Learn. Infer. Recreate. Save Humanity. (Нет, секрет успешного дрифта не в том, что партнёры спят друг с другом).

– Ещё больше бумажек на подпись. Потрясающе. Что вы будете делать с этими тоннами макулатуры? Гэвин бегло просмотрел содержимое очередной подсунутой ему страницы – “...раскрывающая сторона…”, “...по обеспечению сохранности…”, “...разглашение инсайдерской информации…”, бла-бла, всё та же бюрократическая муровина – и черканул подобие своей фамилии, к -дцатому разу безнадёжно корявое. Проставил дату: 28 ноября, 2024. По крышке стола протянул лист обратно. Доктор Кэйтлин Лайткэп скосила глаза на подпись, кивнула, подцепила документ двумя пальцами и переложила влево, к остальным. Поправила стопку. Достала из папки справа (уже третьей по счёту!) следующий. Грёбаная писанина начинала его утомлять. Когда его рекрутировали в Академию, её было на две трети меньше, а когда сверлили череп, чтобы встроить Pons-порт – вполовину. Левый висок до сих пор ломило, да и тусклый свет люминесцентной лампы, едва достаточный даже для тесного помещения, в которым они находились – разумеется, в Шаттердоме не было окон, хотя... вон то тёмное стеклянное на полстены что? экран какой-то? – тоже не проливался на нервы целебным бальзамом. – Скоро вы поймёте, к чему такая строгость. Я понимаю, как прозвучат мои следующие слова, но… То, что вы узнаете о технологии дрифта и о пилотировании Егеря, не должно стать известно общественности. Это критически важно для благополучия человечества. Гэвин с трудом удержался от того, чтобы фыркнуть. Расписался и снова поставил дату – на этот раз, выводя цифры, даже не пришлось думать. Тело помнило нужные символы и выписывало их совершенно механически. – Очень пафосно прозвучали, доктор. Что же вы такого скрываете от общественности, а? Что-то ужасное, типа того, что Егери на самом деле работают на крови младенцев? Или что-то неприличное? Может, стоило сказать мне об этом заранее, прежде чем я подписался на кота в мешке? Он пронаблюдал, как Лайткэп поджимает губы – видать, ей не шибко понравилась шутка. Ну, или вопросы Гэвина попали в яблочко, но тогда это не ебаться какая тревожная мысль. Вдруг… действительно? Не зря же в Академию пилотов Егерей попадали единицы и – ох, как же он был собой доволен, когда прошёл отбор, и как же охрененно было оказаться тем, кого выбрали в качестве следующего пилота – после того, как было объявлено о выбывании Хэнка Андерсона “по состоянию здоровья” (что, хах, неудивительно, когда большинству действующих пилотов под сороковник – дайте дорогу молодым, пока ревматизм перед кайдзю в позу рака не поставил, ага?). А теперь инструктаж проводит одна из ветеранов-мастодонтов пилотирования, да ещё и создательница технологии дрифта. Доктор Кэйтлин Лайткэп, которая вместе с Кэрой Уильямс стала первой, кому шесть лет назад удалось убить кайдзю, пилотируя Егеря. И теперь вот она, по сути самая важная шишка в этих вопросах, говорит, что с историей, которую скормили СМИ и учебникам, что-то нечисто. Нет, ну, конечно, строить теории о том, что именно может быть нечисто с технологией дрифта, – занятие увлекательное. Что если, например, партнёрам по дрифту приходится друг с другом трахаться, для усиления синхронизации или типа того?.. Гэвин чуть не ухмыльнулся картине, возникшей в голове при этой мысли. Две горячие блондинки, одна мильф-типажа и томбой другая, наедине друг с другом, абсолютно голые, ммм… Настроение, впрочем, сбивало то, что одна из этих горячих блондинок сейчас сидела напротив него, вся воплощение профессионализма в серой водолазке и белом, до хруста выглаженном халате, и в очередной раз ровняла стопку документов. Ну и то, что из его предположения автоматически вытекало – а именно, что в таком случае трахаться со своим партнёром по дрифту придётся и ему, Гэвину. И ладно ещё если это будет симпатичная девушка вроде той же Уильямс. Это было бы хорошо, да. Вот только такой вариант дохуя сомнителен. Люди с генетическим отклонением, позволяющим дрифтоваться с ними, встречаются в количестве один на сто пятьсот тысяч и диагностируются так себе, так что ему, скорее всего, придётся иметь дело с бывшим партнёром Андерсона, Коннором. Ну или с Джошем, если тот уже в состоянии. И что-то нет, он не готов спасать мир такой ценой. ...Хотя, в зависимости от того, что ему сейчас Лайткэп скажет, пидорский секс может оказаться одной из предпочтительных альтернатив. Если дела так обстоят, что общественность бы возбухнула, просто узнав, что здесь творится… А доктор Кэйтлин Лайткэп, тем временем, закончила делать из подписанных Гэвином бумаг идеальный кирпич формата А4, – неужели треклятые документы исчерпали себя, неужели всё?! – и сложила на груди руки. Гэвин постарался не переводить взгляд туда, где её предплечья подпирали выпуклости, заставляя их выдаваться ещё сильнее и натягивать собой тонкий трикотаж. – Я отвечу на все ваши вопросы, мистер Рид. Но скажите сперва, что вы успели узнать о технологии дрифта в Академии? Да уж, самое время проверять, насколько внимательно он слушал лекции. Особенно если учесть, что сразу после ответа ему с высокой вероятностью