоку ничего не остаётся, как выйти на улицу, проклиная лужи и чёртову грязь, которая въестся в кожаные ботинки и любимые джинсы.        Сверху поливает так, что Минсок на миг застывает под обманчиво-светлым навесом магазинчика Ханя и печально смотрит на потоки воды, льющиеся словно из дырявого ведра на мотоцикл. Спину прожигает тяжёлый взгляд лучистых глаз, но обернувшись, Ханя он не обнаруживает. Зато рядом, словно соткавшись из воздуха, появляется тот смуглый и по-кошачьи гибкий парень и бросает, прежде чем исчезнуть: — Лес Теней. Он там. — Кто? — непонимающе спрашивает Минсок. — Бэкхён.        Минсок не успевает поблагодарить, просто пожимает плечами вслед качнувшейся прозрачным маревом реальности и краем глаза замечает движение за спиной, останавливая руку со скрюченными пальцами. — Проклятие? — вскидывает брови Минсок, удерживая руку Ханя на безопасном расстоянии и медленно сдавливая её, заставляя разжимать пальцы. — Вы арестованы за нападение на сотрудника при исполнении. — Ты частник, — кривится Хань. — Дела не меняет, пойди докажи полицейским, что ангел. Камеры вон тоже зафиксировали, скоро прибудут твои новые друзья. — Пошёл ты, — сдавленно шипит Хань, зло глядя на Минсока и пытаясь выкрутиться из несложного, но сильного захвата. — Я пойду, — широко улыбается Минсок, и Хань будто делается меньше, сжимается, втягивая голову в плечи, — сейчас наряд прибудет, оформим, как нужно, и прощай. — Вот гад. Руку пусти, больно! Хочешь, в обмен скажу, где искать Бэкхёна? — Я и так знаю, — улыбается Минсок и делает знак прибывшим полицейским. — Не знаешь, — озадаченно поджимает губы Хань. И повторяет, словно заклинание: — Не знаешь, не знаешь. — Знаю.        Минсок отдаёт Ханя с рук на руки, чиркает в бланке задержания и всё-таки шагает в дождливую пелену. Седло байка в воде, и джинсы безнадёжно промокли, но Минсок не переживает, газуя в сторону Леса Теней.        Оставив мотоцикл, он делает несколько вдохов, прежде чем ступить под сень никогда не видевших солнца деревьев. И без того неспокойная гладь луж подёргивается зыбкой рябью от входа Минсока сквозь плотную пелену тумана. Внутри Леса воздух напоён ароматами трав, он густой, хоть ножом режь.        Где-то за спиной угасает оранжево-кровавая полоса заката, здесь же сумрачно. Дождь остаётся за спиной, где-то в глубине Леса захлёбывается протяжным заливистым воем оборотень, словно кулаком заткнули или же вцепились в глотку острыми клыками. Опасностью не пахнет, и Минсок идёт спокойно, лишь изредка принюхивается к прохладному чуть влажному воздуху.        Ноги увязают во мхе, тот жадно чавкает под ногами, подмигивает жёлтыми и красными глазками-цветочками, умоляет остаться. На дальних деревьях вспыхивают огоньки святого Эльма, манят, переливаются, обещают несбыточное. Минсок качает головой, сбрасывая наваждение с ресниц и в который раз за день стискивает ладонями ноющие виски.        Минсок следует наитию, идёт на одиноко мерцающий в сумраке жёлто-зелёный огонёк, вглядывается в шмыгающие во все стороны тени и облачка густого мрака, срывающиеся с насиженных мест при приближении. Кора деревьев шершавая, грубая и пористая, смолянистая, усыпанная гроздьями лишайника разных видов, расцветивших тёмные стволы.        На краю идеально ровно круглой поляны Минсок останавливается и протирает уставшие глаза — ему мерещится то, чего нет, а чьи происки видения — неизвестно. Минсок напрягается, но опасности рядом не сулит ничего. Разве что на самом краю с противоположной стороны поляны на секунду проявляется лихорадочно дрожащее марево, но учуяв Ищейку, тут же исчезает.        Минсок неверяще смотрит на свет солнечных лучей, пробивающийся сквозь густую листву деревьев. Он даже название помнит — комореби — непереводимое слово с японского языка, волшебное, как и явление, которому не место в Лесу Теней. Минсок тяжело вздыхает и старается не думать о кусочке сердца, оставленном в Японии и о занывшем от одного воспоминания шраме.        