Глинтвейн на брудершафт

Арно не мог и припомнить, когда в последний раз так злился. Наверное, ещё в детстве, когда его сбросила старушка Фульга. Кобыла была сущим ангелом, но очень уж слабоуздой, что пятилетнему Арно никто объяснить не удосужился, да и не знал он, что это такое — слабоуздость. А руки были деревянными, и вообще, сам виноват, но к Фульге он долго ещё не совался, только ворчал и дулся на весь белый свет... По крайней мере, чувство было таким же — бессильная детская обида на весь мир в целом и несправедливость судьбы в частности, детская же злость, сопровождаемая почти непреодолимым желанием пинать всё, что под ногу попадётся, и глухая досада вовсе уж непонятного происхождения. — Теньент Сэ, тот факт, что Вас приставили офицером для особых поручений при моей особе, не вызывает радости ни у меня, ни у Вас, — нынешняя причина паршивого настроения оглянулась через плечо и теперь бесстрастно взирала белёсыми глазами, под которыми мучительно не хватало синяков. Ещё на прошлой неделе были — от усталости, а сейчас, кажется, отоспался. Когда успел, интересно? Встаёт раньше тармских петухов: впору по нему время сверять, хуже того порученца, которого упоминал в одном из писем Эмиль. Ложится... поздно: в доме, который полковник делил со своим родичем, до глухой ночи мерцал огонёк. Арно очень живо представил, как два лиловых полковника с трогательным единодушием сперва шерстят какие-то документы, затем читают ещё более какие-то книги — наверняка что-нибудь невыносимо скучное и занудное, вроде этого Павсания, которого поминают к месту и не к месту, — и с той же синхронностью гасят свечи. И всё с непробиваемым спокойствием на бледных физиономиях. И с чего они такие бледные? Окделл — тоже северянин, но на выходца не похож... Воображение у Савиньяка-младшего было на редкость живым, а вот смешок получился довольно нервным. — Отрадно осознавать, что Вас нынешнее положение дел веселит, однако я всё же хотел бы прояснить некоторые нюансы, — Создатель, какой же он зануда... — Особых поручений у меня нет и не предвидится, распоряжаться Вами я также не намерен, так что не могли бы Вы прекратить испепелять меня взглядом? Это несколько неприятно. Арно был просто обязан озвереть, и он озверел. Подвиньтесь, герцог, не Вы один умеете интеллигентно хамить... Спина Придда сохраняла завидное спокойствие и виконта игнорировала. Настолько долго, что Арно едва не проникся уважением. Но только едва. Серый мориск Валентина резко замер, Кан недовольно фыркнул и тоже остановился, нетерпеливо меся копытами пока ещё чистый снег. Придд медленно обернулся. — Вы умеете быть крайне назойливым, виконт. Могу я узнать, какая именно глупость, важнее которой не бывает, взбрела Вам в голову на сей раз? От удивления Арно даже забыл обидеться. Ишь ты, оказывается, и эту ледяную каракатицу что-то может достать! Кажется, он сказал это вслух. Кажется, зря. Каракатица не отставала, более того, уподобилась пауку и плела прихотливую вязь ехидных комментариев, граничащих с оскорблениями, но когда именно эта грань размывалась — Арно понять не удавалось. Точно так же он не сумел уловить момент, когда чаша его собственного терпения не просто переполнилась, а покрылась сеткой трещин и посыпалась осколками. Наверное, тогда и был послан к кошкам регент со своими указами. *** До первой крови или насмерть? Как Вам будет угодно, герцог, только временами первая кровь становится последней. Положимся на своё мастерство и на эрэа Удачу, но Вам она не улыбнётся. Вы не в её вкусе. — К Вашим услугам, господин Савиньяк. — К Вашим услугам! Салют — и в бой, разметая нетронутую снежную гладь. Арно считал себя весьма неплохим фехтовальщиком, и вполне заслуженно, что бы там ни ворчал непарный Катершванц. Дриксенская школа, ха! Она безнадёжно устарела ещё в Двадцатилетнюю, а сейчас, если хочешь жить — умей вертеться. Стоять столбом можно, только если ты Райнштайнер... А Вам, полковник, до генерала ещё, как до Холты пешком, хоть Вы и строите из себя гальтарскую статую. Интересно, насколько сложнее управляться с палашом? В Алате только ими и орудуют, там не до придворных зубочисток... О своём родстве с алатами Арно вспоминал редко и не всегда к месту. Как и вообще о многом, что не имело отношения к повседневной жизни. Ремиз и круговой батман — как Вам, герцог? Ну что же Вы, неужели