скажут: болван, послушай! всё, что ты о дрифте знаешь, горячая куча дерьма! ты зря тратил время, задрачивая матчасть, лузер, и мы это всё время знали!.. Гэвин откинулся на спинку стула. – А не поздновато ли для вступительного экзамена?.. Да и вы прекрасно знаете, что ничего прям такого уж нового я не узнал. Всё то же, что и знают все, только в подробностях. Кэйтлин сузила глаза за стёклами очков, поправила выбившуюся на лицо прядь. Снова скрестила руки. Улыбнулась – без особого, впрочем, тепла. – И всё же сделайте одолжение, мистер Рид. Так будет более очевидно, с прояснения каких моментов лучше начать. Видимо, от ответа не отвертеться, и поднапрячь мозги всё-таки придётся. Лайткэп не сказала, насколько именно подробный ответ ей нужен – она ведь не потребует даты фейловых испытаний или имена всех подопытных? Или, того хуже, оттарабанить внутреннее устройство Pons-порта? Гэвин учил это, разумеется, учил – он же хотел, в конце концов, стать в топе группы, быть отобранным. Но… теоретическая сторона надирания задниц кайдзю никогда не казалась ему особенно важной для пилота. Чтобы всадить несколько тонн железа в пасть чудовищу и при этом не разъебать полгорода, совсем не нужно знать, как это всё работает. Нужны охуенная физическая форма, рефлексы, способность не складываться под прессом… а не знания о том, какие шестерёнки крутятся внутри нейромоста, делая телепатическую магию возможной. – Окей, раз уж вам так интересно слушать то, что и без того вам прекрасно известно, – Гэвин выдохнул и поднял глаза к потолку (металлическому, клёпаному вдоль стыков и ничем не примечательному, как все потолки в Шаттердоме), собираясь с мыслями. Лучше смотреть наверх, рискуя заработать высветленные пятна на четверть поля зрения, чем поддерживать визуальный контакт; у Лайткэп, как для блондинки с детско-голубыми глазами, пухлыми губами и вздёрнутым курносым носом, взгляд до неуютности пронзительный. Это наводило на некоторые мысли… но ведь не может же быть так, что в побочные эффекты дрифта входит остаточная способность к телепатии, и доктор увидела в его голове всё то, что он про неё и Кэру себе представлял?.. Ну уж нет, бред какой-то. Это было бы совсем уж фантастично. Хотя и укладывалось бы в картину “люди возмутятся, если узнают”, м-да. Перестраховаться, что ли?.. Гэвин произнёс в голове, громко и чётко: “Алло, доктор Лайткэп, я разгадал ваш секрет”. Перевёл взгляд на собеседницу. Та смотрела всё так же пронзительно-выжидающе, и по ней совершенно невозможно было понять, получила она телепатическое сообщение, или нет. Для своего спокойствия Гэвин решил думать, что не получила. Содержимое головы в безопасности – по крайней мере, пока. Скоро в ней должен будет шариться его партнёр, а может не только шариться, а и ещё что похуже. Будет зависеть от того, в чём заключается Стрёмная Военная Тайна, в которую его собираются посвятить. – Ну, если вкратце… В общем, сперва никакого дрифта не было. Профессор Шёнфельд придумал, что кайдзю можно убивать гигантскими боевыми роботами, и вы начали разрабатывать аппаратуру для передачи намерений человека машине. Через некоторое время у вас даже получилось, и маршал Стакер Пентекост, который тогда ещё не был маршалом, успешно пошевелил егерской рукой. Все возрадовались, разработка нейромоста переехала на базу на острове Кадьяк… ну, и там застопорилась. Вы долго бились над проблемой, потом осознали, что просто отслеживать снаружи, как работает мозг, и на основе этой инфы заставлять Егеря двигаться – не вариант. Во-первых, контакт через кожу и кости черепа отстойный, во-вторых – нужно, чтобы отклик от движений Егеря поступал обратно в мозг. Ну и вот. Вы думаете, как решить проблему, в итоге создаёте эту штуку, – на этом моменте, наглядности ради, Гэвин коснулся пальцем своего левого виска, где, в окружении всё ещё воспалённой кожи, намертво засел в кости металлический кругляш диаметром с пенни. С момента вживления прошло уже несколько дней, а привыкнуть так и не удалось: до сих пор побаливает и мешает, и страшно принимать душ, хотя и обещали, что совершенно безопасно, и хрен поспишь на левом боку головой на подушке – давит, и всё кажется, что начнёт вываливаться, если неосторожно повернёшься. Так и останешься с дырой в черепе, прямо внутрь. – Pons-порт. Контакты через синтетическое нейроволокно идут прямо в мозг, информация поступает туда-обратно, профит. Вы проверяете Егеря целиком на человеке, на… как там его звали? Кизи?.. – Адам Кейси. Он погиб тридцатого января две тысячи шестнадцатого года. – Да, Адам Кейси. Как вы сказали. В общем, да, он погибает, и Pons-порт отправляется на доработку. Вы что-то там дорабатываете, проверяете технологию снова… и со следующим подопытным чуть не происходит та же херня, что и с Кейси. Вот только на этот раз вы подключаетесь к нему через свой Pons-порт, разделяете нагрузку, и он выживает. Странноватое ощущение – пересказывать события человеку, который в них участвовал собственной персоной, да ещё и в ситуации, когда почти наверняка городишь чушь. Странноватое и стремноватое, вот только – чёрт возьми! Он не напрашивался пересказывать