Он обещал оставить прошлое позади, но оно настигает его в любой неподходящий момент, как сейчас. И в груди пронзительно бьётся пойманной птицей в клетке окровавленная душа, не желает успокаиваться, нарушает равновесие, сбивает настройки, и Минсок машинально делает шаг навстречу свету.        Тьма внутри клубится, ширится, словно в этом странном месте лишь напитывается силой, словно не существует контроля, словно Минсок не давит её в себе, лишь заворочайся она активнее. Глупо, но Минсок вытягивает руку и ощущает прикосновение света.        Солнечные лучи не слепят, рассеиваются вверху мерцающей дымкой с радужным краем, а на кожу ложатся мягко, легко и чуть согревающе, словно напоены теплотой и солнцем до предела, способные пронзить вечный сумрак и прохладу Леса Теней.        Слева мерцает жёлто-зелёным, и Минсок медленно, стараясь не спугнуть, поворачивается, замечая порхающее насекомое, даже отдалённо не похожее на распечатки из дела. Спинка даже на вид не выглядит мягкой, как в описании — отливает металлическим блеском, кажется, взмахни крыльями — иссечёт воздух и пальцы в кровь. В крупных глазах отражается солнце, насекомое чуть ведёт усиками и уклоняется от взмаха руки раньше, чем Минсок успевает дотронуться. Светлячок гаснет и вновь вспыхивает уже справа, и Минсок прослеживает его траекторию, внезапно спотыкаясь взглядом о фигуру сидящего в позе лотоса парня. — Бэкхён?        Парень медленно открывает глаза, и Минсок тяжело сглатывает, натыкаясь на взгляд мерцающих глаз. В досье никаких сведений о том, что Бэкхён является полукровкой, нет. Но не может у человека так сверкать взгляд, словно напоённый отсверками тысяч драгоценных камней. — Отдай светлячка, — говорит Минсок. — Поймай, если сможешь, — с мрачным сарказмом отзывается Бэкхён, и Минсок отстранённо отмечает, что волосы у Бэкхёна теперь не угольно-чёрные, как на фото из досье. Высветленные пряди делают лицо ещё моложе и притягательнее вкупе со сверкающими из-под длинных ресниц глазами. — Вот так просто? — удивляется Минсок, ощущая на коже ласковые прикосновения невозможных солнечных лучей. — А что тебя удивляет, Минсок? — уточняет Бэкхён и поднимает глаза.        Минсок предпочитает захлопнуть рот, покуда не вырвалось «откуда ты?..», выдающее всю его беспомощность. Минсок прослеживает траекторию полёта светлячка, но тот вновь уклоняется, мазнув остриём, по-видимому, и впрямь, металлических надкрыльев. Минсок погружает тонко рассечённый палец в рот, посасывая.        Бэкхён не мешает, но и не помогает. Сидит, как и сидел, наслаждаясь светом, проходящим сквозь кроны. Запретным и абсолютно невозможным в Лесу Теней солнцем. Минсок на миг замирает, вытаскивая палец изо рта и размазывая кровь по губе. В груди неприятно копошится разрастающаяся тьма.        Перед глазами плывут круги, и Минсок запоздало ругает себя за вход в Лес Теней без достойной защиты. Из амулетов на шее болтается лишь маленькая звёздочка, покрытая коростой времени. Давно бы сменить, но Минсок сентиментален и не готов отпустить прошлое, как и надеть на шею новый защитный амулет.        Минсок расстёгивает тугой воротник кожанки, щёлкая кнопкой, тянет вниз собачку, вжикая молнией. В груди судорожно бьётся тьма, пускает ростки в пока ещё тщетных попытках пробить кожу, Минсок надсадно дышит, массируя кожу в области сердца. Помогает слабо. Он жмурится от боли и готов упасть на серую, ломкую траву Леса Теней, но так и стоит, комкая футболку на груди. — Ты же не знаешь, что за существо на самом деле ищешь? — слышится совсем рядом, и поверх его руки ложится чужая с длинными холёными пальцами.        Боль медленно отступает, рядом жужжит светлячок, взмахивая не менее острыми, чем надкрылья слюдяными крыльями, тьма норовит вырваться из-под контроля, но тает под осторожными лучами невозможного в Лесу Теней солнца, и Минсок решается распахнуть глаза, хоть перед ними ещё и плывёт кровавая пелена, а на ресницах дрожит влага.        