Ring

      — Не снимай его. До тех пор, пока совсем меня не забудешь, никогда и ни за что не снимай.       Они плачут оба, Арсен чуть сильнее, и паршиво настолько, что хочется за дверь и тут же в петлю, но держатся, уверяют сами себя, что все будет хорошо. Что будут друг друга до конца своих дней помнить.       Все начиналось радостно и солнечно, как во всех этих девчачьих романах и тупых аниме: бегали по вечерам солнце в длинное недалекое провожать и литрами пили банановое молоко. Были счастливы как дети; собственно, и были детьми. Любили до одури и любви этой дарили на годы вперед, наслаждались рядом друг с другом каждой минутой. На двоих обладали, казалось, огромным миром и сотней разных дорог, на двоих (в одно целое слившихся) имели все и делили вздохи и выдохи. Думали, не закончатся. Но все же иссякли.       Ване сказали: «Поезжай, глупый, там перспективы, там целая жизнь. Забей ты на этот город дурацкий, ты здесь как в клетке, давай же, послушай старших». Он повторил то же, слово в слово, Арсену, но у младшего энтузиазма меньше в разы, и он все усилия прилагает, чтобы парню глаза на реальность раскрыть. Правда-правда, все-все.       Арс говорит, мол, не видишь, что ли, у меня мать больная, я тебя на два года младше, школа, экзамены, ты подожди хотя бы, я тебя умоляю. Убеждает, что денег у них там не будет в этой большой помойке, да и одни совершенно не проживут. Умоляет не бросать его, в конце-то концов.       Ваня слушает внимательно и плачет навзрыд.       Но билеты все равно покупаются. На автобус к аэропорту да на самолет, по одной штуке каждый.       От Вани Арсу остается старое кольцо, аккуратное и со стершейся надписью, пара невесомых поцелуев на костяшках и сотни воспоминаний, выжженных прямо на сердце.       От Арсена Ване многое.       Но только не сам Ваня.       Они не видятся пять лет, и проходит это время гораздо легче, чем ожидалось. Первое время за километры летят десятки сообщений в минуту, традиция — три слова три раза в день, но вскоре только под вечер, а затем и вообще раз в три дня. Ване терять не особо больно, он отлично справляется и спустя три года берет какую-то крупную награду, и лишь один раз, лишь на мгновение на награждении в голове проскакивает мысль: "Вот бы Арсен был здесь". Дрёмин думает, что вспоминает старого (хахаха) друга впервые за полтора года, надеется, что скоро тот вылетит из его головы, но мысль об Арсе пускает корни в его сознании и разрастается. Другая, та, что о возвращении, появляется в уже больном насквозь пьяном мозгу спустя еще один год.       Ваня приезжает, волнуясь как первокурсница, мажет взглядом по родным домам, но ему, если честно, глубоко, наплевать на то, какого соседа вчера хоронили, да какую многоэтажку снесли. Он хватает теплую куртку, плюёт на ливень и бежит три минуты прямо, налево, два раза направо в сорок пятую квартиру на седьмом этаже.       Дребезжащая трель звонка пускает по подъезду эхо, дверь открывает забытый, но вспомненный, оглядывает равнодушно, а со спины его обнимает кто-то с улыбкой как у кота Чеширского да лохматыми волосами.       За стеной где-то гремит, словно по железу ударили, а молния освещает вспышкой их троих.       Вода с волос отлично маскирует душащие соленые слезы, а Ваню в затылок битой бьет понимание: кольца на длинном безымянном в двенадцать лет поломанной правой