Мой выбор.

Я рос в весьма обеспеченной семье и к пятнадцати годам был умным и довольно резким в выражениях. Моя логика была проста: чего я не понимаю и не могу осмыслить, того просто нет для меня. Люди мной воспринимались так же. Пока был мал и еще жил с родителями, часто замечал синяки на теле матери и следы от веревок на руках, ногах и шее. Я не понимал, как она - успешная в бизнесе, сильная женщина, может терпеть такое. Почему не уйдет от отца, зачем все еще держится за него? Ведь вне дома она превращалась из дичи в охотника, в железную леди, которую боялись конкуренты и уважали подчиненные. Однажды, к нам в дом пришел один из ее конкурентов, которых она мило называла зверьками. Я подслушал, как он с уважением и жадным блеском в глазах назвал ее леди со стальными яйцами. И вот как такая женщина может терпеть побои и издевательства? Не понимал я этого. Мама тогда просто улыбнулась, потрепала меня по волосам и сказала: - Это сложно объяснить словами, но я надеюсь, что ты никогда этого не осознаешь, как я. Мамины надежды не оправдались, и я многое осознал спустя годы. Пять лет назад родители объединили свои компании и оба отошли от дел, оставив все на меня. Вот тогда я все понял и переосмыслил. Когда управляешь людьми и стараешься показывать насколько силен, чтобы не потерять их доверие, чтобы в тебя верили, это сильно выматывает. Надо уметь держать лицо, быть всегда и везде первым и обходить конкурентов. Когда за тобой следят и ждут любого промаха, чтобы проглотить, вот тогда очень сложно нести бремя власти на плечах и хочется чувствовать не свою силу и могущество, а слабость и подконтрольность. Впервые, я желал не управлять сам, а чтобы мной управляли. Желал подчиняться, быть покорным, слабым. Желание испытать на себе чью-то власть, медленно, но верно меня ломало. Я сопротивлялся сколько мог, держался из последних сил, но все многочисленные секс партнеры не дали мне покоя. Теперь я предпочитал быть всегда нижним, иногда просил, чтобы мной полностью управляли или сжимали почти до треска костей и до боли, оставляя синяки. Мне хотелось попросить о многом, желание ощутить себя кем-то маленьким, слабым и ничтожным с каждым таким разом становилось все непереносимее. Я бросал любовников самое большее через месяц, испугавшись самого себя и своих потаенных желаний. Трудно было признаться самому себе, что я наслаждаюсь этими ощущениями, но мне было мало их. Я хотел намного большего и боялся своих желаний. Мой последний любовник проще всего реагировал на мои просьбы и делал все, чего бы я не просил. Я почти был доволен и даже счастлив, но придя месяц назад домой, я застал его сидящим с чашкой кофе и сигаретой на кухне. Он молчаливо посмотрел на меня и кивнул на стул. У меня аж все екнуло внутри и похолодело. С ним я ничего не боялся и не хотел терять такого любовника, а еще, похоже, я наконец-то осознал главное... я люблю его. Стараясь не выказать ужаса, что клубился внутри меня, я опустился на стул и молча уставился на него. Сережа сделал глоток явно остывшего кофе, поморщился и медленно, с чувством затянулся новой порцией едкого дыма. Я ждал и боялся, но ожидание намного хуже любого страха. Сергей медленно выпустил дым прямо мне в лицо и я, непроизвольно вдохнув его, закашлялся. - Ты доверяешь мне, Жень? - Больше чем себе, Сережа. - Хорошо, тогда скажи мне все, чего бы желало твое тело. Расскажи мне свои мечты. Вот этого я ожидал меньше всего, но и смолчать не мог. Заикаясь и краснея как школьник рассказал ему все, все самое сокровенное и тайное, в чем и себе боялся признаться. Он слушал не перебивая мои откровения мазохиста, а потом, ничего так и не сказав, затушил сигарету в пепельнице, встал и обойдя стол навис надо мной, глядя мне в глаза. От его взгляда меня прошиб пот, и я нервно сглотнул. - Значит, ты утверждаешь, что мазохист, и тебе нравится, когда унижают, управляют тобой и заставляют чувствовать полным ничтожеством? Ты устал быть сильным и желаешь ощутить свою уязвимость? - он дождался от меня кивка. - Хорошо, ты скоро узнаешь, что такое, когда от тебя больше уже ничего не зависит и все в руках совершенно другого человека, а его воля для тебя закон. Его движения были такими стремительными, что я даже не успел правильно среагировать на них, просто охнул и закусил губу, когда Сережа схватил мои волосы и, зажав в кулак, резко дернул вверх, и заставил подняться со стула. Было