Взаимность уничтожающего безумия

Ганнибалу и Уиллу нравится, как сложились их отношения. Это истинная взаимность. Взаимность безумного разрушения друг друга. Два охотника, они же — две жертвы. Никто из них уже и не помнит, как дружеские беседы переросли в нечто откровенно ужасающее, когда именно началась эта игра без победителей и проигравших. Возможно, это случилось, когда Лектер впервые сделал свой открытый ход, убив первого дорогого Уиллу человека — бедную, несчастную Эбигейл Хобс. А может, что прелюдия их страсти началась ещё задолго до этого происшествия, когда Уилл Грэм, вместо того, чтобы бороться со своими монстрами, поддаваясь манипуляциям Лектера, нашёл среди них некое угнетающее удовольствие, которое усиливалось с каждым разом после очередного недолгого, будто случайного, вызывающего взгляда в глаза Ганнибала. Но, собственно, не так важно, как всё начиналось, ведь то, что случится в сегодняшний день, затмит абсолютно каждый миг их безумной игры. Шаг за шагом Уилл с Ганнибалом приближались к этому апогею взаимоотношений, каждое их колкое, обличающее слово, проникающее под кору воспалённого поиском уловок головного мозга, приближало к совместному катарсису, что последует после сегодняшней кульминации. Доктор Лектер истратил все свои ходы, убив каждого, кто был хоть как-то дорог Уиллу, был ему другом или просто коллегой. Алану Блум, Джека Кроуфорда, Беверли Катц. Он делал это медленно, размеренно, обдумывая каждый свой шаг, но от этого не менее изощрённо. Ганнибал хотел истощить Уилла, сделать его «худым», таким же, как он сам. Но это всё осталось в прошлом. А сейчас профайлер Грэм стоит у порога Его кабинета, готовый наконец-то сделать свой финальный ход, блеснув козырем в рукаве. Ставки приняты. Ставок больше нет. Пора отношениям двух зависимых друг от друга маньяков перейти на новый уровень. Да начнётся кровавый банкет! Негромкий стук в дверь — и она моментально открывается. — Здравствуй, Уилл. Ты сегодня опять опоздал. Я давно уже жду. Не откажешься от вина? — Ганнибал встречает гостя фальшиво приветливой улыбкой у порога кабинета, протягивая бокал «Амарона», в котором едва заметно отражается вечернее небо. В глазах его горит нечто звериное, то, что долгое время скрывалось под множеством масок, сейчас уже грубо сорванных Уиллом Грэмом. Лицо Лектера, его истинное лицо, выражает жаркое желание продолжения игры, гасимое холодным предвкушением чего-то неизвестного. Уилл только отстраненно кивает и уверенным шагом проходит к своему креслу, всем видом показывая, что он готов к началу финальной партии. Ганнибал садится напротив. Он жадно ловит небрежный жест, которым Грэм нарочно спутывает  свои непослушные кудри, подчёркивая свой неряшливый вид, тем самым осознанно вызывая у доктора Лектера чувство неприязни. Уилл знает, как задеть Ганнибала за живое, Ганнибал знает, как ранить Уилла — и каждый наслаждается тем, что никто из них не медлит в применении этих сокровенных знаний. Все их глубокие, практически исповедальные беседы до этого были всего лишь необходимостью раскрыть самые уязвимые участки душ друг друга — прелюдией перед истинной близостью. И вот оно — начало фееричного конца. Уилл говорит. Говорит четко и размеренно. Ужасающе искренне. От произносимых слов, которыми он оголяет душу Ганнибала, обличает его тайные помыслы, произнося их будто свои собственные жуткие откровения, хочется откусить себе язык, плотно сжав ноющие гудящей болью челюсти. Проглотить его, пока мерзость изо рта не вылилась мертвенным потоком сквозь до исступления искусанные губы. Почувствовать в