отдача от удара так сильна? Арно не без удовольствия отметил, что ответный выпад оказался гораздо слабее предыдущих. Такими темпами не составит особого труда припереть Придда к... стен здесь не наблюдается, но деревьев достаточно. А там уже можно будет оставить след на память — и гордо покинуть. Савиньяк не опустится до убийства поверженного противника, даже если противник сам будет молить о последнем ударе. Да, именно так! Взметнулось целое облако снежинок, только казавшихся мягкими — мелкие ледяные кристаллики больно секли лицо — Арно непроизвольно зажмурился и едва не пропустил удар. Очень профессиональный. Зараза. Что ж, Удача — девка гулящая... Ну, ничего, погуляет — и вернётся, куда она денется... Вот ещё немного — и вернётся... Загуляла. Порыв ветра, бросивший в лицо колючий снег, неудачный, дурацкий даже выпад, подвернувшийся под ногу камень, такой нелепый взмах рукой в тщетной попытке удержать равновесие, мелькнувший в светлых глазах напротив... испуг?! Да быть не может, всё это чудится... И резкая, ошеломляющая боль. *** Арно удивлённо моргнул. Перед глазами снова полыхнуло. Белое, алое, снова белое. Кровь на белом кружеве манжет, кровь на снегу, на ещё звенящем лезвии... — Полагаю, на этом стоит закончить, — Валентин вытер испачканный клинок и аккуратно вернул шпагу в ножны. — Вы можете подняться, виконт? — Мне и на земле хорошо, — огрызнулся Арно. Боль окутывала уютным зыбким туманом, и пусть все катятся к кошкам и дальше... — На снегу, — поправил Придд. — Вставайте, Сэ. Немедленно. Не повиноваться не представлялось возможным. По привычке опёршись на локти, Арно едва не взвыл. — Вы прекрасно соответствуете Вашему геральдическому зверю, виконт, — Валентин возвёл очи горе. — Ради всего святого, не пытайтесь усугубить своё состояние. — Не Вам об этом говорить, — до этого момента Сэ и не знал, что может так громко шипеть. Воистину, человеческие возможности не имеют границ... — Добейте или исчезните. — Вынужден отклонить оба варианта, — тварь закатная, ещё и улыбается! Гаденько так... Придворно. — Вашу руку, виконт. Левую. — Да что Вы никак не уймётесь?! — Арно попытался было отстраниться, но Придд на его телодвижения внимания не обратил и на удивление легко поднял упрямо дёргающееся тело на ноги. — Ничего личного, кодекс Эберхарда предписывает либо добивать проигравшего, либо перевязывать. Добивать Вас нецелесообразно. Вывод? — Рука мне дорога, как память, — ушёл от ответа Арно. Опираться на плечо Валентина было не слишком-то удобно, разница в росте, пусть и несущественная, давала о себе знать. — И вообще... — Если бы я поставил перед собой цель избавиться от Вас, Вы бы не успели об этом узнать, — невозмутимости Придда позавидовал бы генерал Райнштайнер. — Позвольте, виконт... Арно сам поразился богатству своего словарного запаса. На Валентина затейливая брань такого впечатления не произвела — он был всецело поглощён изучением собственноручно нанесённой раны. Это раздражало и смущало. — Не дёргайте рукой, виконт. Арно добросовестно постарался успокоиться. В самом деле, он же не барышня-истеричка... Или, по крайней мере, просто не барышня. — Досадно. — Что? — Сэ рассеянно захлопал глазами. — Выглядит не лучшим образом. Потрудитесь снять камзол, рану необходимо перевязать. С рубашкой можете не расставаться. Меньше, чем снимать камзол на морозе, Арно хотел только делать то же самое по указанию Придда. Выбора, однако, не было, вернее, перспектива истечь кровью совершенно не прельщала. Благо, обеспечивать ему переохлаждение Спрут, похоже, не намеревался, удалось ограничиться рукавом. О том, каким образом Валентин умудрялся разживаться необходимым, будь то сведения или, как сейчас, перевязочный материал, Сэ предпочёл не задумываться. Но не признать было бы глупо — это умение пришлось очень кстати. — У Вас на удивление лёгкие руки, — Арно с отстранённым интересом наблюдал за манипуляциями, совершаемыми над его многострадальной конечностью. — Почту за комплимент. Не дёргайте рукой, повреждены кровеносные русла и сухожилия. Дней на пять Вам придётся переквалифицироваться в Леворукого, благо, внешность Вам это позволяет. — Не ожидал, что Вы хорошо разбираетесь в медицине, — душевного спокойствия ради, Сэ пропустил шутку мимо ушей, — и что продемонстрируете эти познания на моей персоне. — Вы полагали, я попытаюсь