Неистовый квартет

Ночью пошел дождь, разлив по пыльным осенним улицам продолговатые зеркала луж, покрывавшиеся дрожащей рябью при легчайшем дуновении ветерка. Осень ощущалась куда отчетливее, чем сутки назад – порывистый ураганный ветер за ночь оборвал половину листьев с еще зеленых деревьев, низкая температура заставила людей облачиться в похожие, как две капли воды, черные куртки, а оставшийся от дождя туман и морось заставили похватать с полок зонты и натянуть на головы капюшоны. Руслан моментально простудился – стоило всего лишь один раз выбежать на улицу в магазин, купить растворимого кофе и лапши, как начался кашель, насморк, а к вечеру поднялась температура. Наевшись жаропонижающего, он все-таки сходил на пары, но после второй не выдержал и ушел, подстрекаемый ворчанием Сергея, требовавшего срочно отправиться в постель. - Давай, шевелись, - говорил он, придерживая курточку, пока Руслан запихивал непослушную руку в рукав. – Я провожу тебя, по дороге зайдем в аптеку, что у тебя есть из лекарств? Оказалось, от простуды почти ничего не осталось, только сироп от кашля и пара упаковок растворимой ерунды, призванной снижать температуру. Обругав Руслана за безалаберность, Серёга затащил его в ближайший аптечный киоск, купив даже больше, чем было нужно, а потом еще и в супермаркет – за вареньем, потому что родители домашнее прислать еще не успели, и лимонами. Отконвоировав смущенного такой заботой парня до общежития, Серый поднялся с ним в комнату, почти насильно уложил сопротивляющегося Руслана в кровать и воткнул в розетку электрический чайник. - Серёж, - осторожно позвал его Рус. – Да все в норме, всего лишь простуда, ты же знаешь, у меня постоянно так. - Вот именно, что я же знаю, - ворчливо отозвался тот, садясь на край кровати. Им повезло, и никого из соседей пока не было в общежитии, потому Серёжа мог без опаски провести рукой по лицу своего парня, убрать со лба волосы и губами проверить температуру. – Сессия скоро, тебе лучше быть на ногах. Раздавшаяся мелодия телефонного звонка не дала Руслану ответить то, что он собирался, и вместо этого парень сказал: - О, это Юрка звонит, - завозившись под одеялом, он попытался высвободить руки, но Сергей не дал этого сделать, схватив телефон и отбив звонок. Переведя аппарат в беззвучный режим, он положил его на тумбочку и твердо произнес: - Перетопчется твой Юрка. Мне вообще не нравится, что он постоянно рядом с тобой околачивается и пытается сунуться в нашу жизнь. - Он мой друг… - неуверенно предположил Рус, но замолк, наткнувшись на скептичный взгляд Сергея. - Друг, друг. Только он лезет не в свое дело. Но ничего, Артём разберется с этим. - Что? Как разберется? – заинтересовавшись, парень даже немного приподнялся, опираясь на локти, но твердая рука Сергея безапелляционно уложила его обратно. – Ты что-то знаешь и молчишь! - Да не молчу я, - невольно улыбнулся Сергей, поднимаясь и заливая кипятком пакетик черного чая, лежащий в чашке бок о бок с долькой лимона. – Артём решил сделать так, чтобы Барышев поменьше обращал на нас с тобой внимание. А то он больно резвый стал. - И как он это сделает?.. – спросил Руслан, хмуря брови и начиная уже догадываться о незамысловатой задумке Левицкого, которая, впрочем, имела большие шансы на успех – Юра такой, что если какая идея пришлась ему по душе, то ухватится за нее, и не успокоится, пока не реализует, или же пока не появится что-нибудь повыгоднее. - Решил соблазнить его, - немного переиначив смысл Тёминого решения, отозвался Сергей. - Что? Юру? Да ты гонишь! – засмеялся Руслан, облегченно откидываясь на подушке. – Нет, Юрка натурал, это нереально. Абсолютно никак не