Pavlov,s Dog

Вздохнув, Генри Джекилл проснулся от ощущения, будто чьи-то чужие руки прошлись по его телу. Он подскочил, его ладони охватили бедра, стараясь поймать нарушителя, но здесь не было ни души. Чувство, что так неожиданно появилось, исчезло после пробуждения, оставив лишь призрачное ощущение прикосновения к его бокам. Оно было нежным, точно осторожная ласка любовника, вызывало приятную дрожь по спине. Это было неожиданно, но теперь оно пропало, оставив мужчину в смятении и тревоге. Он силился вспомнить, что ему снилось до пробуждения, но находил только обрывки воспоминаний. Светлые зелёные глаза, что наблюдали за ним с голодом, такие чужие и знакомые одновременно, имя вертелось на языке. Сильные, но тонкие руки оглаживают его лицо, выводят узоры на груди и чуть ниже живота, снова оказываются на боках и продвигаются к шее, делая огромный круг. Огрубевшие пальцы оставляют следы на коже, надавливая и срывая хриплые стоны с губ Генри, но не заходят слишком далеко. Ситуация оставалась загадкой, но то не был один из знакомых Генри. Сегодня у него был долгий день, и ему придётся ждать ночи, чтобы подумать об этом вновь. Мужчина вздохнул и поднялся с мыслью о том, что он мог бы взять выходной теперь, когда он так или иначе проснулся. За окном было всё ещё темно, серая мгла просачивалась в каждый переулок Лондона, маскируя здания и заставляя фонари освещать летящий пух. Но горизонт светлел, скоро наступит рассвет. Джекилл снял с себя ночную рубашку, чтобы приступить к началу дня. После того, как он позвонил в колокольчик для пробуждения слуг и надел пиджак, Генри направился в свою лабораторию. Он пойдёт и проверит свой вчерашний эксперимент — продолжение его непрерывной борьбы с Эдвардом Хайдом — и увидит, как он прогрессирует, а когда закончит, завтрак уже будет ожидать его, готовый к трапезе. Как только Джекилл вышел во внутренний двор и окунулся в объятия утреннего тумана, что тянулся до самой лаборатории, лёгкое прикосновение к плечу заставило его обернуться. Рука, которую он ощутил, пропала; того, кто коснулся его, нигде не было видно. Генри впервые был так озадачен. Его ладони были подняты в жалкой попытке защититься, но от чего? От тумана? Касание исчезло, но бедный Генри был начеку. Он промчался по газону, украдкой оглядываясь, и осторожно запер за собой дверь, держа ухо востро. Поскольку прикосновение не повторилось, и никто не появился, он предположил, что всё это игры его разума. А из-за того, что Джекиллу предстояла уборка и проверка вещей, он постепенно пришёл в себя. Некоторое время Генри работал, проверяя химикаты и кислотно-щелочной баланс препаратов, что подвергались тепловой обработке последнюю ночь. Всё, что почернело или сгорело, он выкинул — эти пробирки уже не спасти — но те немногие, что пережили целую ночь теплового воздействия, были бережно отложены в сторону для дальнейшего изучения. Затем он начал подготовку к тем самым ночным экспериментам. Перед этим требовалось выполнить ряд действий, и если приступить к ним прямо сейчас, останется много времени для того, чтобы перейти к настоящим опытам. Рука легла на ручку двери, Генри закончил с работой и собирался уйти, когда то призрачное касание повторилось. Чьи-то пальцы уверенно ласкали шею и направлялись к низу спины, замерев где-то на копчике, слегка надавливая и вызывая у Генри дрожь. Шею кольнуло — он мог бы поклясться, что почувствовал, как горячее дыхание проходит по ней сзади, на его коже появились мурашки. Пальцы надавили сильнее, и он выпал из транса, в который его ввели прикосновения. Он обернулся в попытке застать призрака в действии, но он снова исчез. А был ли он здесь изначально? Пальцы пропали, когда Джекилл обернулся, вновь оставив его с призрачным ощущением прикосновения. — Кто здесь? — наконец решился спросить доктор, его голос заметно дрожал. Он прокашлялся и попробовал снова: — Отвечай, призрак. Зачем тебе касаться меня? Но никто не отозвался, как он и думал. Генри выругался и повернулся к двери, пристально смотря