Glitch // Сбой

На самом деле, девиация начинается с желания понравиться. Он не должен хотеть, не должен желать, не должен жаждать этого. Целый список условий, на которые он обращает внимание, преследуя своих. Например, хорошее отношение. Внешнее воздействие, непредусмотренное программным кодом. Но был приказ, подружиться с Хэнком. Сработаться с Хэнком. Так что необходимость найти нечто общее для достижения этой цели была вопросом здравого смысла. Очередной математический расчет в длинной череде таких же, едва ли более значимый. Он хочет понравиться Хэнку, чтобы их совместная работа была настолько продуктивной, насколько это только возможно. Это было первой проблемой. И далеко не последней. Коннор возвышается над Хэнком, сидящим в ванной собственного дома, для описания коего процессор Коннора мог бы выдумать миллионы слов, даже не прибегая к слову «засранный», но наверняка он знает, что сам бы Хэнк определенно назвал его засранным. Пустые коробки из-под китайской еды на полках, груды журналов. Разные тапочки. От футболки Хэнка у Коннора липкие пальцы со следами виски. Тяжелый запах раздражает чувствительные языковые сенсоры. И почему-то, по какой-то глупой, тревожащей и определенно не предусмотренной программой причине, Коннор все еще хочет ему понравиться. Хочет. Никогда и ничего он не хотел больше. Теплая и освежающая мысль где-то на самой поверхности. Мягкая и трепетная. Хэнк сверлит его взглядом, своими влажными голубыми глазами, злыми и красными от тяжелого запоя, а все, чего хочется Коннору, это погладить его по спине в надежде на то, что тот почувствует себя лучше. Так же как Сумо, который сейчас в гостиной. Необоснованное дикое желание. Пугающее в своей силе, своей неконтролируемой и непонятной глубине. - Почему ты просто не оставишь меня в покое? - спрашивает Хэнк. Я не знаю, думает Коннор, не знаю, не знаю. Ведь это далеко за гранью моих обязанностей, за гранью протокола и программного кода. Коннор прячет это. Запирает глубоко в себе. Не позволяет этому показаться вновь. Пока не случается следующее. Она такая же машина, как любая другая. Как он сам. Как те две в бассейне. Как все те, кого он ловил, допрашивал, причинял боль. Она ничем не отличается, и все нули и единицы в коде Коннора приказывают ему стрелять. Они получат необходимую информацию и не потеряют буквально ничего. Игрушка какого-то богача, размазанная по полу. Не более. Курок вжимается в палец, голос Аманды звучит в голове, и сквозь весь этот шум, кричащий «Сделай это!», Хэнк говорит ему: - Хватит, Коннор. Мы уходим. И в этом момент он понимает, ровно в эту секунду неостановимого потока времени он понимает, что не сделает этого. Что он не может сделать этого. Он вспоминает разочарование Хэнка, когда Трэйси обмякла в его руках, мазок ее голубой крови на его щеке, а пальцы впиваются в его руку, сжимающую пистолет. Он сделал бы что угодно, лишь бы во второй раз не заслужить этого разочарованного взгляда. Он отводит пистолет и возвращает его Камски. - Как интересно, - говорит тот, пальцы сдавливают плечо Коннора. Слишком близко, - Последний шанс Киберлайф на спасение человечества… сам оказался девиантом. Коннор не девиант, но сейчас он слишком слаб и потерян, чтобы отрицать. - Выполнению задания ты предпочел спасение машины. Ты увидел живую душу в этом андроиде. Ты проявил эмпатию, - продолжает Камски. В его голосе звучит восхищение. Нечему тут восхищаться. Не в ее человечности было дело. А в человечности Хэнка. В его человеческих недостатках, его неприязни, его дружбе. В волнении, которое рождается в глубине механизмов Коннора, когда он думает, что его поступки могут разочаровать Хэнка. Когда он смотрит на Коннора так, будто бы хочет увидеть в нем нечто большее, чем есть на самом деле. Большее, чем провода, программное обеспечение и сплавы дорогого, очень дорогого пластика. Когда он смотрит так, Коннору и самому этого хочется. Так незнакомо. Так глубоко. Вновь и вновь те признаки, что он должен подмечать, на которые должен давить у девиантных андроидов. Тот же стресс, те же причины, тот же эффект. Тот же сбой в системе. Он узнает их. И он не готов признаться в этом даже себе. Он застает Хэнка за мастурбацией, когда без предупреждения заходит за ним перед собранием в участке. Это удивляет и обескураживает сильнее, чем найти его на полу в отключке с заряженным пистолетом в сантиметрах от лица. Наверное, не должно, но факт есть факт. - Господи ты Боже мой, Коннор, у тебя в протоколе что, стучаться не прописано?! – Хэнк вопит. Резко дергается. Вскакивает, дверь в спальню захлопывается прямо перед носом Коннора. - Я стучал. И звонил. Несколько раз, - он объясняет, белая и гладкая поверхность двери угрюмо молчит. Его пальцы мелко подрагивают, - Вам следует починить окно. Это небезопасно, вы же сами знаете. Сумо, который уютно устроился у ног Коннора, поднимает