Не волшебник

— А говорила, что не нравлюсь, — усмехнулся Меглин. Есеня только сдавленно простонала, не в силах остановить движение бедер навстречу уверенному прикосновению. — Врала, значит. А что она могла сказать? Ее рот был занят какой-то тряпкой, которую Меглин использовал как кляп, — спасибо, что хоть чистая, с него бы сталось затолкать какую-нибудь ободранную, потрепанную ветошь, которой у него дома полно. Да и говорить, если честно, не хотелось. Возразить на его слова ей было нечего: он поймал ее, раскусил ее ложь — наверное, еще в самый первый раз, когда она оставила его вопрос без ответа еще там, в пустом полицейском кабинете. Сейчас сил хватило бы только на кивок, да и то слабый, потому что вся выдержка уходила на то, чтобы не стонать в голос. Меглин касался ее так, как ей хотелось с самого начала, когда при взгляде на него ее охватывал ступор и жар. Она ничего не могла с собой поделать — это, казалось, находилось за пределами ее возможностей. Ее воля подчинялась Меглину так, словно он имел над ней тайную власть, словно он управлял ей. И Есеня старалась изо всех сил — не поддаваться ему, не позволять себе отдать ему контроль над собой. Но тело предавало, да и разум — тоже. И вот теперь он касался ее таким образом и в тех местах, о которых только и оставалось, что мечтать. Где-то она читала, что мечты нужно исполнять. И пусть Меглин на волшебника тянул с огромной натяжкой, возможность осуществления мечты Есени все равно оставалась в его руках. — Ну что молчишь? — Меглин скользнул пальцами по ее бедру, и в животе потеплело сильнее. Прикосновение грубоватых, мозолистых пальцев заставило ее нетерпеливо сжать его ладонь в своей. Есеня промычала в ответ, намекая на то, что говорить-то она и не может, и Меглин усмехнулся снова. Вот же... Конечно, она могла выплюнуть кляп. Вытолкнуть его языком, но... Не она контролировала ситуацию сейчас. Поэтому просто снова сжала его руку, потянув вниз, между ног. Меглин понятливо кивнул и провел пальцами другой руки по внутренней стороне бедра. Есеня вздрогнула. Приятно было — неописуемо, но отчаянно хотелось большего. Хотелось быстрее, сильнее, глубже. Она где-то внутри априори знала, что он так может. Что он только так может. Да и была ли она против? Могла ли она быть против? Ответ находился на поверхности. Меглин переместился чуть ниже, все так же держа Есеню за руку, и она смотрела на него пристально — ждала, что будет дальше. Предвкушала. Свободной рукой он провел между ног, будто невзначай скользнул пальцем между губ, и Есеню выгнуло на кровати, а сквозь тряпку вырвался стон. Она и не пыталась подавить его — к черту, она и так была открыта перед ним на максимум. Стеснения же не осталось. Она сжала ноги, пытаясь задержать его руку дольше, но Меглин спешно отвел ладонь, заставляя Есеню жалобно заскулить. Где-то в голове мелькнула мысль, что так унижаться не стоит, что следует лучше контролировать свои действия, но Есеня отогнала ее подальше. Нет. Сегодня контроль — не их метод. Сегодня она отдавалась ему, и жалеть об этом она не станет. Она снова дернула его за руку, поторапливая и заставляя делать хоть что-нибудь. Ей нужно было, чтобы он дотронулся снова, неважно где — просто почувствовать его присутствие, ощутить его тепло. Меглин усмехнулся. — Тебе так не терпится, да? Есеня посмотрела на него зло — хотелось думать, что хотя бы раздраженно, потому что ее терпение кончалось. И да, она знала, что Меглин куда терпеливее, чем она, что он с радостью будет пытать ее удовольствием до тех пор, пока не надоест ему самому, но все равно надеялась, что именно ее он пытать не захочет. Она