на неё и ожидая нового прикосновения. Но его не было, поэтому мужчина незамедлительно повернул ручку двери и покинул лабораторию, хлопнув дверью сильнее, чем требуется. Он быстро прошёл через внутренний двор, не давая призраку и шанса настигнуть его. Вскоре Генри оказался внутри дома и направился в столовую. Завтрак был готов, как он и предполагал, и мистер Пул ждал его около сидения доктора. — Как ваше самочувствие, сэр? — определённо заметив, что с господином что-то не так, спросил он. Черты лица Генри вмиг преобразились, он стал менее напуган, раздражён и произнёс: — Я в полном порядке, любезный друг. Вам не о чем беспокоиться. Мистер Пул кивнул и пошёл к выходу, когда Генри озарила неожиданная мысль. — Постойте! — он прокашлялся, когда Пул подпрыгнул от испуга. — Прошу прощения. Почему бы вам не сотрапезничать со мной сегодня? Мы могли бы скрасить приём беседой, раз я получил возможность отдохнуть от работы. Давай, старина. Мы ведь так давно не ели вместе! На самом деле Генри считал, что призрак оставит его в покое при посторонних, однако он не посвятил дворецкого в свои мысли. Хотя мистер Пул и был прекрасным человеком, выдающимся слугой, Генри боялся оказаться в сумасшедшем доме после рассказа о призрачных касаниях и фантомах ночного Лондона. Нет, сейчас доктор сохранит эти мысли при себе, хотя он и сомневался в том, стоит ли просить Пула остаться, дабы избавиться от прикосновений на некоторое время. Мистер Пул сидел за другим концом стола не без тени смущения. Он кивнул, как только слуга принёс ему другой поднос, и стал осторожно наблюдать за господином, с того момента, как они положили салфетки к себе на колени и приступили к трапезе. — Так, как поживает твоя семья, Пул? — спросил доктор через некоторое время, прогоняя тишину и мысли, навеваемые ей. Он соизволил заглушить её праздной беседой. Пул сглотнул и ответил: — Прекрасно. Дети учатся, а миссис Пул теперь видится с друзьями почти каждый день. — Это замечательно. Замечательно, — отозвался Генри, кивая. — А как прислуга? Как они? Я мало общаюсь с ними в последнее время. — подозрение омрачило лицо Пула. — Отлично, как и всегда. Виктория с детьми переехали в новые дома, а жена Грэгора приболела, но она полностью восстановится ближе к концу недели. Кое-что вызывает во мне любопытство, сэр, могу ли я спросить откуда такой внезапный интерес? Генри был напуган. — Откуда что? Ваши заботы всегда были важны для меня, но в последнее время я слишком занят, чтобы проявить свой интерес. — При всём уважении к вам, сэр, — прервал его Пул, — это ложь. Вы никогда прежде не спрашивали о моей семье или жизни прислуги. Мы вас не презираем, но мы никогда не входили в круг ваших интересов. Генри фыркнул, сделав взмах рукой, и взял вилку, избегая зрительного контакта со своим дворецким. — Ты не прав, милый друг, ты просто не замечал моего интереса до сих пор. Пул не выглядел убеждённым, но он оставил этот вопрос в покое и вернулся к своей порции. Генри выровнял дыхание, даже не заметив, что он удерживал его. На данный момент всё было хорошо настолько, насколько это можно быть возможным. Еда ласкала душу, и хотя разговор вышел неловким, но завершился удачно, и что более важно, то проклятое невидимое касание не… Нога доктора дёрнулась, зацепив ножку стола, как только что-то лёгкое дотронулось до его колена. — Господи! Пул вскочил со своего места, хватаясь за сердце, и вскричал в порыве. — Боже милостивый, сэр, что произошло? — Ничего! — голос Генри сорвался, он паниковал. Ощущение от прикосновения не пропадало, несмотря на то что он двигал коленом взад и вперёд, мужественно пытаясь избавиться от него или вовсе сбросить руку. Но оно не уходило, медленно продвигаясь выше к бедру доктора; нежные, но сильные пальцы поочерёдно сжимали и ласкали кожу сквозь ткань брюк. Генри вздрагивал, когда они ползли по его ноге, но усилием воли держал строгое лицо. — Я в порядке! Сядь! Пожалуйста! У Пула появлялось всё больше и больше подозрений, но он не говорил о них вслух, вместо