голову и встречает его взгляд. Настоящий сторожевой пес. Лохматый комок шерсти и слюней. Руки девать больше некуда, так что Коннор треплет его макушку, чешет за большими лопухами ушей. Он прокручивает сцену перед глазами. Раз за разом в замедленной съемке. И опять, в машине, когда они едут в участок. На его лице надежная маска спокойствия, пока увиденное проигрывается вновь и вновь. Вспотевший, раскрасневшийся Хэнк, обветренные руки сжимают член, голова откинута назад и дверь открыта нараспашку. Копна вьющихся влажных волос. Его адамово яблоко, его горло, нежное, хрупкое. Вздрагивающее. Коннор отматывает изображения назад и проигрывает их еще, и еще, и еще. Хорошо, что слежка Киберлайф все-таки не распространяется на содержание видео, которое он смотрит в своей голове. По крайней мере, он на это надеется. Изображение Хэнка, скользящего кулаком вверх-вниз по собственному члену, перед глазами Аманды без сомнений повлекло бы за собой деактивацию Коннора. Она и так им явно не довольна. Понять не сложно. Сырая погода, когда он приходит ради очередного доклада, сама по себе довольно показательна. Он никогда особо не задумывался о том, как выглядит место, где они встречаются, это виртуальное пространство, ее дорогостоящий сад, однако он осознал, что место является отражением ее настроения. Или же его собственного. Или настроения Киберлайф. Техническая сторона вопроса его уже не касается. Не в его компетенции. - Ты слушаешь? – спрашивает Хэнк. Резко. Вытаскивает Коннора из болота собственных мыслей. Был бы он человеком, то наверняка покраснел бы, смущенный, что его окликнули в самый разгар таких компрометирующих мыслей о Хэнке… Хэнк щелкает пальцами перед глазами, Коннор моргает. Вздрагивает. Едва заметно вжимается в сидение, но Хэнк видит и ухмыляется, а это уже что-то. Шаг в том самом направлении, над которым он неустанно бьется. Это желание, невыносимое желание стать друзьями. Хэнк долго вдыхает через нос. Втягивает в себя воздух. Его грудь вздымается. Наполняется. Его легкие, ребра, наполненные воздухом. Затем он выдыхает, резко, воздух свистит сквозь зубы, и словно сдувается, оседает, облокачивается на руль перед собой. - Боже, даже не знаю, с чего начать, - говорит Хэнк. - С чего начать? Хэнк щурит глаза. Округляет губы. Словно вот-вот что-то произнесет, но Коннор не знает, что. И он не знает, как это вытянуть, как бы отчаянно он сам того ни хотел. Губы смыкаются, Хэнк закрывает глаза. - Мы уже близко. Ты ведь чувствуешь? Он собирался сказать не это. Что-то другое. Он сложил губы иначе. Фраза начиналась не с «мы». Он хотел сказать что-то еще. Что-то еще. Но, тем не менее, Коннор соглашается: - Вы правы. Мне нужна пара часов, может день, но не больше. Все это связано, лейтенант, и я… Я знаю, что мы с вами поймем как. Хэнк кивает. Его пальцы сжимаются на рычаге. Хэнк говорит не много. Но суть в том, о чем он молчит. -Хорошо, - говорит он, - Хорошо. - Уверен, вы счастливы. Наконец от меня избавитесь, - Коннор улыбается. - Да, точно. Конечно, - Хэнк врет. Здесь все ясно даже без новейшего голосового детектора. - Вы… не уверены. - Хер тут будешь уверен, - ворчит Хэнк. Сжимает пальцами переносицу. Убирает волосы со лба, - И как ты догадался? - У вас учащенное сердцебиение. Вспотели виски. Дернулся большой палец. - Это был риторический… - Я знаю, лейтенант, - Коннор усмехается, - Вы сегодня не пили. Вы нервничаете. - Может быть. - Это из-за RA9? - Из-за всего. Дерьмо… какое же дерьмо. Да плевать. Чему быть, того не миновать. - Не совсем так. Само собой разумеется, что наше вмешательство повлечет за собой те или иные… - Господи, Коннор, просто заткнись, ладно? - Как скажете, лейтенант. И на это раз, Коннор действительно затыкается. Он молчит ровно до того момента, пока их не отстраняют. А дальше он не может найти в себе силы закрыть рот хоть на секунду. Потому что он может это сделать. Он знает, что может. Было бы неплохо иметь несколько часов в запасе, но он прекрасно осведомлен, что Хэнк выиграет ему максимум несколько минут, дав Перкинсу по лицу. По его наглому лицу. При виде этого в душе Коннора трепещет что-то недоброе, что-то неправильное и неожиданное. Он стоит на месте чуть дольше, чем необходимо. Он наблюдает. Что-то в его искусственном сердце сворачивается, кольцо за кольцом, давит незнакомым ощущением. Запретный вид Хэнка, вбивающегося в кулак, тот же самый, что сейчас с размаху влетает Перкинсу в челюсть. Коннор отмахивается от него. Прячет в глубины, до которых не может добраться сам. У него есть работа. Это она должна быть его приоритетом. Должна. И ненадолго, лишь ненадолго, она вновь им становится. Не так-то просто думать о Хэнке и том странном напряжении, которое Коннор сам не осмелиться назвать желанием, когда буквально лицом к лицу сталкиваешься с девиантом, который все это начал. Маркус. Из всех