Крест

      По ощущениям твои веки донельзя тяжелые. Такие же неподъемные, как свинцовый перевернутый крест, что носишь столетиями за израненными плечами, ни на секунду не скидывая на покрытую пылью подножную твердь. День за днем, год за годом, век за веком. Все это время сливается в одно целое. Настолько, что просто перестало когда-то для тебя существовать.       Нет и некоторой части воспоминаний. Некоторой… Это утеряно с тем, что уже не существует. Ушло. Стерто. Потеряно.       Не задаешься вопросами о том, кто ты? Что ты? Откуда?       Темнота. Густая, вязкая. Тонешь в ней, как в мазуте. Монотонное гудение, скрипы, скрежет и глухие постукивание где-то не так далеко уже вошли в привычное. Не ново. Совсем. Не пугает и не напрягает. Даже, кажется, и вовсе наоборот. Или просто все равно. Никогда не задумывался над подобным и, наверное, вряд ли задумаешься когда-либо.       На потрескавшихся и пересеченных тонким алым шрамом сухих губах что-то теплое и неприятно липкое. Во рту чувствуешь уже привычный вкус, словно бы при отравлении ацетатом свинца.       Но это всего лишь то, что течет по жилам. То, что так часто вытекает наружу не по твоей воле уже достаточное количество раз. То, чем уже напрочь пропитана плотная ткань одеяния.       Стоишь неподвижно, словно статуя, чудом сохранившая первоначальные черты. Статуя, существующая еще с самой древности.       Усталость сковывает мышцы, а по коже, покрытой разномастными рубцами, как каменная поверхность многовековыми трещинами, отдается ноющая боль. Ты так давно не давал себе обратить внимание на эти ощущения, что сейчас они – единственное, что кажется чем-то непривычным и ранее чуждым.       Дыхание ровное.       Спертый воздух с легким озоновым запахом с примесью сырости и пыли наполняет недавно пробитые ржавым металлом легкие и с едва слышным свистом почти тут же вырывается из дыхательных путей, из глотки через чуть приоткрытый рот. По какой-то необоснованной причине акцентируешься именно на этих звуках, будто изучая самого себя.       В итоге открываешь глаза. Неохотно, с трудом, ведь веки, к сожалению, не стали легче. Поле зрения тут же затмевает марево символов, ломаных линий, фигур и таблиц. Они двигаются вроде хаотично, но ты ведь прекрасно знаешь, что все это творится в определенной и нужной последовательности. Быстро, но успеваешь уловить суть. Ты должен ее уловить.       Фокусируешь измотанный и холодный взгляд на окружающем.       Трубы простираются по всему периметру и уходят в бескрайнюю даль. Разной толщины, фактуры. Они переплетаются, напоминая нечто, вроде искусственных кишков, а ты находишься внутри чего-то, вроде бы, почти живого. Почти все из них давным-давно пусты и лишь из некоторых капает что-то, образуя небольшие лужи полупрозрачной мутной жидкости.       Провода, добрая половина которых оборваны или спутаны, образуют бесконечную черную паутину над головой. Кажется, будто бы здесь, где-то в недрах этой сети, обитает огромный кремниевый арахнид.       Бетон. Из него то, что под ногами и то, что по сторонам и над тобой. Он покрыт тысячами многолетних пробоин, пятнами плесени и засохшей крови.       Здесь все еще мрачно. А там, вдалеке, в конце этого длинного и широкого коридора виднеется неравномерный голубоватый свет.       Свет. Его так не хватает этому миру. Еще чуть-чуть, и станешь слеп, как крот. Ведь в темноте не нужно зрение. Его отсутствие усилит другие чувства. Но где-то в глубине ты надеешься, что этого не случится.       Шаг.       Под твердой подошвой замотанного серой, цвета телегрей, лентой сапога что-то хрустнуло. Напоминает хруст хрупких костей под тяжестью чего-то массивного.       Еще шаг.       Смотришь под ноги и замечаешь какие-то осколки, поблескивающие от слабого освещения. Может, это материализовавшиеся фрагменты еще не совсем утраченных навсегда воспоминаний и собственной, какой никакой, личности? Но этот вопрос остается без ответа, как и множество других ранее заданных самому себе в такие поистине редкие моменты относительного спокойствия.       Движешься в сторону конца тоннеля, как мотылек на свет тусклой моргающей лампы под потолком.       Сжимаешь в руках твердую, как камень, рукоять небольшой, но способной принести большие разрушения, вещи.       При желании можешь уничтожить всю эту бесконечно расширяющуюся геенну из бетона и металла, но…       В сознание прочно вбита кем-то свыше та самая цель. Тот крест, что несешь и будешь нести до конца на собственном хребте, пока бытие само не решит, когда нужно от него избавиться. Поиск того, существование чего уже так давно перестало казаться реальностью.