***
…Masquerade! Paper faces on parade! Masquerade! Hide your face so the world will never find you. Masquerade! Every face a different shade! Masquerade! Look around, there's another mask behind you!..
Тем временем Бал Маскарад всё продолжался. Весь холл Оперы Гарнье в свете свечей и новейших электрических ламп светился золотым сиянием. Со всех сторон были слышны веселые голоса гостей и звоны бокалов с шипящим шампанским. Десятки самых разных масок и костюмов кружились в танце в центре зала. Данное мероприятие было организовано достопочтенными директорами мсье Фирменом и мсье Андрэ в честь кануна Нового Года. Раньше ничего подобного в Опере не проводилось, но новые хозяева «Дворца Музыки» решили ввести это нововведение для того, чтобы завлечь к себе новых посетителей, да и вообще придать себе некий дорогой блеск. Но сегодняшний бал был организован не только из-за грядущего праздника, но и еще по одному, немаловажному, поводу: молодой виконт Рауль де Шаньи наконец-то выбрал себе невесту — прекрасную Кристину Даае. Разумеется, что такое решение было принято очень холодно со стороны другой знати, а старший брат Рауля — граф Филипп — и вовсе пытался отговорить его от этой затеи. Негоже это виконту жениться на бедной певице! Но юноша был слишком настойчив и непреклонно заявил о том, что отдаст свое сердце только той, которую он полюбит. И его выбор пал на бывшую хористку из бедной семьи шведского скрипача Густава Даае. В конце концов Филипп отступил, сказав своему чрезмерно романтичному брату, что он волен делать все, что его душа пожелает, ведь его — Филиппа — это, по большому счету не касается, так как он уже как несколько лет сам распоряжается своими финансами и лишение наследства ему не грозит. Однако, к всеобщему удивлению, родители виконта приняли решение своего сына вполне благосклонно, хоть и было видно, что они не очень довольны таким развитием событий. Они дали Раулю и Кристине свое благословение, и, совместно с директорами Оперы Гарнье, организовали сегодняшний бал. К слову, на прошлом Маскараде молодые как раз таки и встретились, спустя несколько лет разлуки. Рауль и Кристина были очень дружны в детстве, и еще в юношеском возрасте поняли, что испытывают к друг другу крайне нежные чувства. Но внезапная смерть папаши Даае и отъезд молодого виконта в Париж не дали влюбленным возможности сказать друг другу заветные слова любви. Однако, по воле случая, Рауль и Кристина встретились вновь, некоторое время спустя после невообразимого триумфа последней. Но, стоит сказать, что их встреча удалась не только благодаря прошлогоднему маскараду, но и благодаря их одному общему знакомому…***
— Да-да-да, вот об этом я и говорил! — голос уже немного подвыпившего мсье Фирмена раздался в толпе празднующих. Мужчина был одет в белый с золотыми нашивками кафтан, а чело его украшали вышеупомянутые Джозефом бараньи рога. Он держал в руке высокий бокал, который был полон шампанским уже всего лишь на одну треть. — А теперь, давайте все вместе поприветствуем подругу нашей прекрасной невесты — нашу дорогую Мэг Жири! Под аплодисменты гостей из ряда красочных масок и костюмов вышла миловидная белокурая девушка с большими карими глазами. Её наряд был прост и очарователен, прямо как и его обладательница: белое платье, что было чуть ниже колен; за спиной были видны небольшие ангельские крылышки; шею украшала россыпь жемчужного ожерелья. Мэг торжественно подняла свой бокал и, с улыбкой глядя на счастливых Рауля и Кристину, начала свой тост: — Я поднимаю этот бокал за нашего благородного и отважного жениха! Все приглашенные вторили тосту малышки Мэг, подняв свои бокалы со светло-желтым шипящим напитком. Рауль немного горделиво выпятил грудь вперед. В его голубых глазах плясали счастливые искорки. Рядом с ним стояла та, с которой он готов разделить и радость, и горе. Что ему еще нужно для счастья?.. — …И за нашу прекрасную невесту! — продолжила Мэг, взглянув в сторону своей подруги. Щеки Кристины слегка порозовели от смущения и, потупив взор карих глаз, она аккуратно убрала выбившуюся из прически прядь волос за ухо. Казалось, что всё мечты девушки наконец-то стали реальностью: Рауль любит её, а она любит его; все близкие ей люди находятся рядом с ней и говорят искренние слова поздравлений и пожеланий счастья; и даже её учитель — Ангел Музыки — сейчас здесь, она чувствует его молчаливую поддержку, хоть пока и не слышит его голоса в общем праздничном гуле… — …За ваш союз и надежду, которую вы даете всем нам! Кристина мельком взглянула в сторону лестницы. Там стояло несколько групп гостей в пышных нарядах, но все они казались блёклыми на фоне ярко-алого костюма Красной Смерти, из одноименного рассказа Эдгара Аллана По, в который был облачен замеченный ранее малышкой Жизель мужчина. Он был довольно высокого роста, широкоплеч, а по его осанке можно было предположить, что он принадлежит к какому-нибудь известному дворянскому роду, хоть и по-правде это было далеко не так. Маска таинственно гостя закрывала всю верхнюю часть его лица и сама по себе чем-то напоминала иссушенный череп. На плечо мужчины был накинут бардовый плащ, что почти что доставал до самого пола. Когда взгляды Кристины и загадочного незнакомца пересеклись, на лице последнего появилась теплая улыбка; он немного приподнял свой бокал и кивнул молодой певице. Девушка, увидев данный жест, как-будто бы засияла от счастья, словно яркая вечерняя звезда на ночном небе. Она снова повернулась лицом к Раулю, который немного приобнял её за талию. Это было не слишком заметно, однако этого было вполне достаточно, чтобы показать всем, кому именно принадлежит эта прекрасная шведская фея. Данное послание не осталось незамеченным. Улыбка на лице гостя в красном кафтане и плаще померкла, а в глазах будто бы потух заветный огонёк жизни. Рука с бокалом шампанского опустилась. Мужчине потребовалось огромное усилие, чтобы подавить тяжелый вздох и сглотнуть внезапно появившийся ком в горле. Можно было подумать, что гость в маске-черепе так огорчился из-за того, что Кристина Даае решила отдать свое сердце молодому виконту, но это было не совсем так… хоть в какой-то мере это и касалось Рауля де Шаньи… — …И чтобы вы всегда были счастливы! — закончила свой тост Мэг Жири.«Счастливы.»