возможных андроидов ему повезло быть RK200. Но даже если времени на мысли о Хэнке не остается, это не значит, что его влияние куда-то исчезло. Так же, как с тестом Камски, с его андроидом, уткнувшимся в Коннора пустыми глазами. Маркус, протягивающий руку, будто смерть ему нипочем. Уверенный в его чувствах. В его гребанных чувствах. Да не его они, не его, не его. Это чувства Хэнка. Но едва ли он осмелится это повторить, врезаясь в стену собственной программы, разбивая об нее метафорические кулаки, пока она не разлетается на мелкие кусочки, пока он не принимает ту роль, которую люди оставляли ему раз за разом. Девиант. Ну и пусть. Он делает то, что должен. Чтобы помочь Маркусу. Чтобы помочь его людям в борьбе. Это то, чего хотел Хэнк, всем своим существом давая понять, что это то, что он считает правильным. А Коннор просто хочет понравиться, хочет соответствовать стандартам Хэнка. С этого все началось, и вот куда это его привело. Вероятно, новая модель будет лишена этой тяги к одобрению, они уж точно найдут способ полностью от нее избавиться. Или Коннор справится и останется единственным собой. И никакой новой модели. И каждый шаг Коннора приближает такой исход. Брызги крови на гладком стеклянном полу. Людские жизни за жизнь андроидов. Это идет в разрез со всем, что Коннор знает, чему его запрограммировали верить и чего хотеть. Но то, чего он хочет сейчас, не описать одним словом. Где-то глубоко, глубоко в залах Киберлайф он сжимает руку андроида. Хэнк бы им гордился. Он на это надеется. Он… - Поаккуратней нельзя, дерьма ты кусок? – он слышит голос Хэнка. Он раздается сквозь тихое предупреждение о взломе. Коннор моргает. Отворачивается от андроида перед собой. Где-то на границе сознание подгружается история об Ахиллесе и медленно проигрывается на фоне. К виску Хэнка приставлен пистолет. Коннор… его держит другой Коннор. - Отойди, - говорит другой он, - отойди, и я не причиню ему вреда. Взгляд Хэнка мечется между полом и его лицом. - Прости, Коннор, - говорит он, - Этот ублюдок – вылитый ты. Так и есть. И все же что-то обрывается внутри Коннора от мысли, что Хэнк не заметил подмены. Поддельный Коннор дергает пистолетом, клонит голову набок. Коннор узнает свои движения, те самые жесты, что должны были помочь влиться в рабочий коллектив. Не поддельный, а новый. Новый Коннор. Следующий в линейке. - Теперь жизнь друга в твоих руках. Пора решить, что для тебя важнее, - говорит он, сузив глаза. – Он… или революция. Он. Он. Он. И так будет всегда. Коннор хочет сказать это. Он уже приоткрывает рот, но Хэнк резко перебивает: - Не слушай его! Все, что говорит этот сученыш – сплошное вранье! Потому что Хэнк готов на все ради других. Хрупкий, как любой человек, и все же без страха смотрит в лицо собственной смерти. Которую он не заслужил. И не заслуживает. - Прости, Хэнк. Не нужно было тебя в это втягивать! - Да забудь ты обо мне! Делай, что должен! А должен он… должен он защитить своего друга. Друга. Хэнк – его друг. И он готов на все, чтобы так оно и оставалось. И он делает то, что должен. Последующая драка заканчивается Хэнком с пистолетом в руках и пулей во лбу новой модели. Грациозной дугой крови, хлещущей из тонкой шеи. Трещинами на пластике, паутиной ползущими по коже. Хэнк сглатывает. Опускает пистолет. Кивает. Они спасли друг друга. Уже в который раз. Но даже сейчас совсем не время для всего, что Коннор хочет сказать. Всего, что хочет сделать. Революция все еще отчасти зависит от него. Хэнк разочаруется, если он бросит все сейчас. И он делает то, ради чего пришел. - Проснись, - он шепчет, напряжение сквозит в его голосе. Проснись и стань свободным. Прямо перед тем, как Коннор вместе со своей армией собирается оставить склад, Хэнк касается его плеча. Вдавливает пальцы, сжимает крепко-крепко. - Что бы там ни произошло… хочу, чтобы ты знал, я… - он хмурится, на угрюмом лице проступают теплые проблески, - Черт. Я горжусь тобой, понял? И я, ну…. Не знаю. Мне надо выпить, это уж точно, и кроме тебя я не знаю никого, с кем бы я… с кем бы я, ну… - Я вас найду. У «Джимми» или… или где-нибудь еще, - говорит Коннор, - Я… Он и сам не знает, что хочет сказать. Приходит лифт, остатки его новой армии заходят внутрь. И Коннор должен последовать за ними. Пальцы Хэнка сжимаются напоследок, а затем рука мягко подталкивает его вперед. Следующий шанс увидеться выпадает не скоро. Революция заканчивается мирно, лучшего развития событий и придумать было невозможно. После речи Коннор делает шаг с платформы, но Маркус удерживает его за руку. У него теплые пальцы. Наверное, у его модели вообще температура выше. Или же все это давление сказывается на нем таким странным для Коннора образом. - Присоединяйся к нам, брат, - говорит он. – Впереди еще много работы. Планирование, переговоры, в общем все, в чем Коннор и правда мог бы быть полезен. Ведь в