Hey Man, Nice Shot!

      Его пальцы дрожат.       Не удаётся отдёрнуть их, не получается спрятать эту дрожь в более уверенных движениях, кроме как прижать руки к нависающему над собой телу. Но и это не помогает. Хочется дотронуться до кромки воротника, прикоснуться к материи лёгкой футболки, так, чтобы в ладони ударил еще более мощный разряд дрожи, чем вначале.       Пальцы скользят по плечам, по тёплой коже, по не скрытому одеждой телу, пробираясь под короткие рукава и сминая ткань, являя глазам то, что было под ней скрыто. Скользят по белёсому росчерку шрама на плече – неровному, чуть вздутому, длинному, тянущемуся к локтю. Очерчивают эту линию, словно стараются прикосновениями передать её контуры в память, выжечь на внутренней стороне век, чтобы не забыть.       Ладони дрожат вновь, изучая, исследуя, дотрагиваясь до каждого доступного сантиметра, до каждого покрытого бисеринками пота кусочка кожи. Сначала едва-едва касаясь, словно крылом испуганной бабочки, порхая невесомо, неощутимо, а затем сжимая, оставляя красные следы.       Он не понимает, почему он позволяет своим рукам творить эти вещи, но плечи, которые он обнимает, придвигаются ещё ближе, а тяжесть от навалившегося на него тела становится все ощутимее.       Главное - не стонать.       Голос хриплый, глухой и неотличимый от дыхания заставляет выгнуться навстречу. И почти забыть о только что данном самому себе обещании. Шёпот, задевающий короткие волосы на виске, проникающий даже не в ухо – в сознание, обволакивающий тёмной нугой, не позволяет вывернуться из своего мягкого ласкающего захвата. Шёпот сиплый и горячий, пронзающий раскалённой иглой тщательно лелеемый самоконтроль над предательски отзывающимся на этот шёпот телом.       — Кастиэль...       Собственное имя звучит непривычно, иначе, отличаясь от всех прежних произношений. Звучит тихо, откровенно, словно некая тайна, доверенная только им двоим. Но это тайна и есть – то, что приходит со звуками произнесённого имени. Тайна ответного шёпота, тайна отклика на прикосновения, пока ещё практически неощутимые. Отклика не голосом, нет – действием.       Руки смелеют, пробираясь под ткань футболки на пояснице, ползут вверх, задирая материю, выигрывая с ней битву за тело, открывая завоёванные участки и не прекращая вести этот бой. Скользят к плечам, преодолевая сопротивление, к груди, оглаживая каждый мускул, царапая спрятанный пока ещё сосок, очерчивая его кончиками пальцев. Выдох в самое ухо служит доказательством того, что для ответа на шёпот выбрана верная тактика.       — Смелее.       Это даже не просьба, это приказ. А приказам он привык подчиняться.       Его губы прижимаются к шее и он чувствует на своём языке горько-сладкий привкус. Влажная, терпкая от пота кожа с жёсткими волосками микроскопической щетины пробуждает желание ощутить её вкус ещё раз. И ещё. Пока он не осознаёт, что вычерчивает языком влажные узоры по шее, по мочке уха, по судорожно дрожащему кадыку, по кромке ворота футболки. Его раздражает лишняя преграда и он решает избавиться от неё. Возражений не следует.       Он прижимается к полуобнажённому телу над собой. Прижимается, чувствуя собственной кожей скрытой под одеждой, жар, исходящий от того, кого он сейчас не в силах отстранить от себя, даже если бы этого ему хотелось. Он вжимается в плечи, ловя на себя дрожь, перенимая её, принимая возбуждение, достигающее высшей точки.       Дышать становится практически невозможно и он рвёт воротник собственной формы. Странно, что он всё ещё одет.       Его руки перехватывают. Он не замечает, как китель стаскивается с плеч, как рубашка распахивается на груди от одного уверенного движения. Он ощущает только невероятное напряжение под своими ладонями и понимание того, что сдерживание сейчас даётся дорого, что ему, что рукам на его плечах.       