Одно лишь слово повлекло за собой целую цепную реакцию из воспоминаний, сделанных выборов и сказанных слов. Все как-будто бы было повернуто вспять. Окружающая реальность начала разбиваться на миллион зеркальных осколков. У Эрика выбило воздух из легких, а дрожащая рука в плотной черной перчатке так сильно вцепилась в хрупкий бокал, что даже казалось, что он вот-вот покроется мелкими трещинами. Все померкло перед глазами, сердце пропустило один удар, и только одно воспоминание, которое словно огонь обжигало его рассудок, говорило о том, что он все еще находится в сознании.Воспоминание о вечере, о котором он, возможно, будет жалеть до конца своих дней…
***
Эрик никогда не любил привлекать к себе внимание и на это у него были свои, довольно веские, причины. Так уж сложилось, но эти «причины» заставили его скрываться в заброшенных подземельях Оперы Гарнье, где он, впоследствии, провел большую часть своей жизни. Жилось ему там вполне комфортно, а благодаря «одолженному» театральному реквизиту в скромном Доме у Озера начали прорисовываться хоть какие-то черты уюта. Однако, внезапно пропавшие со склада позолоченные торшеры, светильники и прочие элементы декора сильно привлекли к себе внимание рабочего персонала. Вначале все недовольно указывали друг на друга пальцами, потом вспыхивали громкие скандалы, а дальше все могло дойти и до драки, но, как и ожидалось, никто так и не смог решить эту странную загадку. Спустя некоторое время данное событие начало стираться у всех из памяти, по крайней мере до того момента, пока со склада не пропала еще одна вещь или даже несколько. Тогда уже решили вызвать жандармов, но все они только руками разводили и говорили, что расследование не может быть проведено из-за недостатка улик. А улик действительно было мало, можно было даже сказать, что их не было вообще, и Эрик был очень горд этим. Время шло, и по Опере начали расползаться слухи о неком «Призраке Оперы», что поселился в подземных катакомбах «Дворца Музыки». Эрика позабавила кличка, которую ему дал рабочий персонал, но он особо не возражал, даже как-то начал вживаться в данную ему роль. С тех пор «Призрак» начал вести себя более активно. У него даже хватило наглости и дерзости на то, чтобы каждый месяц спрашивать со старого директора Оперы по двадцать тысяч франков и присвоить себе ложу под номером пять. Никто не был доволен такой тиранией, но никто и не предпринял какой-либо попытки её закончить… Прошло несколько лет, и в группе маленьких хористок произошло пополнение: осиротевшая Кристина Даае приехала в Париж, где её под свое крыло взяла мадам Антуанетта Жири. Она воспитывала её, как собственную дочь. Антуанетта была строга, но, как говорится, справедлива, за что многие её уважали. Разумеется, новость о новенькой хористке не обошла стороной и Эрика, но он относся к этому равнодушно и относился бы к ней так и по сей день, если бы не услышал, как Кристина своим чистым и нежным голосом напевает какую-то народную шведскую песню. В этот момент сердце Призрака Оперы дрогнуло: он как-будто бы своими глазами увидел, как эта пока еще никому неизвестная девчушка стоит на сцене, освещенная светом прожектора, перед полным залом; все громко аплодировали ей, кричали «Браво!» и «Великолепно!». Видение прошло также быстро как и появилось, но теперь Эрик был твердо убежден в том, что он должен помочь маленькой Кристине взойти на вершину славы. Но перед этим ему надо было разузнать о ней побольше от мадам Жири. От пожилой вдовы Эрик узнал, что почивший папаша Даае часто рассказывал Кристине об Ангеле Музыки и даже пообещал послать его к бедной девочке, когда он, Густав Даае, отправится на небеса. Для Эрика это был самый идеальный вариант. Он решил подыграть этой маленькой шведской фее, притворившись этим самым Ангелом, да и к тому же музыкальным талантом природа Эрика не обделила. Он до сих пор с теплотой вспоминает тот день, когда он впервые заговорил с Кристиной, когда та молилась за своего покойного отца в маленькой оперной келье. Девочка чуть ли не заплакала от счастья, услышав голос своего Ангела… Эрик в самом начале придерживался своей основной, изначальной цели, стараясь не примешивать туда ни чувств, ни эмоций. Но со временем он начал замечать, что очень сильно привязался к Кристине, причем также сильно, как и она к нему. Малышка Даае стала ему чуть ли не родной дочерью, впрочем, это было неудивительно: на тот момент Кристине было всего восемь лет, и она очень сильно нуждалась в отцовской заботе и поддержке. Мать девочки, к сожалению, умерла почти сразу же после её рождения. У Эрика не было родных, он никому не осмеливался открыть свое не раз раненное сердце. Кристина была, пожалуй, единственным близким ему человеком, таким же одиноким, как и он сам. Неудивительно, что между ними почти сразу же образовалась сильная эмоциональная связь… Время шло, и некогда скромная маленькая Кристина превратилась в красивую девушку. Можно было подумать, что родительская любовь Призрака Оперы к ней приобрела иной характер, но это было не так. Он все еще любил её, как родную дочь; он гордился её успехами; он поддерживал её в трудностях и защищал её от всех недоброжелателей. И вот наступил тот самый день триумфа. Тогда девушка действительно была похожа на ангела: она стояла на сцене перед полным залом, в красивом белом платье; в её темно-шоколадных кудрях ярко сверкали заколки; вокруг нее будто бы появился ореол света. Голос Кристины Даае, такой чистый и нежный, разносился по всему помещению, заставляя сердца слушающих