Будь я его соберано

Ночка выдалась дивная. В распахнутое настежь окно светила луна, и море дышало совсем рядом. Тихий ропот волн мешался с цокотом кузнечиков и шорохом смоковных листьев. Благодать! Самое оно мирно почивать в такую тихую теплую ночь. Но рэю Суавесу не почивалось. Честным, простым людям после любовных утех спится на отличненько. Как говорится, сделал дело — спи смело. Вот только Хуан не смог бы причислить себя к честным людям, даже очень постаравшись, а любовничек его, маркиз дор Хорхе, был ох как непрост и к тому же любил поболтать после этого самого на всякие разные темы — хлебом не корми и золотом не дари, как любил. Вот они и не спали: рэй с совестью не на месте да болтливый дор. То миловались, то беседовали о всяком. — А желаете, расскажу вам одну глупость? — спросил дор Хорхе, когда смыл с себя следы недавней любви и занялся Хуаном. — Она еще и преступная, и стяжательская к тому же... — Расскажите, чего ж нет, — великодушно разрешил Хуан и, потянувшись всем телом так, что кости захрустели, смежил веки, блаженствуя пуще прежнего от прикосновений теплой влажной ткани к бедрам и животу. Маркизу нравилось холить его, как холят любимого коня или пса, и рэй был только «за». «Хозяин», даром что благородных кровей, попался на редкость мелочный — взимал плату за каждую маломальскую нежность. Всё как в жизни: с конями и псами ведь тоже не одной лаской — и строгостью обходятся, и работать заставляют, и служить. Хуану страсть как нравились придуманные дором игры — сам бы в жисть такое не сочинил! А оно вон как весело. Только бока нахлестанные потом болят... — И что ж за мысль такая вас посетила? — Ловлю себя порой, Хуан, на крамоле, что хотел бы быть соберано. Происхождение ведь вполне позволяет... Ишь ты. И впрямь... смело. Услышав такие речи, рэй невольно втянул живот, но чуткие губы любовника тотчас коснулись пупка, призывая к спокойствию. — Я же не зря сказал, что мысль «глупая», — голос Хорхе улыбался. Хуан приоткрыл глаза и осклабился. — Бывали и глупее в вашей голове. — Бывали, — мечтательно улыбнулся Хорхе. — Но тут особый случай, друг мой. Причиной ведь вы. Смотрю на вас, и почти любуюсь на преданность вашу, а внутри всё одно кисло делается. И думаю: вот был бы я соберано и стяжал бы в одиночку внимание такого блестящего рэя. И любил бы он меня в два раза крепче, будь я его соберано. — Скажете тоже. Разве это возможно... — Стать соберано? — Нет, — покачал головой Хуан. — Я о другом. О себе. И о вас.