***
— Нии-сан! — стоило Итачи выйти из автомобиля, как его крепко обняли и тесно прижали. — Вы долго ехали. — Привет, Саске, — подросток улыбнулся, в ответ обнимая младшего брата. — Ты подрос. — Скоро я стану таким, как ты! — темные глаза мальчика блестели, а губы растянулись в искреннюю улыбку. «Как же я скучал по тебе, мой глупый младший брат. Твой взгляд лишен неприязни и упрека, он всегда лучист и открыт в мою сторону. Лишь ты — мой оплот в этом мире». — Саске, отпусти брата, ему еще вещи нести, — строго произнес отец, расправляя затекшие с дороги плечи. Мальчик нехотя расслабил руки и, выпустив из их плена тело юноши, отошел назад, явно расстроенный тем, что ему не дали чуть больше времени побыть рядом с братом. Отец не позволял проявлять эмоции прилюдно. Микото стояла на крыльце дома, смотря на мужчин ее семьи, крутящихся возле автомобиля. Черные волосы прямыми локонами лежали на спине, а длинные пряди челки обрамляли миловидное лицо, легкая улыбка тронула в меру пухлые губы. Поверх темно-синего домашнего платья был повязан бежевого цвета фартук — привычная картина для глаз Итачи. Брюнет подошел к матери вплотную и, чуть склонившись, поцеловал ее в щеку. — Привет, мам, как ты? — мягко поинтересовался он, пока женщина крепко прижимала его к себе. — Все хорошо, я так тосковала по тебе. — Я дома. День тянулся невыносимо долго, Итачи казалось, что он вернулся в отчий дом несколько дней, а то и недель назад, но часы на экране мобильного уверяли, что прошло не более двенадцати часов. Саске без умолку рассказывал про свою жизнь: новых друзей из спортивной секции по айкидо под руководством Какаши Хатаке, про единственного соперника Наруто Узумаки, который его злил и задирал, оставаясь единственным, с кем Саске чувствовал себя самим собой, а также про многочисленных девушек, обращающих на него чересчур много внимания. Итачи внимательно слушал его, сидя на низкой скамейке на заднем дворе дома под теплыми лучами солнца, изредка смотря на интенсивно жестикулирующего брата. — Нии-сан, а у тебя есть такой человек? — внезапно прервал свой монолог Саске, подняв голову. — Такой человек? — удивленно приподняв брови, переспросил Итачи, делая паузу и поднеся руку к подбородку, будто задумался. А после ясными глазами посмотрел на брата и, широко улыбаясь и маня к себе рукой, проговорил: — Подойди. Саске поспешно поднялся с места и в два шага оказался рядом со старшим братом, его выражение лица олицетворяло неподдельную радость. Сеточка мелких морщин в уголках глаз Итачи сделалась чуть сильнее, когда он, растянув губы в улыбке, поднял руку чуть выше и привычным движением щелкнул мальчика по лбу двумя пальцами. — Как-нибудь в другой раз, Саске. — Ай! — парень насупился и принялся активно тереть ладонью покрасневшую кожу лба в том месте, где брат только что ударил пальцами. — Всегда ты так говоришь! Итачи негромко засмеялся, медленно поднимаясь со скамейки, пока Саске смотрел на него исподлобья. Этот нехитрый обряд между братьями зародился давно, Итачи не мог вспомнить, когда именно, но следовал ему, как некой заповеди. Реакция Саске всегда была одной, отчего в душе у старшего Учихи растекалось тепло: его маленький брат оставался все таким же наивным и добрым ребенком. Летний ветерок приятно холодил кожу, облизывая ее своими невидимыми языками. В округе слышались звуки проезжающих машин, пение птиц и шелест зеленых крон деревьев — все это создавало картину безмятежности. Что не могло не настораживать Учиху, он всегда подозревал подвох, даже от спокойной погоды.***
