Гречка — Твои Руки
У Дафны к горлу подступает истерика, цепкими коготками раздирая гортань; в глазах жжет; у Клюгер не слезы — алмазная пыль, поблескивая на солнце вырезающая узоры на радужке; алмазов она, конечно, достойна, а вот того, что ей нужно, — нет. У Дафны обычно — бледность аристократическая, не в коем случае ни болезненная, как у Вайл, и кожа идеально подходящая под описание фарфоровая, хрупкая и тонкая, все эмоции вырисовывается на лице цветными пятнами; да сейчас — ярко розовые щеки, едва ли не пурпурные, и красный носик, мелко подрагивающий в такт губам. И у Клюгер так все шансы слиться со своим будущим платьем, но прекрасной быть от этого она не перестанет. Роуз за это готова поручиться. Дафна слушает голос Вайл срывающийся то на вскрики, то на шепот; ее интонации вмиг становятся родными. Дышит медленно, размеренно, но пальцы у блондинки такие холодные, то и дело задевающие ее шею; слова так быстро теряют свое значение, превращаясь в нужное нежное бормотание. Клюгер ведет ладонью по своей коже; чужое прикосновение, еще свежее, проживет в памяти не один десяток лет. Лицо покраснело бы еще больше, была бы возможность, но в отражении у Роуз взгляд бегающий, прячущийся в оправе, в окне, в темных волосах — где угодно, лишь бы не встречаться с её. Клюгер хотелось бы улыбнуться ей искренне, показать ямочки и не расслышать фальшь, слишком громкой для этого. Хотелось бы. Улыбка для Вайл искусственная, такая же, как ее попытки успокоить; отдает игрой нерадивого актера. А Роуз и не замечает; Дафна надеется, что все дело в детской наивности, а не в безразличие. Пыль в глазах режет с новой силой.***
Всю новую коллекцию Роуз распродает за неделю, в первые два дня в магазине не было, где ступить; она шьет платья на заказ еще трем голливудским звездам, обогащаясь еще на полмиллиона; менее чем за месяц возвращается в списки лидирующих дизайнеров мира. И все равно приходит на встречи с заплаканными глазами. И никто не обращает внимание на это; Роуз, конечно, носит очки, но для провернувших такое ограбление это вряд-ли стало бы проблемой. Дафна уже по привычке садится возле кресла, положив голову на подлокотник; Вайл, как и всегда, сидит там, держа в руках простой карандаш и лист бумаги, изрисованный десятками новых эскизов. Роуз, задумавшись, проводит по каштановым волосам, перебирает пряди. Прикосновение столь незначительное, что готово в одно мгновение стать смыслом жизни для обеих. Клюгер дарит ей первую настоящую улыбку под вступительные аккорды главной темы Звездных Войн, хруст попкорна из микроволновой печи, он все равно вкуснее любого другого, и пошаркивание карандаша по бумаге. От алмазный пыли в глазах не осталось и следа.***
Когда Дафна в третью субботу декабря, все улицы в это время пестрят всевозможными гирляндами, зазывающими случайных прохожих прикупить чего-нибудь всем знакомым и с заводной быстротой распрастраняющими праздничное настроение, приходит на полчаса раньше обычного, она застает три пары обуви в коридоре: ярко-зеленые туфли на тонкой шпильке, ковбойские сапожки цвета экрю и черные ботильены на шнуровке и высоким кружевом, обтянувшим бы ногу до середины голени; по крайней мере Дебби, Лу и Роуз — здесь. Клюгер проходит в комнату, предварительно переобувшись в мягкие меховые тапочки и спрятав пакеты с подарками в тумбочке рядом со входом; в кармане оказывается одна небольшая коробочка, перетянутая черной бархатистой лентой. Пальто не снимает, все-таки протопить такое помещение крайне сложно, поэтому же Роуз сидит укрытая горчичным, как узор на кресле, пледом, часто всхлипывает, морща остренький носик, и вытирает бумажной салфеткой потекшую тушь. Очки чуть сползли, и Дафна встречается взглядом блондинки без стеклянной преграды. Этого достаточно для того, чтобы Клюгер окончательно надоело не замечать ее слез, а также для резкой смены курса; от гостиной до кухни, где она намерена залезть в морозильную камеру и достать лучшее ежевичное мороженое. Дафна с характерным стуком, оживающим при каждом шаге, и подрагиванием заячьих ушек на тапках доходит за считанные секунды до холодильника; Оушен наигранно кашляет, привлекая внимание, и с усмешкой глядит на, выронившую от неожиданности контейнер с этикеткой Baskin Robbins. — Роуз предпочитает шоколадную пасту, если тебя это интересует, конечно. — усмешка у нее — естественное и постоянное состояние, не исчезающее из её взгляда, манеры держать себя и голоса ни при каких обстоятельствах. Дафна, молча, бросает мороженое на стол, достает банку nutella, отвинчивает белую крышку и, прихватив с собой пару ложек, возвращается к Вайл; Оушен хмыкнет и сделает глоток красного полусладкого, не дождавшись благодарностей. Дафна забирается на кресло с ногами, оставляя тапки сиротливо стоять в сторонке, забирается под плед так непозволительно близко к чужому теплу, забирается к Роуз в душу, хорошенько засев у нее под ребрами. — Я хотела принести мороженое. Однако, Дебби посоветовала вот это. — Клюгер дразняще машет баночкой перед оживившимися темными глазами, широко улыбается и вручает ей серебристую ложку; после глубокого выдоха она с силой сжимает губы, теряя даже намек на натянутую улыбку, а брови вздымает вверх, — Рассказывай. Вайл сначала съест две ложки пасты, и только потом достанет телефон из кармана с открытой статьей. Единственной критикующей, а не восхваляющей, статьей с кричащим заголовком и кучей нелестных эпитетов об последнем показе. — Тогда все также начиналось. Я скоро опять, про меня все забудут и стану никому ненужной. — она снимает очки и вытирает слезы тыльной стороной ладони; голос у нее чертовски звонкий и режущий слух. — Ты всегда будешь нужна мне. — Дафна обхватывает ладонями щеки Роуз, стирая с них мокрые дорожки большими пальцами; между ними остается не больше пары сантиметров, и в глазах напротив они видят свое отражение. Поцелуй у них терпкий, на грани отчаяния, с привкусом соли на губах, и самый желанный за всю жизнь; в животе зарождается чертово тепло, отдающее зудом в пальцах. Дафна с облегчением ловит чужую улыбку губами; Роуз Вайл ей не просто нужна, она необходима, и за нее не жалко отдать все алмазы во вселенной.