учебники истории вперемешку с биографией Лайткэп, она сама попросила. А что его слова вполне могут быть гоневом, не имеющим никакого отношения к произошедшим событиям – ну так он и не виноват, если всем дезу втирали. Гэвин перестал прятать взгляд на потолке, посмотрел прямо на Лайткэп – что она сделает, если ей не понравится то, что он скажет? выгонит, что ли? ну так он уже документы подписал, да и ей прекрасно известно, что в большинстве реально значимых тестов он показал лучшие результаты, – и продолжил: – Вот. Так возникла теория о возможности дрифта. Сознания двух пилотов объединяются, чтобы те могли разделить нагрузку на мозг и управлять Егерем совместно. Не ебаться какой прорыв, все воспревают духом и всё такое. Вот только есть проблема. Когда Егерем пытался управлять один человек, тот хотя бы двигался. А теперь, когда людей стало двое – нет. Вообще нет. Ну, и догадка такова, что два рандомно взятых человека – слишком разные, чтобы по-настоящему объединять разумы. Один хочет одного, другой – другого, подаваемые ими в Егеря импульсы всё равно ни хрена не объединяются в конкретную команду, ну и… пшик. Доктор Лайткэп расплела руки. Зачем-то передвинула пустую папку из-под документов на полдюйма влево, поправила ещё. Кивнула. Для человека, который куда лучше самого Гэвина знал всё, о чём тот рассказывал, она слушала очень внимательно. Это должно было льстить, но почему-то скорее беспокоило. По счастью, ему осталось выложить совсем немного. Может быть, тогда они – наконец-то! – перейдут к делу. Давно пора бы уже. – Вы стали выяснять, что может сделать людей более дрифт-совместимыми. Более... согласованными, что ли?.. Пробовали подготавливать пилотов по-всякому, медитациями там и всякими прочими техниками. Искали людей, подходящих друг другу. Пробовали на супружеских парах, на родственниках... до близнецов дело дошло. И всё это ни черта не помогало. Гэвин сделал паузу. Не то чтобы он корчил из себя бог весть какого драматического артиста, но тут она прямо напрашивалась. Да и пристально внимающая Лайткэп располагала к выразительности. Возможно, ей просто нравилось слушать про себя?.. Гэвин мог это понять. – Но вот когда, казалось, всё было уже потеряно и на программу пилотирования Егерей хотели забить большой болт, произошло чудо. К тому времени начали тестировать людей, у которых с головами не всё в порядке – ну, кто в коме там, или как-то иначе не совсем при сознании, чтобы мозг для распределения нагрузки был, а личность, которая бы пыталась тащить одеяло на себя, не очень – и обнаружили Кэру Уильямс. У которой было сверхредкое генетическое отклонение, делающее её дрифт-совместимой. И прямо очень вовремя – Стену-то к тому времени проломили. В Беринговом море вылез кайдзю, вы с Кэрой на ST200 отправились ему напинывать. Успешно, хотя в процессе боя у Егеря обнаружились проблемы. Ну и короче, раскокался он. Но ну да ладно. Все так обрадовались, что егерская программа, наконец, оправдала себя, что выделили вам финансирование на ещё несколько, а в качестве базы организовали Гонконгский Шаттердом, в котором мы сейчас находимся. Заодно начался поиск людей с такими же генетическими отклонениями, как у Кэры. И они даже нашлись, вот только мало, и их фамилии и происхождение до сих пор скрываются, чтобы к их семьям почём зря не лезли. Ещё года через три организуется Академия для будущих пилотов Егерей – чего так поздно-то, кстати? И так было понятно, что пора, ещё когда WR600 c Йенси Беккетом и Ральфом того, а его брат не выдержал и ушёл. Ну… По крайней мере, это случилось. Я в неё поступил, и вот я здесь. Жду, пока вы выложите начистоту, какой именно пиздец меня ждёт в связи с дрифтом. Последние слова получились совсем хрипло: не то чтобы Гэвин обычно предпочитал держать рот закрытым (в этой жизни, если не потребуешь то, что причитается тебе по праву, хрен это от кого-то получишь), но и лекций обычно не читал. Если бы это входило в круг его пилотских обязанностей, он бы тыщу раз подумал, прежде чем поступать в Академию. Он сюда не за этим пришёл. А за тем, что должно было начаться сейчас, когда доктор Лайткэп, – ну неужели! неужели, блять, это произошло! не прошло и полгода! – встала из-за стола и подошла к экрану (или, всё-таки, к окну?), распростёршемуся по стене слева от Гэвина. – Большая часть того, что вы рассказали, мистер Рид – истина, пусть и далеко не полная. Мы не будем сейчас вдаваться в детали истории изобретения дрифта. Вряд ли они представляют для вас интерес, да и нет никакого практического смысла проговаривать вслух хронику совершённых ошибок и тупиковых путей исследования. Вам сейчас куда важнее узнать, каким образом удалось добиться успешного объединения сознаний. – Да, давайте уже ближе к делу. Складывалось впечатление, что доктор Лайткэп специально тянула время – и чёрт возьми, зачем ей было это делать, если бы она не готовила информационную дерьмобомбу, которая свалится на голову Гэвина и разбрызгает своё содержимое на него, на его жизнь и на мир вокруг?.. Сама Лайткэп, несмотря на шесть лет пилотирования, выглядела ничего так – по крайней мере, физически. Но эта её