реально. - Ты знаешь, что Артём дружил с ним долгое время? - сев обратно на кровать к любовнику, Серый принялся мешать ложечкой слишком горячий чай. – Он знает Барышева как облупленного, и у него хватит ума сделать то, что захотел. Жаль, забыл мед купить… - А я понятия не имел, - признался Руслан, по-новому оценивая шансы Артёма. – Мне Юра никогда не рассказывал про это. Знаешь, пожалуй, из них вышла бы хорошая пара, а? – весело сверкнув глазами, Рус опять попробовал подняться, и на этот раз Сергей не препятствовал, наоборот придержав подушку, чтобы парень мог сесть. – Если друг другу, конечно, не взорвут мозг. В ответ Сергей только кивнул, передав раскрасневшемуся от необычного волнения Руслану чашку. Говорить ему о том, что принял решение всеми силами поспособствовать такому развитию событий, парень пока не стал. Вначале он и сам справится, а потом, конечно, расскажет о задумке Руслану, тот наверняка оценит и не будет сопротивляться. А если Барышев увлечется кем-то, то и ему, Сергею, тоже станет спокойнее – бунтовавшую в душе ревность он заглушить до сих пор не мог. Хотелось переселить чертового Юру на необитаемый остров, так далеко, чтобы даже мысли его не касались Руслана. Серёгу бесило то, что его парень постоянно говорит о своем лучшем друге, пускай это и ничего не значащие слова – забавные истории или что-то подобное. Да, сейчас Рус не испытывает к Барышеву никаких чувств, но какой-то налет наверняка остался, память о прошлой влюбленности, тени тех мыслей, что витали в его голове при виде Юры, слова, которые не были произнесены. Сергей ощущал это так четко, словно переживал все лично, и поэтому уже который месяц не мог спокойно относиться к приятельским отношениям между своим Русланом и этим чертовым донжуаном Барышевым. Часто Сергей благодарил бога за то, что Юра не гей, и вот теперь сам толкал его к этому, надеясь, что именно так будет правильно. *** Юра метался среди своих мыслей и чувств, как рыбацкая лодочка во взбудораженном от шторма море. Руслана на парах не было, а на учебе сосредоточиться не выходило, и Юре совершенно не на что оказалось отвлекаться, чтобы не думать про Артёма и все, что с ним связано. Сейчас, когда последние два дня Сергей приходил только на первые две или три лекции, а потом исчезал из университета, прикрываясь домашними делами, а Руслан болел в общежитии, им с Левицким не было резона играть на публику и делать вид, что они в отношениях. И это Юру беспокоило, словно он уже настроился на нужную волну, свыкся с мыслью о необходимости проявлять к бывшему врагу симпатию, и временная заминка способна все эти старания разрушить. Теперь они с Артёмом общались только на переменах и то вскользь, и Барышеву чудилось за всем этим нечто большее – отстраненность, вызванная его неосторожными высказываниями по поводу их давней ссоры. Каждый день - приходя домой и обедая, садясь за компьютер и включая музыку, гоняя игры и делая домашние задания – он мысленно не оставлял попыток обнаружить причину, но никак не мог отыскать ее. Юру не покидало ощущение, что он знает, в чем дело, помнит все произошедшее, но мозг, подло считающий это ерундой, не дает шанса понять и осмыслить. Парень пытался прокрутить время назад. Закрывал глаза руками, чтобы сильнее сосредоточиться, и видел четырнадцатилетних пацанов, бегущих наперегонки из школы домой. Себя, взлохмаченного и с ссадинами на коленях, мастерящего воздушного змея из листа легкой бумаги и фольги и безостановочно болтающего о чем-то, и Тёму, сосредоточенно приклеивающего змею хвост, измазавшего все пальцы краской, улыбающегося на плоские шутки друга. Артём никогда не был слишком болтливым, даже