Он стонет. Всё-таки стонет, когда случайное прикосновение выгибает тело дугой, плавит на кончиках пальцев, зовет вслед за ускользающими руками. Он хочет большего – на своей груди, на своей шее. Больше таких дразнящих касаний, больше распаляющих движений, больше нестерпимого огня, соскальзывающего с ладоней. Он хочет большего и пытается это большее взять.       Он ловит губами губы, ласкающие секундой ранее его ключицу. Он изгибается, чтобы целовать глубоко и влажно и не скрывает своего желания, прижимаясь грудью к груди. Его пальцы зарываются в короткие русые волосы, притягивая к себе плотнее, сильнее, не отпуская, не позволяя передумать. Хотя для раздумий уже поздно.       Он прижимается пахом к бедру и только сейчас понимает, что лежит широко разведя колени и принимая на себя тяжесть горячего тела. Прижимается и зажмуривает глаза от острого удовольствия, пронзившего насквозь и поднявшегося от бёдер к губам.       Тесно. Брюки становятся пыточным станком, сдавливающим до хриплого стона.       Этот стон ловится в поцелуй и прерывается моментально. Ладонь, накрывшая пах, выдирает из горла хрип, который тонет в тяжелом ответном дыхании. Пальцы, сжавшие возбуждённую плоть через ткань, кажутся пылающими тисками, дарящими сладкую боль и наслаждение одновременно.       Он вздрагивает, инстинктивно подавшись навстречу движениям ласкающей его руки, стараясь не прерывать поцелуй, задыхаясь и бормоча что-то неразборчивое.       Рука перемещается с паха на кромку брюк, почти выдирает застёжку на ремне, расправляется с пуговицей и молнией и пробирается под ткань.       Он чувствует, что сходит с ума от обжигающего прикосновения к своей обнажённой коже. Сходит с ума от влажного языка у себя во рту. Сходит с ума от тяжести на своей груди. Сходит с ума от бьющегося в виски пульса. Сходит с ума от зелёных глаз, впивающихся взглядом в его собственные глаза, ослеплённые наслаждением. Сходит с ума от движений руки по напряжённой плоти, от прикосновений сильных пальцев, от влажного удовольствия, проступающего вязкими каплями.       Он сходит с ума...       Кастиэль дёрнулся, скидывая с себя лёгкое одеяло и выпрямляясь на кушетке. Перед глазами плясали радужные блики, а дыхание сводило судорожными всхлипами. Стараясь сфокусировать взгляд, капитан попытался сообразить, где вообще находится. Знакомые очертания стола и запущенная над мини-проектором голограмма проложенной трассы подсказали, что в собственной каюте.       Приглушённый свет, льющийся с потолка, окрашивал помещение в тёмно-серое, но на данный момент для Кастиэля существовал один оттенок – яркий, взрывающийся зелёный, завладевший разумом и сознанием. Откуда он пришёл, капитан понять не мог, но подозревал, что эта буйная зелень была отголоском ещё не до конца прошедшего сновидения.       Кастиэль, не в силах нормально проморгаться, спрятал лицо в ладони, стараясь унять дрожь в руках. Не помогло. Тело прошибало липким странным потом, а губы пылали, словно их смазали жгучим перцем.       Со стоном откинувшись на влажную подушку, Кас постарался выровнять дыхание и вспомнить – а что, собственно, послужило причиной для столь резкого пробуждения? Да ещё такого – словно бы прерывающего что-то остро-сладкое, граничащее с запретным удовольствием, оставляющим в крови не проходящий привкус адреналина и возбуждения.       Что-то неуловимо свербело в мозгу, цепляясь за наступающую реальность, оттесняющую видение, наполненное непонятным экстазом. Экстазом?       Кастиэль прошёлся ладонью по лицу, смахивая никак не желающий растворяться в тишине каюты сон. На лбу проступила испарина и капитан промакнул её кончиками пальцев, задумчиво растерев влагу подушечками.       