Фейерверки

Факелы, горевшие во всех коридорах чрезмерно пышного и задымленного храма, нашептывали трудившемуся в самой глубокой кузне Тоту, что у него гость: пришелец шагал по мраморному полу, словно все здесь принадлежало ему, а попадавшиеся ему на пути жрецы расходились к стенам, освобождая путь. Настолько влиятельных особ в Империи было не так уж и много, но Дракон Огня, занятый любимым делом, и не подумал выйти навстречу. Он перехватил молот поудобнее и продолжил стучать им по куску металла, сильными ударами извлекая из него скрытую где-то глубоко внутри форму. Он терпеть не мог безделья, поэтому в главном зале с роскошным троном его почти никогда нельзя было найти; идущий сюда брат нередко на это сетовал, но потакать ему Тот не собирался. Брат хочет поговорить? Пусть спускается по темной, жаркой и дымной лестнице в не менее жаркую и дымную кузню. Металл — кольца, ожерелья, разные застежки — позвякиванием и тихой песней предупредил древнего бога, что Уртемиэль все-таки его нашел. Украшения ему, в конце концов, Тот ковал лично. А любую свою работу он узнавал издалека. Да и трудно ее было бы не узнать — равного Дракону Огня кузнеца в Империи было не сыскать. — Здравствуй, брат! — радостно поприветствовал его Дракон Красоты, взглядом подыскивая в захламленном зале место, куда можно было бы сесть. Увы, такого у Тота не водилось. — Я вижу, опять избегаешь прекрасного зала, который я проектировал специально для тебя? — Разумеется, — откликнулся кузнец, бросая зашипевшую работу в холодную воду. На несколько мгновений рыжий бог скрылся в клубах белого пара, заставив Уртемиэля чуть мечтательно вздохнуть. — Не вижу смысла в том, чтобы просиживать зад на этом троне вместо работы. — Ты совершенно не ценишь мою работу, — вздохнул брат и покачал головой. Он все же нашел себе место: сдвинул какие-то эскизы и устроился на краю стола, подобрав полы мантии, чтобы не запачкать их в пыли. Ему нравилось наблюдать за работой Тота, потому что в этой комнате, пусть грязной и невзрачной, рождалось множество шедевров — таких, что только Богам и носить. Да и сам брат будто бы светился за работой: его лицо озарялось неким внутренним светом, словно его любимый огонь, запрятанный глубоко внутри под оболочкой суровой раздражительности, наконец-то находил выход и изливался с кончиков его пальцев на обычные земные вещи, придавая им новую, божественную сущность — одно удовольствие смотреть. Уртемиэль умел видеть и ценить любую красоту — в том заключалось его призвание. — Ценю, — возразил Тот. — Однако построить храм для меня было твоей инициативой, я был против траты ресурсов на него. — Храм необходим для поддержания статуса всех нас, — менторским тоном напомнил Уртемиэль. — Ты же не хочешь подвести старшего? — Зачем ты пришел? — устало вздохнул Дракон Огня, отбрасывая молот в сторону. — О, сразу к делу? Узнаю прямолинейного брата Тота, — улыбнулся Древний Бог. — Понимаешь ли, мне нужны фейерверки для праздника. — И всего-то? — удивился Тот, приподняв брови. — Пусть твои жрецы обратятся к моим, этого добра всегда достаточно найдется. — Нет, не такие фейерверки, — Уртемиэль покачал головой. — Не те простые одноцветные взрывы, а те, которые умеешь делать только ты: прекрасная симфония цветов и форм, каждый небесный огненный цветок уникален… Я хочу эти фейерверки. — Прошлые годы ты прекрасно обходился обычными, — заметил Дракон. — Что изменилось? — Иногда нужно кое-что получше, чем обычное, чтобы завоевать сердца смертных. Зрелища и наслаждения тоже в своем роде цепи, и держат людей не хуже осязаемых, — Уртемиэль улыбнулся. — Эту мудрость я почерпнул у нашего брата Андорала. — Почему бы тебе не почерпнуть мудрости у нашего брата Думата, не замолчать и уйти к себе? — прямо поинтересовался Тот. — Я понимаю, что люди быстро привыкают к хорошему, и их нужно то и дело удивлять, но право слово, я не могу заниматься только тем, чтобы обслуживать ваши нужды. Не думаешь ли ты, что настоящие цепи куют последователи Андорала? А теперь приходишь ты и просишь меня помочь в создании цепей невидимых. Не путай меня с Зазикелем, дорогой брат, я не стану ничего делать только потому, что в этот момент оно мне кажется забавным. Уртемиэль вздохнул и отвел глаза, принявшись изучать развешенные по стенам вещи, которые брат сковал для себя и спрятал за тонкой стеной танцующего цветного огня. Убрать эту полыхающую преграду было бесполезно — Тот никогда не позволял своему огню присмиреть и улечься на угольное ложе в присутствии любого из семьи, не говоря уже о смертных, пусть даже самых приближенных среди его жрецов. Из всех них у него была самая крепкая связь с драконами, которых он умел заворожить своей магией — и сам смотрел на них с восхищением. Что же, свои странности и пристрастия были у всех. Иногда, пребывая в хорошем настроении, он шутил, что его кузни греют плененные им драконы, и Уртемиэль даже был склонен ему верить. Тоту достаточно было позвать, чтобы крылатый ящер явился на зов. — Знаешь, я ведь не соврал, когда говорил, что каждый твой, твой собственный, фейерверк уникален и прекрасен по-своему, — медленно проговорил Дракон Красоты, гипнотизируя взглядом спину брата, перебиравшего заготовки. — Мало кто из нашей семьи может похвастаться тем, что слышал это от меня. Зазикель создает вещи, чудовищные в своей красоте — он не может по-другому. Красота Разикаль понятна ей одной, а Лусакан, будто ревнивец, свои владения и творения укрывает плотным покрывалом тьмы. Но ты, ты не прячешь, потому что создаешь совершенство. Ты чувствуешь его внутри себя, внутри материальных вещей, и находишь его. — Брат, — предостерегающе окликнул его Тот. — Не пытайся затуманить мой разум своими сладкими речами. Я видел, как ты ими оперируешь. Но со мой не смей использовать свои приемы. — Иначе ты не можешь осознать всю серьезность моей просьбы, — Уртемиэль недовольно поджал губы. — Пойми, брат, это на самом деле важно. Дракон Огня устало вздохнул; подчиненные его воле столбы пламени на мгновение присмирели и снова вскинулись. — Хорошо. Дай мне время. Уртемиэль довольно улыбнулся, покидая кузню брата. Своего он добился — если Тот давал слово, он держал его.