сейчас он привлекал к себе женское внимание молчаливостью, которую девушки почему-то ассоциировали с загадочностью. Но разговор он поддержать мог, и это всегда был не пустой треп, а довольно интересная дискуссия – это Юра помнил с детства, его друг всегда мог рассказать что-то интересное, такое, о чем Юрка даже не догадывался. Причиной тому была бабушка Тёмы, приучившая внука к книгам о приключениях. Потерев глаза пальцами, Юра вздохнул. Они с Левицким проводили вместе все свободное время, иногда даже ночевали друг у друга. Играли в игры, учили уроки, могли даже молча заниматься каждый своим делом, но были все равно вместе. А потом что-то произошло. И это «что-то» никак не хотело воскрешаться в памяти, только мелькало где-то на краю сознания, мучая, не давая душе покоя. Когда одной ночью Юра увидел сон, в котором раскрывалась эта настырная тайна, но на утро удалось вспомнить только смутные образы, он не выдержал, и перед первым же занятием дождался Сергея прямо перед входом в аудиторию. - Отойдем? Тот кивнул с таким видом, словно давно ожидал этого, и, не задавая лишних вопросов, свернул в сторону ближайшего подоконника. Артём уже сидел за партой, повторяя материал, а Руслан все еще болел, потому их разговор, каким бы он ни был, останется незамеченным. - Что такое? – довольно холодно поинтересовался Серёга, выразительно глядя на часы – до начала пары оставались считанные минуты. - Ты приезжал к Руслану? – Юра решил начать издалека, хотя обычно предпочитал бить в лоб вопросом, если только человек, с которым шел разговор, хоть что-то для него не значил. – Как он? - Я-то приезжал, - презрительно скривив губы, Серый ухмыльнулся. – Ты бы тоже мог, раз это твой друг, как ты утверждаешь. Барышев завелся от этой фразы так, что кулаки сжались сами собой, и пришлось сделать большое над собой усилие, чтобы не врезать парню прямо сейчас. Пожалуй, если бы главное Юра уже узнал, он именно так и сделал бы, но сейчас приходилось терпеть, стараясь дышать глубже. - Я приеду, - пообещал он скорее себе, чем собеседнику. – Я вообще-то хотел поговорить с тобой об Артёме. На лице Сергея отразилась тень удивления, но в целом он никак не отреагировал и уточняющего вопроса не задал, хотя специально для этого Юра выдержал паузу в целых три секунды – на большее его не хватало. - Мы с ним раньше, в школе еще, близко общались, а потом поссорились, и я не могу вспомнить, из-за чего, - объяснил Юра. – Он говорил тебе? Мысленно прокручивая этот разговор в голове, Барышев выражался совсем иначе. Он рассказывал Сергею о своем, общем с Артёмом, детстве, описывал ощущения от неразрывной дружбы, и в красках передавал недоумение по поводу того, что это закончилось. Но высказать все это вслух оказалось куда сложнее, представив сейчас, что действительно говорит все это, Юра чуть не покраснел от стеснения. Нет, Серый не поймет, никто не поймет, кроме, разве что, самого Артёма, но с ним вряд ли получится все выяснить – в прошлый раз он просто сбежал. - Ты не такая важная шишка, чтобы мы о тебе разговаривали, - фыркнул Сергей и сделал шаг по направлению к аудитории, но Юра, вовсе не считавший разговор оконченным, с силой прижал его к стене рядом с подоконником. Терпение его лопнуло, и он, сжимая руками плечи парня, гневно сверкал глазами, сдерживая рвущуюся наружу ярость. - Кончай издёвки! – приглушенно рыкнул он, и этот голос, звучавший в разы тише, чем крик или возмущение, заставил Сергея на миг испытать неприятное предвкушение удара – будто вот-вот судорожно сжатый кулак впечатается в его лицо. Этого не произошло, Юра только слегка встряхнул прижатого к стене собеседника, продолжая: - Говорил