Гринвичский меридиан

Время шло, смены проходили, все преображались. Не столько внешне, сколько в своих головах: с возрастом изменялись вкусы, предпочтения и моральные установки, приходило понимание многих ошибок и неправильных поступков, ведь потому это и называлось... Взрослением. Да, преображались все — кроме Макса. Он так и оставался маленьким озлобленным волосатым куском ненависти. — Бо-о-отан! Бо-о-отан! — Оу, Макс, — раздраженно процедил на его завывания над своим ухом Нил, — я смотрю, ты только заметил, что я ношу очки? Как мило. — Задрот! Макс практически буквально остался тем же десятилеткой, которым был в первое свое лето в Лагере Кэмпбелл. Уж в плане психологического развития недалеко ушел — разве что его подколы относительно друзей стали еще неприятнее. Друзья-то уже морально выросли и развились в чуть более терпимых засранцев, чем были изначально, а Макс будто развивался в другую сторону. — Очкозавр! Нерд! Профессор! — Это... Должно быть оскорблением?.. — поправив очки, поинтересовался Нил, изо всех сил стараясь сдерживаться и не ударить его. Макс его нервировал, весьма сильно нервировал. Своим агрессивным поведением, своими охеревшими предъявами, своими то ли индусскими, то ли просто долбоебскими закидонами. Макс оставался собой, он был неизменен, как Гринвичский меридиан, оставался умным, но злобным, хитрожопым и немного самовлюбленным. Нил слишком хорошо узнал его за эти годы в лагере Кэмпбелл. Быть может, если бы Нил поднапрягся, он бы смог даже читать его мысли — хотя, на самом деле, иногда по одному только взгляду на вечно недовольную рожу Макса все было понятно. Как было понятно сейчас — потому что Нил не был дураком, а еще у Нила была хорошая память. Макс слишком часто задирал его, и так ужасно он относился только к еще одному человеку — Дэвиду. Макс был влюблен в Дэвида, но через три года перегорел. Он сам признал это: на глазах у Нила и Никки, шипя и плача от злости, высказал это Дэвиду в лицо, ударил и убежал в лес, а Дэвид и Гвен потом всю ночь его с фонарями искали. Сейчас шел уже пятый их год в лагере Кэмпбелл, и Макс просто должен был на кого-то обратить внимание. А проявлял он это самое свое внимание только одним способом — тем, которым умел. — Ну правда, Нил, тебе очки на мозг не жмут? — в очередной раз поинтересовался Макс, и Нил не выдержал. Встал из-за своего стола, ударил ладонями по нему, резко обернулся. Макс был таким дебилом. — Ты, блять, п-придурок! — нервно воскликнул Нил, чувствуя, как дрожат его руки. Ведь, черт возьми, Макс мог бы иметь все шансы. Он был привлекательным, веселым, остроумным, он нравился Нилу, правда, нравился, но был таким невероятным долбоящером, которому хотелось начистить рожу, что у Нила все желание хоть как-то рулить в эту сторону отпадало, — Невероятный придурок! Макс ошалело посмотрел на него, ничего не понимая, и отступил — а Нил отступать не собирался. Он перешагнул через скамейку и пошел к Максу, заставив опасливо отходить его к стене лагерной столовой. — Ты думаешь, я не понимаю, что происходит? Что в твоем о-о-охеревшем мозгу творится? Ты думаешь, я не понимаю, не могу сложить два и два, считаешь, что я тупой?! — выпалил на одном дыхании Нил, зло сжимая тонкие пальцы в кулаки. — Чего?.. — сипло отозвался Макс, вжимая голову в плечи, но Нила этим было не разжалобить. Кончилось время, когда он мог сидеть в изолированной коробке и игнорировать попытки Макса головой разбить ее стенки. — О, знаешь, Макс, у меня есть прекрасная идея! Великолепная! Потрясающая! — в гневе рассмеялся Нил, становясь похожим на сумасшедшего ученого, и руками встрепенул свои кудри. — Я предлагаю тебе вот такую штуку: не будь, блядь, идиотом! Высказывай свои чувства другим в рожу, в мою, блядь, рожу! — тыкнул себя в нос Нил, и ему даже стало больно, но он проигнорировал это ощущение, как игнорировал много раз до этого бесполезные попытки Макса