Прошло три недели, как Итачи вернулся из студенческого городка. Большую часть времени юноша пропадал либо у себя в комнате, либо гулял по окрестностям. Несколько раз в неделю звонил Дейдара, рассказывая о своем путешествии вместе с Сасори, или Кисаме, что неприличное время интересовался здоровьем брюнета. Учиха на время разговоров скрывался от посторонних глаз, чтобы его никто не мог слышать. Как правило, он лишь выслушивал своих собеседников, периодически вставляя односложные ответы, но подобное общение всех устраивало, раз они продолжали поддерживать связь. Мадара написал пару сообщений: одно с явным пошлым подтекстом, а второе из серии «как погода?». Ни на одно из них подросток не ответил, решив, что каникулы — это отличная возможность отдохнуть от Университета и всего, что с ним связано. Однако ночью, когда солнце давно скрылось за горизонтом, а яркая белая луна разливала серебро по черной земле, Итачи лежал в темноте поверх одеяла, пробегаясь пальцами по ожерелью. Теперь он так медитировал. Чуть шершавый шнур и гладкая поверхность колец успокаивали, позволяя выстроить мысли в ровные колонны, когда те принимались лихорадочно носиться в сознании. У любой техники есть свой минус, слабая сторона, мертвая зона, слепая точка — назовите, как хотите, все равно суть от этого не изменится. Почти сразу Итачи столкнулся с недостатком нового способа медитации: мысли о Мадаре никуда не исчезали, периодически выскакивая на первый план. — Отпусти меня ненадолго, демон, — в пустоту комнаты тихо говорил студент, когда перед глазами возникал образ мужчины. Он привычно прищуривал глаза и, растягивая в усмешке тонкие губы, пристально смотрел на него алыми с черными крапинами глазами. Желание увидеться с ним Учиха старался свести на нет, задавить на корню, но оно продолжало тихо тлеть где-то в грудной клетке. Осознание факта, что за несколько месяцев он привык к самому существованию Мадары и начал получать сомнительное удовольствие, похожее на испытываемое мазохистом, давно перестало волновать. Проще всего, оказалось принять это и научиться жить с этим. «Или доживать», — в последние недели часто поправлял сам себя Итачи. Новый приступ настиг студента неожиданно, вонзив свой клинок в спину по самую рукоять, загоняя его меж ребер в нежные розовые легкие. Итачи дернулся и зашелся мучительным кашлем, приложив одну ладонь ко рту, а вторую с силой сжимая в кулак на груди. Он согнулся так, что остистые отростки позвонков острым хребтом возвысились вдоль бледной спины. Горячая вода из душа била по плечам и спине, проминая кожу своим давлением, а пар поднимался в воздух, заполняя собой тесное пространство душевой. Юноша открывал рот, как рыба, выброшенная на берег, стараясь вздохнуть, заполнить легкие хотя бы минимальным объемом кислорода. Грудь жгло каленым железом, а глаза щипало от подступивших слез. Итачи вытянул руку и уперся в стену, плитка на которой еще сохраняла прохладу, не успев нагреться от попадавшей на нее воды. Перед глазами резко потемнело, и лишняя точка опоры была необходима сродни с воздухом. Мысли носились в голове со скоростью звука, если не быстрее, а время тянулось нестерпимо медленно, как в прошлые приступы. Крупная дрожь пробивала все тело, отчего ноги казались непослушными и тяжелыми, готовые подогнуться в любую секунду. Вопреки горячей воде, льющейся сверху, Итачи ощутил холод, медленно подползающий сзади и тянущий к нему свои липкие пальцы. Длинные пряди волос намокли и отяжелели, они извилистыми змеями липли к лицу, шее и спине, неприятно щекоча кожу. Парень сделал еще одну попытку глотнуть воздуха, и на этот раз, к его удивлению, она оказалась успешной. Один глоток воздуха пылающие легкие обменяли на очередной приступ кашля. Итачи вынужден был согнуться сильнее, выплевывая алую кровь себе на руку, что моментально смешивалась с водой и небольшими ручейками стекала к его ногам, образуя на белом фоне поддона розово-красные разводы. Ситуацию дополнила жгучая боль в правом глазу, которая страшила больше этого кровавого кашля. Звуки льющейся воды заглушали посторонний шум, даря надежду, что никто из домочадцев не услышал юношу. Когда боль в груди можно было терпеть и дышать стало легче, Итачи выпрямился и задрал голову назад, прикрыв глаза и подставив лицо под струи воды. Ноги и руки все еще предательски дрожали, а вода не могла принести успокоение, смыв последствия этого приступа. Выбравшись из душевой, Учиха медленно подошел к зеркалу, желания увидеть свое отражение не было, но бежать от правды ему хотелось меньше всего. Как он и опасался, капилляры в правом глазу лопнули, окрашивая белочную оболочку в розовый цвет с алыми прожилками. А над нижним веком виднелась тонкая полоска крови, что крупной каплей норовила скатиться вниз из наружного угла глаза. Глáза, который в одно мгновение стал видеть в разы хуже. — Что за дерьмо? — яростно прошипел Итачи, резкими движениями смывая кровь. Он уперся руками в края раковины, нависнув над ней, пока капли с челки и подбородка падали вниз. — Теперь точно придется сказать.***