кивнула. Он улыбнулся и вновь коснулся между ног пальцами, но на этот раз провел ниже, продлил почти невесомое касание, и за подушечкой пальца потянулась тонкая, прозрачная ниточка смазки. Есеня двинула бедрами навстречу, и — да неужели! — Меглин не отдернул руку, не разорвал прикосновение. Наоборот: надавил пальцами на клитор, потер его круговыми движениями, и Есеня застонала снова. Наслаждение вспыхнуло в каждой клеточке тела, прошило вдоль позвоночника, пробежалось мурашками по коже. Есеня зажмурилась, ослепленная ощущением. От Меглина это не укрылось, он усмехнулся снова, и она не выдержала. Изловчилась, заработала активно языком и челюстью и вытолкнула кляп изо рта. — Ты так и будешь болтать? — по-настоящему зло спросила она. — Или уже что-нибудь сде?.. Меглин резко приблизился к ней, и вопрос — провокация — оборвался под натиском его губ. У Есени саднило уголки рта от не по размеру большой тряпки, но она ответила на поцелуй жадно и резко, будто прыгала с обрыва в воду. В омут. К самым отборным чертям. Борода Меглина терлась о нежную кожу лица, губы кололо, и было почти неприятно. Почти — на той тонкой грани дискомфорта и удовольствия, все-таки перевешивающего в сторону последнего. От противоречивых ощущений внутри все горело только сильнее и внизу живота становилось жарче. Есеня притянула его ближе, вдавила ногти в спину, отстраненно думая, что немного выше — шрам. Один из многих, что украшают его тело. Ей хотелось коснуться каждого, потрогать, прочувствовать зарубцевавшуюся кожу, запомнить расположение всех — сначала пальцами, а после уже губами, чтобы закрепить, удержать в памяти эти мгновения и эту близость. Меглин толкнулся бедрами навстречу, потерся о ее ногу, и где-то глубоко внутри Есени всколыхнулась радость от осознания, что все-таки не только ей не терпится, не только ей надоело медлить. — Сделаю, — хриплым, низким голосом произнес Меглин, выдыхая ей в губы. Она поймала губами его нижнюю, сжала, чуть потянув на себя, и он поцеловал снова, но тут же оторвался. — Еще как сделаю. — Ну так делай! — почти рявкнула Есеня, и Меглин заткнул ее снова. На этот раз — в рот скользнул языком, тут же сталкиваясь с ее, и они целовались долго, переплетясь ногами и потираясь друг о друга. Как подростки, внутренне усмехнулась Есеня, но вслух ничего не сказала. Какая к черту разница, если крышу практически напрочь срывало только от этого? Она почувствовала, как Меглин коленом раздвинул ее ноги и наконец-то — наконец-то! — провел по влажной промежности членом. Головка скользила легко, не проникая внутрь и не надавливая, но Есене хотелось большего, и по тому, как он сжимал ее ладонь в своей, она понимала, что и у него терпение на исходе. Но он продолжал пытать ее, продолжал удерживать на грани между удовольствием и чем-то волшебным, прекрасным, в чем она была твердо уверена. А еще Есеня ощущала, что на нем нет презерватива, но не могла сказать и слова против — она ему доверяла. Нельзя было ему не доверять после всего, что они видели вместе. Она опустила руку вниз, обхватила его член, несколько раз проведя по нему ладонью, и направила в себя, буквально беря дело в свои руки. К черту этого Меглина с его играми. Она хотела его, он ее — тоже, так что дальше тянуть уже становилось почти больно, потому что возбуждение тугим узлом затянулось внутри и не давало мыслить связно. Но думать хотелось меньше всего, больше — двигаться и забыть обо всем. — Как безответственно, — выдохнул он, входя до конца. — Кто бы... ах... говорил, — огрызнулась Есеня, тут же скрещивая лодыжки за спиной Меглина, чтобы тот не смог отстраниться. Он двинул