Помнить

Все началось на Кипре. Уже потом, тщательно обдумывая случившееся, Фрэнк пришел к выводу, что началось-то все раньше, в клубе, на тренировках, в автобусе по пути на матчи, но практически все началось на Кипре. Жара стояла невероятная, а, между тем, это была идея Рио: «Отличный курорт, пляж, море – просто улет» - этого хватило, чтобы семеро замученных английской погодой молодых футболистов согласились поехать. Море действительно было отличное, прозрачное и теплое, и Фрэнк был счастлив вырваться из душного лондонского лета. Первые два дня. Потом температура по утрам стала доходить до плюс тридцати двух, от жары спасало только море и кондиционер. А Рио, казалось, все было нипочем: его не волновала жара и влажность, гораздо больше его интересовали ночные дискотеки и местные девчонки, и Фрэнк иногда малодушно думал, что у Рио все это в крови, а ему, простому лондонскому парню, верните, пожалуйста, душное английское лето. Но на Кипре предстояло прожить еще около недели, поэтому необходимо было влиться в общую атмосферу пьянок и безнаказанности. И Фрэнку казалось, что он влился неплохо. Уже потом, тщательно обдумывая случившееся, Фрэнк так и не смог понять, что за черт его дернул так напиться в тот вечер, радостно согласиться на предложение Рио: «Я тут такую цыпочку подцепил, погнали со мной», а потом еще и рассказать обо всем Кирону. Фрэнк почти совсем не помнил ни девушку, ни секс с девушкой, ни то, что они вообще снимали все это на камеру. Помнил, что она была блондинкой, что Кирон мялся где-то в углу, дожидаясь своей очереди, и что в какой-то момент Фрэнк осознал, что Рио возбуждает его куда больше, чем блондинка в его кровати. И в тот момент казалось, что так и должно быть, что все в порядке. Фрэнк смутно помнил, как Кирон уводил красивую блондинку из бунгало Рио к себе, как Рио отключил камеру и, глядя на Фрэнка сверху вниз, спросил: - Ждешь своей очереди? И все, что было потом, услужливая память подсовывала с поразительной точностью. Фрэнк помнил, как Рио подхватил его под коленки и, покусывая его ключицу, донес до кровати. Помнил, что у Рио острые мелкие зубы, и кусается он почти до крови, а потом зализывает укусы шершавым языком. Помнил, как губы после поцелуев горят от щетины, помнил, что в темноте Рио еще больше похож на пантеру, чем при свете, и что изгибается он как-то невероятно, и целуется тоже невероятно. Помнил, как адреналин бил по ушам, бился в висках вместе с кровью, как Рио вставил сначала один палец, потом второй, помнил, как по ногам бежали мурашки и как Рио целовал куда-то в скулу, растягивая его пальцами. Помнил, как Рио спросил: «Боишься?» и, не давая ответить, приложив два пальца к члену, сказал: «Видишь? Практически одно и то же». И больно почти не было, было жарко, очень жарко, несмотря на работающий кондиционер, влажно и полно. И Фрэнк не был уверен, но, кажется, он стонал, громко, а Рио двигался отрывисто и неритмично, и это заводило больше всего, и Фрэнк отчаянно цеплялся за хлопковые простыни, чувствуя, что уже на пределе, и кончил с почти детским всхлипом, а Рио полувыдохнул-полувыкрикнул его имя и кончил следом, внутрь. Потом Фрэнк не помнил ничего. А утром, проснувшись в чужой постели со сползшими на пол простынями, Фрэнк нашел пустое место рядом с собой, бумажный стакан с кофе и пластиковую коробочку с фруктами на тумбочке и записку у подушки: «Я пойму, если ты со мной больше не разговариваешь, но это было охуенно». Кофе был очень кстати, манго Фрэнк обожал, сидеть было больно, телевизор ловил Sportal TV, и Фрэнк подумал, что он не только будет разговаривать с Рио - он даже не против повторить.