горле, прямо там, в глубине глотки, где-то на самом кончике проглатываемого языка, яркий, блаженный металлический привкус крови и задохнуться от её нещадного жарящего запаха. Уилл на мгновение замолкает, сглатывая подступившие к горлу слова. Лёгкие горят огнём, будто бы эти самые речи при выходе из глубин души натерли на них кровавые мозоли. Усмешка. Ганнибал усмехается в ответ. — Я ненавижу Вас, доктор Лектер, — о, какая прекрасная ложь, очаровательная, тонкая и, признаться честно, очень возбуждающая ложь. Ганнибал издаёт смешок, облизывая пересохшие тонкие губы. — Скажи мне, Уилл, ты-то сам веришь в это? — он смотрит в упор на Грэма, помешивая рукой нетронутый бокал вина. Узкие черные щелки его глаз, обрамлённые светлыми ресницами, кажется, впитывают в себя любой проблеск света. По другую сторону стекла бокала профайлер поднимает на доктора свои влажные оленьи глаза, в которых давно уже на тлеющих углях потерянности разгорелся хищный пожар тьмы. Их взгляды пересекаются, застывая в одно мгновение, сверкая в приглушенном свете настольных ламп. Медленно и методично они раздевают друг друга глазами, снимая не одежду, а кожу, оголяя не тело, а тёмные дыры, что красуются в груди вместо душ. — Вы убили всех, кто играл какую-либо роль в моей жизни, Ганнибал, — голос Уилла холоден и бесстрастен, но Лектер прекрасно чувствует в нём опьяняющие и такие влекущие нотки некой лихорадочной взволнованности. — Уничтожили всё, что было мне дорого. Даже чертовых, мать его, собак! Уилл Грэм чуть ли не срывается на крик и мелко дрожит, но моментально берёт себя в руки, ослепляя Ганнибала своей чудовищно привлекательной улыбкой. Лектер, довольно кивнув, делает глоток вина и продолжает смотреть на профайлера. Вдруг тишина разбивается тысячами острых осколков, нанося кровавые царапины на тонкую кожу, разлетается от одного негромкого, прерывистого, но внезапного в данной ситуации звука — смеха Уилла. — Поэтому я теперь тоже отберу у Вас всё, доктор. «Жестокость порождает только большую жестокость» — что это? Стремление воззвать человека к добродетели или же попытка оправдать его врождённую жажду разрушений? Жестокость Уилла Грэма и Ганнибала Лектера равноправна. Они признают, что жаждут её яростно и пламенно. Но какое им дело до человека, что первобытно стремится, в силу своей природы, к разрушениям ради разрушений,  когда они желают уничтожать друг друга по крупицам с целью раскрытия самых эстетичных омерзительных истин и новых возможностей сознания, практически в прямом смысле слой за слоем пропитываясь сим кровавым преображением, создавая из этого действа безумный шедевр искусства, наследие двух гениев. Рана за рану, око за око, душа за душу. Никто не уступит. Нормальный мир кричит, срывая голос, о том, что оба они мерзкие безумцы. Но, уж поверьте, эти двое —  самые здравомыслящие монстры люди во всём этом чёртовом мире. Их мире. Два черных сердца начинают биться чаще. Уилл Грэм доволен, уловив то, как после его слов на мгновение приподнялись уголки губ Лектера. — Скажи мне, Уилл, что же ты собираешься у меня отнять? Жизнь? — Ганнибал вальяжно откидывается на спинку кресла. Впечатляюще. Он не может сдержать улыбки и интереса. Ведь всё же, что ещё может забрать у него сломленный профайлер? За дорогим костюмом тройкой Лектера скрывается совершенно тощее тело. Ножом не измерить толщины его жира. Ганнибал совсем худой… или уже нет? — Чтобы уничтожить Вас, я должен разрушить единственное, что дорого Вам, — Уилл наклоняется вперёд, устало потирая лоб и переносицу мелко трясущимися ладонями. Его пальцы с силой, даже