усугубить Ваше состояние? — Валентин счёл нужным улыбнуться. — Прошу Вас, избавьте меня от подозрений хотя бы в изуверстве. Не дёргайте рукой, я Вам говорю! Арно был бы и рад подчиниться, но руку потряхивало непроизвольно, и не только руку. Суровая марагонская зима... — Когда вернёмся на постоялый двор, нанесёте на рану торский бальзам. Снаружи слишком холодно, Вы рискуете получить обморожение. — Валентин, за какими кошками Вы со мной возитесь? — не выдержал Арно. — Только не надо ссылаться на дуэльный кодекс, чтобы Вы выполнили приказ или хотя бы не нарушили правило, его должен составлять матёрый законник. Придд зафиксировал аккуратно наложенную повязку и только затем соизволил обратить внимание на заданный вопрос. — Я чувствую вину за Ваше нынешнее состояние, — просто ответил Валентин. — Я не планировал наносить Вам серьёзные раны. Впрочем, Вам стоило бы уделять больше внимания фехтованию. В особенности защите. — Вы уж простите великодушно, на мою долю не хватило Ульрихов-Бертольдов с их бесценными советами, — Арно снова был готов кусаться и даже лягаться, но холод и перевязанное плечо сдерживали его норов. — Ваше счастье, виконт. При всём моём уважении к господину Катершванцу, его методы способны выдержать совсем не многие. — Но... — Я считаю, нам стоит вернуться на постоялый двор и найти лекаря. Поднимается ветер, в скором времени начнётся метель. Я бы не хотел, чтобы она застала нас в пути. Спорить не было ни сил, ни желания. *** Вернувшись в комнату, Сэ незамедлительно рухнул на кровать, пристроив многострадальную руку поверх одеяла. Шуршащая бумагами темнота в углу зашуршала ещё и голосом. — Что сказал лекарь? — Сказал, что если не сверну шею и не нарвусь на пулю, доживу до глубоких седин, и восхитился творением рук Ваших, — сообщил Арно подушке. Подушка не ответила, ответил Придд. — Отрадно слышать, — Валентин отложил в сторону карты и соединил кончики пальцев, почти касаясь губ. Раньше Арно не замечал за ним такой привычки. — Каково Ваше мнение? — Моё мнение? — Сэ оторвался от созерцания наволочки. — Неприятно, но терпимо. — Я так понимаю, это Ваше первое относительно серьёзное ранение? — Правильно понимаете, — Арно неопределённо хмыкнул и снова рухнул лицом в подушку. — До этого пару раз нарывался по мелочи, к вечеру уже забывал. — Боюсь, в этот раз забыть не получится. Не знаю, упоминал ли об этом лекарь, но я бы настоятельно советовал Вам выпить отвар воробьиного корня или хотя бы маковую настойку. Разумеется, если у Вас нет неприятия этих средств. Неприятия не было, было врождённое упрямство и дух противоречия. Валентин то ли вздохнул, то ли это сквозняк зашуршал страницами — Арно не разобрал, — и под аккомпанемент глухого скрипа половиц поднялся на ноги. — Я вернусь через четверть часа. Потрудитесь не покидать комнату, в Вашем состоянии это крайне нежелательно. Арно заверил закрывшуюся за Валентином дверь, что сбегать на ночь глядя никуда не собирается. Придд действительно вернулся ровно через пятнадцать минут. Ещё через десять в дверь тихо постучала дочь хозяина постоялого двора, занесла графин с ещё дымящимся питьём и два стакана, откланялась и так же тихо исчезла. — Насколько мне известно, южане не питают пристрастия к глинтвейну, однако Вы провели несколько лет в Торке и могли привыкнуть к этому напитку. К тому же, в Вашем состоянии он будет весьма полезен. Арно предпочёл не спорить, тем более, пить хотелось зверски, да и травить его Придду явно было не с руки. Глинтвейн пряно пах корицей, гвоздикой и ещё чем-то сладким. Приятный напиток, на юге к нему явно несправедливы. Хотя там нет необходимости согреваться даже в середине зимы... Зато в Придде, Бергмарк и Ноймаре без горячего вина не обойтись, будь ты хоть бергером. Правда, приличное вино, а не торскую кислятину, там найти затруднительно... Может, потому бергеры и ходят с кислыми минами? Арно отмахнулся от дурацких мыслей и приложился к своему стакану. Вкус не разочаровал, хотя корицы можно было добавить и побольше... Ну да ладно, лучшее — враг хорошего. Назойливая тупая боль, приглушенная совместными усилиями лекаря и торского бальзама, понемногу отступала, и вообще, жизнь начинала казаться не такой уж и паршивой. Даже несмотря на не слишком приятное соседство. К слову, о соседях... — Вы не пьёте? — с подозрением осведомился Арно. Валентин дёрнул