В тот день Саске был на вечерней тренировке, а потому у юноши был шанс поговорить с родителями наедине. Беспокоить младшего брата Итачи не хотел, ведь тот был для него самым дорогим человеком. «Пусть живет, не зная бед и забот. Я сделаю все, чтобы защитить его», — как заклинание говорил себе юноша, спускаясь по лестнице на первый этаж. Родителей он обнаружил в столовой: мать что-то готовила, а отец сидел за обеденным столом, держа в руках газету и внимательно изучая ее содержимое. — Мне нужно с вами поговорить, — спокойным голосом произнес Итачи, останавливаясь напротив родителей. — Это важно? — не прекращая чтения, поинтересовался Фугаку. — Да. Микото почувствовала что-то неладное, бросила свои дела и в считанные мгновения подошла к сыну. Итачи нерешительно повернул голову, и женщина, увидев лицо сына, охнула: — Итачи, твой глаз! — На счет этого я и хотел поговорить с вами, — настойчиво произнес парень, вынуждая отца обратить на него свое внимание, оторвавшись от треклятой газеты. — Мам, сейчас все хорошо, не волнуйся. Женщина молчала, не в силах что-то вымолвить, ее материнское сердце разрывалось, ведь перед ней предстал старший сын, с которым творилось явно что-то нехорошее. Когда они сели за стол друг напротив друга Итачи выложил всю правду о своих приступах, рассказав обо всех случаях в хронологическом порядке, начиная от первого в библиотеке и заканчивая сегодняшним в душевой. Родители внимательно слушали его, лишь изредка задавая вопросы. В завершение своего монолога студент настойчиво попросил их не рассказывать об этом никому, особенно Саске, на что те быстро согласились. — Я позвоню своей знакомой, она отличный специалист, — медленно проговорил Фугаку, что-то обдумывая. — Она тобой займется, Итачи. — Благодарю, отец. Я пойду к себе, немного отдохну. Ночью того же дня, когда весь дом был погружен в темноту, Итачи одолела бессонница. Он лежал на кровати, смотря в потолок и размышляя о том, какая судьба ему уготована. Полгода назад он был абсолютно здоровым подростком, с большим потенциалом и амбициями, а сейчас он… оболочка с бомбой замедленного действия внутри. Неожиданно раздался звук вибрации и экран мобильного загорелся, озаряя неярким голубоватым светом небольшое пространство вокруг себя. Юноша лениво протянул руку и, подцепив пальцами смартфон, посмотрел на пришедшее сообщение. Мадара: «Если ты не ответишь мне в ближайшее время, я найду тебя, паршивец». Итачи улыбнулся, откладывая телефон обратно на прикроватную тумбу. Мадара рядом с ним тоже прошел через метаморфозу. Как еще можно было объяснить эту заботу?***
Как и обещал отец, он связался со своей давней знакомой, работающей главным врачом больницы Коноха — одной из крупнейших в округе. Мужчина лично отвез Итачи к ней на прием, надеясь, что женщина разберется со здоровьем его первенца. Цунаде встретила их в своем кабинете, встав из-за стола для приветствия. Ее длинные пшеничного цвета волосы были убраны в два низких хвоста, а кофейного цвета глаза смотрели дружелюбно, но с каплей профессионального интереса, не упуская ни малейшей детали. Хирургический костюм темно-синего цвета с зелеными вставками, поверх которого был надет расстегнутый белый халат, не мог скрыть ее пышной груди. На вид она выглядела тридцатилетней, но, если верить словам отца, ей было за пятьдесят. Женщина поблагодарила Фугаку за скорый визит, а после попросила удалиться, чтобы непосредственно приступить к первоочередному делу — приему пациента. Она внимательно слушала рассказ Итачи, параллельно внося данные в его карту, а после, попросив раздеться до нижнего белья, начала осмотр. Женщина сосредоточенно пальпировала его, слушала фонендоскопом легкие, перкутировала, прислушиваясь к тональности звука, периодически кивая головой и внося пометки в карту. Парень молча выполнял все ее инструкции, мечтая поскорее покинуть