он что-то или нет?! - Нет, - куда более серьезно и миролюбиво, чем сначала, ответил Серёга. – Он рассказывал, что вы дружили раньше, но больше ничего не сообщал, - вывернувшись из рук Барышева, он не оглядываясь дошел до дверей и скрылся в аудитории, а Юра, на миг зажмурившись, коротко выдохнул. Этот вариант он считал стопроцентным, что делать теперь – совершенно не ясно. В груди поселилась неприятная пустота, появляющаяся всегда, когда ты мчишься вверх, стремясь к успеху, а под ногами внезапно оказывается обрыв, через который ты не сумел перепрыгнуть. Юра ощущал, что падает, почти физически, но, постояв у покрытого разводами от дождевых капель окна еще немного, взял себя в руки и направился на лекцию, которая успела уже начаться. День промелькнул незаметно. Барышев сосредоточился на учебе и не поднимал головы от книги, чем удивил одногруппников и немного напугал Лидию Михайловну, привыкшую видеть его в рядах балагуров и заводил. Физичка даже решила, что он приболел, но, самолично потрогав лоб Юры, убедилась в обратном и оставила его в покое. После пар он направился сразу домой, решив оставить вещи и навестить Руслана – Сереге, хотел он того или нет, все же удалось задеть Юру за живое, и тот как никогда остро ощутил, что может потерять друга. Заскочив в магазин и купив там вафельный торт, Юра быстро добрался до квартиры, кинул в угол комнаты сумку и заторопился обратно, как дорогу преградила мать, одетая в старый домашний халат и с непривычным платком на голове. - Юрик, я тебя не ждала так рано, но замечательно, как раз время провести уборку, твою комнату я тебе оставила. Сейчас покушаешь, и начнешь. - Но мам! – совсем по-детски возмутился парень. – Я собирался к Русику, он заболел! - И ты пойдешь заразу подцепить? – уперев руки в бока, женщина преградила сыну путь. – Съешь чеснока, для профилактики, - тут же смягчилась она, ведь Руслана знала и немного даже любила, считая, что это замечательный друг для Юры. – Но сперва все равно покушай и убери свой шкаф. Папа заказал новый, купе, вытаскивай все, ненужное отложи, посмотрю, что с этим сделать. - Но мама! – расстроено продолжил Юра, которому делать что-либо вообще не хотелось, не сейчас, когда он настроился на совершенно иное. – Давай я вернусь, и сделаю это потом. - Потом ты скажешь, что тебе надо готовить уроки, - твердо возразила она. – Давай, ты же быстро все делаешь, как метеор. И так мне ничем не помогаешь, вон у Людмилы сын как сын, вчера видела, как они вместе ходили за покупками… Закатив глаза, Юра развернулся и вошел обратно в комнату. Это была излюбленная мамина речь – о том, что у всех дети как дети, а только у нее ленивое животное, которое ничего не делает по дому. Конечно, Юра в действительности таким и был, почти никогда не убирал, не стирал вещи и не гладил их, только посуду за собой мыл, приучившись с детства. Но он же учился, и это компенсировало все безделье, которое только могло быть! А больше всего Юрку бесило, когда мама начинала сравнивать его с Артёмом, ставя того в пример. Так и сейчас, чтобы не слушать этого, парень быстро принялся вываливать шмотки из шкафа, собираясь быстро закончить и все-таки поехать в общагу. Одежды оказалось полно. На полках она была сложена более-менее аккуратно, особенно на верхних и тех, что посередине. Внизу грудились большие пакеты со старыми шарфами, шапками, перчатками и бабушкиными вязаными носками – их Юра сразу положил у двери, как ненужные. Отворив двустворчатую дверь в основное отделение, Барышев ненадолго застыл, обозревая объем работ. Куртки на вешалках, на верхней полке загадочные кульки, а внизу несколькими большими кучами грудился хаос. С