Земля-12041 драбблы

       — У меня снова чужая клятва на коже, — хмурится Эм-Джей. Она проводит ногтем по черной отметке рядом с запястьем, жмурится, прислушиваясь, качает головой: — Снова поспорили, что со мной кто-то переспит. Еще бы узнать, кто этот умник. Петра сочувственно хмурится. Так работают клятвы — ты знаешь суть, но не того, кто поклялся, с древних времен и по сей день, но никто из ученых до сих пор не знает, как это работает. — Знаешь, — говорит Эм-Джей, — такие метки обычно пропадают, когда они понимают, что ничего не светит. — Не знаю, — усмехается Петра, — на меня так никогда не клялись. У нее на коже были другие клятвы. Самая старая и самая главная — от тети Мэй. — Клянусь, что буду тебе семьей, — сказала тогда Мэй, забирая из рук социального работника. А потом они обе вздрогнули, чувствуя жжение от новой клятвы. Отметка эта, алая как кровь, которой они не связаны, до сих пор на коже Петры. Достаточно провести ногтем по ней, чтобы вновь услышать: “Буду тебе семьей”. Во время ссор это очень успокаивает. — Сколько у тебя вообще клятв от незнакомцев? — уточняет Эм-Джей. — Мало, — улыбается Петра. Она даже не лжет. Честно. Она до сих пор не знает, как это работает, но у Петры Паркер на коже мало. Очень. Очень. Мало. Клятв. Но не у Спайди. — Там вообще есть кожа? — уточняет Ава, когда Петра при ней снимает перчатку, будучи в своем костюме. — И почему я не видела их в школе? — Потому что в школе учится Петра Паркер, а не Спайди, — хмыкает Петра. Или Спайди? Иногда она думает, не раздвоение ли это личности, но нет, вроде бы, в обеих своих ипостасях она — это она, ее мысли, ее желания, поступки, конечно, разные, потому что ей нельзя показать, кто она на самом деле, нельзя подставить под удар Мэй, Эм-Джей, Гарри. Но стоит ей надеть костюм или начать действовать, как Спайди, как на коже тут же проявляются сотни, если не тысячи пестрых клятв. Иногда — это что-то хорошее, но чаще… — “Я уничтожу тебя и всё, что дорого тебе”, — трогает новую клятву Петра и устало садится прямо там, где стояла. — Окей. Ох. Кого я достала настолько в этот раз? — Плохая клятва? — уточняет Дэнни. Он единственный, кто умеет к ней настолько бесшумно приблизиться. — Ничего нового, — усмехается Петра. — Просто меня ненавидят. Опять. Дэнни садится рядом. Он учит ее медитировать и принимать чужие клятвы. Но первым из команды молча, только глядя ей в глаза, в верности не только Спайди, но и Петре клянется Нова. Керриер рухнул в воду, Петра притащила юных супергероев к себе домой, потому что, ну куда их еще? А вечером, стоя рядом с ней на кухне, Нова вдруг оборачивается на нее. Он смотрит. Только смотрит. И на коже чувствуется новая клятва. Петра закатывает рукав — ближе к локтю светится золотом отметка. — Я хочу знать, что тут? — спрашивает она. — Я не знаю, — качает головой Нова. — Я просто не знаю. Не после того, что у меня на лопатке появилось. Он уходит, а Петра касается новой метки. Она знает голос Новы, знает, что клялся он, потому метка для нее звучит его голосом: “Защищать и верить, потому что это ты”. Его клятва. Его странная-странная клятва. До своей лопатки она дотягивается в душе. Это было на керриере, примерно когда он падал, Петра помнит, помнит свое сорванное: “Если не получится спасти их и меня, я спасу их!” Клялась Спайди, но, кажется, некоторые ее клятвы ложатся и на Петру. — Так, — говорит она утром. — Так. Кто еще знает о… Петра замолкает. Она не хочет просить их о клятве, ей, в общем-то, всё равно, как они относятся к тому, что она готова спасти их, что ставит их жизнь выше своей, просто… об этом надо же говорить, да? — Был бой, — говорит Нова. — При высоком уровне адреналина появление новой клятвы можно пропустить. Петра кивает и отпускает это. Спустя три дня ее кожу прочерчивает еще четыре клятвы. Кожу Петры. Кожу Спайди. Они не делят ее. Она для них — что-то цельное. Это хорошо, так ведь? Вот только. — Как давно ты знаешь? — спрашивает Петра, садясь вечером рядом с тетей Мэй на кухне. — О повышении цен на авокадо? — пытается шутить Мэй, потом вздыхает и говорит: — С самого начала, милая. Как я могла не знать? Ты — мой ребенок. На коже Спайди сияет: “Буду тебе семьей”. Да, приходится перебрать с десяток меток с угрозами, но она находит клятву от тети Мэй, подтверждающую, что она знает, кто в ярком паучьем костюме прыгает на паутине между высоток Нью-Йорка. — Как ты поняла? — спрашивает Мэй. — Когда люди клянутся, — начинает Петра, — они обычно обращают свою клятву к кому-то… конкретному. Петра Паркер. Спайди. Тех клятв, что есть у Петры, обычно не встречается на коже Спайди. А клятвы, обращенные к Спайди, не переходят на кожу Петры. Только недавно я заметила, что клятвы тех, кто не делит меня на две разные личности, проявляются и у Спайди, и Петры. — Ты говоришь так, будто у Спайди и Петры разная кожа, — пытается улыбнуться Мэй. А Петра распрямляет плечи говорит себе: “Сейчас я — Спайди”. Мэй охает. Петра знает, что она видит — полностью исчерченную метками кожу, с крохотными проблесками чего-то исконно-бежевого. — У меня завышенные болевой порог, — говорит Петра, открывая глаза. — А в горячке боя они даже не чувствуются. Просто я… такая. Спайди такая. Она смотрит на свою руку, исчерченную метками всех цветов радуги. Где-то тут скрывается и от Три-Джея, где он клянется: “Защитить, если она реально спасает город”. Забавная метка. Петра ее вообще не ждала. И да, она Петра. И кожа светлеет, оставив или проявив всего несколько меток. — А Петра — нет, — продолжает Петра. — Поэтому я говорю… так. Мэй кивает, понимая и принимая. И метка ее клятвы не блекнет, не меняется. Она всё та же. Она говорит, что у Петры (Спайди) есть семья. А еще есть четыре, которые говорят, что у нее есть союзники, те, кто готовы спасать, защищать и верить. Это неплохо, а?