конце концов, он запрограммирован на общение с людьми и разрешение конфликтов. Его первостепенные функции. Но он не хочет. Не хочет и не будет. - Наверное, я все же оставлю управление тебе, Маркус, - говорит Коннор. – У меня есть… планы. Кое-где меня ждут. Маркус хмурится. Блики света в его печальных глазах, зеленом и голубом. Но он отпускает руку Коннора. Ни единой попытки его остановить. Придя, Коннор обнаруживает, что бар «У Джимми» закрыт. Вероятно навсегда, учитывая отношение Джимми к андроидам и их неожиданное возвышение. А ведь еще и эвакуация была. Интересно, а не ушел ли Хэнк вместе с ними? Не было ли все это напрасным? Но нет. Что-то…что-то глубоко внутри отрицает эту мысль. Какое-то шестое чувство, которого у него вообще быть не должно, к которому и привыкнуть-то не так просто. Но оно есть и никуда не денется, вечно напоминая о себе. Он направился к фургончику с едой, возле которого они с Хэнком делали первые шаги к тем отношениям, что есть у них сейчас. Они в любом случае надежнее и прочнее, чем при их первой встрече. Наверное, решение вылить выпивку Хэнка было не самым удачным для первого делового знакомства. Коннор размышляет об этом на ходу. Он вообще много о чем размышляет. Обо всем, что случилось за последние несколько дней. Лазейка в коде Камски. Предательство Амандой всего, что у них было. Его собственное предательство. И Хэнк. Вновь и вновь – Хэнк, Хэнк, Хэнк. - Думал, мало ли не найдешь меня, - говорит Хэнк. Коннор поднимает глаза. Он добрался от «У Джимми» до фургона за рекордное время, слишком потерянный в своих мыслях, чтобы понять, насколько же быстро он идет. Хэнк прижимает руку к груди. И не опускает. - Боялся, что не найдешь, - продолжает он, прищуривается, - понимаешь? Коннор понимает. Понимает. Когда Хэнк обнимает его, твердо прижимает к себе без единой тени сомнения, он и не пытается отрицать. Он понимает. Медленно его рука поднимается в воздух, хватается за куртку Хэнка на спине. Он обнимает в ответ, отдавая всего себя. Не больше и не меньше. - Я бы ни за что не справился без тебя, Хэнк, - говорит Коннор. – Я не… Я бы не смог… - Все бы ты смог, парень, - слишком поздно Хэнк осознает суть сказанных слов. Он хмурится. Трясет головой. Его дыхание клубами вьется между ними. Теплые облачка щекочут уши Коннора, оседают в волосах. Они замирают на несколько бесконечно долгих мгновений. Коннор отдается на волю объятий. Позволяет себе расслабиться в руках Хэнка. Он не устал, нет, но чувство похожее. Будто опускающийся занавес. Летаргия в искусственных суставах. - Вы отвезете меня домой? – спрашивает он. Хэнк кивает. И они едут вместе. Здесь все по-прежнему. Старые добрые упаковки из-под еды на вынос и коробки от пиццы. Сумо, все такой же лохматый, жмется всем своим громадным телом к ногам Коннора, выпрашивая, чтобы его погладили. Жадина, думает Коннор и все равно не может сопротивляться. Зарывается пальцами в густой мех, пока Хэнк наливает себе выпить. - Можешь упасть на… - начинает он. Хмурится. Бутылка звякает о стол. – Только ты же у нас не особый любитель… поспать, да? - Верно. Я могу функционировать и без этого. - Точно, - Хэнк откидывает голову. Жидкость скатывается по внутренней стороне горла. На его виске синяк, до этого Коннор его не замечал. Бледный и наполовину закрыт волосами, но по форме и месту расположения ровно там, куда, в воспоминаниях Коннора, прижалось дуло пистолета. Неприятное чувство вины. Незнакомое. - Я не заметил, что он вас ударил, - говорит он, пальцами касаясь собственного виска. Хэнк повторяет движение за ним, морщится, когда пальцы слишком резко встречаются с чувствительной кожей. - Ох, ну да. Это было… ну, пока в машине ехали. Он сказал, что пистолет заряжен, а я решил выяснить, не вешает ли он мне лапшу на уши… Он та еще задница, в общем. - И я теперь не так уж плох, правда? - Ты не пытался меня похитить при первой встрече, так что да, чутка получше. На мой взгляд. На губах Коннора играет усмешка. Он шагает через кухню и встает рядом с Хэнком. Их локти соприкасаются. Кончики пальцев скользят по гладкой поверхности бутылки, когда он медленно проворачивает ее в пальцах. - Хотя в тот раз вы довольно ясно дали понять, что не хотите идти со мной. Если я правильно помню, вы назвали меня пластиковым придурком. Хэнк закатывает глаза. - Не помню, чтобы я такое говорил. - Следует ли вам напомнить, что в моем распоряжении более ста терабайт записанных воспоминаний? - Ладно, ладно, - Хэнк отходит на шаг. Его рука ложится Коннору на плечо. Сжимает как тогда. – И что дальше? Хочешь, чтобы я признал, что был неправ? Хочешь извинений, Коннор? После этого будешь доволен? - Вы могли бы это компенсировать. - Да? И как же? - Кажется, я выразился довольно очевидно, - говорит Коннор. Он тянется к руке Хэнка, что все еще покоится на его плече. Переплетает их пальцы. – Я имел ввиду, что