Двое в темноте и кубик льда

Мгла ночи окутала Минратос нежной туманной дымкой, скрывая собой все пороки этого города. И бедные районы, за годы войны заполненные беженцами, и богатые, где располагались резиденции магистров, и даже круг магов – весь город затихал. Столичные улицы засыпали, чтобы утром вновь продолжить влачить – у кого-то существование, а у кого-то сытую роскошную жизнь. Однако это был самый безопасный город всего Тедаса – по крайней мере, так казалось Коннору. Он прекрасно знал, что, несмотря на опустевшие улицы, там, за оградой каменных стен, люди никогда не спят. Даже если спит сам город. В их доме на окраине всегда было тихо – что днем, что ночью – магистр не терпел посторонних звуков и много ругался, если его подопечные занимались чем-то помимо сна, учебы и медитации. Они были хорошими учениками. Не шумели. Особенно в такие моменты. Особенно сейчас. Коннор мог поклясться, что слышал чужое сердцебиение. Грудь под его рукой вздымалась настолько робко и сдержанно, что юноша сам невольно вздыхал. Хотелось подчинить, заставить разгоряченное тело отзываться на свои ласки, в конце концов, заставить эту грудь прогнуться колесом в агонии страсти. Коннору х о т е л о с ь. Он вел осторожно, еле задевая нежную кожу на животе подушечками пальцев, царапал ее короткими ногтями, вторил движениям непослушных мышц. Живот поджимался под нежными прикосновениями, пытался уйти от ласки, но Коннор не давал ему этого делать. Раз за разом. И бархатная кожа отзывалась вспышками мурашек в ответ. Если бы пару лет назад кто-то сказал Коннору, что его будет заводить один вид подчиненного ему человека, тонущем в возбужденной эйфории от его же прикосновений, то парень бы сразу неловко отвернулся и прикрыл лицо руками. Он так изменился за это время. И все благодаря человеку, что рвано дышал под его руками. Впрочем, человека ли? Он был так красив, особенно сегодня: матовый отблеск одинокой свечи отражался от бледной кожи, покрытой мурашками, судорожно трепетал в, казалось бы, белых волосах, растепленных сейчас по плечам. Его глаза были закрыты, и веки дрожали, но иногда, когда любопытство брало верх над смущением, в ночи начинали блистать два изумительно-ярких оникса. В эти мгновения они казались по-особенному зелеными. По-особенному большими. Красивый. Аккуратный. Эстетичный – в каждом движении руки, в каждом шаге изящных ног. Говорят, что от союза эльфа и человека всегда рождается человек. Однако Коннор мог поклясться, что в Нем было что-то дикое, необузданное, притягивающее взгляд – словно бы у эльфа. — Фэйнриэль, — прошептал он одними губами, и бедра юноши дернулись от неожиданности. Фэйнриэль не ответил. Лишь прогнулся в спине, наблюдая за реакцией Коннора. И он отреагировал, подцепив кожу на груди ногтями. Кубики льда в магической чаше совсем не таяли, поддерживаемые чудной руной. Коннор без труда подхватил аккуратный кусочек и зажал его в ладони – холод обжег горячую руку, и лед начал таять в её объятиях. Капля. Вторая. Стоило ледяной воде коснуться разгоряченной кожи, как Фэйнриэль выгнулся кошкой, стискивая зубы, чтобы не пропустить глухой стон. Было нельзя. И он, как примерный ученик, не мог нарушить правило. Коннор хотел, чтобы тот его нарушил. Кубик льда гулял по коже любовника – от красивого изгиба губ и языка, до шеи и яремной впадины. Коннор видел, как бешено бьется жилка на тонкой шее, и не мог отказать себе в удовольствии поцеловать ее. Фейнриэль хрипел, рычал, закрывал глаза, но не мог справиться со всплеском ощущений – его тело реагировало. Да еще как. Коннор улыбался, продолжая вести лед. Вниз. Ниже. Будто бы невзначай, по твердому соску, пока полуэльф прикусывает кожу на руке до крови, вниз ребер, в пупок. Еще. Еще ниже. — Коннор, — прохрипел юноша, прижимаясь к нему всем телом, когда кубик льда достиг самого сокровенного. Коннор улыбнулся и прижал к себе любовника, когда тот глухо застонал в его плечо, вцепившись во взмокшую рубашку на спине. — Это было лишь начало, — шепнул он на ухо, — у нас с тобой впереди еще целая ночь.