привычка теребить бумажки и делать всё ровненько – хрен его знает, следствием чего она могла быть. Возможно, это её личный загон, а может… Может, это дрифт с психненормальной напарницей на неё так повлиял? Уильямс выглядела вполне адекватной на фотках и видео, но интервью с ней не разрешались, да и с другими тоже. Что могло твориться в их головах?.. Гэвин всегда думал, что это херня. Что на него это не повлияет – что бы он там во время дрифта ни увидел. Он же не слабак какой-то, и он успел повидать некоторое дерьмо – и что? Изменило ли это его? Сломало ли? Остановило? Не-а, ни хуя подобного. Он есть тот, кто есть, и так будет и на этот раз. С чем бы ему ни пришлось иметь дело. Или с кем. – В таком случае, полагаю, первым делом мне стоит познакомить вас с вашим будущим партнёром, мистер Рид. И вот так, с этими вот словами, Лайткэп щёлкнула чем-то рядом с экраном – чем-то, что оказалось переключателем, до сих пор Гэвином не замеченным. Когда ослепительный галогенный свет залил смежное помещение, первой мыслью, посетившей Гэвина, была “и всё-таки это окно”. Второй же… – Серьёзно? Вы всё это время держали Коннора в темноте, только чтобы презентовать его мне поэффектнее? Не слишком ли чёрство, доктор? Разумеется, Кэйтлин Лайткэп ничем не походила на шаблонный образ безумного учёного, какими их обычно показывали в фильмах и играх. Ну, то есть, во-первых, она была женщиной, и уже одно это делало нефиговую разницу. Но тут ещё играло роль то, насколько аккуратно она выглядела: если бы не белый халат, её можно было принять за офисную работницу – не секретаршу только, а что-то типа юристки, ну или за учительницу (так что это во-вторых). А в-третьих, она реально умела разговаривать через рот, причём не только понтово звучащими длинными словами с греческими или латинскими корнями. Она не бормотала себе под нос, не срывалась на зловещий смех, не пыталась влезть в личное пространство Гэвина, чтобы оценить, насколько он подходит на роль подопытного. Она вела себя почти нормально. Ровно до того момента, как включила свет и представила взгляду Гэвина живого человека, который находился в почти пустой комнате с белым потолком, белым полом и белыми стенами. Человек был прикреплён ремнями к одному из двух высоких кресел, стоявших посреди помещения и больше всего напоминавших пыточные, – ну или ту штуку для управления космическим кораблём из сериала “Звёздные врата: Вселенная”, что смотрел сосед Гэвина по общаге. Да, вот это сравнение – самое точное, только здесь в районе головы имелось побольше всякой аппаратуры. Особенно в том кресле, где сидел Коннор, – над ним вообще возвышалось что-то вроде высокотехнологичного колпака с кучей деталей и идущих от него трубок и проводов. Вокруг кресел было расставлено ещё несколько приборов, причём громоздких, высотой уж точно больше человеческого роста. О назначении всех этих конструкций Гэвин мог только догадываться. Они, если брать скопом, выглядели намного сложнее и массивнее, чем обыкновенный нейромост. А что до Коннора… С ним совершенно определённо было что-то не так. Коннор, которого Гэвин знал по видео, не то чтобы проявлял себя как душа компании и сколько-нибудь эмоциональный пряник: его дефолтным выражением лица было, кажется, нечто среднее между целеустремлённостью бойскаута, которому дали задание продать двести пачек благотворительного печенья за час, и “мне кажется, что я заблудился, но я ещё не уверен, поэтому буду делать вид, что всё в порядке”. Но это выражение лица хотя бы существовало, и в нём обычно читалась какая-то заинтересованность в окружающем мире, какое-то присутствие мысли, что ли… Коннор, который сейчас сидел в нескольких футах от Гэвина, за стеклом, выглядел вроде бы и собой – но при этом совершенно иначе. Он не опирался на спинку кресла, хоть и был к нему привязан, а держал вместо этого идеальную осанку. И голову тоже совершенно ровно держал, и смотрел прямо перед собой. В ответ на внезапно вспыхнувший яркий свет он несколько раз моргнул – и всё на этом, больше его веки не опускались. Глаза выглядели какими-то не такими, как обычно, неправильными, – но со своего места Гэвин не мог рассмотреть, чем именно. А лицо, лицо в целом… Оно казалось совершенно пустым, лишённым каких бы то ни было эмоций. Ни злости на то, что его оставили дожидаться конца разговора в темноте, ни страха… Да даже никакой грёбанной растерянности на нём не было! Полная, абсолютная отмороженность. Это было… стрёмно. И “стрёмно” –это ещё мягко, блять, сказано. – Это не Коннор, – голос Лайткэп вывел Гэвина из секундного оцепенения, в которое он впал, пока рассматривал открывшуюся перед ним картину. – И ему пребывание в темноте не могло навредить. Скорее наоборот, оно было предпочтительно. Гэвин осознавал, насколько мизерна вероятность того, что всё происходящее является дурацкой и неуместной шуткой. И точно так же сложно представить, что это всё – часть абсурдного ритуала посвящения в пилоты. Доктор Лайткэп ведь сейчас – одна из самых известных личностей на всей Земле, она бы не стала… не стала бы?.. Делать из него дурака. Ох, да хрен её знает. – Не Коннор? А что тогда? Его