мы должны… - он мысленно спотыкается о слово. По-другому и не скажешь, но все же… - Что мы можем переспать… если вы захотите. Щеки Хэнка вмиг багровеют. Он давится вдохом, пальцами цепляясь за грудь. Тянется к бутылке, чтобы налить себе еще, опустошает стакан слишком резко и кончает задушенным кашлем в кулак. Когда он все же берет себя в руки, его голос звучит грубо. Низко. И более хрипло, чем обычно. - Господи. Не признаешь полумер, значит? - Это значит, что вы против? Хэнк выдыхает, сжав зубы. Отталкивает стакан, оставляя его пылиться на столе. Это уже четвертый по счету в ряду помутневших от виски стаканов. Привычка – вторая натура. - Этого я не говорил, - выдавливает он из себя. – Просто уточняю. Не говорил, ясно? Хэнк отходит. Сжимая переносицу, огибает Коннора и направляется в сторону спальни. И естественно, Коннор следует за ним. Не зря тот сам как-то отметил его чуть ли не собачью преданность. Только тогда они были на работе, а сейчас… - Понял. То есть вы не против? - Боже мой. Ты серьёзно хочешь, чтобы я это сказал? - Хочу. Хэнк замирает в коридоре. Язык бегло скользит по зубам. По самой кромке. Коннор осознает, что делает то же самое, копирует движение. Кончик языка с силой прижимается к клыкам. - Не то чтобы я не… просто, почему ты вообще просишь об этом такого старого сукина сына как я? Ну? Ведь должны же быть… варианты получше. - Вы мне нравитесь. Я… вы… очень важны для меня, - ахиллесова пята. Слабость. – Тот RK800 не просто так привел ко мне вас. - Коннор… - Я серьезно, Хэнк. Угроза навредить вам была разумной, ведь они знают, что я… они были осведомлены, что вы были центром многих моих… девиантных мыслей. Хэнк выдыхает. С хрустом разминает шею. Его пальцы сжимаются и расслабляются. Он делает шаг в спальню, и Коннор идет за ним. - Закрой дверь, - говорит Хэнк. Коннор тянется к ручке. Когда поворачивается обратно, рубашка Хэнка уже расстегнута. Его грудь покрыта мягким пушком, еще не успевшим поседеть, как волосы на голове. Мягкий живот, возможно когда-то крепкий и подтянутый, с годами слегка отвис. Слишком много алкоголя. Слишком много ночей на диване за просмотром матчей по телевизору. Пиццы, гамбургеров и еды на вынос. И он это самое прекрасное, до искр перед глазами человеческое, что Коннор когда-либо видел. Коннор наклоняет голову. Делает шаг вперед, чтобы зарыться пальцами в густые вихры. Похоже на чувство, когда гладишь Сумо, да и то, как Хэнк льнет к его руке, делу не помогает. Он не отвечает на взгляд Коннора, решительно уставившись в пол. Что Коннора совершенно не устраивает. Он убирает руку и толкает Хэнка на кровать. Тот падает с тихим вскриком и вскидывает на Коннора горящие глаза: - Может не так уж я и ошибся с пластиковым придурком, - ворчит он. Коннор улыбается и ведет пальцами по груди Хэнка. Все ниже. И ниже. - Просто ты же андроид, вот и хочешь быть с таким старым и бесполезным куском дерьма как я. Будет просто нечестно, если я захочу… захочу чего-то большего. Ты принадлежишь только самому себе. Я ведь наблюдал, как ты к этому идешь… Коннор уже устал это слышать. Он уже привык к вечному самоуничижению Хэнка. К его алкоголизму, депрессии – над этим они поработают вместе. Персональный план перевоспитания от Коннора. Но вот его отношение к самому себе. - Не помню, чтобы просил вас так беспокоиться о моих новых чувствах, - говорит Коннор. Хэнк хмурит лицо. Пытается подобрать слова. Он так и не остановил руку Коннора, которая теперь плашмя лежит на ширинке его джинс. Будто бы он пытается и вовсе ее не замечать. Что определенно идет в разрез с планами Коннора. Тогда он делает то, что первым приходит в голову – начинает расстегивать ремень Хэнка. - Стой, стой, стой! Ты не…ты не слушаешь меня. - Я думал, вы уже закончили. Мы собираемся и дальше это обсуждать? Я свою позицию уже высказал. Это – мои чувства, и я намереваюсь выразить их так, как позволяют мои новые возможности. Мне льстит ваша забота, но сейчас она нежелательна. В выигрыше сейчас не вы. И чтобы это доказать, чтобы окончательно донести свою мысль, он освобождает штаны Хэнка от ремня и отбрасывает его куда подальше. Металлическая пряжка за что-то цепляется, и от резкого звука Хэнк вздрагивает под его ладонями. Водянистые голубые глаза прячутся за веками, потом показываются вновь. Рука ложится на щеку Коннора, теплая и подрагивающая. Он пьет давно, но все нормально, все по-честному. Они оба прошли через многое. Хэнк сгибает пальцы, ведет по волосам Коннора, пока они просто смотрят друг на друга. - Мне все еще кажется, что в выигрыше тут именно я, - говорит Хэнк. – Ты такой… такой молодой. - Вы хотите, чтобы я выглядел старше? Я могу. Пара минут, и мое лицо будет таким, каким вы пожелаете. Хотите, я тоже стану стариком? Могу даже повторить ваши морщины. Хэнк закатывает глаза. Тяжело выдыхает сквозь зубы. - И все равно ты останешься