затрепетать от такой невиданной ранее красоты. И Эрик тоже был там. Он наблюдал за своим ангелом, еле-еле сдерживая счастливые слёзы. Цель была достигнута, но в итоге одинокий Призрак Оперы приобрел нечто большее, чем обычное удовлетворение. Он понял, какого это — быть для кого-то родным человеком. Когда Кристина закончила петь свою арию, весь зал встал и зааплодировал, отовсюду слышалось громкое «Браво!». Девушка вернулась в свою гримерную в сопровождении мадам Жири, так как людей, которых лично хотели вручить молодой звезде пышный букет цветов, было слишком много. Антуанетта, сказав Кристине, что очень гордится ей, покинула девушку, оставив её, как она думала, наедине со своими мыслями. Даае просто не могла сдержать своей радости и когда она услышала уже такой родной голос с другой стороны зеркала, то тут же начала делиться своими впечатлениями и эмоциями со своим невидимым учителем. В ответ она получала сдержанные, но такие же искренние слова поздравлений. Девушка хотела даже подбежать к нему и заключить его в объятия, но тут она вспомнила, что Ангел Музыки — существо незримое и что она может только слышать его. — Ох, как бы я хотела, чтобы ты был здесь… — грустно вздохнула Кристина, взглянув на чистую гладь зеркала в полный рост, — Мне так хотелось бы увидеть тебя… Эрик несколько секунд молчал, что заставило девушку немного занервничать, но потом он сказал: — Мы обязательно увидимся, Кристина. Увидимся, когда придет время…***
Достопочтенные директора Оперы Гарнье мсье Фирмен и мсье Андрэ объявили о том, что теперь под каждый канун Нового Года они будут устраивать Бал-Маскарад. Эту идею приняли очень тепло, причем и со стороны знати, которой открывалась возможность в пышной и торжественной обстановке обсудить важные дела и сделки, и со стороны обычных людей, которые могли в кои-то веки отдохнуть от своей ежедневной рутины и хорошенько выпить. Мероприятие было организовано в удивительно кратчайшие сроки. Приглашения получили много знатных особ, которых было трудно различить друг от друга в этом ярком круговороте масок и костюмов, в то время как «простые смертные» танцевали до упаду и опустошали запасы вина в кладовке. Кристина чувствовала себя немного не комфортно в таком, чуждом ей, обществе. Она стояла в стороне, там, где свет от свечей и светильников не падал на ее красивое личико, одетая в нежно-розовое платье с кружевами. Несколько раз девушку приглашали на танец весьма очаровательные юноши, но она вежливо отказывалась от их предложения. Не потому что, они ей не нравились, просто их улыбки и комплименты казались очень… фальшивыми. Да. «Фальшивыми». Все близкие Кристине люди — мадам Жири и Мэг — разошлись в разные углы просторного зала, оставив свою подругу в одиночестве. Они танцевали и общались с гостями. Тем не менее, Кристина не чувствовала какой-то обиды из-за этого. Ей просто было неприятно ощущать, как её хрупкое сердце сжимают холодные когти одиночества… Девушка печально подумала о своем Ангеле Музыки; о том, как было бы хорошо вернуться в свою гримерную и поговорить с ним, обо всем и ни о чем. Ох, как же ей хотелось увидеть его, крепко обнять, и от чистого сердца поблагодарить за всё, что он сделал для нее. Но Даае вспомнила, что по-настоящему встретиться друг с другом они могут только тогда, когда придет время.Ангелы не могут жить на земле. Их место на Небесах.
Кристина так глубоко задумалась, что не смогла услышать позади себя шагов, приглушенных музыкой и голосами гостей. — Впервые вижу, чтобы такая красивая девушка одиноко стояла в стороне, в то время как все ее подруги танцуют вальс с харизматичными кавалерами, — от неожиданности девушка вздрогнула и тут же обернулась к неизвестному собеседнику. Перед её взором предстал высокий широкоплечий мужчина в ярко-алом кафтане. Он был почти на две головы выше Кристины, из-за чего и так невысокий рост девушки подчеркивался сильнее обычного. У таинственного гостя были серо-голубые глаза, иссиня-черные, прилизанные к затылку, волосы; маска-череп скрывала его лицо, оставив только мужественный подбородок и немного приподнятые в улыбке уголки губ. На плечо был накинут длинный бордовый плащ, а на кожаном ремне блестела шпага, эфес которой был сделан в виде человеческого черепа, к слову, очень искусно. В этом неизвестном было что-то таинственное, притягательное… и что-то удивительно родное. Кристина была твердо убеждена в том, что она уже слышала его голос раньше, но из-за окружающей громкой музыки и большого количества разных голосов, которые будто бы слились в один общий гул, он не могла вспомнить, где именно она могла его слышать и кому он мог принадлежать. — Просто… мне захотелось немного побыть одной, — наконец-то ответила молодая певица, несколько смущенно отведя темно-карие глаза в сторону. — Но я же вижу, что вы чем-то расстроены, — ответил мужчина и сделал шаг навстречу девушке. Теперь они стояли почти что плечом к плечу. — А почему это вас так сильно беспокоит? — Кристина внезапно ощутила прилив раздражения, и это отразилось на её тоне и выражении лица. Подобное с ней случалось довольно редко, в силу ее сдержанности и воспитанности, но почему-то этот вопрос от абсолютно незнакомого ей человека заставил ее ощутить эти негативные эмоции. — Ну, обычно, когда человек рассказывает кому-то о своих проблемах, то ему становится немного легче, — ответил гость в маске-черепе, пожав плечами. Простота его ответа немного осадила Кристину и ее внезапное раздражение отступило, к тому же, что-то ей подсказывало, что этому незнакомцу