брат-близнец? Это… имело бы смысл. Если эти двое – близнецы, то у них должны быть одинаковые гены, а значит, и одинаковое генетическое отклонение. Только у близнеца, в таком случае, с кукушкой всё намного более не в порядке, чем у Коннора, и это не слишком уютно. Гэвин не боялся людей с безобидными психическими отклонениями, нет – наоборот, считал, что их защищать надо, они же как дети убогие… Но совсем ку-ку – это чересчур, от такого не по себе как-то. Почему ему нельзя партнёрствовать с Коннором, который вроде адекватнее? Неужели ещё надеются, что Андерсон вернётся?.. – Нет. Если не считать внешнего сходства, он не имеет прямого отношения к Коннору. Более того, ни у него, ни у Коннора не может быть братьев или сестёр. Видите ли, мистер Рид... Эти двое, как и все прочие, кого вы знаете как людей с особым генетическим отклонением... Они не были рождены естественным образом. Стул, на котором Гэвин до сих пор сидел, проскрежетал по полу, зашатался и с громким металлическим стуком вновь опустился на все четыре. Вот только Гэвина на нём уже не было. Гэвин стоял рядом с доктором Лайткэп, в два шага сократив расстояние между ней и собой, между собой и не-Коннором. – Вы… вы не шутите, – это задумывалось как вопрос, но вопросительной интонации не получилось. Цепляться за надежду, что всё происходящее – не всерьёз, было глупо. – Так вот оно, блять, что. Тогда кто… что же они такое? Их вырастили искусственно? Это клоны? Доктор Лайткэп улыбнулась – третий или четвёртый раз за разговор, и на этот раз даже не только губами: от внешних углов глаз по коже прочертились тонкие линии морщин. ...Что? Что, блять, он такого забавного сказал?.. – Суть ухвачена верно, – Лайткэп повернула голову, посмотрела на не-Коннора. Блики света на стёклах очков на мгновение сделали её лицо непроницаемым и слепым, чуть более подходящим образу безумного учёного, какими их представлял себе Гэвин. Но только на мгновение. – Процедура создания мозга и некоторых других органов подходит под словарное определение клонирования, хотя и не совсем в том смысле, который вкладывается в него обычно. “Создания мозга и некоторых других органов”? И что значит, “словарное определение клонирования, хотя и не совсем”? Это вызывало обрывочные ассоциации с несколькими просмотренными фантастическими фильмами – репликанты, что-то там ещё. Выдумки всё это, конечно… но когда-то и кайдзю казались вымыслом, монстрами из детских игр про роботов и чудовищ, удачной рекламной фикцией, чтобы продать побольше мерчендайза. “Собери их всех”, мать его. В детстве Гэвина была парочка похожих, воняющих дешёвой резиной. Больше таких не выпускают – после К-Дня, после всего. – Так это… – Гэвин кивнул на не-Коннора, – что-то типа робота с биокомпонентами? Которые выращены из клеток обычных людей, как при клонировании?.. Да ладно. Прям-таки биоробот лучше задрифтуется с человеком, чем другой человек, – тут ему в голову пришла мысль, которая вроде бы закономерно вытекала из того, что он успел предположить, и эта мысль ему крайне не понравилась. – Постойте-ка. Только не говорите, что он создан из моего генетического материала. Что было в той хуевой туче документов, которые я подписал при поступлении в Академию и перед установкой порта? Согласие на что-то подобное? Какого, блять… – Рид. Гэвин осёкся. – Не забывайтесь, пожалуйста. И можете не беспокоиться – мы не трогали ваш генетический материал. Вот. Вот именно это выражение лица и именно этот тон успели намозолить Гэвину глаза и уши до кровавых чертей. Каждый ёбаный раз, когда он общается с людьми с позиции ниже их по иерархической лестнице – вернее, когда они общаются с ним… Каждый ёбаный раз… А впрочем, конечно, предположение с его стороны было и впрямь тупое. Если бы дело было в ДНК, опыты с близнецами – Гейджами и теми китайскими братьями, которых было аж трое – увенчались бы успехом. У них-то одинаковая ДНК, даже клонировать ничего не надо. Тогда как... – Так может расскажете мне тогда нормально? Без вот этого вот?.. – Гэвин чуть не сплюнул на пол, но вовремя удержался. В качестве более цензурного заменителя сделал неопределённый жест. Доктор Лайткэп вздохнула, переступила с ноги на ногу. Снова скрестила руки на груди. – Именно таков был план, мистер Рид. Я боюсь, услышанное вам понравится ещё меньше, чем то, что вы предположили… Но постарайтесь не перебивать, хорошо? У вас ещё будет время задать вопросы. Гэвин неохотно кивнул. … Доктор Лайткэп была права. Если бы генетический материал без спроса (или всё равно что без спроса! он же не юрист, чтобы понимать всё, что написано мелким шрифтом) взяли у него, это было бы ещё полбеды. А вот то, что выяснилось... … – То есть как, “стволовые клетки кайдзю”?! То, о чём говорила Лайткэп, было… было… – Изначально вспомогательный ИИ, который разделял бы нагрузку на человеческий мозг, собирались сделать полностью, гм… цифровым. К сожалению, это начинание столкнулось с множеством препятствий, которые на тот момент и в тот промежуток времени были непреодолимы. Судьбу егерского проекта спасло объединение разработок Элайджи Камски, доктора Ньютона Гайзлера и моих. Именно