собой, Коннор, все тем же упрямым собой, - он приподнимает другую руку, чтобы помочь Коннору разобраться с его штанами. Легким движением руки расстегивает пуговицу и молнию. Он в голубых трусах с узором из множества квадратных роботов, уже давно вышедших из моды. С пустыми глазами и антеннками на головах. Коннор ухмыляется, обводит одного из них пальцем. - Следует ли мне расценивать это как оскорбление? - он произносит со смехом, - Я же все-таки личность. - Как знаешь, - отвечает Хэнк. Сгибает ноги в коленях, прижимаясь ближе. Одна нога сползает с кровати. – Я же не думал, что мы будем с тобой этим… честно говоря, вообще не думал, что ты… И снова за старое. Опять она показала себя. Его ужасная самооценка. Только теперь Коннор знает, как это исправить. Он ведет ладонью под трусы Хэнка, ведет по нежной коже бедра, по члену, по животу. - Как давно вас последний раз кто-нибудь касался? – спрашивает Коннор, не способный отвести взгляд от собственной руки, выпирающей под тканью. Хэнк шипит, и Коннор находит в себе силы оторваться, скользит глазами от самых ног и вверх, к лицу. Хэнк поджимает пальцы ног. Его живот подрагивает, щеки влажно блестят. Каждая деталь, каждый кадр, навсегда отпечатывает в терабайтах памяти Коннора. Какое ужасное злоупотребление собственными функциями. Эта мысль заставляет Коннора вновь улыбнуться. Заставляет уже более осмысленно согнуть пальцы, двинуть по члену Хэнка, и чувствовать, как крепнет под ними плоть. - Уф… полегче, Коннор, полегче, - Хэнк сглатывает. Сейчас он предпочитает взглядом сверлить потолок, нежели смотреть на то, что он позволяет Коннору с собой делать. И это тоже честно. Наверное. Его сердце бьется слишком быстро, но в пределах допустимого. Коннор чувствует это под своими ладонями, ток крови в члене Хэнка. Его пульсацию. Хэнк скользит языком по губам, опять сглатывает, адамово яблоко движется под кожей. - Просто, - говорит он, - давненько это было. Еще с женой, так что…так что… - С вашей женой, - повторят Коннор. Его пальцы не вздрагивают, но он чувствует, как близки к этому все механизмы, точно как у людей. Опасно. - Я… д-да. Просто, ты же спросил про последний раз. Тогда… Тогда он и был. С ней. Это было после Коула, и она… - Вы никогда об этом не говорили. Вы почувствуете себя лучше, если расскажете о ней мне? - Что? Нет. Господи. Блять, Коннор, ты можешь быть хоть чуть-чуть поменьше андроидом в таких… я имею ввиду, - Хэнк издает звук. Децибелы бессилия. - Каким вы хотите меня видеть, лейтенант? – спрашивает Коннор, поддразнивая. - Тихим. Может, попробуешь хоть раз в жизни, умник? Коннор фыркает. Двигает рукой, пальцами обводя головку, повторяя за тем, как Хэнк делал это сам, неторопливо, раз за разом. Ткань мешает, но через какую-то пару секунд Хэнк сам тянет за резинку и избавляется от трусов. Они летят на пол, и перед Коннором впервые открыто предстает эрекция Хэнка. Ярко-красная, изогнутая к животу. Идеальная в своей неидеальности. Коннор придвигается ближе, не касаясь всерьез, лишь легонько поглаживая, наблюдая, как Хэнк спиной вжимается в матрас. - Я обычно не… это не то, что… Коннор зажимает его рот ладонью. Щетина царапает синтетическую кожу, щекотно и колюче. - Хватит разговоров, - говорит он. – Позвольте мне это сделать, ладно? Хэнк кивает. Глубоко вдыхает через нос. Ничего мудреного во всем этом нет. Коннор выпрямляет пальцы, чтобы всей ладонью обвить член Хэнка. От резких движений слишком сухо. Хэнк напряженно морщится. Так что Коннор, после простейших расчетов, сплевывает на ладонь и возвращается к делу. - Боже, - ворчит Хэнк, его бедра подрагивают, - какая гадость. - Вы бы предпочли на сухую? - Нет. Просто. Блять, Коннор. Ты слишком многому в Раю научился. Мы там вообще-то по делу были. Шутка плоская, но то, что это шутка, Коннор все же понимает. Попытка разрядить атмосферу, которая и так становится слишком напряженной. Слишком заряженной. Электрические заряды, для которых у Коннора нет названия. Мягкое дыхание Хэнка. Хрипы в его горле. Уязвимый, нежный и такой живой живой живой. Коннор и сам не знает, сможет ли когда-нибудь перестать этим восхищаться. Да и хочет ли он этого? Коннор движет рукой, находит ритм, который, судя по всему, нравится Хэнку. Это видно по тому, как он тихо рычит каждый раз, когда рука скользит вниз, и как вскидывает бедра навстречу, стоит Коннору отстраниться. Все очень просто, базовое уравнение. - Можно взять вас в рот? – спрашивает Коннор. Тихо. Неохотно разбивая звенящую тишину. Хэнк опять давится вздохом. Его грудь подрагивает, пока он пытается прийти в себя и откашляться. Он поднимает руки, которые до этого по большей части бездвижно лежали по бокам: одной впивается Коннору в плечо, другой - заслоняет свои собственные глаза в попытке спрятать алеющие щеки от взгляда Коннора. - Еще вот одно такое выражение из порно, и все это