него Юра и начал. На пол полетели смятые рубашки и брюки, комки сложенных попарно носков закатились под кровать и под стол, на свет вылезли старые школьные рюкзаки, о существовании которых парень давным-давно забыл. Здесь же лежали учебники, точнее, те из них, которых не было в библиотеке и приходилось в старших классах покупать самостоятельно. Их выбрасывать почему-то не хотелось. Извлекая на свет еще один, самый древний и потрепанный, рюкзак, Юра с интересом ощутил, что он не пустой, как предыдущие, что-то тяжелое было внутри, словно ждавшие своего часа сокровища, спрятанные там кем-то другим. Усевшись прямо на пол, Юра раскрыл заедающую молнию и высыпал содержимое портфеля на ковер перед собой, откинув ставшую ненужной вещицу куда-то назад. Здесь был настоящий клад любого тринадцатилетнего ребенка – игрушки из киндер-сюрприза, вырванные из школьного дневника страницы, продырявленный теннисный мячик, тетрис без батареек, настоящая коллекция наклеек с покемонами, грязный попрыгунчик, которым в свое время Юра выбил в квартире форточку. Швырнув попрыгунчик в стену, Юра засмеялся, едва сумев от него увернуться, потом взялся за тетрис, бездумно потыкав в кнопки, потом развернул сложенную страничку дневника. Красным было выведено замечание об ужасном поведении на уроке истории, здесь же стояла жирная двойка по русскому – понятно, что Барышев избавился от такого компромата! Уже поднося руку с листом к кучке мусора, насобиравшегося из шкафа, Юра перевернул страницу и тут же замер, резко похолодев. Вот оно. Вот оно! Там был карандашный рисунок, легкий, как паутинка, набросок в стиле японских мультиков: он, Юра, темноволосый, с прищуренными глазами и катаной в руках; и Артём, с более светлыми волосами и зажатым в пальцах свитком заклинаний. Персонажи, которых Тёма часто рисовал, а Юра придумывал для них разные истории, основываясь на мультиках и фильмах. Сразу вспомнилось абсолютно все: всегда Юра завидовал другу, его умению так красиво и легко, без усилий, изобразить абсолютно все, что угодно. На неискушенный взгляд Барышева, эти рисунки были идеальными – нигде не замечал он неверных штрихов, искаженных перспектив или несоблюденных пропорций. Пытаясь подражать Артёму, Юра только психовал и ломал карандаши, ведь у него никто и ничего не получалось. Но своей зависти и огорчения он не показывал, поэтому напряжение копилось внутри, и однажды вырвалось наружу. Были каникулы, Артём пришел с самого утра, принеся с собой большой, сделанный за прошлый день в художественной школе, рисунок – на листе А4, с тенями и полутонами, наклонивший голову и бьющий копытом конь. Юра как сейчас чувствовал то восхищение, смешанное с отравляющей все завистью, которое испытывал тогда. - Вот я урод… - пробормотал Юра, чувствительно прикусывая нижнюю губу. Вспоминать оказалось больно, но необходимо. Злые слова, которые произносил его рот, заставляя обескураженного Тёму молча и непонимающе отступать, комкая в руках превосходную работу. Ярость в глазах, холод, которым он окатывал своего лучшего друга, говоря, что он полнейшая бездарность, и что Юра все время только из жалости смотрел эти рисунки. И мрачное, но непродолжительное удовлетворение, когда Артём, обидевшись, запинающимся голосом прощался с мамой, захлопывая за собой дверь. Юра всегда был отходчивым и всех людей вокруг судил по себе, потому на следующий же день решил, что Тёма его простил. Правда, поговорить так и не удалось – родители забрали Юру на море, а потом, когда он вернулся, что-то уже сломалось в отношениях друзей, и они постепенно, шаг за шагом, день за днем, скатывались в отстраненность, неприязнь, соперничество, вражду. «А