головой, точно только что проснувшись, с некоторым удивлением взглянул на свой нетронутый стакан. — Прошу прощения, задумался, — рассеянный взгляд свидетельствовал в пользу правдивости его слов. — О вечном? — В том числе и о нём. "Вам, виконт, я также советую занять свою голову размышлениями, хоть о вечном, хоть о варастийских ызаргах, только оставьте меня в покое", расшифровал Арно и предпринял попытку обидеться. Не получилось, но разговор увял, так толком и не начавшись. Юг, однако, оставался югом. Арно пил глинтвейн и думал, думал и пил, Арно страдал от нехватки общения и глухо маялся. Молчание угнетало. Решено, он разговорит Валентина, хоть бы это и стало последней глупостью в жизни! Пробный камень полетел в сторону светских бесед. Круги не разошлись. Вопросы о птичках и делах давно минувших дней эффекта также не возымели; в ответ на ворчание о погоде Валентин сообщил прогноз в лучших традициях Бешеного. Попытки обсудить знакомых успехом опять-таки не увенчались. — Леворукий! Вы и с полковником своим играете в молчанку? — Арно с чувством взмахнул стаканом, едва не расплескав остатки глинтвейна. Подумал — и подлил ещё. — С полко... Вы имеете ввиду графа Гирке? — в белёсых глазах скользнуло недоумение. — Нет, отчего же. Мы общаемся. — Можно смеяться? — Если Вам угодно, хотя я, кажется, не сказал ничего смешного. Арно было угодно, но хватило его только на два лающих смешка, после чего горло напомнило о том, что на снегу лучше было не валяться, и смех перешёл в кашель. — Нет, ну серьёзно, — кое-как восстановив сбившееся дыхание, продолжил Арно пару минут спустя. Правда, осознание того, что просить Валентина быть серьёзнее — почти преступление против человечества, последовало незамедлительно, и не преминуло отвесить виконту увесистую оплеуху. — В смысле, полковник Гирке не производит впечатления разговорчивого человека, да и Вы тоже... — Не понимаю, отчего Вас вдруг заинтересовал круг моего общения, — в голосе Валентина довольно явственно звучала досада. — Позвольте Вам напомнить, граф Гирке женат на моей сестре, мы знакомы довольно давно и у нас есть общие темы для разговора. Арно отчего-то всё-таки обиделся. Вот ведь каракатица, никак разговор не вяжется, нет у человека золотой середины. Валентин либо вовсе не отвечает, либо отвечает так, что или отзываться не хочется, или не знаешь, что сказать. Вот как с таким разговаривать? — Как-то не могу представить, о чём вы можете беседовать, — признался Арно. — О чём угодно, — Придд с утрированным интересом изучал свой стакан. — У графа Гирке довольно богатый военный опыт, которого мне всё же не хватает. Он даёт ценные советы. — А если уподобиться живым людям? — Арно смешно сморщил нос. — Не знаю там, что-то личное... Или вы с графом Гирке обсуждаете исключительно Пфейтфайера и Павсания? Кстати, у него имя-то есть? — У Пфейтфайера? Рейнгольд. — У графа Гирке. — Разумеется, — Валентин выглядел озадаченным, как если бы к нему вдруг пристал с расспросами табурет или сундук, — Август-Корнелий. — Это хоть выговорить можно, — одобрил Арно. Валентин приподнял бровь. — Имена у вас... В смысле, в Придде, — Сэ неопределённо взмахнул рукой, — языколомные. Валентин рассматривал его, как лекарь — заспиртованного уродца. Пристально, изучающе. Разве что не вскрывал взглядом. — Виконт, поправьте, если я ошибаюсь, — медленно, будто взвешивая каждое слово... — Вам настолько скучно, что Вы всерьёз рассматриваете меня в качестве собеседника? — Я не... — вопрос застал врасплох и Арно всё-таки растерялся. — Просто интересно. Нам ведь ещё несколько дней под одной крышей жить, вот я и подумал... — Что лучше Придд, чем ничего, — Валентин невесело усмехнулся. — Что ж, похвально. — Да нет же... — Арно окончательно стушевался. Что — "да нет"? "Да да", сударь, а Придд опять зрит в корень. — Ваше красноречие впечатляет, — испытывающий взгляд светлых глаз смущал и путал мысли. — Не хочу Вас разочаровывать... Впрочем, Вы и сами быстро разочаруетесь в своей затее. — И всё же? — Арно чувствовал себя не то нашкодившим ребёнком, не то идиотом. Идеально круглым. — Вы действительно соответствуете своему геральдическому зверю, виконт, — Валентин приподнял уголки губ в намёке на улыбку. — Взгляд, как у оленёнка. У Арно была самая настоящая аллергия на это слово, причём с раннего детства. Стараниями обожаемых