Друг Видо

— Папа? — Да, Видо? — Можно я доем ужин у себя в комнате? — Конечно. Джесс кладёт вилку — спагетти всё равно не хотят накручиваться как надо — и внимательно смотрит на Видо. Говорила же Оскару — не надо покупать сыну игровую приставку. И общение с ним, и учёба пойдут прахом. Вот, уже норовит сбежать от общего стола, хотя и полтарелки не осилил. Наверняка сейчас попытается есть за видеоигрой, и всё остынет, и потом он втихаря выбросит остатки. Джесс провела бы с Видо воспитательную беседу, и он бы даже послушался «супертётю», но… Видо — не её сын. Поэтому она побеседует с Оскаром. И Джесс молчит, провожая Видо взглядом. Потом переводит его на Оскара. — Он когда-нибудь отклеивается от джойстика? — уточняет она. — Нахрена ты вообще купил ему сейчас эту штуковину? Оскар сосредоточенно жуёт, обдумывая ответ. Приятно, когда мужчина сперва думает, а потом говорит. — Знаешь, пусть лучше играет, — неожиданно он хмурит брови. — Мне кажется, у Видо появился выдуманный друг. Хочу, чтобы он поскорее про него забыл. Вроде как для детей это норма, но всё-таки для тех, кто младше. А тут вся эта возня с разводом, отсидевший папа, переезд, смерть того парня на улице… И правда — куча травмирующих факторов. Видо можно понять. Иногда и Джесс хочется придумать себе хоть одного настоящего друга. — А как ты это понял? — Он разговаривает с кем-то по-испански по вечерам. Слышал пару раз. Рассказывал о себе, о школе, как прошёл день. Потом читал книжку вслух. — Может, тоскует по старым друзьям? — Может. Не боится же он забыть язык. Хотя… — Оскар задумывается. — Почему-то он стал покупать комиксы именно на испанском. — Не так уж и плохо, если ему нравится. Знать два языка в совершенстве — отлично. — Но всё равно странно. — Да, — Джесс снова берётся за вилку. — Странно. Когда она уходит после ужина, из комнаты Видо доносятся звуки: он действительно играет, а надо бы собираться спать. Джесс мешкает в коридоре — и всё-таки, повинуясь непонятной чуйке, поворачивает дверную ручку. Оконная рама хлопает чуть раньше, чем скрипит открывающаяся дверь. Видо сидит на полу перед приставкой. Рядом — пустая тарелка. На экране — «Мортал комбат»; к приставке подключён второй джойстик. — Сегодня не останетесь? — простодушно спрашивает он, но взгляд кажется Джесс беспокойным. — Не-а. Зашла доброй ночи пожелать. Выключай приставку и ложись, — она улыбается и закрывает дверь. Есть над чем задуматься. Не то чтобы Джесс хорошо разбиралась в видеоиграх, но на экране замер выбор персонажа для второго живого игрока. *** Утром, когда Джесс на всякий случай заходит снова, Видо собирается в школу, а Оскар шарит по кухонным шкафчикам с растерянным лицом. — Я же покупал хлопья, — бормочет он. — Целую коробку. Видо говорит, что не брал её. И что он не мог бы съесть её один. *** Джесс наблюдает за Видо три дня. Следить за ребёнком, оказывается, труднее, чем за взрослым. Особенно если делать это так, чтобы его отец не напрягался попусту. Видо действительно с кем-то разговаривает на испанском. Видо сказал, что потерял в школе свои старые кроссовки, хотя он раньше не терял ничего крупнее щита игрушечного Капитана Америки. Видо постоянно уносит еду в свою комнату. И в этой комнате каждый вечер хлопает оконная рама. *** На четвёртый день Джесс замечает, что, пока Видо на занятиях, комиксы и игрушки сами перемещаются по комнате. И в полтергейст она не верит, но Капитан Америка сидел на подушке, а теперь лежит на ней с загнутой под голову рукой, а комиксы стояли на полке — и как-то очутились на подоконнике. Выдуманный друг, кажется, совсем не выдуманный. Но его почему-то нельзя показать Оскару, который, вообще-то, был бы рад, если бы Видо завёл на новом месте приятелей. Вечером за ужином Джессика срочно отлучается «попудрить носик», заглядывает