можно доверять, — но, если вы не хотите, то можете не говорить. Девушка немного помолчала, а потом вздохнула и с заметной тоской в голосе произнесла: — Знаете, иногда даже в большой компании человек может чувствовать себя самым одиноким существом в мире… но, вам, наверное, этого не понять… — Возможно по мне и не скажешь, но я вас отлично понимаю, — ответил мужчина в красном кафтане, повернув лицо в маске к Даае. — Неужели? — удивилась девушка, когда она в глубине серо-голубых глаз увидела затаенное, копившееся на протяжении многих лет, одиночество. — Да. Но, надеюсь, что вы позволите мне попытаться хоть немного развеять вашу печаль, — гость протянул Кристине руку в плотной черной перчатке, — Могу ли я пригласить вас на танец, мадемуазель? Кристина на секунду задумалась, продолжая вглядываться в глаза своего необычного собеседника. В этих глазах было столько печали, что скрывалась за какой-то душевной, искренней теплотой. Наконец она вложила свою маленькую ладонь в сильную руку мужчины в костюме Красной Смерти. — Да. Девушка и мужчина вышли в середину зала, присоединившись к остальным гостям. Надежная рука мягко опустилась на талию молодой певицы, а Кристина положила свою крохотную ладонь на плечо своего спутника. Начался вальс. Музыка замедлила свой темп и даже немного стихла. Десятки танцующих пар кружились по просторному залу, из-за чего у некоторых начало рябить в глазах. Даае и Красная Смерть танцевали в самом центре. Их движения были плавными, как будто бы невесомым. Они полностью забылись в музыке, всецело отдавшись своей близости. Весь мир словно остановился и устремил свой взгляд на крайне необычную пару. — Знаете, — неожиданно начала Кристина, — на протяжении всего нашего разговора мне казалось, что мы уже где-то встречались… — Все может быть, дитя мое, — ответил её кавалер мягко. В окружающей обстановке девушка смогла лучше сконцентрироваться на его голосе, в её голове даже промелькнула одна догадка, но она была слишком невероятной. Если только… — Но, знайте, что бы с вами не произошло и куда бы вы не отправились… Мужчина в ярко-алом кафтане наклонился к уху Кристины и прошептал: — …ваш Ангел Музыки всегда будет рядом с вами… Глаза Кристины Даае округлились от изумления буквально на мгновение и в следующую секунду она прижалась к Эрику, крепко его обняв. В начале мужчина не знал, что ему делать, но потом он, очень робко и неумело, ответил на объятия своего любимого Ангела. На скрытом маской лице появилась теплая отцовская улыбка. Эрик нежно погладил рукой кучерявые волосы Кристины. Он не ожидал, что реакция девушки будет именно такой. Почему-то Призрак Оперы предполагал, что молодая певица разозлиться на него, обвинит его в обмане, оттолкнет от себя… Но нет. Этого не произошло. Эта нежная шведская фея просто крепко обняла его, как дочь обнимает своего отца, вернувшегося в конце дня.Мир в этот момент как будто замер.
— Я так хотела с тобою встретиться… — прошептала Кристина, положив голову на грудь своего Ангела Музыки. — Я знаю, Кристина, я знаю… Тут девушка мягко отстранилась от своего учителя. Их взгляды вновь встретились. Глаза Кристины блестели от радости и искреннего счастья, а вся она как будто бы засияла, как маленькое солнышко. Эрик словно вновь видел перед собой маленькую девочку, с которой он познакомился несколько лет назад. Осознание того, что она не отвернулась от него, после такого откровения грело его душу и сердце… — Простите, — голос подошедшего графа заставил вздрогнуть обоих, — могу ли я пригласить эту прекрасную мадемуазель на танец? Кристина мельком взглянула на Эрика, будто бы ожидая его разрешения. Мужчина в ярко-красном кафтане быстро и оценивающе посмотрел на графа в темном мундире и с немного поседевшими усами. Не почувствовав ничего дурного, брюнет одобрительно кивнул молодой певице и та затерялась в толпе со своим новым кавалером. Перед тем как скрыться окончательно, Даае обернулась и лучезарно улыбнулась своему учителю. Теперь она знала, что отныне она не будет чувствовать себя одиноко…***
Эрик стоял в стороне от всей толпы, слегка прислонившись спиной к колонне из мрамора. Он скрестил руки на груди и наблюдал за гостями. Среди них иногда мелькало розовое платье Кристины, которая уже освоилась в новом обществе. Она без всякого смущения разговаривала со всеми и принимала приглашения на танец. Когда взгляды молодой певицы и Эрика пересекались, то они обменивались теплыми улыбками, после чего у девушки как будто бы появлялся прилив сил. Когда нежно-розовое платье Даае вновь затерялось среди пышных юбок и фраков, Эрик окинул взглядом весь зал. Сколько масок, одна чуднее другой… и никто не торопился открыть всем свое настоящее лицо, причем не только в прямом смысле этого слова. Даже вне стен Оперы Гарнье Бал-Маскарад продолжался. Никто и никогда не показывает свою истинную натуру, свои намерения и желания. Казалось бы, что в такой бесконечной кутерьме каждый человек быстро становится «своим». Но только не в случае Эрика. Общество не любит тех людей, которые чем-то отличаются от них. Оно ненавидит их. Оно боится их. И, как-бы это не было печально признавать, но Эрик как раз таки и являлся таким человеком, тем самым «козлом отпущения». Можно было даже сказать, что Призрак Оперы всю свою жизнь носил маску и причина, почему он делает и продолжает это делать по сей день, очень сильно пересекается с причиной, почему он скрывается в подземельях Оперы.Никто не мог понять, из-за чего именно лицо белобрысого мальчишки обезображено с самого рождения.