больницу. Светлые стены давили на него, отчего мысли становились мрачнее ночи. — Вот и все, Итачи, — заключила она, убирая фонендоскоп в карман халата. — К сожалению, я не могу сказать тебе точно, что у тебя. Но у меня есть версии, а потому тебе необходимо пройти обследование. Я напишу рекомендации, и как только ты все сделаешь, я буду ждать тебя. Лучше не затягивать, сам понимаешь. Сейчас по две капли в каждый глаз утром и вечером, можно днем, если жжение будет усиливаться, название препарата я также записала, — она замолчала, сложив перед собой руки и положив на них подбородок, прищуренными глазами доктор смотрела на юношу, что держался слишком спокойно для сложившейся ситуации. «А он крепкий парень. Такой стержень внутри трудно сломать», — размышляла женщина, наблюдая за своим молодым пациентом. — Конечно, спасибо вам, Цунаде-сама, — поблагодарил ее Итачи, а после недолгой паузы продолжил: — У меня есть шанс выжить? Или сохранить зрение? Врач чуть прищурила глаза, а после тяжело выдохнула, прикрыв глаза. — Я не хочу обнадеживать понапрасну, поэтому дождемся результатов дообследования. — Понял, — стараясь сохранить непроницаемое выражение лица, отозвался юноша. — Держи, здесь я указала все необходимое. Если возникнут вопросы или новый приступ, приезжайте сюда. Я моментально приму тебя, — врач протянула студенту исписанные листы. — Благодарю вас, до свидания.***
Дни на протяжении последующих полутора недель были похожи друг на друга, как копии копий копий. Утро Итачи начиналось с поездки в лабораторию, где он сдавал все необходимые анализы или проходил требуемые обследования, результаты которых документировались в нескольких вариантах на различных носителях. Люди в белых халатах и костюмах успели надоесть своей заботой и учтивостью. А родители… мать при любой возможности старалась заговорить с ним или прикоснуться, а отец смотрел на него чаще обычного. Фугаку молчал, но его взгляд изменился после их разговора на кухне. Ничего сильнее, чем жалость, Итачи ненавидел, а в роли пациента, с которым происходит черт знает что, ему казалось, что это чувство от окружающих будто обтекала его со всех сторон, намертво приставая к коже. Парню хотелось смыть его или содрать вместе с кожей — любой способ избавления подошел бы. Именно сейчас, когда его захватила череда медицинских процедур, ему хотелось вновь ощутить рядом с собой своего мучителя, который возрождал в нем желание и чувство жизни. Продолжая наступать на горло своему внутреннему импульсу, юноша продолжал игнорировать сообщения от преподавателя, а мысли о нем забивать в отдаленные углы сознания. Становиться обузой для него — признание своей слабости. А Итачи планировал еще побороться за себя. Саске почувствовал изменившуюся атмосферу в доме, прекратив приставать с глупостями к брату или родителям. Младший Учиха опасался смотреть в глаза брата, ведь один из них выглядел устрашающе, а сам Итачи резко обрывал любой вопрос на эту тему. Теперь мальчик чаще в молчании уходил к себе в комнату или играл в приставку в гостиной. Итачи же при удобном случае подзывал его к себе, отвернувшись или поворачиваясь здоровой половиной лица к нему, после чего братья тихо разговаривали или играли в настольные игры, отгородившись от окружающего мира. Студент хотел узнать о жизни и внутренних переживаниях Саске больше прежнего, пока время ему позволяло, а главное — запомнить его искреннюю улыбку и искры в темных глазах.***
Новый приступ застиг Итачи на заднем дворе, когда он ощутил жгучую боль в глазах, словно их пронзали сотни раскаленных игл, миллиметр за миллиметром погружаясь глубже. Он упал на колени на влажную прохладную землю, приложив ладони к лицу и надавливая пальцами на болезненные места, в попытке обмануть собственное тело, притупив боль. Но почувствовав липкую влагу на пальцах, а после скатившиеся крупные капли по щекам, он застонал, как загнанный зверь. Перед глазами стояла чернота с алыми вспышками, а глаза и виски атаковала пронзающая боль, от которой, казалось, никуда не спрятаться. — Итачи! Итачи! — откуда-то послышался смутно знакомый голос. После парень почувствовал, что его кто-то крепко