с долей ожесточения, вдавливаются в глазницы, а потом поправляют привычным жестом несуществующие очки, которые он давно уже перестал носить на сеансы. Внезапно взгляд его вновь упирается в глаза Лектера, ослепляя того безграничной темнотой. — Неужели не догадываетесь? Ганнибал Лектер понимает, к чему клонит Уилл, но, одурманенный игрой, он в очередной раз отбрасывает здравый рассудок куда-то далеко в глубины дворца памяти. Куда исчез тот проницательный психотерапевт? Он погряз в кровавом азарте. — Хотите подписать себе приговор? –Лектер не успевает в полной мере выплеснуть свой змеиный яд в ответ, потому что Уилл Грэм с ловкостью мангуста выхватывает тот самый туз из рукава — обычную шариковую ручку из внутреннего кармана куртки. Лектер замирает на мгновение, а на выброс адреналина в его бурлящую кровь указывают лишь расширившиеся зрачки. Но время вновь начинает для него свой ход, когда профайлер приподнимается с кресла, занося руку над собственной шеей. Ганнибал стремительным движением подрывается со своего места, а бокал из его рук летит вниз, разбиваясь об паркет. Вино ложится красными каплями на пиджак доктора, растекается большими узорами по ткани, будто напоминание о том, что если он не успеет, то на его одежде будут красоваться столь же очаровательные красные пятна крови. Одного движения секундной стрелки часов, сопровождаемого глухим цоканьем, хватает, чтобы Лектер оказался рядом с Уиллом. Ещё одного — чтобы он увидел, как рука Грэма резко меняет направление, целясь своим издевательски глупым оружием уже совсем не в свою сонную артерию. И столько же времени занимает то, чтобы отточенным движением руки на лету перехватить запястье Уилла. Но тот оказывается не так прост. Как и ожидалось. Свободной рукой профайлер впивается в плечо Ганнибала, толкая его в сторону стола. Удар поясницей об твёрдую поверхность заставляет Лектера выгнуться и опрокинуться на столешницу, слегка ослабив хватку. Канцелярия впивается в спину, листы бумаги разлетаются во все стороны. Этого хватает, чтобы Грэм, изловчившись, всадил ручку в плечо замешкавшегося Ганнибала. В полёте ткань пиджака слетела с плеч хозяина, поэтому стержень ручки входит глубоко в тело, пока Уилл с невероятной силой и яростью вдавливает его в плоть доктора. Кровь пачкает руки, растекаясь пятном по белой рубашке Ганнибала, она кажется маслянистой и темной в теплом свете настольной лампы. Внезапно, повинуясь некоему сокровенному порыву и зову тьмы в хищных глазах Лектера, Грэм наклоняется вперёд, навалившись всем телом на неподвижного соперника, и касается окровавленными пальцами своих губ. Аккуратно проводя по ним языком, он пробует на вкус тёмные капельки крови.  (Пока что) чужой крови. Сердце пропускает несколько ударов, поддавшись некому ужасающему наслаждению. Всё это длится доли секунд, и пока лица Уилла касается  жуткая полуулыбка, Ганнибал, сдерживая смешок, хватает его запястье, резким движением выворачивая самым неестественным образом. Острая боль от сломанной кости тысячами электронных разрядов пронзает всё тело Грэма, заставляя подкоситься коленки. Лектер, оперевшись руками об стол, грубым ударом ноги толкает мужчину в грудную клетку, от чего тот, пошатнувшись, валится на паркет, неистово хватая ртом воздух. Осколки битого стекла хрустят под подошвами ботинок, вонзаются в кожу ладоней, формируя созвездия боли из кровоточащих порезов. Ганнибал Лектер выдёргивает ручку из своего плеча, откидывая окровавленный стержень в сторону кресел. Он одним быстрым движением стягивает с себя мешающий пиджак и идёт прямо на