Даже если Эрик попытается стать частью этого общества, то все равно он вряд ли найдет того, кто поймёт и примет его таким, какой он есть. Хотя Кристина и является самым близким и родным для него человеком, но и с ней он не может быть до конца откровенным. Этому нежному существу вовсе не нужно знать, что руки её Ангела Музыки по локоть в крови. Однако, Призрак Оперы давным давно смирился с тем, что он всегда будет носить тяжелое бремя отверженного, скрывая ото всех не только свое уродство, но и настоящего себя. Печальные размышления мужчины в красном кафтане и в маске-черепе прерывает голос где-то со стороны правого плеча: — Сколько себя помню, здесь раньше никогда не проводились подобные мероприятия. Вы ведь тоже здесь впервые, да? Хоть Эрик и скрыл это, но внезапный вопрос незнакомца застал его врасплох. Будто бы очнувшись ото сна, он повернул голову в сторону незнакомого молодого голоса и… по его телу словно прошел электрический ток. Перед ним стоял юноша в темно-синем мундире с позолоченными застежками. Осанка и расправленные плечи говорили о его довольно высоком положении в обществе. Светлые волосы были убраны в немного небрежный низкий хвост. Взгляд голубых глаз был полон пытливости и любознательности. Несколько мгновений Эрик даже не знал, что ему ответить, сердце будто бы было объято пламенем, и только вопросительно приподнятая бровь молодого человека заставила его выдавить из себя простое «Да». — Я только недавно приехал в Париж, — продолжил миловидный белокурый незнакомец, — и мои родители сразу же решили организовать этот Бал. Видите ли, они хотят сделать меня покровителем этой Оперы… Юноша посмотрел в сторону большой роскошной лестницы, возле которой стояли мсье Фирмен и мсье Андрэ, а также уже не молодая, но весьма статная аристократическая пара, судя по всему — родители этого молодого человека. Эрик проследил за взглядом своего собеседника, отметив про себя то, с какой открытостью и непринужденностью тот делился с ним своими мыслями… — Вы не хотите быть покровителем Оперы Гарнье? — подал голос мужчина, вновь взглянув в сторону молодого блондина. — Я, собственно, не против, но я не совсем понимаю, зачем надо было организовывать целый бал, если все можно было обсудить в кабинете директоров, — стройный юноша пожал плечами. — Видимо, достопочтенные директора решили таким образом завести выгодные связи, — предположил Эрик. — Скорее всего. Не очень люблю такие мероприятия, если честно. В силу моего статуса мне приходится часто проводить время в таких местах, но иногда просто хочется побыть одному. А вы? — блондин повернулся лицом к своему собеседнику в маске-черепе, — Вам иногда хочется побыть в одиночестве? Призрак Оперы не сразу нашелся с ответом. Он впервые чувствовал себя таким… таким… беспомощным. И объяснить с чем это связано он тоже не мог. Но этот юноша и его небесно-голубые глаза, и его открытость и естественность… — Нельзя сказать, что я часто провожу время в подобном обществе, как Вы, — уклончиво ответил Эрик на поставленный вопрос, — тем не менее, я считаю, что каждый человек имеет право на одиночество, если это, разумеется, ему не вредит. Мужчина заметил, что его молодой собеседник с большим интересом выслушал его ответ. В его глазах загорелся любопытный огонёк. — Хм, думаю, вы правы. Но, увы, для некоторых людей такое право является настоящей роскошью… — юноша снова посмотрел в сторону гостей. — Как и право быть принятым в этом чертовом обществе… — буркнул брюнет, но блондин из-за музыки не смог расслышать его слов. Минуту они стояли молча, погруженные в свои мысли. К своему собственному удивлению, Призрак чувствовал себя довольно комфортно рядом с этим юношей. Все разговоры, которые кто-то осмеливался с ним заводить, заканчивались ровно через минуту, если не меньше; Эрик ссылался на то, что его кто-то позвал, или же он просто молча уходил от своего никудышного собеседника, не найдя в нем ничего интересного. Но этот молодой человек, что наверняка начал вести диалог с Фантомом чисто ради того, чтобы хоть с кем-то поделиться своими проблемами, вовсе ему не надоедал. Он производил впечатление весьма образованного и интеллигентного юноши. Эрик даже хотел бы, чтобы их разговор продлился немного дольше… — Знаете, а у нас есть одна общая черта, мсье, — парень в мундире снова развернулся к брюнету. Смысл данного утверждения Эрик уже понять не смог. У них есть общая черта? Да черта с два! Он — богатый, молодой, красивый в конце концов! Ему открыты все двери. А что из себя представляет Эрик? «Ангел Музыки»? «Призрак Оперы»? Нет. Он всего лишь уродливый монстр, чья судьба была предрешена в тот день день, когда он появился на свет.Он часто думал о том, что бы произошло, если бы его вообще никогда не существовало, и с каждым годом эта мысль все чаще черной змеей заползает в его разум…
