***
Трое сестёр Ларссон снимали небольшую квартирку в восточной части Берлина. Самой младшей, Ханне, едва-едва исполнилось восемнадцать, девушка окончила школу и на данный момент нигде не работала, занимаясь хозяйством и готовясь к вступительным экзаменам в университет. Средняя Ларссон, Тильде, была творческой натурой и занималась живописью. Сфера её деятельности была весьма обширной: от частных уроков для детей и взрослых до торговли собственными картинами на городских площадях. Линн, самая старшая, смогла устроиться на должность в социальной сфере, и стабильный заработок позволял ей помогать младшим сёстрам встать на ноги и поддерживать их в период поиска себя и собственного места под солнцем. Едва переступив порог квартиры шведских эмигранток, Хазан с Рексом оказались в крепких и заботливых руках. С восторженным визгом Ханна утащила щенка в гостиную, а Линн, со скандинавской невозмутимостью проигнорировав невесть откуда взявшегося зверя, обняла коллегу за плечи и отвела в единственную отдельную комнату, которую считала своей. Как самый старший и обеспечивающий всех член семьи, Линн пользовалась полным правом высыпаться в тишине и покое. — Господи, да на тебе лица нет! — воскликнула она, усаживая гостью на небрежно застеленную кровать. — Погоди, сделаю тебе чай. — Ничего не хочу, — Хазан, давясь слезами, повалилась ничком на покрывало. — Мне так плохо! Шведка молча гладила её по голове, ни о чём больше не расспрашивая, ожидая, что гостья сама расскажет, когда успокоится. Хазан горестно всхлипывала, зная, как по-дурацки будет выглядеть со стороны её история, начни она рассказывать. Наконец, она более-менее успокоилась и затихла, изредка подрагивая от окончившихся бурных рыданий. — Поделишься со мной? — осторожно спросила Линн. — Очень болит, — выдохнула турчанка и показала на грудь. — Вот тут. — Ясно. Воцарилось успокаивающее молчание. Хазан погрузилась в размышления о том, как она могла позволить сущему пустяку настолько лишить её душевного равновесия. Линн больше ни о чём не спрашивала, считая, что гостья должна сама решить, открывать ли душу или не стоит. — Ты когда-нибудь влюблялась? — вдруг прозвучал вопрос. Линн усмехнулась и вновь провела ладонью по волосам подруги. — Было дело. — И? — И ничего. Он остался в Гётеборге, мы оттуда родом. Не поехал со мной. Но я не виню его, просто наши пути разошлись и всё. — Как ты… пережила? — Хазан поднялась и уселась на постели по-турецки. — Как и все. Плакала, страдала. Он женился почти сразу же, поэтому я сделала вывод, что параллельно с нашим развивался ещё один роман. Думала, что это поможет мне его забыть, но почему-то от осознания измены стало лишь больнее. Он был моей первой любовью, я ради него была даже готова из дома сбежать, забыть семью, поссориться с родителями, которые затеяли переезд на родину мамы... Линн запнулась, и гостья с ужасом осознала, что сейчас доведёт до рыданий этого сильного духом человека. Ведь через пару месяцев после переезда в Берлин господин и госпожа Ларссон погибли в автокатастрофе, оставив троих дочерей сиротами. — Потом уже было не до страданий по возлюбленному, — через какое-то время продолжила шведка. — Мне надо было семью содержать, заботиться о сёстрах. Он звонил пару раз, не знаю зачем. Хотел избавиться от чувства вины за то, что порвал со мной, наверное. Я сказала, что зла не держу, пусть будет счастлив. Мне и сейчас не до личной жизни… — Господи, я такая дура! — в сердцах воскликнула Хазан. — Ты столько всего