сжимает за плечи и несильно трясет. — Ты слышишь меня? — А, да… — болезненный стон вновь вырвался из груди. — Отец? — Да, это я, — голос Фугаку был наполнен тревогой и заботой. — Давай в дом зайдем. Итачи не ответил, лишь позволил отцу помочь ему подняться с колен и дойти до дома, где можно было смыть теплую кровь и умыться прохладной водой, что должна была немного остудить пылающие веки. Он ступал аккуратно, переставляя ноги медленно и неуверенно, боясь потерять равновесие, пока родитель придерживал его за плечи. Лишившись зрения, юноша перестал ощущать себя самостоятельным и сильным, его разум поглотила боль, она обволокла его густым слоем, сжимая крупными кольцами все крепче и крепче. Отец завел юношу в ванную и помог ему смыть с лица и рук кровь, сочащуюся из глаз. Итачи приоткрыл глаза, все виднелось в красноватой пелене, словно он смотрел на мир сквозь мутное стекло. Ни близлежащие вещи, ни отдаленные не имели четких контуров, расплываясь в образ, а не конкретный предмет. Брюнет приложил к лицу влажное прохладное полотенце, присаживаясь на край ванной. Отец стоял подле него, стараясь перевести дыхание. — Отец, позвони Цунаде. — Конечно. — До Итачи донесся голос мужчины, а после звук удаляющихся шагов, через пару мгновений внезапно оборвавшийся. — Ты как? Юноша положил полотенце себе на колени и посмотрел вперед, различая в дверном проеме темную фигуру. Он смотрел, не мигая, отчего к боли в глазах присоединялось ощущение жжения. — Я был бы рад сказать, что я в порядке, но это не так. — Понял, — нерешительно ответил мужчина, покидая ванную. Итачи, оставшись наедине с болью, с такой силой сжал полотенце, что костяшки побелели. К горлу подступил ком, а во рту пересохло. Хотелось кричать и крушить все вокруг, чтобы хоть немного отвлечься от реальности и выпустить внутреннего зверя, что не мог найти себе место. «Я не хочу терять свет», — это была единственная мысль, которая билась на передовой его сознания. Менее чем через час Итачи был госпитализирован в клинику под пристальный контроль Цунаде. На его глаза наложили временную повязку, пояснив, что сейчас их ни в коем случае нельзя перенапрягать, иначе зрение восстановить не было бы ни единого шанса. Юноша полулежал на больничной койке, а широкие бинты обхватывали его голову на уровне глаз, скрывая их от внешнего мира. Он сидел, положив руки поверх одеяла и повернув голову вперед, будто рассматривал противоположную стену, пока Фугаку что-то активно выяснял у врача за дверью палаты. — Я понимаю тебя, Фугаку, но пока рано делать выводы, — раздраженный тон женщины доносился до Итачи. — Я сказала, что мы сделаем все, чтобы поставить его на ноги. — Цунаде, я должен быть уверен… — Не заставляй меня повторяться. Сейчас ему ничего не угрожает, в случае экстренной ситуации здесь дежурят врачи, в ближайшие дни проведем операцию на глаза. Возвращайся домой к Микото с Саске и постарайся им объяснить, почему Итачи некоторое время будет отсутствовать. — Ладно, спасибо, — мужчина явно настроенный решительно, умерил свой пыл, прислушавшись к женщине. В минуту, когда Итачи окунулся во тьму, остальные его чувства обострились: теперь он слышал разговоры в дальних частях коридора, а каждое прикосновение казалось ярче обычного в несколько раз. Дверь в палату открылась, кто-то вошел. «Судя по шагам, это отец». — Итачи, я поеду домой. Тебе что-нибудь нужно? Парень повернул голову в сторону источника звука, скорее по привычке, нежели, чем по необходимости. — Нет, у меня все есть. Спасибо, отец. Передай привет маме и Саске. — Мы приедем к тебе. — Только Саске не берите, ему здесь делать нечего, — прочеканил Итачи. — Его место рядом со старшим братом. Если ему запретить видеться с тобой, то для него это станет большим стрессом, — строго ответил Фугаку, не принимая точки зрения парня. — Ладно, по ситуации решите с мамой дома. — Я поехал. — До встречи, — Итачи попрощался с отцом, после чего лег на бок и постарался уснуть. Обезболивающие препараты начали действовать, заглушив боль, а снотворное, предложенное врачом, погружало в беспамятный сон. Сбежать от реальности и немного отдохнуть было отличным завершением дня.