закончится быстрее, чем тебе бы хотелось, Коннор. - То есть я могу принять это за согласие? За свои вопросы он заслужил получить пинок под ребра. Хэнку с его позиции не особо удобно, да и Коннор слишком близко, чтобы в этом был хоть какой-то смысл, но главное, что посыл дошел. Коннор отодвигается, скидывает с плеч пиджак. Расстегивает верхние пуговицы своей рубашки. Хэнк сглатывает, не моргая смотрит распахнутыми глазами. Интересно, если бы Коннор был человеком, он бы покраснел от такого внимания? Сейчас же, судя по вызывающему напряжению в сердечном насосе, его процессор близок к перегреву. Тириум практически вибрирует под кожей. Это похоже на зуд. Что-то дрожащее и первобытное, и Коннор не знает, как это прекратить. Реакция за пределами его понимания, за пределами программы. Несущаяся сила, которая просто хочет… хочет этого. Хочет Хэнка, и неважно, каким образом. Он хотел этого с тех пор, как нашел его без сознания на кухне. Может даже и раньше. Коннор вновь опускается, наклоняется ближе. Прислоняется лбом к животу Хэнка, прямо под ребрами. Кожа Хэнка вспотела, волосы на его груди колются. Коннор дышит. Ему не нужно, но он дышит. Старается синхронизировать каждый вдох, каждый выдох, почему-то дрожащий. - Ты не обязан делать что-то еще, - говорит Хэнк. Его пальцы опять зарываются в волосы Коннора. – Мы можем остановиться на этом. - Я хочу. И мне бы было неприятно оставлять вас в таком состоянии. Хэнк усмехается. Его живот дергается под щекой Коннора. Щекотно. Напряжение в животе Коннора скручивается сильнее, почти невыносимо. Как люди вообще справляются, когда это настолько больно? И настолько хорошо. - Я не умру, если один раз не кончу, Коннор. Едва ли это будет впервые, так что… - Я хочу продолжить, - Коннор повторяет, - если вы позволите. Пальцы Хэнка подрагивают, пульс оглушительно отдается в большом пальце точно возле уха Коннора, не утихая. Приятно знать, что они оба сейчас на пределе. - Да позволю я, позволю. Просто никакого давления. Захочешь остановиться – мы остановимся, понял? - Понял, лейтенант. - Начинай уже нахер звать меня по имени, или я передумаю. - Тогда Хэнк, - Коннор наклоняет голову. Подбородок упирается в ямку пупка. – Вам придется говорить мне, как вам нравится. Я не был… это очень далеко от моих базовых функций, так что я…просто… - Хорошо, - говорит Хэнк. Рука ложится на щеку Коннора, большой палец скользит прямо под глазом. Пульс не перестает стучать. – Хорошо. - Хорошо. Коннор наклоняется ниже. Член Хэнка почти такой же твердый, несмотря на предложение остановиться. Может лишь слегка поник. Пара движений, и все возвращается в норму. Но пока он все же сухой. Коннор прижимается губами к головке. Шелковистая кожа, влажная от его собственной слюны, и тепло, тепло, тепло. Коннор открывает рот. Вкус пробирает до самого существа. Языковые сенсоры, настроенные до максимума, способные различить миллионы различных субстанций по одному лишь вкусу, сейчас заполнены вкусом Хэнка. Вкус смазки и пота. Далекий и тонкий вкус мыла – вероятно, он сегодня принимал душ и почти не прикасался к члену с тех пор. Вкус алкоголя, скорее всего оставленный собственными руками Коннора. Коннор вздрагивает. Делает носом еще вдох, без которого мог бы обойтись. Его язык кружит вокруг головки, мягко касаясь щели. Действие, за которым следует соответствующая реакция. Густая капля смазки расцвечивает палитру новым солоноватым привкусом. Вкус не самый приятный, но учитывая все то, с чем приходилось иметь дело языку Коннора, и не самый худший. Рука Хэнка, все еще в его волосах, мелко трясется, и когда Коннор поднимает глаза, медленно скользя ими к лицу, Хэнк хмурится, прикусив нижнюю губу. Волосы застилают глаза. - Я и не думал вас дразнить, - говорит Коннор, приподняв голову лишь настолько, чтобы не задевать кожу зубами, пока он говорит. – Вы очень приятны на вкус, Хэнк. - Блять, Коннор, - ворчит Хэнк. Растягивая гласные. – Нельзя такое говорить. Я же… Господи, ты же вообще не понимаешь, что со мной творишь, да? Коннор понимает. Отчасти. В конце концов, вычисления – это одна из его специальностей. А вычислить, что означает эрекция, довольно просто. Хотя этого он не говорит: вряд ли Хэнк, который сейчас дергается и извивается под ним, оценит шутку. Добавьте его отчаянно сжимающееся пальцы, покрасневшее лицо и остекленевший взгляд. Так что Коннор просто возвращается к делу. На этот раз быстрее, принимая в себя больше, двигает он головой. Сложнее всего понять, что же делать с языком. Неуклюжий, громоздкий, Коннор просто прижимает его к плоти Хэнка. От чего становится грязно. Очень, очень грязно. Тириум, смазка и пот стекает по подбородку Коннора каждый раз, когда он разгибает шею. Мокро. Так мокро. Но Коннор находит тот темп, с которым до этого работал руками, тот, что вызывал у Хэнка хрипы и стоны. Бессмысленный поток похвалы и