***
В утро понедельника, когда до дня годовщины осталось ровно три дня, Зейн увидел своего друга подозрительно счастливым, для утра понедельника. Он недоверчиво смотрел на приближающегося одноклассника, пытаясь понять причину внезапной радости. — Я сделаю татуировку, — объявил Томлинсон, поравнявшись с парнем. — А? — Татуировку, Зейн. В честь годовщины. Лицо Луи светилось так, будто он изобрел эликсир молодости, а не придумал очередную гениальную идею для празднования. Зейн смотрел на него неуверенно и осторожно. Дело было в том, что Томлинсон не был положительно настроен по поводу татуировок, в отличие от самого Малика, который разрисовывал своё тело при любой возможности. Он не придавал этому никакое значение, татуировки ни с чем и ни с кем его не связывали. Они были порывами творческого вдохновения, проигранными спорами, ну и просто красиво смотрелись на слегка смуглой коже. На самом деле Луи не был так категоричен к нательным рисункам, он просто вкладывал в них бóльший смысл, бóльшую ценность. Он как-то даже говорил Зейну, что готов набить парочку, только если это будет действительно много для него значить. И теперь, после такого заявления, Малик, честно говоря, не знал что ответить. — Эм. Ты уверен, друг? — Я уверен, Зейни. Хочу, чтобы это было на моей коже. Это действительно важно для меня. И кто такой Зейн, чтобы его отговаривать?***
Малик записал Луи к своему проверенному мастеру и даже вызвался добровольцем, чтобы нарисовать эскиз. Так что теперь он сидел на кровати в комнате друга, пытаясь выяснить, что этот самый друг хочет. На самом деле, зная Томмо, Зейн не удивился, если бы тот захотел себе просто название группы где-нибудь на запястье. Но Луи превзошел все его ожидания: — Хочу название песни, с которой всё началось. И поскольку именно Зейн был тем, кто впервые включил другу Lifehouse, Малик прекрасно понимал о чём идет речь. Спустя пару минут готовый эскиз лежал на столе.***
С самого утра дня Х Луи был на взводе. Он успел уже десять раз передумать, решив, что татуировка действительно не очень хорошая идея. Ведь это на всю жизнь. Но всё было уже решено, эскиз нарисован, а время и цена оговорены с мастером. Будучи пунктуальным и придя за сорок минут до назначенного времени, Луи сидел перед кабинетом и вслушивался в звук тату-машинки, ожидая услышать стоны боли или плач. Но ничего из этого ему уловить так и не удалось. Спустя пару минут из двери вышел мастер, кивком приветствуя Луи и на ходу вытаскивая сигарету из пачки, чтобы скоротать за ней небольшой перерыв. Вслед за мастером на пороге кабинета показался очаровательный кудрявый мальчик. Он тихонько прошмыгнул на кресло рядом с Луи и принялся аккуратно застегивать рубашку трясущимися пальчиками. — Больно было? — М? — кудрявый видимо не сразу заметил, что к нему обращаются. — Это было больно? — повторил Луи свой вопрос, пытаясь скрыть такую очевидную дрожь в голосе. — Ох, немного. Но скорее просто неприятно, чем по-настоящему больно, — широко улыбнулся мальчик, поднимая на соседа свои огромные зелёные глазки. — Я Гарри. — Луи, — ответил рукопожатием кудрявому Томлинсон. Его кожа была настолько нежной, прямо как у младенца, что все сомнения Луи по поводу неприятной процедуры тут же отпали. Если уж этому прекрасному мальчику с такой чувствительной кожей было не больно, то и Луи не будет. Он наконец-то вздохнул с облегчением и ответил на улыбку кудряшки. — Твоя первая татуировка? Луи на самом деле не видел на каком месте мальчику набивали рисунок и что из себя этот рисунок представлял. Но, судя по тому, что Гарри застёгивал рубашку, когда выходил, чернила скрывала от постороннего взгляда светло-голубая ткань, покрытая маленькими белыми ромашками. Луи невольно залюбовался. Эта рубашка так подходила нежному образу мальчика. — Эм, да, моя первая, — смущенно улыбнулся Гарри. Он всё ещё теребил в пальцах пуговички, которые так и не успел до конца застегнуть. И Луи вдруг захотелось поцеловать его в краснеющую щечку так сильно. Гарри вдруг нахмурил брови и закусил губу, будто принимая какое-то важное решение. Он нервно улыбнулся и выдал: — Хочешь посмотреть? Он спрашивал это так, будто чернила на его коже были чем-то интимным, чем-то настолько сильно значимым, что Луи пришлось задержать дыхание прежде чем шепотом произнести: — Хочу. Гарри поколебался ещё пару секунд, а затем принялся нервно расстегивать пуговички на рубашке. Луи тяжело дышал всё это время, волнуясь так, будто ему сейчас покажут не татуировку, а восьмое чудо света. Он замер, как только Гарри справился с последней пуговкой, а на животе мальчика, прямо на ребрах, показались очертания узора. — Бабочка? — первое, что удалось вымолвить потрясённому Луи. Она была огромная. Занимала наверное около трети его живота. Огромная и красивая, выполненная