задеть его. Хотя, быть может, не такие уж и бесполезные. Глаза Макса забегали. Не так, как у людей боящихся, но как у людей, которые пытаются скрыть свой стыд, забегали — и Нил это, блять, прекрасно видел. Просто великолепно. Потрясающе! Он все-таки был прав! — Т-ты херню несешь! — попробовал вякнуть в ответ Макс, все отступая к столовой, а Нил засучил рукава желтого свитера. Как же его это заебало. Конкретно так заебало, Нил был просто в бешенстве, настолько уже в печенках у него сидел Макс со своими недомолвками, самообманом и трусливым бегством от очевидного, того, в чем он давно самому себе уже признался. — Я херню несу? — резко стал выше голос Нила, почти доходя до визга, и он трясущимися руками сползшие на кончик носа здоровенные очки. —Это я херню несу? Я несу херню, Макс?! Это ты, — тыкнул он его в грудь, — до меня доебываешься, это ты, — снова тыкнул, — лезешь ко мне, это ты меня выводишь! Пытаешься задеть, будто девчонку за волосы дергаешь, так вот, поздравляю: задел! Что, доволен теперь?! Макс стиснул зубы, как маленькая злобная чихуахуа, и почти зарычал. — У тебя совсем мозги по фазе двинулись, задротище, — бросил он, горбясь, и Нил одним резким движением впечатал его в стену, ладонями давя на грудь так сильно, будто старался проломить Максу грудную клетку голыми руками. — И опять! Опять ты это делаешь, малолетний ты говна кусок! — Да я старше тебя! — А не заметно! — рявкнул Нил, перемещая ладони ему на плечи, и коленями надавил ему на бедра. Он был заметно выше Макса — почти на голову, и это давало ему преимущество, которым Нил с удовольствием пользовался. — Ты... Ты... Ты придурок! — вякнул Макс, видимо, совсем уже теряя способность к адекватному сопротивлению, раз его мозгов перестало хватать даже на оскорбления, и попытался схватить Нила за руки. А Нил, скрипнув зубами, резко нагнулся и укусил его за подбородок. — Ай, блять! — воскликнул Макс, и Нил воспользовался ситуацией — уверенно поцеловал, не нежно и осторожно, а жестко и настойчиво. Макс смог вывернуться из поцелуя, уже даже набрал воздуха в грудь, чтобы выкрикнуть очередное оскорбление, но не смог — Нил снова поцеловал его, вдыхая воздух из его легких, жестко перехватывая руки Макса, который попытался ударить его в грудь, сжал его запястья до красных следов, толкнул. Макс ударился головой об стену, сопротивлялся еще пару мгновений, будто бы для вида — и в конце концов сдался. Нил почувствовал это по тому, как ослабли его руки, как Макс оставил попытки его укусить — и разжал пальцы. У Макса в голове, наверное, был такой хаос, какой ни одному человеку не пожелаешь — Нил почти видел в его зеленых глазах мысли о том, что не нужно поддаваться, что нужно держаться — но Макс был слишком слабым. Он просто пошел на поводу у своих желаний и неуверенно обнял Нила, притягивая его к себе за растянутые локти свитера, и Нил позволил себе небольшую слабость. Не будь Макс таким долбозавром, Нил давно бы уже сделал это. Потому что Макс был охрененным, на самом деле. Нил даже в чем-то восхищался его способностью прятать сложные эмоции за похуизмом, его злословию и саркастичности, его черным чувством юмора... Когда-то Нил считал его еще и неплохим другом. И, конечно, красивым. По-своему, с этим ничего не поделаешь, но Нил приветствовал разнообразие геномов. Нил давно хотел поцеловать его нормально, даже с какой-то лаской, которая ему была не присуща. И теперь наконец-то смог — а потом, удовлетворившись и заметив, что щеки Макса совсем уж покраснели, сделал шаг назад, отстраняясь. Но руки так и оставил на его плечах. — Ну... Э... Ну... — промычал неуверенно Макс и тут же получил хоть и хлипкую, но все же пощечину. Насколько Нилу хотелось его поцеловать, настолько же у него чесались руки ему вмазать. — Дебил, блять. И, оставив Макса вариться в котле своих ебанутых мыслей и самоотрицания, со спокойной душой ушел обратно к своим компьютерам.