Нью… доктору Гайзлеру принадлежат исследования, посвящённые геному кайдзю и их генетической структуре, и именно он, изучая их ДНК, сделал критически важные выводы о их происхождении и роли недифференцированных клеток в их создании и функционировании. – Угу, слышал. То, что у всех кайдзю одинаковая ДНК, вроде бы говорило, что они размножаются как-то иначе, чем земные животные, не через секс между самцом и самкой. А то, что они совершенно разные с виду, по идее должно означать, что их когти-зубы-щупальца и всякие другие внешние признаки задаются не совсем через ДНК. По крайней мере, не естественным путём. Ну и типа, в итоге учёные пришли к выводу, что кайдзю проектируются и создаются искусственно. Это-то всё понятно. Но как, – с языка уже было готово сорваться слово “блять”, а то и ещё что понецензурней и помногоэтажней, но Гэвин титаническим усилием воли сдержался, – как вы от этого пришли к… потрясающей, – потрясающе тупой и во всех смыслах чудовищной, – мысли использовать ещё не определившиеся клетки кайдзю для создания искусственных партнёров по дрифту?.. Он уже знал, что Лайткэп предпочтёт понять его слова как “каким именно образом вам удалось это сделать, расскажите механизм процесса, пожалуйста”, а не как “блять, с какого непонятного хера вы и ваши ёбаные гении вообще решили, что делать из микросхем, проводов и дохлых, блять, кайдзю гомункулов для объединения разумом с настоящими людьми – это хорошая, блять, идея???”, которым они на самом деле являлись. Ну, или всё она правильно поймёт, но предпочтёт сделать вид, что не поняла. – Как я уже говорила, я не буду вдаваться в подробности. Всё, что вам нужно знать, мистер Рид – это то, что на данный момент в черепе будущего ИИ находится сложная структура, в которую входят кибернетические компоненты, искусственное нейроволокно, некоторое количество дифференцированных клеток… В основном, нейроны, но кроме них – клетки, обеспечивающие работу кровеносной системы. Строение клеток крови, кстати, было подкорректировано по сравнению с клетками крови самих кайдзю. Она синего цвета и при взаимодействии с воздухом со временем испаряется, как и раньше, но уже не столь токсична. Кровь ИИ по-прежнему может негативно влиять на человеческий организм, но после изменений, внесённых доктором Гайзлером, её вред даже при попадании внутрь перестал быть смертельным. Ну охуеть теперь. То, что трупнокайдзево-металлопластиковый автомат не способен его убить, случайно порезавшись или нарвавшись на зубы кайдзю, – охрененное утешение. Просто зашибись успокаивает. Впрочем, озвучивать свои мысли Гэвин не стал, и не в последнюю очередь – потому что доктор Лайткэп продолжала говорить. – Всё, что я перечислила – важная часть мозга ИИ. Без этого он не будет выполнять те функции, которые от него требуются – начиная от процессов жизнедеятельности и заканчивая специализированными навыками, отвечающими за способность к дрифту и к передвижению Егеря. Но самое главное… Самое главное – это три фунта недифференцированных клеток. Именно из них будет составлена основная часть нейронов головного мозга ИИ после того, как он пройдёт процедуру дифференцирования и импринтинга. Гэвин постарался не представлять склизкую синеватую кашу, которая сейчас, наверное, заполняла черепную коробку не-Коннора. Ну то есть, скорее всего, на самом деле оно не выглядело, как налитая в голову однородная жижа – Лайткэп говорила же что-то про кибердетали, сеть сосудов и волокна нервов, настоящих и синтетических; по идее, они должны были удерживать остальные клетки в неком подобии порядка. Но… несколько пригоршней биоматериала в голове, какое-то непонятное органическое месиво… Это звучало мерзко. – Так что, выходит, ваш биоробот ещё не готов? – если так подумать, только что вскрывшаяся информация отвечала на вопрос, почему не-Коннор сидел с отсутствующим взглядом и почти не подавал признаков жизни. Сложно реагировать на окружающий мир, если у тебя грёбаная каша вместо мозга – блять, от многократного повторения мысль об этом не становилась менее мерзкой. Бррр. – Уильямс, Коннор и прочие ваши, ахем, создания – они хоть и выглядят немного отсталыми, но вроде как-то да соображали. А у этого мозг ещё доделывать нужно? Доктор Лайткэп бросила быстрый взгляд на не-Коннора, затем снова сосредоточила внимание на Гэвине. Выражение её лица и до этого было серьёзным – о, Гэвин многое бы отдал сейчас за то, чтобы рассказанное ему всё-таки оказалось шуткой, но увы-увы, не с его везением; с этим грёбаным миром всё всегда не так, – но сейчас просто-таки сложилось в живое воплощение идеи “давайте же все будем максимально готовы к самому важному моменту в наших блядских жизнях, и готовы немедленно”. ...