Лесной король

Лесной король радостен – его дворец в чаще Леса полон праздником, беспечным смехом и беззаботным весельем. Жарко горит в главном чертоге очаг, пылают на украшенных фресками стенах факелы. Покрытые легкими кружевными скатертями столы ломятся от яств, по залам и коридорам проворно снуют слуги, носятся под каменными сводами звуки звонких голосов и веселых песен. Лесной король радостен – в его доме гости, каких не было давно. Он щедрой рукой дарует им яркие драгоценные камни, тяжелые золотые перстни и невесомые ожерелья из светлого лунного металла, каких много в богатой казне его владений. Гости поражены, они не таят восторга и предаются веселью, не забывая благодарить радушного хозяина за добрый прием. Лесной король радостен. Хорлон устал, как собака. Шутка ли – четыре с гаком лиги на своих двоих да по густому лесу. И все заради чего? Заради эльфийских сокровищ! Так-то дело доброе, кто б спорил, но их ведь, как пить дать, растащили еще задолго до рождения дряхлого хорлонова прадеда. А старик-то с полатей не слазит зим пять. И это еще, если эльфы сами не забрали свое добро за море. Пусть бы с них, чудных, и сталось побросать все да сняться с места в один вечер. – Дурак ты, Брандир, – Хорлон, наконец, отдышался и, выпрямившись, устало и досадливо цыкнул под ноги через дырку на месте намедни выбитого зуба, – и я дурак, что послушался. Соберем сейчас с тобой одной пыли на портки, а когда домой воротимся, отец с нас эти самые портки спустит, да всыплет вожжами… Рука у Халдана-кузнеца была тяжелая, про то знала вся Черная деревня, притулившаяся у западных стен леса и последние две сотни лет жгущая уголь для Эсгарота и Дейла. Точно так же закопченная деревня знала, что соваться в чащу и, тем паче, норовить уворовать что-то в старом подземном дворце – дело дурное и гиблое. Старики рассказывали байки не только про богатые чертоги эльфийского короля, но и про окоченевших средь жаркого лета отважных смельчаков, что пытались пробраться во дворец, да вдруг померли не пойми от чего в самой чаще. Кроме того, пугали и другими историями, в каких зимними ночами лесной король заглядывает в деревенские дома да крадет тех, кто не спит. Или проберется в дом, где ненароком погас очаг, чтобы подменить спящее в люльке дитя на ольховую чурку. За какой надобностью королю сдались мокрые крикливые младенцы, Хорлан взять в толк не мог. Но пусть басни басням, страху они невольно нагоняли. Да и не только на него. Посему сопляки на вроде сыновей кузнеца прихвастывать своими мнимыми подвигами в подгорных пещерах любили, а вот так, чтобы взаправду полезть в колдовской лес смельчаков находилось немного. Как рассказывала бабка Мелдэ, последними во дворец лет сорок назад сунулись старшие сыновья ее покойной племянницы. Сестренке тогда на ухо шепнули, серег да бус пообещали и юркнули в чащу – только их и видели. А прочее семейство в ту же зиму перемерло от лихорадки. Искать парнишек поискали, а во дворец сунуться то ли побоялись, то ли не нашли его в чаще, то ли еще чего. Хорлон, понятное дело, не знал, а бабка Мелдэ и прочие старики не помнили и только руками разводили. А потому на круг выходило, что во дворце никто не был и рассказать, что там да как, не может. Намедни эта мысль вконец растревожила хорлонова младшего брата. Брандир насел со всем своим обычным упрямством и ударил кулаком по колену – либо идем смотреть дворец вместе, либо он сбежит один. И что тут сказать? Отцу доложить – мало что стыдно, так еще и толку чуть. Брандир такой, если что задумал, вожжами не выбить. Пришлось соглашаться. – Сам ты дурак. С места мне не сойти, если чего-нибудь эдакого не сыщем, – отмахнулся от сетований младший сын кузнеца и протянул запыхавшемуся с быстрой ходьбы брату мех с водой: – Сам суди – пробраться туда никто не пробирался. А эльфы всяко не могли унесть весь дворец. Хоть пуговицу, да отыщем. Внукам потом будем показывать! – он рассмеялся и пихнул Хорлона локтем в бок, тот подавился водой и гневно закашлялся. – А то в дурной год и загнать можно. На торжище в Эсгароте всегда найдется купец, охочий до эльфийских сокровищ. – Отец все равно по заднице отходит, – Хорлон снова плюнул под ноги и покачал головой – беспечный настрой брата на него не действовал. – Вот дивлюсь я тебе – вечно ты о паршивом думаешь. Ну, отходит, что с того? Заживет. Зато вся деревня узнает, что мы с тобой побывали в самом настоящем эльфийском дворце! Тогда уже про нас байки рассказывать будут! Хорлон лишь снова покачал головой. Обвинения в трусости он бы не стерпел, даже от брата, а что осторожен – так разве то плохо? К своей пятнадцатой зиме он утвердился в том, что лучше подумать дважды и не сделать, чем сделать, не подумав. Целее будешь. Хотелось верить, что через пару