Прикосновение мягкое, и в груди вместо шипящей, отползающей подальше тьмы, проклёвывается что-то щемящее, стёртое и зачёркнутое в тщетных попытках забыть, то, чего так боится Минсок, и чего так искренне жаждет. Минсок смотрит на мягкие на вид губы и маленькую родинку в уголке рта, пытаясь собрать себя воедино. — И не знаешь, зачем им светлячок, — продолжает Бэкхён, мягко убирая руку Минсока и укладывая ладонь вместо неё. Минсок ощущает тепло, идущее от ладони, сердце, будто намагниченное льнёт к тёплым пальцам, норовя выпрыгнуть из груди. Он коротко целует Минсока в лоб и спрашивает: — Легче?        Минсок не успевает ответить — Бэкхён исчезает с едва слышным звоном, растворяясь в сиянии. Свет и солнце исчезают, на Лес Теней опускается плотная пелена тумана, вдали воет оборотень, к его заунывному плачу подключается ещё пара голосов. В кустах шуршат любопытные мелкие твари, но Минсоку плевать на копошащуюся вокруг нечисть, он медленно садится на ломкую под его весом пепельно-серую траву и закрывает лицо руками.        Возвращается в офис он совершенно разбитый и помятый, вымокший до нитки и усыпанный пылью Леса Теней. Чондэ осекается, едва раскрыв рот, Чанёль пропускает удар от Сехуна кипой папок по голове, а Сехун после удара роняет стопку Чанёлю на голову, открывая рот. Чунмёна на месте не оказывается, но как волшебная фея появляется рядом Кёнсу с дымящейся чашкой ароматного чая.        Кёнсу не надо говорить, что он неважно выглядит, Минсок и так это понимает, стаскивая набравшуюся влаги кожанку с плеч. Кёнсу цокает языком и качает головой, оставляя на подставке чай и булочку на блюдце, и вскоре возвращается со сменой одежды, в которую без особого желания переодевается Минсок, понимая, что так просто от Кёнсу не отделается. — Спасибо.        Минсок и правда благодарен за заботу и отсутствие вопросов. По виду и так всё понятно. Но некоторым не совсем, потому вскоре у стола обнаруживаются и оба ищейки и тянущий улыбку прорицатель. Минсок демонстративно медленно допивает чай, сцепляет руки в замок и поднимает глаза. — Ну что? — интересуется Сехун и получает локтем в бок от Чанёля. — Ничего. Зацепок нет, — говорит Минсок и отодвигает от себя папку. Сехун подозрительно щурится, а Чанёль спрашивает: — Совсем? — Совсем. — Я же говорил, что ты завалишь дело, — елейным голосом тянет Чондэ, вовремя скрываясь за могучими спинами коллег от летящего в него ластика. Крупного такого, круглого, с пол-ладони, с нарисованным на нём жирафиком. — И что дальше? Следов никаких? — Никаких, — кивает Минсок. Чондэ сверкает глазами из-за спины, но высунуться и прокомментировать не решается. — И торговцы не помогли? — сокрушённо вздыхает Сехун, крутя в пальцах хищного вида метательный нож, с которым, если верить Чондэ, не расстаётся никогда. — Нет. — Так ты одного задержал за нападение, — говорит Чанёль, непонимающе хмурясь, — он же из-за светляка на тебя кинулся? — Нет, — качает головой Минсок и врёт от души: — я просто отказал ему, когда он попытался меня соблазнить. — Слабонервные нынче люди пошли, — кивает Кёнсу и ставит перед Минсоком новую кружку. — Я только очки протирать стал, а мне сдались с повинной. — Если бы ты на меня посмотрел, я бы обделался, — честно заявляет Чанёль и разворачивается в сторону стола, успевая шлёпнуть Сехуна по ягодице и с диким гиканьем, прикрываясь Чондэ, крайне озадаченным происходящим, скрывается из кабинета. — Дурдом, — вздыхает Кёнсу, провожая взглядом несущегося на всех парах за Чанёлем Сехуна. — Слушай, я заявление написал. Не могу больше. Передашь главному? — Без вопросов, — говорит Кёнсу и пододвигает к Минсоку кружку. Остаётся только подчиниться и молча выпить приятно согревающий напиток. — Ты к Исину? — Да. — Привет передавай, — просит Кёнсу, пробегаясь глазами по заявлению, — и пусть хоть изредка на звонки отвечает. — Договорились, — слабо улыбается Минсок и хватает не успевшую высохнуть куртку с кресла. — До встречи. — Отлежись хорошенько.        Прежде чем полностью покинуть здание, Минсок набирает номер участка, в который попал задержанный Хань, и отменяет арест, ссылаясь на пункт о свободе высказываний и действий, направленных на защиту собственного достоинства. Прибыв домой, Минсок первым делом вваливается в душ и долго стоит под тугими струями, пытаясь разложить произошедшее по полочкам.        