ну что, блять, ещё она может сказать такого, что требует даже большей моральной готовности, чем уже услышанное? – Да, мозг ИИ действительно требует, как вы выразились, доделывания. И в этом примете участие вы, поскольку слепок должен быть снят именно с вашего мозга. Только в этом случае дрифт-совместимость окажется достаточно высокой, чтобы заставить Егерь двигаться и сражаться. … Подождите… Что?! – Значит, вы всё-таки создадите моего грёбаного клона, только не из меня, а из откинувшихся кайдзю?.. И это – ваше решение проблемы с дрифт-совместимостью?.. Гэвин почувствовал, что задыхается. Воздух стоял комом в горле, и об него спотыкались слова. Всё, что он себе представлял, всё, что он мог предположить, всё, к чему он готовился – к чему он считал себя готовым… Всё это… Блять. Ему хотелось врезать кулаком по чему-нибудь твёрдому или до боли в костяшках сжать на чём-нибудь пальцы. Ему хотелось повернуться и уйти, и хлопнуть за собой дверью, и не оглядываться через плечо ни разу, и забыть обо всём, забыть как страшный сон. Не иметь со всем этим дела – с ебанутыми учёными, с их тошнотворными творениями, с их возмутительными планами на него. Снять с него копию личности и запихнуть в тело монстра… это… это было.... Он сам не заметил, как начал произносить последнюю свою мысль вслух. Вернее, не произносить. “Произносить” было бы слишком мягким словом. Слишком приглушённым. Не передавало сути. Но он оборвал себя раньше, чем успел закончить фразу. Его остановило ледяное: “Да дослушайте же”, – которое оказалось эффективнее, чем был бы окрик. Лайткэп теряла терпение. Возможно, скоро она порвёт подписанные им документы и потребует освободить помещение. Это решило бы множество проблем. О, Гэвин будет счастлив забыть обо всём, что узнал здесь. Будет счастлив. Если сможет. Пустые глаза мёртвого кайдзю, по извращённой воле учёных принявшего форму человека, смотрели в пространство. Гэвин не хотел знать, сколько раз во сне он увидит, как этот пустой взгляд останавливается на нём. Как в этом грёбаном пустом взгляде появляется противоестественная, чуждая, отвратительная в своём сходстве с человеческой осмысленность. Он увидит это либо в реальности, либо в кошмарах. Третьего не дано. Но если он увидит это в реальности… По крайней мере, он будет в силах что-либо изменить. По крайней мере, он хотя бы отчасти сможет контролировать ситуацию. Он сможет присматривать – за. И пусть ему придётся сражаться не только с внешними врагами, как он думал, но и с внутренними… Что ж. Всё происходящее настолько отвратительно, что лучше при этом присутствовать. Лучше при этом присутствовать, чем отсиживаться в задних рядах и ждать, пока последствия ухватят тебя за задницу. Пожуют и проглотят. В конце концов, именно так он считал, когда поступал в Академию. Эта сторона обстоятельств осталась прежней. В этом его отношение к ситуации ничем не изменилось. – Хорошо, – голос его прозвучал ещё хриплее, чем раньше. Хотя куда, казалось бы. – Дорасскажите мне. *** “На самом деле, – пытался убедить себя Гэвин, стараясь не ёжиться под прикосновениями пальцев Лайткэп к голове (слишком близко, слишком интимно, кожа вокруг Pons-порта слишком чувствительная; нужно надевать на глаза непрозрачные угрожающего вида высокотехнологичные очки? зачем? ещё больше беспомощности? проводящая жидкость холодная, склизкая, ощущать её на коже неприятно в высшей степени; от света, который бил в глаза до того, как они были прикрыты очками, перед внутренним взглядом пляшут зелёные мерцающие пятна – и расширяются, и сужаются, и расширяются снова, и продолжают, продолжают мерцать), – всё не так уж и пиздец ужасно”. Не так уж ужасно. Он пытался себя в этом убедить, но получалось не очень. Откровенно плохо получалось. Разумеется, Лайткэп сказала, что точной копии личности в результате не получится; не получится даже частичной копии. В студень недифференцированных клеток будет впрыснута фиксирующая жидкость, после чего под её воздействием и воздействием информации, скармливаемой имплантами, начнёт формироваться нейроткань. У зарождающегося мозга через Pons-порт и технологию дрифта окажется полный доступ к мозгу Гэвина. Разные части которого будут в это время стимулироваться электрически и гормонально, чтобы активизировать нейронные связи, пригодные для считывания “извне”. Какие именно нейронные связи активизируются и что именно считает мозг не-Коннора – в огромной степени дело случая. И кроме того. Процесс, который ему в красках расписала Лайткэп, далёк от слепого копирования. Судя по тому, что она рассказала – и непохоже, чтобы она врала – личность будущего партнёра по дрифту будет развиваться на основе информации, полученной из головы оригинала. Так, как развивалась бы естественным образом на основе информации, полученной из окружающего мира. У него могут возникнуть свои собственные установки. Свои собственные представления о правильном и неправильном. Даже свои собственные (пусть и очевидно ложные) воспоминания. У этой новой личности уже при её создании сформируется особый, отличный от гэвиновского, опыт. Впрочем, совместимый с опытом Гэвина, разумеется. В конце концов, совсем уж чуждых элементов в нём не может быть. Только то, что и так есть внутри Гэвина. Вне зависимости от того, пользуется он этим или нет. Встроено оно в активную, рабочую часть его психики, или нет. А потом мозг не-Коннора закрепится окончательно и потеряет способность вернуться обратно в девственное состояние. Потеряет способность быть импринтированным на кого-то другого. Единственное, что с ним может