— И что же нас объединяет, мсье? — произнес человек в костюме Красной Смерти дерзким тоном. — Ну, нравится ли вам это или нет, — заговорил юноша, — но вы не похожи на счастливого человека. Как бы Эрику не хотелось это признавать, но его собеседник был прав. Он никогда не был счастлив. Но говорить об этом этому незнакомцу в лицо он, разумеется, не собирался. — Вы забываетесь, сударь, — холодно отозвался Эрик. — И тем не менее, — продолжил блондин, не обратив внимания на слова собеседника, — я тоже никогда не был счастлив. — Дайте угадаю: вы относитесь к той касте людей, у которых есть все, но при этом нет ничего? — Вы очень проницательны, — сказал юноша, еле заметно улыбнувшись, — по крайней мере я никогда не был счастлив, счастлив по-настоящему. И именно это нас и объединяет. Эрик несколько секунд изучающе смотрел на молодого человека, который все больше и больше производил на него приятное впечатление. В отличие от прочих смазливых и пустоголовых юношей, этот блондин задавался разными вопросами, не боялся с кем-то поделиться своими мыслями и с уважением относился к мнению собеседника, и в целом представлял из себя довольно интересную личность. Видимо именно из-за этого Призрак Оперы все еще не закончил этот диалог… Мужчина довольно хмыкнул и отошел от мраморной колонны, поравнявшись с юношей. — Меня зовут Эрик… Эрик Робеспьер, — он запнулся буквально на миг перед тем как назвать свою фамилию, не настоящую, разумеется. — Виконт Рауль де Шаньи, но можете называть меня просто Раулем. — И откуда же вы к нам приехали? — спросил «Робеспьер». Рауль уже хотел было ответить, но тут звучный голос старого графа окликнул молодого человека. — Ох, труба зовет… — вздохнул молодой виконт, — но, надеюсь, что наш разговор еще продолжится! — Я тоже, — голос Эрика неожиданно прозвучал очень мягко. — Что ж, тогда до встречи, Эрик Робеспьер! — после этого темно-синий мундир де Шаньи затерялся в толпе…***
Идя на этот Бал Эрик даже не предполагал, что этот вечер будет проходить так хорошо. В первую очередь он пришел сюда ради Кристины, чтобы поддержать её, так как мужчина знал, что она впервые находится на таких мероприятиях. Он думал, что после их танца все оставшееся время он будет наблюдать за гостями, пытаясь побороть в себе желание вернуться в свой Дом у Озера и продолжить работу над «Дон Жуаном Торжествующим», но разговор с Раулем де Шаньи заставил его отложить свой потенциальный побег. Когда родители юноши обсудили с директорами Оперы вопрос об покровительстве их сына, темно-синий мундир с золотыми застежками снова промелькнул в толпе. Заметив своего нового знакомого, Эрик сам направился к нему, прокладывая себе путь через ряды гостей в красочных костюмах. Рауль встретил мужчину в маске-черепе дружелюбной улыбкой. Разговор начался почти сразу, и Призрак Оперы уже не мог припомнить, о чем именно они говорили. Почти во всем они были согласны, а если даже в чём-то их мнения разнились, то они довольно быстро находили компромисс и приходили к общему выводу. Возможно они говорили всего две-три минуты, а может быть и целые часы, но на протяжение всего этого времени Эрик чувствовал себя так, будто бы за его спиной выросли крылья. Душу его охватило трепетное чувство свободы и естественности. Никогда и ни с кем он еще не испытывал такого странного, нового, но в то же время приятного ощущения. Даже с Кристиной. В обществе Рауля Эрик словно мог позволить себе вздохнуть полной грудью. Но почему же он чувствует себя так именно с ним? Призрак Оперы с усмешкой подумал о том, что, скорее всего, с ним случилось то, что люди называют «любовью с первого взгляда». Но он этого не стыдился… ну, возможно был немного смущен подобным открытием. Они столько всего еще могут обсудить между собой… Но только не здесь. Эрик знал секретный проход на крышу здания Оперы. Там-то им никто не помешает… Он глубоко вздохнул, мысленно пожелав самому себе удачи, и направился к молодому виконту, который сейчас стоял в окружении своих товарищей по статусу. Мужчина уже был в предвкушении продолжения их светского разговора в более уединенном месте. Разве Рауль не говорил, что порой ему хочется побыть вдали от всего мира?.. До блондинистого юноши оставалось всего несколько шагов, но тут по телу Эрика прошелся неприятный холодок, будто бы кто-то резко схватил его за руку. Внезапно сердце забилось быстрее, но не от трепета, а от чувства тревоги, которое обычно появляется тогда, когда человек неожиданно вспоминает о чем-то очень важном. Эрик замер на месте, тщетно пытаясь понять причину своего резко нахлынувшего беспокойства, но все его размышления ни к чему не приводили. В голове почему-то билась только одна мысль: «Обернись». Темноволосый мужчина начал настороженно осматриваться по сторонам, толком не понимая, что он ищет. И вдруг его взгляд зацепился за нежно-розовое платье с кружевами. Кристина стояла не так далеко от него и неотрывно смотрела в одну точку. Проследив за взглядом девушки, Эрик увидел, от кого она не может оторвать своего взгляда — Рауль де Шаньи… Кристина Даае смотрела на юношу беспомощными глазами, и это было трудно не заметить: щеки молодой особы налились румянцем, дыхание стало сбивчивым, а во взгляде было то, что заставило сердце Призрака Оперы кольнуть ледяной иглой. Он чувствовал, нет, он знал, что она хочет подойти к обаятельному блондину в темно-синем мундире, но у нее просто не хватало смелости сделать это.В ее в глазах была одна беспомощность. Она была абсолютно беспомощной…
Как только он посмотрел на Кристину, сердце Эрика будто бы пропустило удар. Все мысли смешались, а слабая иллюзия насчет своего личного счастья, которого он так давно жаждал, рассыпалась в пыль. Почему? Почему в очередной раз ему напомнили о том, что он не достоин быть счастливым? Почему он должен жертвовать своим счастьем ради нее? Ведь он может сделать вид, что не заметил ее; может подойти к Раулю и провести его на крышу Оперы Гарнье, где они могут продолжать разговаривать хоть до самого рассвета; он может, спустя время, если все хорошо сложится, открыть свою душу Раулю и смиренно ждать его решения, и даже если он ответит отказом — а причин отказать Эрику, если подумать, было очень много — разве он должен жертвовать всеми секундами, минутами, часами, которые он провел бы с молодым виконтом, ради того, чтобы Кристина, его милый Ангел Музыки, могла обрести свое счастье?Почему он должен всем этим пожертвовать ради неё?