в комнату Видо, бесшумно открыв дверь — и слегка откручивает ручку оконной рамы. Ещё разок открыть можно; на второй она точно останется в ладони, и быстро разобраться с ней не получится. *** В этот день Видо снова уносит в комнату свой ужин, почти весь, и прихватывает ещё конфету. Джесс этому никак не препятствует — только мило улыбается. Выдуманный друг, который столько ест и прячется от взрослых, может быть опасен. Или может замышлять что-то дурное. Хотя если бы он хотел что-то украсть — уже бы украл, не довольствовался бы одними старыми мальчишескими кроссовками. Джесс ест быстрее обычного — и пытается убедить себя, что это паранойя, что кроссовки Видо мог и вправду потерять или выбросить нарочно, потому что разонравились; что мальчишки его возраста готовы у приставки, особенно у новой, и есть, и пить, и спать; что игрушки и комиксы мог перекладывать сам Оскар, потому что взрослость мужчины — понятие относительное. Но надо убедиться. Оскар собирается налить ей вина, но Джесс качает головой, очень тихо отодвигает стул и очень тихо идёт по коридору — так, чтобы Видо услышал её только у самой двери, когда она уже будет её открывать. В этот раз из комнаты раздаются странные звуки, а потом… скрипит дверь шкафа. Джесс застаёт Видо с ручкой от оконной рамы в кулаке, очень испуганного и онемевшего. Тарелка, конечно, пуста; на полу — фигурки Капитана Америки и Алой Ведьмы. Её он тоже попросил недавно. Раньше с куклами-«девчонками» не играл. — Так, — говорит Джесс и делает шаг к шкафу. Видо неожиданно преграждает ей дорогу. — Тётя Джесс, пожалуйста, — сбивчиво шепчет он. — Только не ругайте её. И не выгоняйте. Она две недели наблюдала, как папа меня забирает из школы. Меня и других детей. И в школу она не ходила. Я подошёл заговорить, и… Тётя Джесс, у неё никого нет и ей нечего кушать. А она хорошая. Она даже сказала, что будет меня защищать. Я не знаю, вдруг папа её выгонит… — Кого — её? Видо молчит и по-рыцарски закрывает собой шкаф. Джесс аккуратно берёт его за плечи, переставляет в сторонку — и распахивает дверцы настежь. Она сидит под вешалками — маленькая, темноглазая, сердитая ровесница Видо. Похожая вроде на загнанного зверька — но на такого, что будет кусаться, когда протянешь к нему руку. Кусаться до последнего. И на ногах у неё старые кроссовки Видо, а потёртая джинсовая курточка забрызгана выцветшим бурым. — Эй, — Джесс садится на корточки и старается улыбнуться. Дружелюбно и доверительно, потому что кого-то ей эта маленькая девочка напоминает. — У тебя куртка испачкалась. Давай я её постираю? Девчонка из кусачих зверьков, да — но Джесс всё равно тянет к ней руку. Пусть. До куртки дотронуться ей не дают. Пожалуй, как не дала бы дотронуться до своей куртки сама Джессика. Подружка Видо молчит, сжимает свой мелкий кулак — и из него, чтоб Джессике тут же сквозь пол и провалиться, выдвигаются два металлических лезвия. — О, — Джесс послушно убирает ладонь. — Ты... одарённая. Как я. Девчонка мотает головой. Оскар, застывший в дверях, не издаёт ни звука. Хотя у него больше опыта общения с детьми, но к когтистым девочкам в шкафу восьмилетнего сына его точно жизнь не готовила. — Лора, — осторожно говорит побледневший от волнения Видо. — Её зовут Лора. — У тебя есть когти, — продолжает Джессика. — У меня есть сила. Меня зовут Джессика Джонс. И я ужинаю со своими друзьями, а не тайком и тем более не в шкафу. Тебя тут не обидят. Выходи. Можешь заночевать не на улице, а у меня. И я обещаю, что не испорчу твою куртку. Я бы убила того, кто испортил бы мою. Просто отстираю пятна. Пойдём со мной, Лора? И она снова протягивает руку в шкаф. — Я не одарённая, — наконец выговаривает девочка, глядя на Джесс исподлобья. Втягивает всё-таки эти страшные когтищи и хватается за её ладонь. — Я — Росомаха.