лет Брандир тоже дойдет до этого своим умом. – Все, идем. Нам еще вернуться до заката, – отдав мех, Хорлон вновь взялся за обструганную в дорогу палку и пошел вперед. Брандир беспечно потрусил следом. Вернуться и правда следовало пораньше. С вечера они отпросились у мамки рыбалить в густые тростники вниз по течению. Встали засветло, собрали котомки, удочки и дали деру, пообещав вернуться к ночи. Удочки-то теперь забросаны лапником в подлеске, и хорошо бы успеть на обратном пути чего-нибудь наловить – авось не будет у отца причины снимать с гвоздя вожжи. А пока же лесная река все так же плескалась по правую руку, а земля под ногами стала все чаще щетиниться гранитными выступами и целыми валунами. Они вместе с заметным уже подъемом и разгоревшимся в должный срок над головой солнцем указывали на то, что скалы и дворцовые пещеры уже близко. – Нам еще вход сыскать. Небось, зарос весь, если не обрушился… – Гномы же строили, чего ему рушиться? – Брандир отмахнулся, забежал вперед и зайцем поскакал между гранитными глыбами, забирая ближе к реке. – Не уходи далеко! – крикнул Хорлон и уже тише добавил: – Мало ли что… Он успел преодолеть хорошо, если сотню шагов, когда сверху из-за деревьев долетел радостный возглас брата: – Нашел! Нашел мост! Иди скорее! Старший прибавил ходу и быстро оказался на гребне, где Брандир уже вовсю подпрыгивал от нетерпения. Здесь разгрызенное ломаными древесными корнями гранитное нутро холма обнажалось из-под слабой лесной почвы, и из него через реку тянулся средней ширины такой же серый гранитный мост. – Я же сказал, ничего ему не будет. Гномья работа, – младший снисходительно глянул через плечо и погладил каменные перила с таким горделивым видом, будто сам же их и обтесывал. Впереди мост упирался в высокую пустую арку, по которой начинался темный проход в глубь скал. – Доставай свой факел и идем, – оборвал пустые разговоры Хорлан и, отодвинув брата, снова первым шагнул вперед. Под аркой оказался пустая запорошенная листьями комната, когда-то, верно, служившая стражницкой охране дворца, а сейчас гнездовьем для напрочь загадивших пол летучих мышей. «Внутри их, поди, вовсе прорва», мрачно подумал Хорлон и на всякий случай выпростал из-под рубахи рыбацкий нож – мало ли, вдруг там не только мыши. В тот же миг его посетила тревожная мысль о том, что в темном дворцовом коридоре вполне мог бы поселиться лесной медведь. От этого сердце провалилось куда-то в брюхо, и мальчишка невольно попятился обратно к арке. – Все, обделался? – хихикнул за спиной младший, и Хорлон тут же остановился и буркнул. – Сам ты обделался. Но если там медведь или еще что почище, посмотрим, кто из нас быстрее пятками засверкает. – Так проверим или будем топтаться в мышином дерьме? – Брандир глумливо вскинул брови, и Хорлону не осталось ничего, кроме как выставить вперед руку с чадящим факелом и крадучись войти под свод коридора. Но против ожиданий путь оказался недолог. Все до единой двери по обе стороны от прохода оказались крепко заперты и не желали поддаваться усилиям двух подростков. Решив покуда не терять времени над ковырянием замков, Брандир и Хорлон махнули рукой и быстро вышли из коридора в большой зал. Факел не мог осветить его целиком, и лишь выхватывал из мрака длинные дубовые столы и резные лавки, сплошь покрытые плотной слежавшейся паутиной. На полу стелился целый ковер из ярких осенних листьев, видно, занесенных внутрь ветром. Хорлон подошел к ближайшей стене и тут же, сморщившись, отпрянул – она вся оказалась в потеках мышиного помета и в цветных пятнах лишайника и плесени, а из прикрученного к скале факельного кольца вдруг выполз крупный бледно-зеленый светляк. Зато на столы какие-то звери вдоволь натаскали рябиновых кистей, шишек, орехов, прядей вьюнка, речных камешков и улиток. Брандир повертел в руках загнившее яблоко и запустил им куда-то во мрак, где оно беззвучно утонуло в пыли. – Вот тебе и драгоценности твои, – Хорлон не без торжества цыкнул в пыль, – второй зуб даю – двери нам не отпереть. Поэтому набивай карманы орехами, да пойдем обратно. – Это только один чертог. Сейчас обыщем его, и посмотрим, как пролезть в другие, – Брандир против ожидания не собирался унывать и принялся вертеться на месте, соображая, откуда сподручнее начать поиски. И вдруг замер, ошеломленно уставившись куда-то в тонущую в темноте стену. Холрон развернулся в тот же миг, выбросив перед собой факел и руку с ножом, готовый немедля вступить в схватку. Ничего не было. Хорлон присмотрелся и только тогда различил во мраке два тусклых бледно-зеленых огонька: – Ну ты и трусишка. Это же светляки, – повод подтрунить над испугавшимся братом был редкий, не следовало упускать представившуюся возможность. – Только что их не было… И… Смотри! Старший