Выходит из рук вон плохо, и впору схватиться за голову. Кожа на месте прикосновения будто светится. Минсок опускается на кровать и впервые за несколько суток вытягивается, ощущая, как медленно расслабляются будто сведённые вечной судорогой мышцы.        Он почти засыпает, когда на краю сознания слышит мерное постукивание в окно. Игра воображения, не более, игры уставшего разума. Но звук повторяется, выводя из состояния дрёмы. Минсок нехотя раздирает слипающиеся глаза и садится на постели. Стук повторяется более настойчиво, и Минсок поворачивает голову к окну, за которым дрожит жёлто-зелёная точка.        Он впускает бьющееся о стекло насекомое внутрь и раскрывает ладонь, на которую осторожно садится жук, слишком по-человечески двигая головой и усиками. Золотые крупные глаза отражают свет ночника и становятся ярче. Спинка и брюшко ритмично мерцают, пока насекомое перебирает лапками по коже. — Не знаю, волшебный ты или нет, связан с ним или нет, но прошу, сделай так, чтобы Бэкхён вернулся. Слышишь? Попроси его за меня.        Минсок смотрит на насекомое и на секунду ощущает себя последним идиотом, разговаривающим с тараканом на кухне и укоряющем его в незваном посещении дома. Но светлячок перебирает лапками, сверкает клинками надкрыльев, трепещет тонкими крыльями и взлетает с ладони, делает оборот вокруг застывшего Минсока и устремляется в ночь.        На горизонте сверкает ветвистая молния, и ветер доносит рокот грома. Осень вступает в свои права. Минсок закрывает окно и долго смотрит вдаль, не в силах уйти от стекла. Кажется, что он видит жёлто-зелёное мерцание улетающего светлячка.        Чуда не происходит, и Минсок собирает скромные пожитки для комфортного проведения отпуска у Исина. Для него всегда свободна комната, и по старой дружбе доступны многие особенные процедуры. Но сейчас Минсоку больше хочется тишины и уединения, что даёт ему Исин, не задающий лишних вопросов.        Он лишь с мягкой улыбкой выслушивает упрёк Кёнсу, и ямочка на щеке становится глубже, а искристые глаза и без того начинают лучиться мягким пониманием. Минсок подмигивает ему и направляется к излюбленному месту — натянутому между двумя роскошными деревьями гамаку на краю обрыва, откуда открывается потрясающий вид на горы.        Осень постаралась на славу, расписала деревья во все возможные оттенки жёлтого, красного и оранжевого, оставив зелёные всполохи хвойных ветвей. Мерное покачивание усыпляет, и Минсок поддаётся ему. Телефон остался дома, сто процентов разрывается от звонков, но ему плевать. У него отпуск. Впервые за четыре года, между прочим.        Минсок распахивает глаза оттого, что гамак прогнулся сильнее, но виной тому не отвязавшийся от дерева шнур, как было в прошлый раз, когда он грохнулся в траву, — рядом сидит Бэкхён и щурит глаза, рассматривая Минсока из-под полуопущенных ресниц. — Бэкхён? — Ты звал меня, — улыбается Бэкхён и протягивает руку, чтобы осторожно убрать упавшую на глаза Минсока чёлку. — Ты — тот самый разыскиваемый светлячок, да? — спрашивает Минсок, но ответ и так ясен, и ему становится неловко и совсем немного жарко. — Почему ты открылся мне? — Ты первый, кто не хотел обладать магическим существом. Ты только хотел отыскать. — И что дальше?        Вместо ответа Бэкхён склоняется над лежащим Минсоком и кладёт руку на сердце, заглядывая в глаза. И Минсок тает от тепла и лучистого взгляда, которые рождают в нём позабытое спокойствие и покалывающее ощущение счастья. В душе медленно растёт давно считавшееся невозможным чувство, и оно лишь ширится, когда Бэкхён совсем невесомо целует, смешивая дыхание.        Тьма шипит и испаряется, уступая место разрастающемуся внутри свету, вытесняющему все сомнения и боль. Минсок тянет Бэкхёна на себя, упиваясь новыми ощущениями. Что будет завтра, не знает никто, но Минсок уверен в том, что своего тающего в его руках искристого Светлячка не даст в обиду никому.