Уилла. Челка спадает на глаза, пряча под собой искорки некого звериного азарта в зрачках. Ганнибал хватает профайлера за шиворот, протаскивая несколько шагов, и с силой прикладывает его головой об книжную полку. Перед глазами Грэма плывёт улыбка Лектера, которая складывается стереограммой из множества размытых пятен искрящейся боли. Из разбитого затылка течет кровь, от которой слипаются темные кудри. Уилл собирает остатки воли в кулак, которым он бьёт Ганнибала по лицу. И ещё раз, потом снова. В ответ профайлера вновь прикладывают головой об деревянную поверхность полок, с которых от этого градом сыпятся книги. Но последующий удар коленом в живот Лектера полностью освобождает мужчину от хватки доктора. Он отталкивает соперника от себя и бежит к креслам в поисках потерянного оружия, пока Ганнибал возвращает себе помутившееся сознание, оттирая струйку крови из разбитой брови. Эта струйка заливает своей алой пеленой глаза, задерживаясь капельками на ресницах, тем самым пробуждая в фантазии сравнения обладателя сих глаз с дьяволом. Профайлер не успевает сделать и нескольких шагов, когда Лектер хватает его за сломанное запястье, притягивая обратно и оборачивая лицом к себе. Новая волна острых электрических разрядов не позволяет Уиллу сразу осознать, что окровавленное лицо Ганнибала внезапно замирает прямо перед ним, а бездна его глаз вглядывается в бездну собственных глаз Уилла. Доктор и профайлер одновременно останавливаются, вдыхая аромат свежей крови и пота. Оба тяжело дышат, оба достигли пика. Их тела находятся до жути близко друг к другу, настолько, что при каждом жадном синхронном вдохе грудные клетки соприкасаются, сливаясь в биении двух сердец. От Уилла пахнет Домом — запах, который давно был забыт доктором Лектером. А Ганнибал… От него за километр разит Уиллом Грэмом. Двое мужчин осматривают друг друга с ног до головы, словно видятся впервые. Темные, пугающие своей неестественностью тени падают на их лица. Разбитые губы Уилла шевелятся в какой-то беззвучной исповеди; кудри, слипшиеся от крови, спадают на лоб, оставляя красные полосы, что будто бы сделаны размашистыми мазками кисти. Потемневшие голубые глаза, затянутые дымкой тумана, неотрывно смотрят в залитые алой пеленой глазницы Лектера. Смотрят невероятно ясным взглядом. Разбитое же лицо доктора не выражает никаких эмоций, все они словно перетекли в мертвенную хватку, которой он, будто тисками, сжимает сломанное запястье Грэма. Такие же железные тиски сковывают холодными объятиями лёгкие, мешают поступлению кислорода, заставляя весь мир кружиться вокруг в яростном хороводе. И только две фигуры остаются неизменными в этом калейдоскопе сумасшествия. Две фигуры, прижатые друг к другу. — Ты так ничего и не понял, Лектер. Чтобы разбить тебя полностью, я не собирался самостоятельно убивать себя, — теплое дыхание Уилла скользит по виску Ганнибала, а совсем незаметный переход на «ты», волной приятной тягучей боли проходит вдоль позвоночника. Профайлер замолкает, втягивая носом воздух, — последние, самые важные слова застревают в глотке клокочущими, булькающими звуками. Лектер, который уже наклонился к его шее, сухими губами прикасаясь к отчаянно пульсирующей артерии, тоже замирает. Всё ещё прерывисто дыша, Уилл медленно вынимает здоровую руку из кармана брюк, сжимая в ней острый осколок бокала, который он подобрал в пылу драки. Так же спокойно, но при этом дрожа всем телом, он приставляет битое стекло к горлу Ганнибала, который на это лишь улыбается, щекоча кожу Грэма шершавыми губами. Наконец-то Уилл набирает достаточно воздуха