Что же его так разбередило, если сердце до сих пор выбивает рваный ритм в грудной клетке и успокаиваться не собирается?       Запустив ладонь в волосы и обнаружив, что и они влажные, Кас усмехнулся, осознавая, что уже долго не вскакивал вот так - посреди ночи, подкинутый мимолётным видением и не имеющий возможности это видение поймать. Ощущение было… странным, мягко говоря. Мужчина с удивлением понял, что подаренное сном возбуждение перекинулось и на тело – кожа горела, в кончиках пальцев бился пульс, отзываясь всё тем же рваным звучанием в груди. Ресницы дрожали, а дыхание оставалось неровным.       Если бы Кас не был абсолютно уверен в том, что пока он спал в каюте никого не было, то капитан мог бы сказать, что только что умудрился заняться сексом. С кем? Кастиэль очень старался вспомнить.       Однако ничего более чёткого, чем горячее дыхание над ухом и тяжесть тела на своей груди, Кас поймать не смог. Правда, под веками всё ещё бледно вспыхивала зелень чьих-то глаз, но эта зацепка принесла такой же результат, как и попытки поймать смутный образ, нависший над губами.       Мужчина шумно выдохнул и вновь выпрямился на кушетке.       Хотелось пить. И подышать свежим воздухом, не наполненным электрическими разрядами, заставляющими кожу на руках покрываться мелкими мурашками.       Накинув на голые плечи форменную рубашку и пригладив растрёпанные после сна волосы, капитан «Архангела» решил, что стоит пройтись по кораблю, чтобы успокоиться и переварить свои ощущения.       Нет, не то чтобы эротические сны были для Каса чем-то диким, просто столь яркие эмоции и остаточные чувства заставляли непривычно шумно втягивать воздух сквозь неплотно сжатые губы.       Выйдя из каюты, Кастиэль направился в пищевой отсек, по пути встряхиваясь и прогоняя сон полностью.       Анна сидела за столом и листала антикварную книгу в толстой глянцевой обложке. Кас давно заметил за своим навигатором любовь к подобного рода вещам и был совершенно не против того, чтобы девушка взяла на борт «Архангела» несколько значимых для неё предметов. Бумажные книги были одной из таких милых мелочей.       — Утро, кэп, — девушка подняла глаза и улыбнулась подошедшему Кастиэлю. Но тут же нахмурилась, окинув командира внимательным взглядом. — Вы хоть немного спали? У вас такой вид, словно по вам проехался марсоход.       — Это как раз из-за того, что я спал, — усмехнулся Кас, беря из держателя стаканчик и наполняя его водой из бутылки, закреплённой на панели небольшого столика. Прохладная жидкость остудила горящее горло, и Кастиэль понял, что может дышать свободно.       — Плохой сон? — с сочувствием произнесла Анна, откладывая в сторону изучаемое издание.       — Я бы сказал наоборот, — хохотнул капитан, встречаясь с глазами девушки и успокаивающе подмигивая. — Всё в порядке, ну что ты.       — Вы наш капитан, мне положено за вас волноваться, — улыбнулась Анна, встречая взгляд Каса и не отводя своего.       Командир хотел заметить, что команде в первую очередь необходимо заботиться о себе, а не о своём, похоже, тихонько сходящем с ума капитане, как в пищевом отсеке показался довольный и улыбающийся во все тридцать два Руфус.       — Кажется, мы засекли угнанную «Импалу», кэп, — темнокожий координатор довольно сложил руки на груди и взглянул на своего командира. — Она движется к Ро, и мы можем её перехватить.       — Отлично, — Кас ощутил, как сердце в его груди неприятно ёкнуло, решив пропустить один удар. — Выходим на курс.       Руфус кивнул и поспешил удалиться из отсека, не оглядываясь на устремившегося за ним Кастиэля.       Анна проводила мужчин взглядом и поднявшись со своего места, вышла за порог, оставив раскрытую книгу на столе.