быть сделано, если в процессе жизни не-Коннора личного опыта накопится столько, что он перестанет быть дрифт-совместимым с Гэвином (о чём засвидетельствует кольцо индикатора вокруг Pons-порта: в кибернетическую начинку мозга входит сканер, регистрирующий степень расхождения с содержимым головы оригинала), – это “ребут”. Химическая трепанация. Разрушение нейронов и нейронных связей в префронтальной области лобных долей мозга, где сосредоточены структуры, отвечающие за высшую когнитивную деятельность и за многие из личностных характеристик. На место выжженной нервной ткани будет помещена новая порция недифференцированных клеток, которые пройдут процесс, сходный с тем, который должен начаться сейчас, вот-вот. Только не в тех масштабах. И так – столько раз, сколько понадобится. Личность можно “перезагружать” снова и снова. Если, конечно, не получится как с Коннором. Которого Андерсон наотрез отказался стирать. Даже когда в этом возникла необходимость. Даже когда это означало, что он больше не сможет пилотировать Егеря. Даже если из этого следовало, что Коннор теперь абсолютно бесполезен для проекта. Идиотская ситуация. С Гэвином такого не произойдёт. Он не сентиментален. Он прекрасно знает, что кайдзю есть кайдзю, даже если выглядит, как человек. Даже если у него в голове – искажённые, извращённые куски тебя. Отвратительно. Не-Коннору повезёт, что он не сможет осознавать, насколько всё, что он собой представляет, отвратительно. Для него всё происходящее будет казаться не более чем сновидением. Благодаря технологии дейдриминга, о которой пятнадцатью минутами раньше рассказала Гэвину доктор Кэйтлин Лайткэп (“Представь, – сказала она тогда ему, – что ты смотришь осознанный сон. Ты находишься во сне, но полностью осознаёшь себя; осознаёшь, что ты спишь, помнишь свои жизненные обстоятельства и что предшествовало твоему засыпанию; ты способен критически относиться к окружающей тебя сновиденческой реальности. Так вот. Дейдриминг – это… это, если угодно так выразиться, режим существования, противоположный осознанному сну). В сновидениях ты не задаёшься вопросом, кто ты. Ты не задаёшься вопросом, что происходит. Ты не задаёшься вопросом, что происходило с тобой до этого. Ты вообще никакими вопросами не задаёшься. Ты просто живёшь и реагируешь на происходящее единственным образом, который кажется тебе естественным. У тебя даже свободной воли нет. Перед тобой не стоит выбора. Ты просто его делаешь. Возможно, этому даже стоило бы позавидовать. Хотя Гэвин уж точно не собирался. Завидовать монстру. Вот ещё. *** Момент, когда доктор Лайткэп вышла из помещения, Гэвин не уловил. Его уши, как и глаза, были плотно изолированы от любых внешних раздражителей. Что-то про необходимость сенсорной депривации во время процесса; Лайткэп не вдавалась в подробности. Звучало как что-то, имевшее смысл. Но от этого не становящееся менее неприятным. Остаться наедине с… кем, собственно? Пора было прекращать называть его не-Коннором. Пластиково-органическую куклу, созданную по образу и подобию. Обладающую лишь приблизительным сходством. Модель человека в натуральную величину. Пилотировать вместе с ним Егеря – всё равно что поставить рядом с собой на место пилота ожившего чудабрека из Лего. У Гэвина в детстве был один такой, без волос и с отломанной рукой. Из комплекта по Звёздным Войнам. Люк Скайуокер, кажется. Возможно, стоило бы назвать не-Коннора “Лего”. Но Гэвин не мог представить, чтобы Лайткэп одобрила такое именование. Названием, как для вещи. Не именем. Было бы неразумно с точки зрения связей с общественностью. Они-то всё ещё думают, что вторые пилоты – люди. Пусть и с отклонениями. Возможно, если сделать его – “Лего” – более похожим на существующее человеческое имя… чтобы мир вокруг продолжал играться в то, что созданные искусственно из трупов кайдзю не-совсем-существа – настоящие и живые… (Егол? Логе?) (Олег?..) Да, возможно, на Олега Лайткэп будет согласна. И миру придётся это принять. А Гэвин тем временем будет знать правду. Он будет сражаться за Землю против грёбаных алиенов, он станет самым лучшим грёбаным пилотом Егеря, он, наконец, докажет, что… Докажет, что… И всё это время он будет знать правду. *** Внутреннее пространство его головы осветила первая вспышка, и в этой вспышке чётко и материально увиделась книга, раскрытая примерно посередине. Белые страницы, чёрные буквы, крупный шрифт. “– Я знавала хороших гномов, – сказала миссис Бобриха. – Я тоже, если уж о том зашла речь, – отозвался ее муж, – но только немногих, и как раз из тех, кто был меньше всего похож на людей. А вообще, послушайтесь моего совета: если вы встретили кого-нибудь, кто собирается стать человеком, но еще им не стал, или был человеком раньше, но перестал им быть, или должен был бы быть человеком, но не человек, – не спускайте с него глаз и держите под рукой боевой топорик.” “Хроники Нарнии”. “Лев, Колдунья и Платяной Шкаф”. *** Гэвин так и не сдал её в библиотеку. Потому что прекратил ходить в библиотеку. *** Он так и не узнал, что было в следующих книгах. *** И ни капли не жалел об этом. *** Совершенно не жалел. *** Ещё одна вспышка.