бедрами, движение получилось смазанным, но Есеня все равно закусила губу, сдерживая стон. Он толкнулся резче, сильнее отведя ее сведенные ноги, и теперь сдержаться уже не получилось. Стон сорвался с губ, громкий, откровенный. Меглин усмехнулся, потерся бородой о ее щеку и коснулся губами шеи. Оставил несколько влажных следов, сжав кожу губами, лизнул линию челюсти и повел языком выше, до мочки уха, которую тут же прихватил зубами, немного потянув на себя. Внутри обожгло новой волной наслаждения. Есеня задохнулась звуками, рвущимися изо рта, стоны и всхлипы застряли в горле, и она крепче прижала Меглина к себе, чувствуя, как ногти входят глубже в кожу на спине, и слыша тихий рык, ощущая его собственным телом. А дальше стало слишком. Есеня была права: Меглин двигался резко, сильно. Чувствовался глубоко внутри, и от этого выдержку снесло совсем. Больше сдерживаться не было смысла, оставалось только окончательно отдаться на волю Меглина, довериться полностью — открыться так, как никогда прежде, — и наслаждаться. Это у нее получалось. Удовольствие отдавалось в каждой клеточке тела, отзывалось внутри, эхом звеня в ушах, и Есеня не слышала, что она говорит или что Меглин говорит ей. Кажется, она бормотала какие-то признания, но даже ей самой до них сейчас дела не было. В ее мире существовали только Меглин, она сама и то, что происходило между ними. Она не могла отвлекаться. Не хотела. Меглин методично втрахивал ее в матрас, толчки были отрывистыми, но точными, и с каждым новым Есеня чувствовала, что она все ближе и ближе к разрядке. Меглин целовал ее, гладил везде, где мог дотянуться, но самое главное — не выпускал ее руки. А потом он опустил свободную ладонь вниз, просунул между их крепко прижатыми друг к другу телами и коснулся клитора Есени, поглаживая круговыми движениями. Есеня задрожала в его руках, крепче сжала его руку в своей, задышала чаще, срываясь на беспорядочные стоны. Ей казалось, что еще никогда и ни с кем до этого она не кончала так ярко, как с ним сейчас. Мир перестал существовать. Под зажмуренными до боли веками вспыхивало пламя, раскрашивая темноту в алые и рыжие оттенки. А в ушах застыл еле слышный — самый первый — несдержанный стон Меглина. И следом она почувствовала теплую жидкость на бедре. Что ж, Есеня могла собой гордиться — ему с ней было действительно хорошо. Меглин отстранился, откатился от нее, выпустив ладонь, и сел на кровати, проводя тыльной стороной ладони по лицу. Есеня натянула сверху простынь, прикрывая наготу. Ей не было стыдно, но у Меглина всегда было прохладно, а теперь, когда его своеобразный камин потух, стало зябко. — Что, стесняешься? — усмехнулся Меглин, вставая и куда-то уходя, видимо, за сигаретами. Есеня не видела, а поворачиваться тело не хотело — в каждой клеточке все еще ощущались отголоски удовольствия. — Кого? Тебя? — Есеня все-таки потянулась и открыла глаза, улавливая запах табака в воздухе. Меглин уже натянул джинсы, но не надел рубашку, и Есеня засмотрелась на него. Он не был красив, но ее все еще влекло к нему. Почти так же сильно, если не больше. Он хмыкнул на ее ответ, затянулся и выдохнул дым в потолок. И ничего не сказал. Есеня закрыла глаза. Меглин по-прежнему на волшебника тянул с огромной натяжкой, но ее мечты он почему-то исполнял. В конце концов, он же взял ее к себе на стажировку — наверное, это что-то да значило? И он был с ней сегодня вечером, поддался на ее провокации — или, может, провоцировал сам. Есеня улыбнулась с закрытыми глазами, рядом под весом Меглина прогнулся матрас, и она почувствовала, как он переплел с ней пальцы, и сжала его ладонь в ответ.