больно... хорошо... От его улыбки мороз пробежался по коже, и я покорился. Меня трясло в ожидании и нетерпении. С этого дня он был моим господином, а я - его рабом. Утром я вставал, одевался и шел в офис; вне дома я был все тем же Евгением Николаевичем, хозяином положения, можно сказать, хозяином мира. Я отдавал приказы, убирал конкурентов, посмевших встать на моем пути, был властью и силой, у которой мои люди искали поддержки и твердых решений, но это там, вне дома, почти в другой жизни. Когда я переступал порог нашего дома, от меня уже ничего и никогда не зависело. Я терял свое положение и все внутри замирало как только я ощущал аромат его дорогого одеколона. Мой хозяин, мой господин ждал меня, своего никчемного раба. Он не должен ждать... Я раздевался прямо там, в коридоре, снимал все до последней нитки и, опустившись на колени, полз в комнату. Я отлично знал - он уже ждет меня там, сидя в кресле и постукивая пальцами по подлокотнику в нетерпении. На его коленях, обтянутых черной кожей, лежит трехвостая плетка, сделанная им специально на заказ, а в глазах горит недобрый огонек. Ему тоже нравилась эта игра, и в моем лице он нашел лучшего партнера для реализации своих желаний. Я полз медленно, так что он мог полностью насладиться этим зрелищем. Шею плотно обхватывал широкий кожаный ошейник, что до поры скрывался под воротником рубашки. Я чувствовал как в такт моим движениям покачивается небольшой металлический диск, где было выгравировано мое имя и то, что я принадлежу ему, только ему. Я старался не смотреть ему в глаза, да и вообще, в лицо - нельзя. Достигнув его ног, останавливаюсь, подчиняясь легкому жесту руки. Я почувствовал как за стальное колечко ошейника Господин зацепил карабин, и звенья цепи звякнули и легли мне на грудь, холодя кожу. Его пальцы прошлись по еще довольно свежим рубцам на спине, оставленным им же накануне. В грудь мне уперся окованный железом ботинок, и Господин резко нажал ногой, заставив меня прогнуться назад, почти ломаясь пополам. Кожа на груди и животе натянулась и, такие же свежие как и те, что покрывали спину, рубцы засаднили, я подавил желание застонать - нельзя. Пока мой Господин не отдаст приказ, я не должен издавать ни единого звука, если только это не стоп-слово останавливающее всю игру. Хотя, эта самая игра давно уже смысл жизни. Первый удар обжег кожу на груди, я вздрогнул, приподнимаясь и тут же почти ложась лопатками на холодный пол. Он зацепил рукоятью плетки мой подбородок и приподнял лицо, заставляя посмотреть в глаза. Их выражение - вот, что способно испугать, они рождают трепет, и желание подчиниться становится еще сильнее. Черная маска закрывает мне глаза, и я перестаю видеть, только чувствую. Все обостряется, каждый нерв напряжен и натянут. Он медлит, и я страшусь, желаю и наслаждаюсь этой пыткой-ожиданием, слепо поворачиваясь на любой шорох. Цепь со звоном натягивается, заставляя меня встать на четвереньки. Я слишком медленный. Сильный рывок и от того, чтобы распластаться на полу, меня удерживает господин, вовремя подставив ногу. Он касается моего лица, проводит пальцами по скулам, почти нежно, осторожно. Гладит губы и сильнее нажимает на нижнюю губу, заставляя взять в рот его пальцы. Он играл со мной всю ночь, доводя до грани и боли, и удовольствия. Мне каждый раз казалось - еще чуть-чуть и я просто рассыплюсь, но он словно чувствовал, знал и останавливался на мгновение, а потом все начиналось по-новой. Мое тело стало симфонией боли и удовольствия. Я потерял счет времени и уже давно перестал понимать и различать реальность и мои фантазии, все смешалось в одно. У меня было чувство, что снаружи я горю, а внутри замерз. Мой оргазм был такой силы, что я потерял сознание. Пришел в себя уже на кровати. Липкий пот покрывал мою кожу, зубы отбивали дробь, меня трясло и я даже воды попить не мог сам, он поил меня. Господин поил своего раба с губ, а я жадно пил, почти захлебываясь, но чувственная дрожь еще долго не покидала моего тела. Я так и провалился в сон в кольце рук моего господина, иногда вздрагивая. Я верил Сереже, доверял больше чем себе и знал - никогда он не причинит мне ненужного вреда, да, он - мой Господин, но он любит своего личного раба. Вот такая у нас взаимная любовь: я подчиняюсь и принимаю, он управляет и подчиняет. Я бы никогда не променял все это ни на что другое. ___________________________________ Автора не бить, не бить я сказала!