Никогда не бывает поздно

Они кое-как помещались на этой гребаной тюремной койке, отчаянно прижимаясь друг к другу, словно одно лишнее движение могло все разрушить. В камере было темно и непривычно тихо для обоих, ведь в Саузсайде тишина была скорее исключением, нежели нормой. Микки для себя отметил, что Иен изменился, это не было чем-то дохуя необычным, но почему-то отзывалось неприятным режущим чувством где-то внутри. Столько лет прошло, столько дерьма случилось, а он все равно был рядом с Галлагером, с трепетом вслушиваясь в каждый его вздох, как самая настоящая верная сучка. Было страшно начать разговор, да и в целом, остались ли у них хоть какие-то общие темы? Может, вся эта авантюра с тюрьмой окажется полнейшей, мать его, лажей? Они ведь все это время жили своей жизнью, плыли по течению, трахая других и пытаясь послать нахуй прошлое. По крайней мере, Микки пытался. Пытался изо всех сил выкинуть эти блядские мысли из головы, пытался не сравнивать каждого нового мужика с Галлагером. Он правда так этого хотел, до тошноты хотел, но так и не смог. А вот получилось ли это у Иена, Микки не знал. Вдруг он забил хуй еще тогда, при прошлой их встрече, что закончилась жестким и каким-то отчаянным сексом. Может, Иен и вовсе не хотел его сейчас? — Решил обновить имидж? — спросил Микки с нервным смешком, его пальцы перебирали волосы Иена, испорченные этой дурацкой чёрной краской. Он так хотел с ним поговорить, высказать все, что сжирало его изнутри, но сердце билось в совершенно ебанутом ритме, а мозг продолжал безустанно обдумывать каждое слово, что норовило сорваться с губ. Галлагер пихнул Микки в живот, заставив того расплыться в улыбке, и негромко засмеялся. — Нравится? — спросил он, приподнявшись на локтях, с усмешкой всматриваясь в счастливое, но в то же время напряженное лицо Милковича. Микки окинул Иена игривым взглядом и саркастично протянул: — Не, хуйня полная, выглядишь как додик, Галлагер. — Он положил руку Иену на затылок, и не дав тому ответить, притянул для поцелуя. Каждый их поцелуй заставлял Микки задыхаться, казалось, он хотел быть ещё ближе к Иену, ближе, чем это вообще, блять, было возможно. Знакомый запах, знакомые губы, такое знакомое почти обнаженное тело, от которого нахуй съезжала крыша. Он просто с ума сходил от осознания того, что Иен сейчас лежал на нем, отвечая на каждое прикосновение. Впервые за столько дней это был не грязный секс за деньги, не трах по пьяни, не постыдная мастурбация на фотографию, когда очередная попытка кончить с кем-то другим заканчивалась провалом. Это реальное место, реальный человек, и как же, сука, сильно он его любил. На остальных было похуй, абсолютно насрать на все эти серые лица, которые он даже не хотел держать в голове. Никто и никогда не западал ему в душу так, мать его, сильно и надолго, как Иен Галлагер. — Иен... — Микки перехватил его руки, когда те потянулись к резинке на белье. — Притормози. Иен удивленно приподнял брови, как-то недоверчиво нахмурился, но отстранился. Он посмотрел на Микки с этой его блядской проницательностью, и у Милковича комок поперёк горла застрял. — Что не так, Мик? — спросил Иен после нескольких секунд тяжелого молчания. Он не мог понять, что происходит, ведь у них уже был секс сегодня, были и поцелуи. Так что же заставило Микки остановить его только сейчас? — Я... блять, не знаю, как сказать, — Микки отвёл взгляд, опасаясь, что если начнёт задавать вопросы, то не получит на них желанных ответов. — Ты рад? — спросил он через силу, заставив себя все-таки заглянуть Иену в глаза. — Ты совсем, что ли, ебнулся в своей Мексике? — Иен провёл рукой по груди Микки, затем вниз, по животу, покрытому побледневшими от времени шрамами. Прикосновения были аккуратными, неторопливыми, обоим они казались немыслимой роскошью. — Конечно, я рад, что ты здесь, хоть и считаю, что ты больной на всю голову. — Подумай об этом, Иен, пока не поздно. Ты рад тому, что мы снова трахаемся, или тому, что я здесь? — спросил Микки, чувствуя горечь обиды за все те разы, когда Иен посылал его нахуй, отказывая, игнорируя все его попытки создать нормальные крепкие отношения. Это было пиздец как унизительно: каждый раз переступать через свою гордость, пытаясь пойти на уступки ради человека, чьи чувства, возможно, были лишь отголоском былых. Иен не спешил с ответом, и каждая следующая секунда стягивала Микки горло невидимой веревкой все с большей зверской силой. Было мучительно страшно, мысли хаотично крутились в его голове, и он понимал, что все зависит от того, какие выводы сделает Иен. — Микки, я был болен. Все мои поступки... — он тяжело выдохнул, Микки на уровне осязания ощущал, как неприятен для Иена был разговор. Ведь Галлагер не привык делиться чувствами. За все время, что они были вместе, он ни разу не открывался до конца. — Это не я был, понимаешь? Я, блять, не контролировал ситуацию, до сих пор не могу сказать, что всегда осознаю, что делаю. — Что ты хочешь этим сказать, Галлагер? — спросил Микки едва слышно, вспоминая, как много боли болезнь Иена причинила им обоим. — Я хочу сказать, что я могу быть эгоистичным уебком время от времени. И я все проебывал так много раз из-за того, что не знал, что мне делать с самим собой. — Иен прислонил ладонь к тёплой щеке Микки и улыбнулся этой особенной улыбкой, от которой у Милковича все внутри перевернулось. — Я тебя люблю. Не смей, блять, надумывать себе что-то. Я просто невъебенно счастлив, что ты тут. — Иен переплел их пальцы и положил голову Микки на плечо. — Забавно, — с горькой насмешкой ответил Микки, целуя Иена в макушку. — Что забавного-то? — В первый раз слышу от тебя эти слова. — Никогда ведь не бывает поздно, верно? Они снова молчали, только теперь было чувство уверенности в том, что никто никуда не уйдёт.