Мандариновый закат

Вечером Марио заходит в свою квартиру, тихо прикрывая за собой дверь, и старается как можно более тихо шуршать пакетами, принесёнными из магазина — в этом плане он редко когда может остановиться вовремя. Проходя по коридору на кухню, он заглядывает в приоткрытую дверь спальни, где по широкой кровати разметался Джердан, зарывший голову под подушку и по-детски высунувший правую пятку из-под старого, но уютного и любимого им пледа. Марио ласково улыбается, отчего от уголков глаз по лицу разлетаются светлые лучики мимических морщинок, и идёт дальше — чуть ли не на носочках, чтобы не разбудить. Всё-таки достигнув цели и дойдя до кухни, не нашумев по дороге, Марио облегчённо вздыхает и тут же умудряется поплатиться за преждевременное расслабление — один из пакетов, сверху донизу наполненный мандаринами, грохается на пол, а его содержимое рыжими мячиками до неприличия бодро разлетается по всей комнате, наделав шума. Манджукич чертыхается, приседает на корточки и начинает подбирать фрукты с пола, неловко ковыляя и напоминая со стороны пингвина. Подобрав несколько, он, в очередной раз переместившись по кухне, вдруг утыкается носом в чьи-то колени, обтянутые серыми спортивными штанами. Рефлекторно поднимая голову, он наблюдает возвышающееся над ним сонное создание — волосы расхристаны, один глаз сощурен, второй он потирает рукой, создавая тем самым себе определённые препятствия для того, чтобы хоть что-то видеть. Марио уже сто раз мог бы подняться, однако он этого не делает, по-прежнему сидя на корточках у ног Шакири и лукаво смотря на того снизу вверх, ожидая, когда же он хоть чуть-чуть проснётся и найдёт в себе силы соображать. И его ожидания оправдываются — Джер наконец-то перестаёт тереть заспанные глаза, смотрит вниз и его ещё всё-таки немного детское лицо озаряется светлой улыбкой: — Ой, мандарины! — Стыдись, Шакири, у твоих ног сидит сам Марио Манджукич, а ты о мандаринах думаешь... — ласково пеняет ему тот. Джердан прячет смущённость за улыбкой, от которой на щеках появляются очаровательные маленькие ямочки, и лёгким румянцем. — Да ладно... Прости. Марио, тяжело вздохнув, поднимается, сразу оказавшись на голову выше Джердана, и заглядывает тому в лучистые серовато-карие глаза, даже заспанными сверкающие почище маленьких серёжек в немного оттопыренных ушах. К его груди тут же прижимается уютное создание, ещё хранящее тепло кровати и след от подушки на щеке, и примерно секунду смотрит в ответ, будто бы в миллионный раз изучая и без того знакомое в деталях худощавое лицо. В следующую секунду он приподнимается на носочки, стараясь хоть немного нивелировать достаточно большую разницу в росте, и ловит губы склонившегося над ним Манджукича своими. И в эту же секунду из рук Марио выпадают те самые мандарины, о которых они оба уже успели тысячу раз забыть, и с глухим стуком раскатываются по полу, присоединяясь к своим товаркам. Один из них, видимо, бывший чуточку подгнившим, брызжет соком, наполняя комнату цитрусовым запахом, запахом солнца и счастья, полностью отражая душевное состояние этих двоих. А за окном догорает в этот день особенно яркий мюнхенский мандариновый закат.