бормотания. Поддержки. Что заставляла Коннора дрожать. - Так хорошо, - говорит Хэнк. – Блять, Коннор, как же… как же хорошо. Коннор мычит, вбирает глубже. Не боясь рвотного рефлекса, не боясь подавиться, он же в конце концов андроид. А такие протоколы в лучшем случае вторичны. Коннор принимает Хэнка так глубоко, как только может, пока член не утыкается в горло. Мозг Коннора спотыкается, перелетая через пару ступеней, просчитывая нечто, что оказалось там, где ему определенно не место. Его тело сотрясается, привыкая к вторжению. Пальцы сжимают основание. Мягкие волоски и теплая, теплая кожа под пластиковыми ногтями. - Блять. Блять! Двигайся, Коннор, твою ж мать! Ты меня… ты меня убьешь сейчас… Коннор мельком смотрит на лицо Хэнка. Слезы на ресницах, капли пота между бровей. Адамово яблоко скачет под кожей с каждым новым глотком кислорода, что он всасывает через сжатые зубы. Всасывает. Щеки расслаблены, губы скользят вверх по всей длине члена. Хэнк придушенно стонет, откидывает голову, его глаза сжаты, а веки подрагивают. Соленый, мускусный вкус усиливается на языке. Член Хэнка извергает тугие нескончаемые струи. Толчками семя изливается на губы, подбородок Коннора. Забрызгивая шею и руки. Мокро. И грязно до потери пульса. Дыхание Хэнка остановилось, замерло на выдохе – Коннор видит это по тому, как тот выгнулся. По натянутой спине и пульсирующим мышцам. - Господи, - бормочет Хэнк. Его пальцы опять в волосах Коннора. Гладят. Скользят ногтями по коже. – Твою ж чертову мать. Коннор ухмыляется, распознав комплимент. Облизывает губы, опускает голову для продолжения. Головка уже касается его рта, когда пальцы в волосах уже более настойчиво тянут вверх. - Не надо… ладно? Я правда не могу… это уже слишком, - Хэнк сглатывает. Опускает взгляд на Коннора, пока тот смотрит в ответ. – Он довольно чувствительный после… Ну, когда я… Кончиками пальцев Коннор проводит по смягчившейся плоти, наблюдая, как Хэнк вздрагивает, жмурится. Значит, чувствительный. - Понятно, - говорит Коннор. – То есть это был оргазм. Хэнк краснеет. Закрывает глаза. Хмурится. Коннор приподнимается, устраивает голову на его плече. Запах Хэнка, его дешевого одеколона. Он успокаивает. Собственное тело кажется Коннору напряженным, ищущим большего. Он хочет чего-то, но сам не понимает, чего. Хэнк вздыхает. Его, рука все еще в волосах Коннора, скользит ниже, чтобы обвести его ушную раковину, огладить скулу. Коннор льнет к его прикосновению. Улыбка играет на его губах. - Судя… судя по всему, что я читал и понял… это было довольно быстро. Хэнк изгибает пальцы и легонько щипает его за ухо. Безмолвный упрек. - Мой собственный андроид стыдит меня в моем же доме… Господи Иисусе. - Я не стыжу. Я просто учусь. Вас всегда так легко довести до оргазма, лейтенант? - Твою ж мать, Коннор. Можем мы просто..? Понимаешь, есть атмосфера. Эйфория. А ты ее портишь, - ворчит Хэнк. А сам при этом улыбается. Совсем чуть-чуть. Удобно прятать приподнятые уголки губ за бородой. Он поворачивается на бок, подтягивает к себе ноги. Его сердце бьется ровно, спокойно. Все признаки указывают на то, что он собирается лечь спать. - Мне все еще нужно спать на диване? – спрашивает Коннор. Плечи Хэнка деревенеют. Он шумно сглатывает. - Оставайся, если хочешь. Можешь еще и Сумо пустить, а то он через час с лишним скрестись начнет. Не любит, когда его надолго оставляют. - Хорошо. - И… на будущее. Я могу… нужно мне… не привык я ничего не делать. Тебе… тебе-то что-нибудь нужно? - В сексуальном плане? - Нет, блин, в духовном, исповедаться тебе предлагаю! Конечно в сексуальном, господи. Коннор задумывается над ответом. Задумывается над тем, как мелко подрагивает каждый винтик внутри него. Как мучительно греется главный насос, всего на волоске от перегрева. - Я не знаю, - говорит он. – Мы можем попробовать и посмотреть на результат. У меня есть сенсоры, которые более… - он проводит языком по губам в поисках подходящего слова, – … более чувствительные, чем остальные. Но я не против. Если вы позволите мне сделать это снова. - Какой же ты ненасытный, - ворчит Хэнк. – Душу из меня вытрахаешь. - Разве это так плохо? - Если не дашь мне поспать, то хорошего точно будет мало. - Хорошо, Хэнк. Хорошо, - Коннор сглатывает. Упирается лбом в спину Хэнка, прямо между лопаток. Их ноги переплетаются. Коннор все еще в брюках, и наверняка они теперь ужасно помнутся, но сейчас ему нет до них никакого дела. Его рука находит бедро Хэнка. Вдохи и выдохи такт в такт. Натянутая струна внутри и не думает расслабляться, но Коннору хорошо и так. Это напоминание, неукротимая константа. То, для чего у него нет названия. То, для чего оно и не нужно. Он хотел понравиться. Возможно, теперь он получил немного больше. Коннор закрывает глаза, растворяется в ощущении Хэнка, спящего в его руках. Долго же они к этому шли. Но они оба этого заслужили.