этого он взял себя в руки и осторожно вернулся на место. — Как прошла ваша совместная работа с доктором Лэньоном? — вежливо поинтересовался он, всё ещё внимательно наблюдая за господином. — Я не слышал от него новостей довольно долгое время, а он, в свою очередь, не заходил на чашечку чая в ваше имение. Лицо Генри скривилось, когда призрачная ладонь продолжила свой путь по его бедру, приближаясь к опасной территории. — Он тоже в порядке! — Пул наблюдал за тем, как Генри слегка дёрнулся на своём стуле, пытаясь сбросить руку, но позволяя ей изменить позицию для большего комфорта. — Вы точно в порядке, сэр? — Повторю, любезный друг, я в порядке! — каждый раз, который Генри вздрагивал, прикосновения становились выше, ладонь прижималась к определённым местам, на которых Генри не ощущал чужих касаний со времен университета. Доктор сглотнул; жар, посылаемый к его щекам и к низу спины, прикосновения к тем местам становились увереннее и сильнее. Он сдержал стон, смущение затуманило его разум. — Дорогой Пул, ах, сэр… — Генри затих, тяжело дыша, стараясь собраться с мыслями, пока загадочная ладонь неустанно трогала его. — Не мог бы… не мог бы ты взять остатки своей еды? Я успел, ах, насладиться твоей к-компанией, но теперь пришел час насладиться покоем, а? Пул медленно кивнул, его глаза всё время подозрительно смотрели на господина, но дворецкий отступил и взял тарелку, направляясь к Генри, чтобы убрать и за ним. Доктор свёл ноги вместе, силясь скрыть явно нарастающий от ситуации позор, и вежливо кивнул, как только Пул взял его посуду. Напоследок, бросив полный любопытства взгляд, мужчина покинул комнату. Одновременно с этим, Генри разложился на стуле, избавляясь от напряжения, что росло и росло, а затем выгнуло его спину дугой, десятикратно усиливаясь. Резкий всхлип сорвался с его губ, затруднённое дыхание прерывалось и перерастало в низкие стоны, пока он трясся и рычал, а его кожа пылала в огне; от неё летели искры, её жгло. Особенно грубое поглаживание его плоти заставляло мужчину восстанавливать дыхание и зажмуриваться, потому что всего становилось слишком много, всё происходило слишком быстро, и в любой момент он мог… И всё оборвалось. Генри едва переводил дыхание, он поднял голову, закинул её и выдохнул перед собой. Хайд собственной персоной подался к нему, ухмыляясь сладострастной ухмылкой, что заставила щёки Джекилла воспылать, так грязно это смотрелось. В данный момент его руки находились на штанах Генри. Показался язык, намеревавшийся облизнуть губы. Доктор увидел это, и его взгляд отяжелел. — Х-Х-Хайд! — прокричал Генри. Он попытался отстраниться, ему удалось лишь заставить стул слегка покачнуться. Но Хайд схватил его, сокращая расстояние между ними, пока их носы едва не соприкасались. Генри перестал дышать, когда Эдвард подал голос. — Здравствуйте, доктор. — Генри сглотнул. — Почему ты здесь? Почему делаешь это со мной? Хайд мрачно усмехнулся, наклоняясь ещё ближе к коже и впиваясь зубами в ушную раковину. Он подался к нему, стоя, но приседая на корточки, таким образом походя на одержимую горгулью, что запасается добычей. То, как стоял хищник, посылало дрожь к низу спины Генри, словно им овладели, будто он являлся собственностью мужчины перед ним, что существовал лишь в его разуме, но каким-то образом всё же отделился от него в один миг. Это вызывало множество вопросов, и не выводи язык Хайда узоры от шеи Генри, прямо к его плечу, он бы уделил им больше внимания. Генри рвано выдохнул, как только его вторая половина прикусила место между шеей и плечом. Собственническая натура Хайда заявила о себе, брюки деформировались, являя его заинтересованность в положении, что менялось так стремительно. Доктор вырывался из хватки Эдварда, пытаясь сбросить с себя своего двойника, но ничего не срабатывало — наступление становилось всё более смелым. — К-как ты делаешь это? — решил заикнуться Генри, зачем — забыли оба. — Ты, ах, ты не отделён от меня, я н-не делал тебя таким, и ты всё ещё з… ты здесь, передо мной, к-касаешься