братьев. — Виконт, Вы в порядке? Вы изменились в лице, — Придд едва заметно склонил голову к плечу. — Вы напомнили мне о моих братьях, — улыбка получилась натянутой и была с позором изгнана. — Кстати, о братьях... У Вас ведь двое младших, верно? — Верно, — смотрит. Выжидающе, не без интереса. Уже прогресс. — Вы ведь не виделись ни разу за последний год или полтора. Беспокоитесь о них? — Мои братья сейчас находятся под опекой Ирэны, — задумчиво сообщил потолку Валентин, — так что причин для беспокойства нет. К тому же, она всегда упоминает о них в письмах. — Вы поддерживаете переписку с сестрой? — оживился Сэ. Ты смотри-ка, его снежной светлости не чуждо нечто человеческое... — У меня не так много близких, чтобы забывать о них, — интонация почти не изменилась, но Арно показалось, что ему от души залепили пощёчину. Даже вознамерился обидеться, но передумал. Если ему самому до сих пор было больно говорить об отце, отчего Валентину должно быть легче? — Прошу прощения, похоже, я был излишне резок. Нет, ну это же форменное издевательство... Он ещё и извиняется. Не Арно, который за какими-то кошками, не вытерев ног, полез в чужую душу, а Валентин, который в эту самую душу не пожелал открывать дверь. Да и с чего бы её открывать? — Виконт, просто во избежание взаимного недопонимания... Я предпочитаю не затрагивать темы, связанные с моей семьёй. Обсуждение, как вы упоминали, "чего-то личного" мне непривычно и несколько неприятно. Прошу Вас понять и не держать на меня за это обиды. С этим нужно было что-то делать, причём незамедлительно. Голова, как на зло, соображала убийственно медленно. А может, начинал действовать глинтвейн. Глинтвейн? — Вежливость может довести до нервного срыва, — категорично заявил Арно, для убедительности взмахнув стаканом. — Настаиваю на том, чтобы мы незамедлительно перешли на ты. Глинтвейна хватит. — Надеюсь, это предложение порождено не горячкой? — осведомился Придд. Слишком уж удивлённым он не выглядел. — Я уже не настолько болен и ещё не настолько пьян, — почти искренне возмутился Арно. Валентин — случаются же чудеса! — улыбнулся, вполне даже искренне, повергнув Савиньяка в культурный шок. — Второе легко исправить, — Придд начал шутить? Мироздание определённо сошло с ума... — Что ж, я не имею ни права, ни желания отказываться от Вашего предложения. Боюсь, Ваша правая рука временно непригодна для совершения необходимых манипуляций, но если Ваша конфессия Вам позволяет... — Я не настолько религиозен, — отмахнулся здоровой рукой Арно. Валентину стоило отдать должное — эта ходячая добродетель не просто пригубила, а всё-таки выпила до дна. *** Три дня. Семьдесят два часа, из них почти сорок — наедине с Валентином. Ни к чему не обязывающие разговоры обо всём и ни о чём, намёки на улыбку, изредка проскальзывающие в светлых глазах искры смеха. Ещё не друг, уже не враг. Эдакая переходная стадия, названия для которой не существует. Три дня — так мало, по сути... — Когда мы должны быть в ставке? — сонно поинтересовался Арно, прищурившись на свет. — Девятнадцатого, — Валентин просматривал карты, изредка сверяясь с какими-то записями. Уютно мерцала свеча, отбрасывая зыбкие танцующие блики и тени. — Мм? — Через два дня. — А... А что... — Арно, сделай одолжение, усни. Считай это особым поручением. — Мм? — При всём моем уважении к Рафиано, ты всё-таки в большей степени Савиньяк. Звукоподражание неуместно. — Не загружай голову больного человека! — Арно возмутился излишне активно, на что раненая рука не преминула откликнуться резкой болью. Почти кошачье шипение, похоже, уже входило в привычку. — Бальзам в верхнем ящике, маковая настойка на тумбочке слева, — не оборачиваясь проинформировал Придд. — Спасибо, мэтр, — Арно отнюдь не дружелюбно оскалился, но надолго его напускной суровости не хватило. С маковой настойкой он уже почти смирился, тем более, она худо-бедно, но помогала. Валентин издал неопределённый звук, который Сэ, после коротких раздумий, идентифицировал как насмешливое фырканье. — Что? — скрыть за ворчливым тоном улыбку получалось не слишком-то успешно. — Ровным счётом ничего, — перо негромко скрипнуло. — Если ты и в детстве был таким же, то я не завидую вашему семейному лекарю. — В детстве я был сущим ангелом, — Арно с достоинством шмыгнул носом. Преувеличил немного, конечно, но только немного. — Каким