парнишка замолчал и с вызовом вперился в злополучную стенку: «Что там, спрашивается, может быть?» Там два огонька разгорелись ярче и налились живой, не давешней блеклой зеленью. – Небось, какие-то особые тутошние светляки, – уже без прежней уверенности предположил Хорлон и шагнул поближе к брату. – Нечего впустую стоять. Стоять действительно не следовало, потому что время-то шло. Хорлон уже заметил в нынешнем чертоге пару дверей, и надо было успеть поковыряться с ними, прежде чем броситься в обратный путь. В конце концов, если рассказать дома о том, что дворец стоит, и вовсе он не страшный, то можно собрать ватагу, и тогда… Изумрудные светляки дружно поползли вверх по стенке и так же дружно остановились. – Бежим, – просипел Хорлон и остался стоять. Рядом зашуршали листья – упал на пол факел Брандира. Круг света разом разросся и только теперь дотянулся до низких ступеней, ведущих к стене, где горели зеленые огоньки. – Постойте, – ответом на шуршание листьев был тихий будто сдавленный голос. Пятно света продолжало ползти ему навстречу, и теперь уже почти весь зал оказался освещен упавшим в листья факелом. – Постойте, – повторил голос, и что-то зашелестело в стремительно тающей темноте. Хорлон послушно стоял, зачаровано глядя в огоньки, и точно так же рядом замер Брандир. Их беспричинный страх прошел, так же внезапно, как нахлынул, и теперь обоим становилось ясно видно, что вовсе не заброшен старый зал. Что на столах стоят полные блюда и чаши, что яркие фрески летят по высоким стенам, что выбегают из распахнувшихся дверей веселые слуги эльфийского короля. И что сам он поднялся с резного дубового трона и радушно протягивает навстречу гостям унизанные дорогими перстнями руки. – Постойте, задержитесь. Выпейте вина, отведайте дичи, развейте мою тоску. Он улыбается, и долгожданные гости немедля ступают ему навстречу. Лесной король снова радостен. Они пришли вскоре после того, как младший мальчик, подобно прочим, крепко заснул. Лесной король сидел на ступенях своего трона, и голова юного гостя покоилась у него на коленях. Он задумчиво перебирал рассыпавшиеся светлые волосы и не в первый раз не мог понять, что же произошло. Мальчик, который еще недавно смеялся и пировал в чертогах короля, теперь был бледен и холоден и не отзывался на зов хозяина. Теперь дворец снова был тих и пуст, и лесной король с тоской смотрел на свой зал, не умея вспомнить, как так случилось, что он остался здесь один. Ему вдруг сделалось страшно от ощущения этого неотвратимого возвращающегося одиночества. Смешавшись, он хотел было подняться с места, чтобы отнести мальчика к брату в один из тех заботливо запертых покоев, где спали другие гости старого дворца, и где теперь надлежало обрести покой еще одному. Там мягкие ложа и надежные стены – никто не потревожит спящих. Но король не успел двинуться с места – в ведущем к залу коридоре раздались громкие шаги и еще более громкие крики. Во мраке показались отсветы приближающихся факелов, а через несколько мгновений в зал ворвались люди. Их было с пару дюжин. Вооруженные рогатинами, косами, вилами, даже парой мечей они вбежали в большой чертог и разом остановились, будто натолкнувшись на стену – увидели короля и мальчика у него на руках. Несколько мгновений король и люди смотрели друг на друга, а потом тот, что впереди – высокий, с всклокоченной стриженой бородой – присмотрелся и заревел, как ревет по весне медведь. А потом они разом бросились вперед. Король успел лишь вскинуть тонкую словно прозрачную ладонь, когда бородач повалил его одним сильным ударом и вырвал из рук спящего мальчика. Король хотел было остановить их, крикнуть, пояснить, что даже ему не удалось разбудить юного гостя... Но голос подвел его, вырвавшись из груди глухим хрипом. А потом они безжалостно выломали двери и с ужасом отпрянули от них. Снова бросились к королю с клинками и косами, но не выпускающий из рук спящего мальчика бородач остановил прочих. Он что-то коротко сказал, и тогда короля подняли с пола и усадили на резной трон. Кто-то вытащил веревку, кто-то взялся за топор и принялся рубить резные скамьи. Король не мог понять, чего они хотят и только безучастно глядел по сторонам. А потом… Потом в чертог на радость всему лесу снова пришла осень. Привычно теплая, почти жаркая. Сначала свежий серый утренний туман пополз под сводами зала, а следом на смену ему пришла ало-рыжая пляска листопада, что запрыгала по уцелевшим столам и скамьям, пока гул заблудившегося в кронах ветра ласкал слух. Люди уже покинули дворец, забрав с собой гостей короля, но сам он остался. Он сидел на троне и с улыбкой смотрел, как слуги вновь весело снуют вокруг, как красив его пиршественный чертог, как красива вернувшаяся осень. Лесной король был радостен.