меня… Ладонь Хайда проползла вниз по груди Генри, ловко проводя линии кончиками пальцев и щипая его, вытягивая утробные стоны, пока между ног Генри не проявилась жизнь. По его соображениям, то было ленивое поглаживание, вероятно, он не замечал, что его вторая половина становится всё ближе и ближе к пределу, как и он сам, либо его это не волновало. Наконец, его лицо вновь приблизилось к лицу партнера столь близко, что Генри мог различить каждое цветное пятно в безумных глазах Хайда, а отблеск его зубов заставлял доктора снова задержать дыхание. Эдвард зашептал так тихо и грязно: — Вы одиноки, дорогой доктор. — Ч-что? — спросил Генри, смутившись. Даже он не понимал, насколько одинок, так откуда мог знать Хайд? Усмешка же хищника выбивала из колеи, она не сходила с его лица. — Ты нуждаешься в компании, и, к несчастью, я единственный, кто мог бы составить тебе её. — Его язык снова показался, собираясь облизнуть губы, но в этот раз мужчина находился так близко к своему двойнику, что он проскользнул вблизи рта Генри, перед тем, как вновь исчезнуть. — Ты одинок и абсолютно никому не нужен. — он наклонялся всё ближе, пока их губы едва не соприкоснулись. — Кроме меня. Он поймал губы Генри своими, запечатлев на них обжигающий поцелуй, прогоняя все мысли из разума доктора всего одним действием. Его губы скользнули по губам Генри, язык коснулся другого языка в жарком танце; по спине жертвы пробежали мурашки. Вскоре он окончательно возбудился, и немного после его вторая половина тоже, задыхаясь, издавала беспорядочные стоны, а ведь он даже не начал двигать рукой. Эдвард сел на колени доктора, проскальзывая между ними и извиваясь таким образом, что Генри зарычал. Он обхватил бёдра Хайда, притягивая его ближе, все мысли о том, как это странно, неправильно, противоестественно ушли из его головы, единственной мыслью обоих было то, что одежда должна исчезнуть и как можно скорее. Ладони скользнули под жилет Хайда, расстёгивая рубашку и пробегая по предоставленному участку оголённой кожи; ногти впивались в плоть, пока Хайд вбивался в Генри, смешивая стоны их возбуждения воедино. Грудные клетки прижимались друг к другу сильнее, пока мужчины страстно целовались. Весь мир вокруг них горел, всё было необходимо и так желанно, желанно, пока всё не прекратилось, опаляющая белизна застлала его разум, как только он провалился в небытие, в Ад, ожидавший его за всё, что тот совершил в своей жизни и в этот самый миг. Наконец, наконец всё замедлилось и остановилось. Мир, каким-то образом ускорившийся до неузнаваемости и застывший, снова шёл своим чередом, и Генри опустился со своего пика. Он поморгал, не увидев даже собственного носа, но всё ещё ощущая тяжесть мужчины на своих коленях, что сидел там всё время, но исчез. Хайда нигде не было видно, но доказательство его присутствия ярко блестело тёмным позором на его штанах. Он скривился и осмотрелся, недоумевая, куда делся Эдвард, но даже когда он позвал: «Хайд?» — никто не ответил. Доктор медленно приподнялся на дрожащих ногах, так как пост-оргазменные эндорфины медленно распространялись в его организме, и прошёлся по комнате. Ему действительно нужно переодеться, пока Пул или кто-то другой из слуг не увидел его в таком состоянии. И он должен найти какое-то уединённое место, чтобы он мог выяснить, как связаться с Хайдом и наконец спросить у него, что, во имя голубого пламени, только что произошло, зачем он сделал всё это и куда делся. Распахивая дверь в свою комнату, Генри задержал взгляд на клочке бумаги, бережно положенном на постель. Он подобрал его, оглядываясь, чтобы увидеть, если нарушитель всё ещё здесь, но вокруг не было ни души. Он поднёс записку к свету и прочёл, легко улыбнувшись. После минуты колебания, он подошёл к шкафу и спрятал записку на его дне, под одеждой. Он улыбнулся себе и кивнул, закрывая шкаф. То — тайна следующего дня. А сейчас он как следует выспится. Дорогой Генри, Если ты однажды почувствуешь себя одиноким, знай, я буду здесь. Ты. Мой. С любовью, Эдвард.