исключительно черными чернилами, прорисованная до мельчайших деталей, до усиков. Луи уставился на татуировку с восхищением. Теперь ему как никогда прежде хотелось поскорее набить свою. — Она такая… большая. Мне нравится. Гарри выглядел до неприличия смущенным, но довольным. Его грудь поднималась и опускалась слишком часто, выдавая как сильно мальчик на самом деле нервничал. — С-спасибо. Можешь потрогать, если хочешь. Похоже что собственные слова смутили Гарри ещё сильнее, так что конец предложения он договаривал почти шепотом. Но к счастью Луи был достаточно близко, чтобы услышать. Он медленно запустил руку под расстегнутую рубашку, осторожно касаясь рисунка дрожащими пальцами. Гарри вздрогнул, как только почувствовал прикосновение, но тут же успокоился, расслабляясь. Татуировка на ощупь была такой странной, ещё объемной, сильно ощутимой. Луи много раз трогал рисунки на теле Зейна, но они все были плоскими по сравнению с бабочкой Гарри. — Как, — Луи прочистил горло, потому что его голос сейчас внезапно оказался его главным предателем. — Как это ощущается? Луи чувствовал нечто интимное, когда, едва касаясь, обводил пальцами крылышко бабочки по контуру. — Странно. Немного щекотно… — хриплый глубокий голос Гарри тоже подводил своего хозяина. Закончив гладить бабочку по усикам, Луи медленно отстранился, отлепляя руку от живота кудрявого. Он удивился собственному порыву, когда в следующую секунду потянулся к пуговичкам и сам начал застегивать рубашку мальчика. Разомлевший от касаний Томлинсона Гарри кажется против совсем не был. — Так и... что она означает? — задал Луи волнующий его вопрос. — Не знаю? — Гарри поднял глаза, выглядя растерянным. — Нет, я имею в виду, что она значит для тебя? Почему именно бабочка? — Ох, — парень быстро заморгал и принялся нервно покусывать губу, будто совсем не хотел делиться этой тайной с кем-либо. Он тяжело сглотнул и выдохнул. — Она в честь песни. Томлинсон остановился на предпоследней пуговке, решая оставить грудь мальчика немного открытой. Он заглянул прямо в зелёные глаза, прищуриваясь. Возможно они имеют немного больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Этот кудрявый мальчишка с каждой секундой очаровывал его всё сильнее и сильнее. — Правда? Зеленоглазый кивнул. — Ты… Тебе не кажется это глупым? Он неподвижно смотрел вниз, выглядя маленьким, неуверенным и грустным. И, Господи, неужели кто-то действительно мог считать огромную черную бабочку на пол живота глупой? У Луи заломило в конечностях от желания крепко обнять кудряшку прямо сейчас. — Конечно нет, Гарри. Мне нравится твоя бабочка. В честь чего бы она не была сделана. По правде говоря, я тоже пришёл сюда, чтобы набить название любимой песни. Гарри выглядит удивлённым. А у Луи появляются серьезные сомнения по поводу татуировки. Кажется он уже не считает идею набить это глупое детское лицо с зелёными глазами и кудряшками прямо на месте сердца такой уж глупой. Луи не решается продолжить, а Гарри молчит пожалуй слишком долго, прежде чем говорит: — У Lifehouse есть песня, знаешь? Butterfly. Моя любимая. Наступает очередь Луи молчать. Он шокирован и взволнован. Неужели они с Гарри настолько похожи? Неужели кудрявый тоже решил сделать татуировку в честь песни Lifehouse? А если он такой же огромный фанат как и Луи? Неужели судьба решила столкнуть их здесь прямо в знаменательный день? Луи просто смотрит на него несколько секунд широко раскрытыми глазами, не моргая. Он не может поверить, что ему повезло так сильно. — Так ты у нас значит, фанат Lifehouse? Гарри медленно кивает. Он подозрительно оглядывает своего внезапно повеселевшего соседа. Луи же, в свою очередь, хочет кинуться на Гарри с объятиями и расцеловать каждый сантиметр его нежной кожи. Он теперь хочет задать ему столько вопросов. Но прямо в этот момент мастер возвращается с перекура, приглашая Луи пройти с ним в кабинет. Томлинсон смотрит в зелёные глаза и видит, как эмоции сменяются на лице Гарри одна за другой. Он уже хочет подняться, но цепкие пальчики кудрявого хватают его за запястье, не давая уйти. — Луи! Что за песню ты собираешься набить? В его глазах непонимание смешивается с грустью. Но сильнее всего выделяется надежда. И Луи цепляется за неё тоже. — Я пришлю тебе фотографию. И, может быть, спустя пару часов посмотрев на фотографию, Гарри узнает любимую песню Луи Томлинсона. Ту песню, которую Луи однажды услышал в наушниках Зейна. Ту песню, из-за которой он отмечал годовщину в день Х. Ту самую песню, из-за которой Гарри и Луи познакомились. Песню, из-за которой они вместе окажутся на концерте Lifehouse спустя несколько месяцев, но уже не как случайные знакомые, а как влюбленные друг в друга парни. И, возможно, в следующем году в этот же день Луи будет отмечать годовщину совсем другого события.