же образом из ангела выросло... то, что выросло? — да он же насмехается, зараза северная! В открытую. — Тебя что-то не устраивает? Валентин подошёл к вопросу со всей ответственностью и серьёзно задумался. На риторические вопросы он вообще отвечал крайне серьёзно. — Пожалуй, всё устраивает. С ангелом было бы скучно. — Кощунствуешь, — Арно опешил. — Или мне воспринимать это как комплимент? Сэ готов был поклясться... Ну, хотя бы шляпой, что Валентин старательно прячет улыбку. Ответа не последовало, Арно остался при своём мнении и затих. Некоторое время благословенную тишину нарушал только тихий скрип пера, напоминающий о тоскливой повинности писать отчёты по возвращении. Как истинный южанин, долго молчать Арно не умел. — Я надеюсь, отчёт на тебе? — Разумеется, — Валентин присыпал исписанный лист песком. — Тебя к бумагам подпускать нельзя, вы друг для друга опасны. — Зато у тебя к письму любовь неизбывная, — Лионель называл это "комплексом последнего слова", не вставить свой веский вяк Сэ просто не мог. — Каждому своё, — с достоинством отозвался Придд. Арно прыснул. — Так и представляю — "Тринадцатого числа текущего месяца, несмотря на запрет регента, состоялась дуэль..." — ты это куда лучше скажешь, я знаю, — "...конечным результатом которой стало совместное распитие глинтвейна". — Я бы немного перефразировал первую часть, — Валентин улыбнулся уголком губ, — но суть та же. — Ну не унаследовал я от матери дар излагать свои мысли на бумаге, — Сэ надулся — куда там той мыши, которая на крупу. — А "радовать" наше любимое начальство своими литературными потугами я не намерен... Ээ?! — тихий смех явно был не тем звуком, который мог бы издавать Валентин Придд, но мироздание окончательно свихнулось. Арно даже приподнялся на локте, чтобы глаза подтвердили, что уши не лгут. — Что смешного? — Я представил возможную реакцию генерала Ариго на известие о преломлении копья войны, — на тонких губах играла мечтательная улыбка, непривычное зрелище, непривычное и завораживающее... — Слушай, он же Борн по матери, а у них всегда с сердцем было плохо, — Арно постарался придать лицу обеспокоенное выражение. Судя по скептическому хмыканью Валентина, попытка успехом не увенчалась, и Сэ прекратил ломать комедию. — Насчёт этого не беспокойся. Генерал Райнштайнер слишком хорошо разбирается в медицине, чтобы позволить каким-либо болезням мешать его жизни или жизням окружающих. — Ну, я надеюсь, — Арно снова уткнулся лицом в подушку, поёрзал, перевернулся на спину и сцепил руки замком на шее. Вернее, попытался, потому что раненная рука была категорически против. — Старик фок Варзов не перенесёт, если Ариго сляжет с какой-нибудь болячкой раньше него. Что мы без генерала делать будем? — Я обязан ему слишком многим, чтобы отплатить сердечным приступом, — Валентин и не подумал улыбнуться. С лица Арно улыбка тоже поползла, причём со скоростью и неумолимостью кагетской виноградной улитки, которой не понравилось в печи. — Ты чего это? — похоже, Придд, мягко говоря, не любил шутки такого рода. Ну да ладно, в этот раз осечка вышла, учтём на будущее... Валентин замялся, уже привычно соединил кончики пальцев. — Если я лезу не в своё дело — так и скажи, — Арно отчего-то и сам стушевался. Как же с ним сложно... Остальные — люди как люди, а с этим — не знаешь, как и слова подобрать. И ведь даже если обидится — виду не подаст, только замкнётся ещё сильнее. Да ещё и настроение меняется, как погода на Айзмессер... Только что шутил — а теперь серьёзен, как бергерский полк. — Тут другое, — Валентин неопределённо дёрнул плечом. — Забудь. — Ну уж нет, — Савиньяк не был бы Савиньяком, если бы в нём не взыграло фамильное упрямство. — На что я никогда не жаловался — так это на память. — Тебе позавидовать или посочувствовать? — а Придд не был бы Приддом, если бы не нашёл к чему придраться. — Мне ответить, — у нас тоже язык подвешен, так-то. По крайней мере, в таких вот перепалках. До настоящей пикировки дело не дошло, чему Арно, по совести, был рад — в словесной дуэли у него не было шансов. Валентин, похоже, ушёл в глухую защиту, разве что не ощетинился, как многократно поминаемый любимым начальством ёж. — Генерал Ариго поддержал меня, когда я прибыл в Старую Придду по приказу господина Первого Маршала, — наконец отозвался он. — Это было... непривычно. Сэ навострил