Хрупкость

For all those born beneath an angry star Lest we forget how fragile we are Sting

С радостью и чувством глубокой нежности я «влетел» в вагон полупустого поезда и сел у окна. Надел наушники и, утопая в приятных звуках, стал смотреть на мимо проплывающие весенние пейзажи. Солнце уже ослабило свой напор, налилось румянцем, как дева, и озарило пространство малиновыми лучами. Они ложились на стены и окна вагонов, на предметы и людей, мягкою тенью, создавая ощущение умиротворенности. Казалось, что именно в это мгновение, в эту минуту, на земле все счастливы. Это хрупкое состояние мира называется гармонией, счастьем, его можно поймать, как блик на стене, но удержать надолго не получится. Достав из кармана листок и разгладив, я снова и снова стал перечитывать. Это письмо от моего друга, нет, не так, оно от самого дорогого для меня человека, с которым я не виделся уже больше года по определенным причинам, но с которым связь не прерывалась, ни на один день. Это простой клочок бумаги, но для меня такой теплый, согретый его прикосновениями, и поэтому такой родной клочок. От слов, что украшали письмо, в душе разливалась нега. Я закрыл глаза и представил момент нашей встречи, по телу пробежали легкие мурашки. Я чувствую его дыхание, его живое тепло даже на расстоянии. Мысленно прохожусь по словам: «P.S. Чтобы ни случилось с этим миром, одно в нем неизменно. Наши чувства. Помни». Почему–то сейчас какие-то десять часов кажутся вечностью... ...Подымаюсь по знакомым с детства ступенькам. Воспоминания толчеей мыслей проносятся в моей голове. Вот и заветная дверь. Звонок, легкое постукивание и снова звонок - это наш тайный код. Мой и Уго. Дверь открывается не сразу. Еще минута - и на пороге показывается лицо дяди Ганса. Человек, что когда-то показывал нам, как сажать цветы, как играть на скрипке и как надо любить жизнь, человек с лица которого никогда не сходила мягкая сердечная улыбка, сейчас был похож на стену, с которой сняли всю краску, и она осталась стоять тусклая и безжизненная. Лицо его потеряло все оттенки жизни и не выражало ничего, кроме пустого отчаяния. В углу, забившись, как испуганный ребенок, сидела тетя Минна. Не поднимая лица, она судорожно рыдала. Такая картина в единую минуту стерла дурацкую улыбку с моего лица. Ощущение чего–то непоправимого закралось в мою душу. Не помня себя, я, словно сомнамбула, прошел по коридору в его комнату. Где–то вдали послышались громкие слова: «Это я во всем виновата!!» - срывался на крик женский голос. «Не вини себя. Успокойся», - парировал холодный мужской. «Я сказала это, я сказала, что он мне больше не сын, раз он любит мужчину. И любит больше, чем меня, то пусть забудет о моем существовании. Я предала его. Что мне делать, что мне делать!!! Я убила, я убила свое дитя», - крик перешел почти в вой. Такой жалобный, до тошноты, такой жутко одинокий, что хотелось лишиться слуха, лишь бы не слышать его. Я с силой захлопнул дверь... В комнате было тихо. На кровати «спал» Уго. Я стоял у двери, не в силах пройти дальше. Ноги налились свинцом, к горлу подкрался ком. Я почувствовал, что задыхаюсь. Медленно, с огромным усилием, я сделал первый шаг, и еще, и еще один. Теперь мне отчетливо было видно лицо «спящего». Оно такое расслабленное и спокойное. Золотые ресницы щекочет рассвет. Волнистые медовые пряди волос упали на твое лицо и скрывают легкую улыбку. Ветерок чуть развевает их. Руки изящно сложены на груди, а весь ты укрыт теплым одеялом. «Ты ведь и в правду спишь?! Сейчас тебя унесло в царство Морфея, а потом ты проснешься и улыбнешься мне, скажешь «Я так рад» ведь правда?! Сейчас... только поцелую тебя в висок... Нет?! Тогда поцелую в плечо, вот так... Все равно не просыпаешься?! Ничего, поспи, я подожду», - снимаю куртку и ложусь в кровать рядом с ним. Обнимаю, кладу голову на грудь. «Теплый, и пахнешь, как всегда, фруктовым мылом. Я помню этот запах!» - это дает мне понять, что ты еще здесь, со мной. Мягко касаюсь твоих кистей и запястья. «Такие тонкие, как и всегда!» - поглаживая тебя, я медленно напеваю песенку из детства, твою любимую, не замечая, как проваливаюсь в сон. Просыпаюсь от чувства зябкости, за окном серо, а ведь еще вчера... Только сейчас до меня дошло, что тело в моих объятьях уже совсем холодное. «Уго, тебе холодно?! Подожди, я тебя согрею!» - укутываю его сильнее и крепче сжимаю в своих объятиях, теперь его голова у меня на груди. «Знаешь, вот ты сейчас проснешься, и мы поедем к той горе, да, которую ты так любишь! Ха, мы там однажды посадили семечко! Помнишь?! А вдруг там вырос подсолнух?! Вот будет радость-то для дяди Ганса!! А потом я заберу тебя с собой, и мы не будем скучать ни минуты», - я говорю, нет, я шепчу, боль в груди не дает мне говорить громче. Что–то горячее течет по моим щекам, и я понимаю, что не плакал до этого момента... ...В комнату входят. Я подымаю глаза, все в дымке. Кое-как мне удается разглядеть дядю Ганса, он что–то пытается мне объяснить, оттащить от тела сына. Дальше все как в тумане. Я только помню, как вцепился в Уго, словно голодный зверь, и шипел, и царапался на всех, кто пытался забрать его из моих цепких лап. Я чувствовал, что из меня вырывают жизнь. Как жить, как жить, если я отдам его?! Это все, что крутилось у меня в голове... «Вот и наша любимая гора, Уго! Да только цветок тот так и не вырос, представляешь! Не беда, я посажу для тебя сотню, тысячу красивейших цветов!» Держа прах в руках, я ощущал твое тепло, оно уже пропитало меня насквозь... «Теперь ты здесь, всегда...» ...Я смотрю на город с этого самого высокого места в нем. Места, созданного не человеком, а природой. Я смотрю и понимаю, как наш мир хрупок!! Как одно слово, сказанное сгоряча, не подумав, может разбить судьбы многих людей. Как семья, будучи цельной и счастливой, разбивается на осколки, которые никогда не собрать вновь. Как заветная мечта в одну минуту превращается в небытие, обрывая всю волю к жизни... Наш мир так хрупок... и как хрупок человек в нем...