сейчас он не рисует, - подумал Юра, отчетливо вспоминая квартиру Левицкого, пустые стены, те самые, где в детстве висели его работы. – Из-за меня?..» Пораженный этой догадкой, Юра встал, откинув все еще зажатый в пальцах старый листок, выглянул за дверь и, убедившись, что мама не замечает его, хлопоча на кухне, проскользнул в коридор. Обувшись, тихо притворил за собой дверь, и поспешил по лестнице вниз. Тёма живет недалеко, так что куртку можно не надевать, главное, чтобы он оказался дома. Только оказавшись перед квартирой Левицкого с пальцем, прижатым к кнопке звонка, Юра впервые подумал – а что он скажет? Но времени решать не осталось, дверь отворилась, и удивленный Артём жестом пригласил его войти. - Что-то случилось, Юр? – с легким беспокойством спросил он, открывая дверь в свою комнату, точно такую же, какой ее помнил Барышев с последнего визита. - Нет… Да. Случилось, - сглотнув, Юра сел на неряшливо застеленную кровать, тут же поднялся и дошел до подоконника, отодвинув штору. Посмотрел с полминуты в окно, затем развернулся и медленно поднял взгляд на терпеливо ожидающего Левицкого. Нет смысла тянуть, раз он уже пришел сюда. - Может, дать чай? - Не надо, - нервная улыбка на миг отразилась на губах, тут же исчезнув. – Тём, прости меня. Три слова, произнесенные таким тоном, что Артём сразу же понял, к чему они относятся, зависли в воздухе, словно застряв на иглах напряжения, возникших между парнями как невидимый барьер. Он держался почти целую минуту, и все это время Юре было ужасно стыдно, но он продолжал смотреть в глаза Левицкому, словно говоря тем самым: «Я искренен». - Да что уж тут, - с трудом преодолевая эту стену, проговорил Артём. – Много времени прошло. - Но ты не рисуешь теперь, - осторожно сказал Юра, боясь и одновременно желая услышать, почему это именно так. - Юра… - со вздохом начал Артём, подходя ближе и тоже замирая у подоконника. – Мы детьми были. Я жалею только о том, что мы столько времени вели себя как идиоты и не поговорили. - Я тоже жалею, - признался Барышев. – Теперь особенно. Извини, Тём? - Слишком поздно извиняться, - серьезно произнес Левицкий, а потом неожиданно улыбнулся, добавив: - Я уже тебя простил. Впервые за всю жизнь Юра понял смысл выражения «камень с души свалился». Это было действительно оно – что-то огромное, чью тяжесть ты, казалось, и вполовину не ощущал до этого момента, исчезло, и тебя силой сопротивления тянет вверх, к небу, заставляя душу расправить крылья, а улыбку появиться на лице. Повинуясь минутному порыву, происхождение которого Барышев вряд ли смог бы объяснить, он шагнул ближе, обнимая Артёма точно так же, как было в университетской библиотеке, и целуя его с настойчивостью, которой раньше не проявлял. Этот поцелуй отличался от всех прежних, он был нежным и ласковым, словно изучающим, пьющим, почти не жадным, но все же берущим свое. Словно добравшийся до источника скиталец, Юра утолял жажду лаской и нежностью, исследовал губы Артёма, будто впервые, и тот отвечал, впуская его язык в рот, почти не дыша, чтобы не спугнуть этот момент. Они оторвались друг от друга спустя несколько минут, когда зазвонил мобильный – Юрина мама наконец обнаружила его отсутствие. Но Барышев, не отводя взгляда от припухших Тёминых губ, отбил вызов и кинул телефон на кровать: - Сейчас никто не смотрит на нас, Тёма, - слова будто сами вырывались, Юра вовсе себя не контролировал. – Они далеко и не видят, мы не играем на публику. Возможно, этими словами он пытался дать Левицкому шанс все прекратить, но тот либо не понял, либо не хотел – поцелуй возобновился, объятия сжались, и на этот раз за временем уже никто не следил.