уши — Валентин выдавал "личное" медицинскими порциями, едва ли не крупицами. Да и не только личное... Такого хоть в плен бери, хоть в кандалы заковывай — ничего не узнаешь, Багерлее тому доказательство. — Непривычно? Валентин медленно кивнул. — Я отцу не мог доверять так, как верю ему, — показалось, или голос дрогнул? — Генерал Ариго судил не по слухам о моей семье, а по тому, что видел. Один из немногих. Арно невольно дёрнулся. Вряд ли это был камень конкретно в его огород, скорее просто мысли вслух, но всё равно покоробило. С другой стороны, до этого Валентин ни разу не заговаривал о своих родных по собственному почину... — Впрочем, часть этих слухов правдива, — какой разной может быть его улыбка, и сколько же в ней горечи... — Чувство здорового недоверия нам прививали с ранних лет. — Что в этом здорового? — опять ляпнул, не подумав. Арно с досадой мотнул головой. — В смысле... Всем и каждому доверять — тоже не вариант, но если в каждом встречном видеть врага, можно вовсе свихнуться. А если не врага — то кого? Друзей у Валентина не водилось и в Лаик, в Олларии у Приддов недоброжелателей во все времена хватало... Да и не только в Олларии. Ну и что остаётся? — Можно, — а ведь он и раньше нередко так улыбался, только Арно не обращал внимания. — Ещё как можно. Но разве есть выбор? Какими бы тяжёлыми ни были слова, паузы ещё тяжелее. — Доверие — как шадди. Пока не попробуешь — не будешь знать его горечи, и меньше будет болеть сердце, — Валентин задумчиво прикусил кончик пера, подбирая слова, — но временами, когда закрываются глаза и опускаются руки, без него не обойтись. — Дидерих бы повесился от зависти, — Арно выдавил из себя нервный смешок. Было как-то неловко, в том числе и за старые, теперь уже очевидно нелепые обиды, им и ему нанесённые. Все мы сильны задним умом, что и говорить... — Не думаю. Он всегда предпочитал яды и красивые смерти. Хотя смерть красивой не бывает по определению. Арно не нашёлся что ответить. Так иногда бывало в беседах с матушкой или графом Валмоном — его редкие визиты забыть было невозможно, — когда даже случайные фразы заставляли всерьёз задуматься. Слышать подобное от ровесника всё же было странно. — Кажется, я увлёкся, — Валентин отложил измученное перо. Замерцала в агонии догорающая свеча. — Однако, уже так поздно... Ты так и не выпил маковую настойку, Арно. — Мне уже лучше, — Сэ почти не соврал, просто в голове сновало слишком много требующих внимания мыслей, чтобы вот так взять и уснуть. — Слушай... — Да? — Мм... Да нет, ничего. Ложись спать, что ли... — Сейчас. Валентин задул практически бесполезную уже свечу. Он хорошо видел даже в почти полной темноте. Тихо зашуршала ткань, кровать укоризненно скрипнула. — Доброй ночи. — Доброй ночи. Отягощённая обилием информации голова немилосердно гудела, пока Арно старательно разбирал услышанное по полочкам. Порядком и не пахло, умница-Придд обладал даром вносить сумятицу в умы окружающих. Уютную ночную тишину нарушало разве что ровное дыхание, ни дать ни взять далёкое детство с отбоем на закате, но Сэ готов был поспорить — Валентин не спит. Наверняка точно так же о чём-то размышляет. Жаль, нельзя залезть в чужую голову. Правда, кто знает, что за закатные твари там могут кишеть... Хотя нет, кишат ызарги. А закатные твари тогда что? Так, мысли, стойте, вас не туда занесло. Возвращайтесь на исходные позиции. Доверие — как шадди, значит... Арно рассеянно сдул упавшую на глаза светлую прядь. В ставке нужно быть через два дня. Сорок восемь часов. По сути, не так уж мало. А потом... Кто знает, что будет потом. Будет — и хвала Создателю. *** — Вот ведь обормоты, — Жермон от души стукнул кружкой по столешнице. — Савиньяк есть Савиньяк, я уже и удивляться перестал, но тебя-то как угораздило? Валентин молчал, как на допросе, хотя генералу просто захотелось поговорить. По душам. И на роль собеседника в душевном разговоре он выбрал именно этого недобергера. Очень смешно, ха-ха и ещё четырежды ха-ха. Вернее, было бы смешно, если бы мальчишка соизволил не корчить из себя снежного господаря из алатских сказок, и не пытался просверлить взглядом половицы. — Валентин, разморозься ненадолго, а? — почти жалобно попросил Ариго, отставив многострадальную кружку. — Что шляпе Сэ ничего не угрожает, я уже понял, хотя понять не могу... — слова спутались в неопрятный