Ответ на этот вопрос пришел чуть ли не мгновенно: он не сможет простить себя за это мнимое равнодушие; не сможет простить себя за то, что он лишил шанса на благополучие такого же одинокого и несчастного человека, как и он сам. Брюнет закусил губу, ощутив при этом соленый привкус крови во рту, чтобы сдержать вой отчаяния и нестерпимой боли, который рвался наружу буквально из его души. Но, ради Кристины, он должен это скрыть. Он должен вести себя сдержанно.Он должен разбить себе сердце ради неё…
***
Рауль все еще разговаривал с остальными гостями, когда он краем глаза заметил уже знакомую приближающуюся к нему фигуру в красном кафтане. Он вежливо сказал о том, что ему нужно отойти, на что в ответ получил одобрительные кивки статных графов, после чего последние разошлись по разным углам зала. Юноша начал идти навстречу к своему знакомому, дружелюбно улыбаясь, но тут же его улыбка померкла. Он заметил, скорее даже почувствовал, что в Робеспьере что-то изменилось, но что? Брюнет все также держал спину прямо; движения были элегантными, но слегка резковатыми, что говорило о бойком характере; голова была немного горделиво приподнята. Казалось бы, что никаких серьезных изменений в поведении Эрика не было, но все равно виконт чувствовал, что с ним что-то произошло, словно он только что узнал о какой-то страшной трагедии. Знакомые подошли ближе к другу и Рауль обеспокоено вгляделся в серо-голубые глаза темноволосого мужчины. — С вами все в порядке? — спросил юноша. В его тоне звучали нотки неподдельного волнения. — Да, все хорошо, — голос Эрика Робеспьера прозвучал как-то вымучено, — просто немного устал от шума и людей. — Раз так, то может быть нам стоит найти более тихое место, если вы, конечно, хотите продолжить наш разговор, — предложил молодой виконт. — Поверьте, в этом нет необходимости, — Эрик улыбнулся, но Рауль почувствовал, с каким трудом ему удалось это сделать, будто бы за этой натянутой улыбкой он пытался что-то скрыть. Брюнет ненадолго замолчал, и виконт де Шаньи уже хотел было напрямую спросить о его самочувствии, но тут он продолжил: — Кстати, вы же не будете против, если я вас с кое с кем познакомлю? — Нет, — ответил Рауль, после чего он последовал за Эриком в другой конец зала, — А с кем именно, если не секрет? — Если я вам так сразу скажу, то исчезнет вся интрига. Единственное, что я могу сказать, так это то, что, возможно, эта встреча изменит всю вашу дальнейшую жизнь. — Что ж, что бы это её значило — ведите меня вперед, — ответил Рауль, продолжая следовать за красным кафтаном. По дороге он все еще думал о том, что же могло измениться в поведении его нового знакомого. Единственное, что блондин заметил, так это то, что дерзковатый огонёк в глазах Эрика будто бы… погас. Взгляд его стал каким-то уставшим, вымученным. Из-за этого создавалось впечатление, что Робеспьер постарел на несколько лет, хотя выглядел он максимум лет на тридцать шесть. Обычно такие малозаметные детали могут многое рассказать о человеке, но почему-то Эрик оставался для Рауля загадкой. Он слишком умело скрывал свои настоящие эмоции, да и вообще производил впечатление сильного духом, закаленного жизнью человека. Но, что же с ним такое произошло, что его маска, за которой он все время скрывается, дала трещину?.. Блондин, наконец-то решившись все разузнать, уже набрал воздуха в легкие для своего вопроса, но тут его внимание привлек появившийся хрупкий силуэт девушки в нежно-розовом платье. Почему-то она показалась юноше очень знакомой, словно они уже виделись раньше… — Позвольте представить — Кристина Даае, — голос Эрика заставил Рауля еле заметно вздрогнуть. Кристина Даае. Маленькая Крошка Лотти. Дочка бедного шведского скрипача, чьи истории они так любили слушать, сидя у камина холодным зимним вечером. В сердце юноши всколыхнулись теплые воспоминания о детстве, вытесняя всякое беспокойство. Радость от долгожданной встречи спустя столько лет разлуки была слишком сильной, чтобы думать о чем-то другом. — Кристина! — радостно произнес Рауль, — Господи, как же я рад тебя видеть! Лицо молодого человека просияло от счастья, а щеки Кристины слегка порозовели от смущения и она, скромно потупив взгляд, ответила: — Я тоже рада, дорогой виконт… — Так вы знакомы? — недоуменно спросил Эрик, и посмотрел на Рауля и Кристину вопросительным взглядом. — Да, — блондин повернулся к мужчине, — мы знакомы с самого детства… Но, как вы познакомились, мсье Робеспьер? Брюнет заметно замялся, как-будто то бы не знал, как ему ответить на данный вопрос, но тут на помощь растерявшемуся мужчине пришла молодая певица: — Мсье Робеспьер пишет музыку, и именно благодаря ему я исполнила свою мечту… и мечту своего отца… Эрик посмотрел на девушку с благодарностью и сочувствием, а Рауль сильно опечалился, проникнувшись горем Кристины. Он и без всяких слов понял, что папаша Даае, к сожалению, не смог дожить до триумфа своей любимой дочери… — Ох, мне очень жаль, что твой отец… — паренек запнулся и решил сменить тему, чтобы не портить вечер своей старой подруге, — но я очень рад за тебя! Я еще давно говорил, что ты станешь превосходной певицей! Жаль, что я не смог увидеть твой дебют… Блондин уже хотел было подойти и обнять девушку, но вовремя сдержался, однако Кристина заметила и оценила его порыв. — Что ж, тогда я, пожалуй, оставлю вас, — сказал мужчина в ярко-алом кафтане и начал отходить от вновь встретившейся пары, но тут голос молодого виконта его окликнул: — Постойте, куда же вы? До полуночи еще час! Брюнет посмотрел на немного расстроившегося Рауля де Шаньи через плечо, и, печально улыбнувшись, сказал: — Мне завтра предстоит сделать много дел, возможно, мне даже придется уехать из Парижа на какое-то время… Услышав это, Рауль грустно опустил взгляд светло-голубых глаз, но потом будто бы встрепенулся и сказал: — В таком случае, — молодой человек подошёл к Эрику и неожиданно для последнего пожал ему руку, — желаю вам удачи! Надеюсь, что мы еще встретимся. Мне было очень приятно вести беседу с таким интересным человеком, как вы! — Да, — смущенно произнес мужчина, неловко ответив на рукопожатие, — И вам тоже всего доброго… Он развернулся спиной к Кристине и Раулю, после чего кончик его яркого плаща мелькнул в толпе празднующих гостей в последний раз…***
Почему? Почему он отступил так быстро?