пережила и не жалуешься, а я разнылась непонятно из-за чего. Прости, Линн! — Вот глупая, — улыбнулась подруга. — Мне ли жаловаться, нам помогают родственники, мамины кузины, двоюродная бабушка. А там и Ханна поступит, глядишь, станет полегче. Закадрю кого-нибудь! — раздался тихий мелодичный смех. — Не переживай за меня, не пропаду. Турчанка кивнула. Линн замялась и всё же отважилась задать вопрос: — Лучше скажи, как же так случилось, что тебе ещё никто не разбивал сердце? Хазан пожала плечами и ответила с горечью: — Если бы я только знала, что это так больно, никогда бы не позволила такому случиться! — И кто этот несчастный? — рассмеялась Линн. — Он живёт… по соседству. — Погоди, погоди! — голубые глаза шведки округлились до размера циферблата настенных часов. — Это тот «горячий сосед», что пялился на тебя тогда? Какая у вас проблема? — Я… — Хазан запнулась, понимая, что все её объяснения вызовут у коллеги гомерический хохот. — Я думала, что нравлюсь ему, а вчера он опять привёл домой бабу. Да и раньше всё время водил. — Господи, женщина! — Линн закатила глаза. — Я готова поспорить на что угодно, что ты ему не просто нравишься, а о-о-очень нравишься. Ты так раскисла из-за какой-то бабы? Кто она вообще? Видела её раньше? — Ты тоже её видела, на фабричных съёмках в соседнем павильоне. Высокая брюнетка, но не модель. Шведка сощурилась, припоминая: — А-а-а, фифа такая… Что ж, подруга, я тебе так скажу. Забей на всех баб мира, потому что я видела, как этот мужик на тебя смотрит. Никакой бабе ничего там не светит. Хазан шмыгнула носом: — Я бы не была так уверена… — Слушай, в жизни не поверю, что он никак не проявил свой интерес. Ни разу не заходил? Ничего не предлагал? Ну не знаю, крышу там починить… — Снег убрать, — брякнула турчанка. Линн хмуро уставилась на бледное заплаканное лицо. — А ты? — Отказалась. — А вот и реальный повод для расстройства. Мозгов у тебя нет и видимо уже не будет! Хазан даже не обиделась, а, вытерев рукавом остатки влаги с лица, приготовилась слушать, как коллега разовьёт мысль. — Что смотришь? Сама же дала ему от ворот поворот, а теперь ревёшь. Нельзя так! — Я не хотела, чтоб он думал, будто я по нему... ну… теку. Линн прыснула, а затем уставилась на гостью, приподняв изогнутую пшеничную бровь: — А ты по нему течёшь? — Ларссон! — рявкнула Хазан и повалилась лицом вниз, чтобы никто не видел пылающих от смущения щёк. — Хорошо, тогда может расскажешь, давно ли у тебя завелось другое мохнатое существо? — Не очень. У соседа на участке подобрала потеряшку. Помнишь, спрашивала у тебя контакты службы по отлову? — Помню. Штефан мне недавно звонил и дал адрес приюта. — А Рекс… он сам меня нашёл. Вернее, я его нашла. В общем, мы нашли друг друга на участке соседа. — Сосед в курсе? — мгновенно поинтересовалась Линн. — Ага, — шмыгнула носом Хазан. — Предлагал мне оплатить ветеринара, но я не согласила-а-ась… Слёзы вновь брызнули из тёмных глаз. — У меня только один вопрос, — выдохнула Линн, — как тебе удавалось столько времени маскироваться под нормальную, будучи таким неадекватом? — А что мне делать? — жалобно заныла Хазан. — Он такой… такой… А я? — Ладно, — был ответ. — Как-то всё наладится, надо только немного успокоиться и прийти в себя. Сегодня останешься ночевать, возражения не принимаются. Девушки вышли из комнаты, Хазан умылась и присоединилась к компании в гостиной. Ханна сидела на диване с Рексом на коленях и играла в «прятки»: закрывала щенку глаза его же собственными ушами, спрашивая «где пёся?», а потом с криком «вот он!», возвращая мохнатые локаторы на место. Рекс был в полнейшем восторге. — Мелкая, метнись-ка в магаз собакену за консервами. Хаззи, он что ест? — «Вольфсблют» для щенков. — Отлично. Переночуете у нас, а там посмотрим. Нельзя тебе в таком состоянии оставаться одной. Гостья бросила на коллегу взгляд, полный преданности и благодарности. Поужинав разогретым рыбными котлетками, Линн с Хазан расположились в отдельной комнате, а Рекс, Ханна и Тильде остались на раскладывающемся диване в гостиной, где обычно и спали. Турчанка была слишком истощена морально, чтобы долго сопротивляться сну. Пробормотав подруге «спокойной ночи», Хазан сразу же отрубилась.***
Воскресенье в семье Ларссон проходило очень весело. Окончательно освоившийся Рекс бегал по квартире, вывалив наружу слюнявый язык. Разбаловавшись в добром женском окружении, он хватал Ханну за пятки, а та с визгом удирала, норовя заскочить куда-нибудь повыше, на диван либо на кресло. Щенок пока туда не доставал и звонко тявкал в знак протеста. Линн переживала, что соседи могут пожаловаться на шум, поэтому весёлые догонялки пришлось быстро свернуть. Тильде проснулась после обеда: она полночи сидела на «фейсбуке», где общалась с такими же духовно возвышенными особами. Вытащив беруши и недовольно зевнув, художница тут же потянулась к смартфону и стала срочно скроллить ленту Инстаграма, чтобы, не приведи Господь, не пропустить что-то важное. — Давайте какой-нибудь фильм посмотрим, — предложила Ханна. — Линн, мне, правда, неудобно. Я загостилась… — И думать забудь, — резко прервала её та. — Фильм — отличная идея. Потом выйдем на улицу, у нас здесь недалеко есть площадка для выгула собак. Что тебе делать дома? А завтра с утра вместе поедем на работу, Ханна присмотрит за щенком. И тогда я тебя отпущу, так уж и быть. Хазан напряглась, размышляя над тем, заметит ли он столь длительное её отсутствие. И тут же одёрнула себя воспоминанием о фифе-брюнетке. Да неужели господину Ягызу Эгемену сейчас больше нечего делать, кроме как следить за нерадивой соседкой, когда есть занятия поприятней. Девушки расположились на диване и включили старенький «Бурлеск» с Шер и Кристиной Агилерой в главных ролях. Ханна умудрялась так фальшиво подпевать песням, что пробудила в Рексе соул-исполнителя. Пёс принялся протяжно выть каждый раз, как младшая Ларссон открывала рот, чем вызывал дикий хохот у остальных. Хазан окончательно отказалась от идеи вернуться сегодня в своё пустое холодное жилище. Она расслабилась и делала то, что предлагала Линн, позволяя хоть раз в жизни кому-то о себе позаботиться. Её кормили, поили, развлекали, и девушке удалось ненадолго отрешиться от мыслей о соседе. — Я тоже хочу собачку, — принялась канючить Ханна вечером после прогулки. — Вот поступишь и заводи хоть анаконду, хоть птеродактиля, — проворчала старшая Ларссон. — Я не против. — Лихо ты управляешься со своими, — не без доли зависти заметила Хазан. — Моя младшая меня никогда не слушалась. — Так уж и никогда? — не поверила шведка. — Не выдумывай, Хаз. Она же ещё совсем ребёнок. Ты на рождественские каникулы собираешься лететь домой? — Мама будет ждать, поэтому придётся. Но не то чтобы я очень хочу. С удовольствием осталась бы одна в Берлине. — Одна? — не удержалась от подколки Линн, за что была немедленно вознаграждена щипком. С утра, оставив сладко сопящую на диване троицу, соцработницы отправились в офис департамента. Карла уже была на месте в цветуще-пахнущем