в, казалось, уже окончательно стёртые в кровь лёгкие. Достаточно для одного нужного предложения. — Я хотел сделать так, чтобы ты убил меня сам, — звучание этих наконец-то произнесенных слов заставляет мир вокруг схлопнуться в одну единственную пульсирующую точку, внутри которой тела двух монстров поддаются навстречу друг другу. Будто связанные невидимой нитью, они одновременно наносят смертельные удары. Финальные аккорды от черных клавиш в чудовищной, завораживающей мелодии фортепиано. Вот она — долгожданная кульминация игры. Ганнибал впивается зубами в горло Уилла с такой интимной страстью, будто вырывает из него не кусок плоти, а  горячие признания в любви, сладкие стоны. Тёплая кровь заливает глотку, обжигая, словно долгожданный глоток виски после долгой дороги. Вкус безумия, вкус жажды, вкус нестабильности. Вкус Уилла Грэма. Профайлер кашляет, захлебываясь в алой пучине, но не отпускает из руки осколка, который он вдавливает в сонную артерию Лектера. Кожа поддаётся, за ней и артерия, а всё вокруг оказывается залито пылающе-алой кровью Ганнибала. Она заливает лицо Уилла, который кашляет и хрипит от невыносимой боли, что он теперь навеки разделит с тем, кто изменил его. Кого изменил он сам. Кровавые брызги сливаются воедино, смешиваются с пролитым вином, насыщая его уникальный вкус. По телу проходят судороги. Смерть совсем близко. Как и освобождение. Голова Уилла ложится на паркет, легко и плавно, будто бы он прилёг на мягкие подушки, а не с шумом рухнул на пол под весом собственного тела, что сейчас изгибается в агонии. Совсем близко, практически прикасаясь кончиками ресниц к лицу Грэма, падает Ганнибал. Его так же хватают судороги, а изо рта струйками всё ещё стекает чужая кровь. Его губы растягиваются в улыбке, когда он смотрит на то, как Уилл делает попытки рассмеяться, захлебываясь потоками бурлящей крови. Лектер даже не пытается пережать свою поврежденную артерию. Его рана не такая уж глубокая, и, если вовремя оказать помощь, жизнь не покинет тело, профайлер Уилл немного просчитался. Но Ганнибал прекрасно понимает, что правильно будет задать вопрос: «А просчитался ли?». И о да, Лектер не позволит Уиллу выйти единственным победителем из этой игры. Поэтому доктор позволяет потоку жаркой крови, хлещущей из раны, растекаться маслянистым океаном, смешиваясь вместе с кровавым океаном Грэма. Он согласен на ничью. Это лучшее признание взаимности чувств. Своей широкой ладонью Ганнибал накрывает глаза Уилла, пока тот сотрясается всем телом. В ответ его глаза застилает окровавленная рука профайлера. Здоровая рука — ведь сломанное запястье всё ещё не покидает кольцо из пальцев Лектера. Так они замирают, пока судороги не перестают проходить по телу разрядами тока, а необъяснимо пугающие улыбки на лицах не застывают неподвижно, знаменуя долгожданное наступление финала. Совместный катарсис. Осколки маленькой чашечки никогда уже не соберутся вместе, но как насчёт прозрачного стекла разбитого бокала, чьё падение знаменовало начало метаморфозы, слияния двух душ? Недавно в этом бокале ещё плескалось темно-красное вино,  а теперь между его осколками разливаются винного цвета потоки крови. Таков ли был их замысел? И был ли он вообще? И всё же не смерть пришла забрать двух монстров. Их приняло в свои объятья нечто Иное. То, что было взрощенно в их сердцах. Ещё очень давно. При самой первой встрече. Когда они уже отдали их друг другу. Обрели одно сердце на двоих. Когда они сами стали чем-то Иным. Ганнибал и Уилл перешли границы друг друга, разлетевшись хрупкими осколками взаимности уничтожающего безумия.