Эрик стоял на роскошной оперной лестнице. Все звуки празднования для него затихли, а все яркие краски стали серыми и неприметными. Он неотрывно смотрел на Рауля, думая над тем, что бы могло произойти, если бы он, Эрик, не пошел бы на такую жертву ради Кристины. Были бы они счастливы вместе? Довольно спорный вопрос. Проявил бы к нему молодой виконт такие же чувства, как и Призрак к нему? Тоже нельзя сказать наверняка… может быть для них обоих даже лучше, что все сложилось именно так?.. Эрик еще на протяжении всего года размышлял над возможным развитием событий и, самое главное, над истинными причинами своего поступка. Казалось бы, что ответ очевиден, но все было не так просто, как можно было сперва подумать. Во-первых, в этом мире абсолютно все люди хотят повысить свой социальный статус: одни годами работают не покладая рук; другие заранее всего добиваются за счет знатного рода; а третьи находят себе выгодную партию. Какой же путь открыт для Эрика, для человека, у которого фактически нет ни семьи, ни богатства, ни даже природной красоты? Даже если он какими-то обходными путями добьется того, что для окружающих он будет являться богатым графом, далеко не факт, что все это окупится. Скорее всего он просто потратит все свои накопленные средства и душевные силы на ветер, не получив при этом никакой отдачи. К тому же, его ложь, рано или поздно, может выйти наружу и последствия будут очень неприятными, причем не только дня него. У Кристины тоже не так много вариантов на то, чтобы обеспечить свое будущее, однако, если она найдет себе выгодного партнера, то она может занять высокое положение в обществе. Рауль де Шаньи для нее самый идеальный вариант, к тому же, они знакомы с самого детства… Такая связь для молодой певицы очень выгодна, тем более эта связь с человеком, которого она любит, и который любит ее. Эрик видел, как они смотрели друг на друга в тот вечер, и глупо было бы надеяться на то, что Рауль когда-нибудь также посмотрит и на него… Во-вторых, Эрик знает Кристину почти так же хорошо, как самого себя. Вряд ли можно встретить в мире такого же доброго и отзывчивого человека, как она. Если бы он сказал, что любит его, то она бы не стала возражать, не стала бы настаивать, не стала бы бороться. Тогда бы была вероятность того, что Рауль может ответить взаимностью, и тогда бы Кристина и все люди вокруг сказали, что: «Все в порядке!»Но они бы солгали.
Такая связь априори не является нормальной, и они бы не смогли избежать осуждения общественности. Рауль потерял бы свое наследство, свой статус, свое имя. И ради чего? Ради любви? Ради любви, которая погубила бы их обоих? Нет. Уж пусть лучше все останется так, как есть. Кристина счастлива быть невестой Рауля, а ее счастье для Эрика важнее своего собственного… по крайней мере Рауль счастлив быть женихом Кристины…По крайней мере Эрик сохранил в своей жизни взгляд его прекрасных светло-голубых глаз…
***
— Я поднимаю этот бокал за нашего благородного и отважного жениха! Звонкий голос Мэг Жири заставил Эрика вернуться в реальность. Он поднял голову и снова увидел перед собой счастливую пару, яркое сияние зала; вновь услышал громкую музыку и голоса гостей. Уже все случилось, и ничего нельзя было изменить… — …И за нашу прекрасную невесту! Эрик снова сглотнул ставший в горле ком, когда его взгляд встретился со взглядом Кристины. Она смотрела на него с благодарностью и искренним счастьем. Пришлось улыбнуться и поднять бокал, тем самым показывая свою поддержку. Девушка засияла, как вечерняя звезда на ночном небе, и повернулась к Раулю, который обнял ее за талию. Они так смотрели друг на друга… Они так любили друг друга… О подобном Эрик даже не мог мечтать… Он не мог смотреть на это. Хотелось закричать, взвыть от боли, дать всему своему накопившемуся горю выплеснуться наружу, и плевать он хотел на то, что на него все смотрят. Он просто больше не выдержит этого притворства. Хотелось наконец-то сорвать с себя эту маску лжи и напускного равнодушия. Хотелось подбежать к Раулю и заключить его в крепкие объятия и никогда не отпускать. И плевать на то, что все смотрят. Плевать… Но вместо этого он поднял бокал, игнорируя подступающие слезы и улыбнулся, вложив в эту фальшивую улыбку все оставшиеся силы и искренность, и его голос зазвучал в общем хоре поздравлений: — …За ваш союз и надежду, которую вы даете всем нам! Жизнь разрушалась на миллионы осколков, которые больно впивались в самое сердце, разрывая его на мелкие кусочки. Уже ничего нельзя было изменить. Оставалось только смириться и наблюдать за тем, как все его надежды и мечты превращаются в прах. Но так надо было поступить. Он должен был так поступить. Ради Кристины. Ради Рауля. — …И чтобы вы всегда были счастливы! Эрик наконец-то опустил бокал. Он чувствовал себя абсолютно уничтоженным. Но, Кристина счастлива… Вот только мужчина все же чувствовал, что в глубине души Рауль все еще не получил то, чего он хотел на самом деле. Но ничего с этим он не мог сделать. Он стоял в стороне, держа твердой и надежной рукой бокал шампанского. В голове билась только одна мысль: «Молодец, Эрик, он был прав — ты никогда не будешь счастлив…»