Не лучшие яблоки Сагранны

— Росио, а ну слазь сейчас же! И прекрати тащить в рот что попало! Засевший в ветвях на самой верхушке дерева черноволосый и синеглазый мальчишка лет пяти, в свежеразодранном черно-синем костюмчике, в ответ лишь поболтал ногами и смачно откусил от кривобокого яблока. — Слазь, кому сказано! Не хватало еще, чтобы ты шею себе свернул! — Сначала обратись как положено! — снизошел до ответа ребенок, дожевав из упрямства кислющий и жесткий фрукт, и не удержался — показал непрошеному ментору язык. — Вот я тебе сейчас покажу, как положено, недоразумение кэналлийское! Русоволосый юноша лет двадцати, одетый в те же цвета, с сомнением оглядел сучковатый корявый ствол, затем – собственный пока еще целый костюм, со вздохом примерился к нижней ветке — и отскочил, уворачиваясь от метко брошенного огрызка. Именовать мелкого паршивца монсеньором язык не поворачивался, да и смысла не было потакать его капризам: исполнишь одну прихоть — тут же новую выдумает. И все равно хоть наизнанку вывернется, но сделает назло. Вот хоть яблоки эти: нормальный человек после того, что с ним случилось, вовсе смотреть бы на них не мог, а этот — зеленками червивыми не брезгует. На «клин клином», что ли, надеется?.. Тогда, в саграннской деревушке, тоже ведь было не столько спьяну, сколько назло. Непонятно — кому, но — назло. Против ветра, в полном соответствии с родовым девизом. Даже против попутного умудрился бы. Нет, ну в самом деле: провизии у отряда и своей хватало, да и дикари насчет местных условно-съедобных деликатесов тоже расстарались для дорогих гостей, и надо же было старейшине влезть с предостережением, чтобы эти самые гости не трогали мелкие, дрянные даже на вид и явно червивые плоды с полузасохшей от старости священной яблони — кому бы они, такие-то, иначе нужны были. А запретные — сразу понадобились. И хорошо, что только одному упрямому ослу в маршальской перевязи, который с утра пораньше усвистал в одиночную рекогносцировку с фляжкой касеры, для поправки здоровья после ночных возлияний, и полными карманами этих кошкиных яблок. По огрызкам, вдоль тропы разбросанным, его к следующему утру и нашли: кутался в ставший слишком большим для него камзол, зябко шмыгал носом и нехорошо ругался тонким детским голоском. Потом уж старейшина легенду про яблоню эту рассказал толком: яблочки, оказывается, молодильные, вот только есть их полагается по-особенному, а не так вот, без благословения и под касеру. Ну что — кампанию кое-как до победного конца довели, благо таланты полководческие у этого недо-Алвы при нем остались. Объявили, что маршал болен, все распоряжения — через Савиньяка. Несчастному оруженосцу досталась миссия, за которую больше никто не пожелал браться: не позволять мелкому пакостнику, подвижному как ртуть и проворному как кошка, ускользать из палатки и шастать по лагерю. За месяц Ричард выучился множеству самых разнообразных ругательств и на талиг, и на кэналлийском — благо было у кого, научился спать вполглаза, привязывать руку «воспитанника» к своей самыми сложными узлами — и окончательно возненавидел детей. Впрочем, вряд ли в своем настоящем детстве Рокэ Алва был столь же несносен: обычным мальчишкам свойственно слушаться родителей, из любви к оным или же из боязни розог, а этого закатного твареныша не сдерживало ровным счетом ничего. Налить во фляжку кое-чего неудобосказуемого вместо вина, запрятать нужную карту накануне военного совета, подменить всем ночью сапоги да еще и распаровать их — с превеликим удовольствием и с полным осознанием, что творит. Орали потом пострадавшие, разумеется, не на «ляльку», а на «няньку». И вот к этому вот еще и обращаться «как положено»?! Да кошки с две, квальдэто цэра! — Росио! Ну ты же видел, твою кошачью мать, кто приехал! Кардиналу что, самому к тебе на дерево лезть?! — Отличная идея! У меня тут еще… ых… яблоки есть… — твареныш, как и следовало ожидать, полез выше — туда, где веса взрослого ветки точно не выдержали бы. Ричард отошел на несколько шагов, отряхиваясь от сыплющихся листьев и ошметков коры. — А кстати — хочешь знать, зачем кардинал пожаловал? Раз уж бакранское проклятье ничем не снимается, он подумывает объявить тебя твоим же бастардом и в виде исключения — законным наследником безвременно почившего герцога… Как думаешь, кого он в опекуны выберет? Мне-то ты уже вот где сидишь! — Соберано! Извольте пожаловать, Кончита кашку вам приготовила! — о, а вот и Хуан, от которого Алва теперь вынужден просто шарахаться, да и от всей кэналлийской прислуги тоже: те упорно видят в нем прелестное дитя, которое надлежит носить на руках, как бы оно ни отбивалось от удушения заботой и лаской. — Что, спуститься не можете? Погодите, сейчас помогу! Треск предательски подломившейся ветки, придушенное «Каррьяра!», листья хлещут по лицу… Не листья. Пыль и клочья сухой травы — ветер кружит их на горной тропе, швыряет в лицо всадникам. Рокэ отмахивается от залепившей глаза дряни и от ошметков муторного сна, оборачивается – едущий позади оруженосец и наяву отряхивает камзол точно так же, как привиделось мгновение назад. Еще чего не хватало – чтобы так врезались в память повадки этого, кошки его дери… Довольно оглядываться, никуда он не денется — ни днем из середины строя, ни ночью с бивуака. В одном лишь, пожалуй, прав внутренний голос, озвученный глупым мальчишкой — «что попало тащить в рот» тоже, пожалуй, довольно, приятным снам эти дикарские угощения явно не способствуют…