состоянии. Успех фотопроекта сына словно одарил её крыльями, и она светилась изнутри, милостиво кивая каждому встречному-поперечному. — Девочки, — пропела начальница, едва завидев Хазан и Линн. — Доброе утро. — Доброе, коли не шутите, — ответила шведка. — Звонили из министерства, — Карла перешла на зловещий шёпот. — Отметили нашу инициативу, с чем я вас и поздравляю. — И мы вас, — Хазан схватила коллегу под локоть и потащила к кабинету. — Извините, госпожа Берг, работы много. Всё в настроении начальницы подсказывало, что «Мы — разные» станет только началом бурной и обширной деятельности этой семейки. — Нужно хоть какую-то пользу извлекать из этой движухи, — цокнула языком Линн. — Что попросим в следующий раз? — Есть у меня одна мыслишка… Но нужно дождаться этого самого раза, а потом уже права качать. Наглеть всё же не стоит. В первый же рабочий день на неделе девушки засиделись допоздна, и когда Хазан, забрав Рекса, подходила к дому на окраине Кройцберга, было уже начало одиннадцатого. Псу давно пора было спать, да и у его хозяйки глаза слипались. Она рассеянно копошилась в сумке, надеясь найти ключи, когда из темноты соседского участка на неё двинулась крупная мужская фигура. Девушка вскрикнула, запоздало соображая, что это никто иной, как сам господин Ягыз встречает её собственной персоной. — Ты напугал! — крикнула она срывающимся голосом. Мужчина замер, но затем решительно продолжил свой путь. — А ты не напугала? — возмутился он, приближаясь. — Где ты была? — В смысле? — протянула Хазан, отступая к крыльцу. Пёс, сидевший на руках, напрягся и глухо заворчал. — В прямом, — грозно сверкнул очами Эгемен. — Где ты была эти дни? — Сегодня вообще-то понедельник, рабочий день. — Ты трудилась на пару с собакой? Ладно, допустим. А вчера? — Что за бессмысленный разговор! — фыркнула Хазан, наконец натыкаясь пальцами на металл ключей. Она повернулась к соседу спиной и постаралась трясущимися руками попасть в замочную скважину. Ничего не вышло. — Нет, не бессмысленный! — воскликнул Ягыз, поднимаясь за ней на порог. — Исчезла, ничего не сказав. Я… я волновался, вообще-то! — Ой, да с чего вдруг? — рассердилась Хазан, досадуя на собственную неуклюжесть и злополучные ключи, которые никак не хотели протискиваться в щель. — Тебе ведь было чем заняться в этот уикэнд. Сосед прищурил один глаз, зловеще нависая над жертвой. — Что ты имеешь в виду? — с угрозой в голосе проговорил он. Наконец, ключ и замочная скважина нашли общий язык, Хазан отворила дверь и, опустив Рекса на пол коридора, резко повернулась к мужчине. — Я имею в виду, что у тебя была приятная компания на эти выходные, и тебе вряд ли позволено спрашивать у меня, где я находилась, Ягыз Эгемен. — Вот как? — даже не успев понять, как с ней такое могло происходить, девушка оказалась прижата к стене дома мощным телом. — А я всё же спрошу. Где ты была, Хазан Чамкыран? Лицо соседа оказалось в парализующей близости от её лица, Хазан почувствовала, как горячее дыхание щекочет шею. Собравшись с духом, она огрела нахала по царапающей ладонь щетинистой щеке и, когда тот сделал неуверенный шаг назад, юркнула в дом. Сердце колотилось где-то в затылке, на языке чувствовался странный железный привкус, а ноги подкосились, словно были сделаны из желатина и песка. В дверь никто не колотил, вокруг царила абсолютно мёртвая тишина, и только Рекс цокал когтистыми лапками по паркету, обнюхивая каждый угол после долгой разлуки. Хазан опустилась на холодный коридорный пол и заплакала.