лохматый клубок, но при этом, вопреки здравому смыслу, противно вязли на языке. — К кошкам демагогию, я говорить не обучен, это по твоей части. Торжественно клянусь выслушать и поверить в любую околёсицу, — потому что не верить Валентину просто невозможно. Да и правдой зачастую оказывается такое, что Дидериху в лучшие его годы и не снилось. Торжественная клятва возымела эффект, а может, мальчишке просто надоело выслушивать предположения излишне любопытного генерала. — Видите ли, господин Ариго... — а, паршивец, помнит, что обращение по званию раздражает! — Я склонен считать, что люди так устроены, что от того, кому готовы всадить нож в горло, будут ожидать того же, — Валентин поднял взгляд, и от этого взгляда немедленно возникло желание выпить. И не только. Жермон задумчиво подкрутил правый ус. Мальчишка умел говорить так, что после его слов хотелось помолчать и подумать. — Я счёл более рациональным свести разногласия на нет, — Валентин снова уткнулся взглядом в столешницу, ни дать, ни взять — нашкодивший унар перед ментором. Будто чем-то провинился, а он, Жермон, теперь выволочку устроить должен. Какая уж тут выволочка, когда впору разве что по волосам потрепать. Но это уже вольность, которую позволять себе не следует. — Расчёт? — буркнул Жермон, чтобы не молчать. Валентин дёрнулся — Ариго бы и не заметил, но мебель в этом домике скрипела, как суставы ревматика. — Спокойно, — генерал решил сразу хватать кота за хвост, — читать морали я не собираюсь. Я понять хочу, чего от вас ожидать. — Изначально я хотел лишь упростить существование нам обоим, — мальчишка не лгал, абсолютно точно, — но сохранить необходимую дистанцию оказалось... — Савиньяки, если дружат, то с хвостом и копытами, — припечатал Ариго и, кажется, попал в яблочко. Вернее, в огрызок — после фок Варзов яблокам не дано было уцелеть. — На искренность тяжело не ответить взаимностью, — Валентин чуть приподнял уголки губ. — А виконт Сэ совершенно не умеет скрывать эмоции. — Вот ведь... — Жермон с трудом удержался, чтобы не присвистнуть. — Похоже, юг положительно влияет на север. Глядишь, через пару лет и вовсе живым человеком станешь. — Двойное пагубное влияние юга прекрасно уравновесит генерал Райнштайнер, — ишь ты, оболтус ещё и шутить горазд! Жермон деловито пригубил вино, по утверждению местного повара — очень среднее, "но если в него добавить щепотку этого и горсточку вон того"... Вино оказалось вполне неплохим безо всяких кулинарных извращений. Для торского барона, разумеется. — Кошачьи дети... — Ариго махнул рукой, едва не расплескав вино. — А, к Леворукому. Шляпа Арно тебе по гроб жизни обязана. — Не совсем, — мальчишка хитро прищурился. Оказывается, он ещё и это умеет. — Виконт Сэ, похоже, не может жить без перспективы поедания предметов одежды. — Что на этот раз? — Жермон едва не взвыл. Валентин имел все шансы довести его до полнокровия. — Очередной нелепый спор, — в светлых глазах плясали шальные искры. Нет, парень абсолютно точно небезнадёжен как человек, уж по этой части на Арно можно положиться. — Ничего существенного, но в случае поражения Сэ обязался съесть свой шейный платок. Ариго фыркнул прямо в вино, едва не заляпав усы. — Не знаю, на что вы спорили, но когда придёт время, я лично презентую ему бергерский платок размером с алатскую шаль. Часы гулко пробили четыре. — Мой генерал, прошу меня простить, но я вынужден откланяться, — Валентин немедленно подтвердил слова делом. — В четверть пятого я обещал быть с рапирой наизготовку... — Одобряю, — хмыкнул Жермон, щёлкнув ногтём по краю кружки. — Покажешь ему ту защиту, которую мы в последний раз отрабатывали. Только ради всего святого, не забудьте о защитных колпачках. — Так точно, мой генерал, — вот ведь паршивец, глаза-то горят... Ревматически скрипнула, закрываясь, дверь. — Ну и что с ними делать? — Ариго одарил недопитое вино тяжёлым взглядом. Вино не ответило. Оно вообще было молчаливым, хотя развязать язык могло любому. — Мне показалось, или твои юные подопечные затеяли очередную дуэль? — Ойген Райнштайнер обладал счастливым даром появляться именно тогда, когда о нём вспоминали в контексте "с кем бы выпить". — Тебе показалось, — доверительно сообщил Ариго. — Ты сядь, что ли... А то, хоть и бергер, но рухнешь ведь. — Похоже, у тебя есть неожиданные новости. — Да не то слово. Ты послушай...